Унизить тебя (Abuse you) (гет)

В старом подвале пахнет гнилью, словно здесь умер не один человек. Стены, пол и потолок местами покрыты плесенью и мхом. Слабые лучи света пробиваются сюда из-под двери на вершине лестницы. Лидия уже давно привыкла к никудышному освещению и распознает предметы в полумраке. Вот разбросанные возле стены доски, их окровавленные наконечники ещё долго будут являться Мартин в кошмарах; как этот Дьявол протыкал себе ладони и всё смеялся, мол, он Иисус. А в противоположном углу цепи и наручники — для неё, для Лидии. Он любил заковывать её и насиловать, когда поведение её казалось недостойным. И бил. Лидия помнит всё, она живёт в этом. Сколько? Может, пару дней. Может, неделю. Может, месяц. Она сбилась со счёта. Дни проходят так медленно и ужасно, что проще представить, что всё это — один большой кошмар. Вот сейчас она проснётся, и всё будет хорошо… Но когда она просыпается — на самом деле просыпается — она по-прежнему видит вокруг себя покрытые мхом стены и вдыхает эту трупную вонь. Конечно, она здесь сейчас единственная. Но кто знает, держал ли он в этом подвале кого-то ещё? Раньше? Или это будет кто-то другой после её смерти?

Дверь со скрипом открывается, и он заходит. Каждая ступенька скрипит под его весом. Против света его лица совсем не видно, но Мартин знает и помнит наизусть всю боль его улыбки. И весь ужас его взгляда. В одной руке круглый поднос с едой, в другой — заострённый нож. Он знает, что Лидия не будет больше сбегать, но всё равно решил перестраховаться, хотя двери не закрыл. Глупый: у неё ещё не зажила та рана на бедре, когда Лидия по наивности решила вырваться из этого подвала.

— Доброе утро, Лидия.

Он садится напротив неё на холодный бетон, ставит поднос на пол и чуть пододвигает к ней.

— Что здесь? — полушёпотом спрашивает Лидия.

— Свежевыжатый сок, фруктовый салат и кукурузный хлеб. Всё, как ты любишь, — спокойно отвечает он.

— Раньше ты мне носил хлеб и воду, — фыркает она.

Он поднимается и, подойдя к ней вплотную, садится рядом. Ставит поднос на колени, берет ложку и тарелку в руки, зачёрпывает немного салата и подносит к её губам.

— Я знаю, как тебе нелегко. Но вчера ты была такой послушной, что я решил — ты заслужила вкусный завтрак.

— Просто потому что не кричала, когда ты меня насиловал? — злобно выдыхает она.

— Мартин, я знаю: ты не в состоянии поесть сама нормально. Так что пока я тебя кормлю, ешь. Пока я добрый…

Лидия приподнимает голову, чтобы не заплакать, и покорно ест. Он аккуратно и даже с неким трепетом кормит её свежими фруктами, даёт закусывать свежим хлебом и запивать восхитительным соком. Вытирает ей губы салфеткой, протирает вспотевший лоб и виски. Потом достаёт из заднего кармана расческу и осторожно разворачивает Лидию спиной к себе, позволяя ей облокотиться о его колени.

— Твоя мать сегодня опять приходила…

Лидия жмурится и кусает губы, лишь бы не дерзить и не рыдать.

— Достала меня уже жутко. Почему-то она уверена, что я должен знать, где ты. Надеюсь, она не следила за мной так же, как я за тобой.

Он смеётся над своей шуткой, а Лидия молится о том, чтобы матери хватило ума проследить за ним. И всё же её нервы не выдерживают.

— Возможно, если бы ты был хоть каплю умней…

Закончить фразу она не может: волосы резко тянут назад, и Мартин вскрикивает, закидывая руку ему на колено и неистово стуча от боли.

— Не надо мне дерзить, Лидия, — шепчет он на ухо. — Ты же не хочешь опять провести ночь голая и в цепях?

— Не хочу, — шипит она.

— Ну и молодец.

Он отпускает её, поднимается, убирает расческу обратно в карман и забирает поднос.

— Я сейчас вернусь, — бросает он уже на лестнице.

По её щекам катятся слезы.

— Зачем? — тихо произносит она.

— Пойдём гулять, — просто отвечает он и скрывается наверху.

Лидия пытается найти какой-то смысл хоть в одном из всех его действий за это утро и не находит. У него нет логики. То он избивает её и грозится убить, как распутную девку, то кормит с ложечки и расчесывает волосы, как маленькой дочурке. А сейчас — гулять? Зачем? Куда? Она едва может идти; рана иногда кровоточит, а этот ублюдок даже не думает вызвать врача. Только перекисью водорода рану обработал и вату приложил. На куски этой окровавленной ваты уже давно садятся мухи — вон она, осталась лежать возле досок. Отсюда, кстати, наверное, и запах гнили.

Лидия пытается подняться, но ноги её не слушаются. Приходится опираться на стену, а это довольно сложно: руки уже по локоть в какой-то слизи, и с потолка вот уже несколько часов что-то капает.

— Я помогу, милая, — срывается голос где-то сзади.

— Я тебе не «милая», — едва уловимо шепчет Лидия, когда её берут на руки.

Он несёт Мартин в дом, и её ненадолго ослепляет от этой яркости. Он ставит её на пол, и босые девичьи ноги сразу чувствуют что-то холодное и липкое.

— Тебе лучше этого не видеть… — нехотя говорит он.

Но её глаза уже привыкли к свету. Лидия поворачивает голову, и он сразу зажимает ей рот ладонью. Только писк срывается с её губ. Тело пробивает дрожь, а сердце бьется в груди немерено быстро. На полу лежит изуродованный, исколотый труп чернокожей женщины. Лидия помнила её: эта женщина работала вместе с шерифом Стилински, жила одна и потому часто оставалась на ночные дежурства. И сейчас она была в рабочем костюме, только костюм весь был в крови. Красные пятна впитались в деревянный пол. Так это была кровь? Капала всё это время в подвале? И, значит, Лидия тоже в этой крови.

— Пойдем, — настойчиво говорит он над ухом.

Он убирает руку от её рта и ведет по коридору.

— Зачем…

— Так было надо, — резко отвечает он.

Ноги подкашиваются, и голова начинает кружиться. Не то, чтобы Лидия станет жаловаться ему на что-то, но она против выхода на улицу. Хотя бы потому что она не сможет сбежать. Но с другой стороны, если она сейчас поведёт себя смиренно и правильно, то при следующей прогулке у неё будет шанс на спасение.

Зря она об этом подумала. Он развернул её спиной к себе, убрал волосы назад и закрепил на шее поводок.

— Я не убегу, — всхлипывает Лидия.

— Я знаю, — смеётся он за спиной. — Просто всегда хотел это сделать. Помнишь, когда в первый день в старшей школе я подошёл к тебе…

— Я же тогда пошутила…

Она уже готова разрыдаться.

— Ты сказала, что тебе не нужен тот, кого надо водить на поводке за собой, — безжалостно продолжает он. — А я в тот день решил, что мне такой человек как раз нужен. И не просто кто-то, а ты. Господи, подумать только, я поведу Лидию Мартин на поводке! Сильную, независимую…

— Зачем ты убил эту женщину?

Лидия разворачивается к нему лицом, и её сразу впечатывают в стену, грубо хватая за плечи.

— Не надо, — рычит он.

— Зачем? — она повышает голос.

— Ты не хочешь знать ответ.

— Хочу. Если ты убил её, потому что она что-то раскопала на тебя, то я хочу об этом знать, — в прежней манере говорит Лидия. — Потому что об этом додумается кто-нибудь ещё. Всех ты не перебьёшь, и меня спасут…

Он отвесил ей пощечину. Кожу как огнём обожгло. Она облизнула губы и, почувствовав солоноватый привкус на языке, сплюнула кровь на пол.

— Я убил её, потому что мне так захотелось, ясно тебе?! — закричал он. — У меня уже давно руки чешутся разделаться с кем-нибудь, а она попалась под руку. Пришла сюда попить чая и поговорить о моих родителях. Потом она меня выбесила, — он сдавил пальцы у Лидии на шее, — прямо как ты сейчас, и я сорвался. И знаешь, что было самым печальным в этой истории?

— Боюсь представить, — задыхаясь, пролепетала она.

Он отпустил её и как-то разочарованно вздохнул.

— Она не кричала. Совсем. Я, видимо, пырнул её так, что она умерла сразу…

— Тогда зачем так извращаться над трупом?

Он выглядел как никогда безумным.

— Я надеялся… Но она совершенно не кричала. Это меня очень расстроило.

— Ты чудовище…

Он рассмеялся.

— О, я знаю.

Лидия потёрла шею, поправила волосы. Пусть она почти сломлена, но всё же смогла сохранить в себе то прежнее «я».

— Я не могу идти на улицу в таком виде.

Он скорчил гримасу удивления.

— Мартин, так тебе и не придётся идти!

— В каком смысле?

Он снова подошёл к ней, заправил за ухо прядь рыжих волос и легко поцеловал в губы. Её чуть не вырвало.

— Ты поползёшь, — жёстко сказал он.

— Что?!

— Знаешь, я хотел завести котенка или щенка, — с сарказмом произнёс он, — но эти мелкие паршивцы не говорят по-английски. А ты говоришь. Так что ты лучше. На колени!

Он дёрнул за поводок с такой силой, что Лидия просто не устояла на ногах.

— Я не буду заменять тебе щенка! — крикнула она, за что сразу получила пинок в живот.

— Это и не замена. Ты лучше, я же сказал.

Лидия подняла голову, прикрыв от боли глаза.

— Когда-нибудь ты всё равно допустишь ошибку. И меня спасут. А тебя ждёт смертная казнь, и плевать, в какую страну придётся тебя для этого отвезти.

Он присел рядом на корточки, провёл рукой по мокрой щеке и посмотрел на Мартин с такой жалостью, что она мгновение поверила, будто он снова нормальный и милый парень. Но гримаса отвратительной жестокости вернулась на его лицо, и Лидия отползла назад, вжимаясь спиной в стену.

— Ты все эти годы относилась ко всем вокруг, как к ничтожеству. Никого не считала за человека. Никого вокруг. Но теперь, когда у тебя появились друзья, я отниму их у тебя. Ты будешь им не нужна: поверь, очень скоро они про тебя забудут. И Эллисон, и Джексон, и все прочие якобы важные люди в твоей жизни… Ты перестанешь быть кому-то нужной, кроме меня. И когда ты потеряешь всякую надежду на спасение, ты, наконец, меня полюбишь. Не правда ли, я хитро всё рассчитал?

Он улыбнулся и подался вперед, пропуская рыжие кудри сквозь пальцы. Лидия зажмурилась, ей было мерзко и тошно от этого сумасшедшего, но выбора у неё не было: пришлось ответить на поцелуй. Надо было отдать ему должное — он быстро учился и теперь неплохо целовался, но это всё равно было ужасно. Ужасно то, что это был не настоящий поцелуй, что она этого не хотела и что если бы она могла, то давно бы сбежала… Но Лидия не могла, уже не могла сбежать. Она в ошейнике, и поводок у него в руках. Она отощала, перестала понимать, какой сейчас день и что с ней происходит, запуталась в том, кто перед ней и кого она знала. Самая умная девушка школы сходила с ума из-за этого ненормального.

— Отпусти меня или убей, — прошептала Лидия, когда он оторвался от её губ.

— А третьего не дано? — грустно усмехнулся он.

— Я никогда не полюблю тебя, Стайлз!

Живой огонёк в его карих безумных глазах, показалось, потух.

— Я не отпущу тебя, Лидия. Больше никогда не отпущу, — он поцеловал её в лоб и крепко обнял. — Да ты не переживай, рано или поздно психами становятся все.

Стилински раздвинул коленом её ноги и, притянув девушку к себе, опустил руки на бедра, продвигаясь ближе к белью. Он оттянул её за волосы и припал губами к шее, попутно расстегивая грязное платье. Маленькая его девочка, наверняка, она соскучилась по умелым ласкам своего любимого. Она любит его, не иначе. А сейчас просто врёт. Ляпнула сдуру, не подумав. Любит-любит-любит. Ох, его, только его очаровательная недотрога.

— Стайлз… Не надо…

— Снимай свои модные тряпки, девочка, я тебя хочу.