Кривыми дорожками (джен)

Небо незаметно стало тёмным, лишь у горизонта осталась кроваво-красная полоса света, словно солнце, садясь, поранилось о частокол далёкого леса и торчащую над ним почерневшей обглоданной костью старую мачту радиорелейной связи.

Михей, колдовавший над стоящим на закопчённой треноге трёхвёдерным казаном, под которым тлели алым угли и пыхали уже редкие языки пламени, включил налобный фонарик — в казане стало плохо видно, как банальные продукты превращаются в блюдо изысканного вкуса.

Вокруг, кто на чём, а кто просто на земле, подложив под пятую точку специальную сидушку, что на местном сленге называется «пендаль», расположились отдыхающие сталкеры. Они лениво переговаривались, вспоминая разные случаи из своей жизни, а Томсон тихонечко тренькал по струнам гитары.

— Михей, когда уже готово будет? Всю душу уже вынул, жрать охота!

— Подождёшь, не окочуришься, ещё минут двадцать под крышкой на углях постоять должно. Это тебе не консерва просроченная, или колбасу хавать! Тут искусство…

— Михей, да ему хоть консервы, хоть опилки дай — всё равно, что жрать, у него желудок как у плоти, гы-гы-гы.

— Ой, а сам-то, гороховые брикеты из сухпаев лупит всухую и ещё нахваливает, знаток высокой кухни!

— Дегустрибус нон ест диспутандум!

— Это ты куда меня послал?

— Эх, темнота…

У околицы вспыхнул и погас фонарик дежурного, послышался негромкий разговор. Перекинувшись фразами, путник, подсвечивая под ноги неярким лучиком фонарика, двинулся к костру.

— Смотри-ка, кого-то принесло на ночь глядя. Интересненнько.

— Ага, как всегда — как Михей наварит вкусняшки, так и прут гости со всей Зоны!

— Не жадничай, Букса, тебе хватит, можешь казан облизать, когда мыть будешь…

— Я? Мыть? У меня специально обученный человек есть, э… как его теперь-то называть? А, ладно, ну ты понял, кто.

— Поздорову, хлопцы! — к костру подошёл припозднившийся гость, откидывая капюшон с головы и протягивая руки к огню.

— О, кто пришёл! Монах, давно тебя не видел! Где был? Давай, рассказывай. Ты как раз вовремя, к столу.

— Я с собой и гостинчик принёс, держи, народ, — и Монах вытащил из рюкзака четыре пол-литровых бутылки водки с серо-фиолетовой этикеткой очень популярной в Зоне марки.

— О, приправа к ужину! Молодец, Монах! — оживились у костра. — А давайте-ка накатим по маленькой, пока у Михея под крышкой доходит, для аппетита?

Возражений не последовало, и одна бутылка была быстро и ловко разлита по маленьким стальным стаканчикам, как по мановению волшебной палочки вдруг появившихся в руках сталкеров.

— Эх, хороша, чертовка… Ну, Монах, рассказывай, что видел, где был?

— Да что, ребята, рассказывать… Ничего особенно интересного не видел. На Свалке бой был с бандитами, говорят, чувак ваш с Кордона, с татуировкой на левой руке, сильно помог. Покрошили бандосов в труху, очень сильно.

— А, это тот, которого Сидорыч выходил. Да мы про него и не знаем ничего, у него память отшибло. Он и в АТП помог не кисло, ловко с пистолетом управляется, это да.

— А вот слышал, вы тут шлёпнули кого-то, типа расстрел устроили?

— Хе, ну да. Мы тут новичка лечили от излишнего страха. В общем, тема такая. Ты Юрку Лекаря помнишь? Сейчас он вроде бы в «Долге» эскулап.

— Помню, такой худенький мужичок.

— Ага, ну да, он. Короче, он, когда тут у нас был, всё травами интересовался, особенно мутировавшими. Ну и нашёл одну интересную. Если её в папироску набить, с табачком, то эффект следующий — сознание раздваивается, и человек на вроде зомби становится — что ему скажешь, всё на веру принимает и буквально так. Мы эту травку иногда используем для снятия… как его… посттравматического синдрома. Короче, накуриваешь пациента, а потом говоришь: расстреливаю страх твой, бла-бла-бла, и стреляешь холостым или мимо, конечно. Ну, после чего отпускает и, как правило, страх проходит. А тут у нас новенький, молодой пацан ещё, сколько ему?

— Двадцать шесть, вроде.

— Во, молодой ещё. Ну, короче, пошёл Букса с ним на плоть, а тут слепыши выскочили. Ну, этот и зассал чего-то. Псы на него, он с перепугу — бабах из обреза, и Буксе в руку, хорошо, что не сильно прилетело. Короче, потом дёру дал, а Буксу чуть не разорвали, если бы не колодец коллекторный в траве. Да, Букса?

— Точно! Вот, нога, видишь, вся в бинтах — это я там приложился о штырь какой-то.

— Букса-молоток, двух слепышей в колодце завалил, хорошо, что нашли его потом, весь в крови собачьей. Короче, решили мы в наказание парнишку попугать, а заодно и подлечить, хе-хе-хе. Ну, дали покурить и «шлёпнули». Волк, как положено, торжественную речь сказал, установку дал: расстреливается трус Новичок за предательство товарища и наставника. Но, то ли трава забористая попалась, то ли доза большая, но он как вырубился после залпа, так и до сих пор в отключке валяется, такие дела. Уже как неделя будет.

— А Михей так вообще говорит ему — «копай яму, для себя стараешься», садист! — заржал Томсон.

— Блин, да я вообще без задней мысли, просто думал, что зря сидит, делом бы занялся, ага. О, мужики! А ну-ка в очередь, давайте котелки — готово! — Михей скинул крышку с казана, помешал там шумовкой и втянул пар: — М-м-м… Божественно!

* * *

Во рту и в носоглотке был странный, кислый и очень противный привкус отработанного машинного масла. Андрей никогда не пробовал отработку, но сейчас был уверен — именно такая она на вкус и есть.

Место, где он оказался, было очень странным и даже страшным. Под ногами — металлический пол из просечного стального листа, в просечки видны двутавровые балки и множество труб, идущих под полом и изгибающихся под разными углами. Некоторые трубы оканчивались штуками, напоминающими газовые горелки, а некоторые — патрубками, как на бензиновых паяльных лампах. Их были сотни… нет, тысячи. Клубок труб, торчащие горелки, никакой логики в этом не было. Но всё, буквально всё — трубы, балки, листы — было покрыто толстым слоем жирной копоти. Андрей чувствовал, что это не простая копоть, и лучше её не трогать руками. Он поднял голову — на высоте около четырёх метров была такая же картина — балки, трубы, горелки, решётка пола, только вид снизу. Там и сям из некоторых горелок вырывалось коптящее оранжево-красное пламя, оно и давало свет. «Ага, такой же уровень, — подумал Андрей, — а внизу… то же самое».

Он прошёл несколько шагов и подошёл к редким перилам, грубо и небрежно сваренным из тех же самых труб. За перилами зияла бездна. Этажи, подобные тому, на котором стоял Андрей, уходили всё ниже и ниже, насколько различал глаз в чадящем оранжево-чёрном полумраке, и терялись в полной темноте. Вонь стояла невыносимая, копоть горелок и жжёной резины, иногда потягивало характерным запахом, и Андрей знал, на что он похож.

* * *

Ему было двенадцать лет, лето, каникулы. Он и его дружок Женя Стрелков шатались по городку, наслаждаясь свободой и маясь от безделья. Свернули в переулок — вот она, удача! Рядом с «трёхэтажкой», которую, как говорили старики, строили ещё пленные немцы, стояла чёрная, вся в подтёках и саже битумоварка. Крышки не было, и килограмм так двести битума черным блестящим озером жарко дышало в июньское небо. Шумело пламя под котлом, из трубы валил чёрный дымок сгоревшей соляры. Судя по висевшему на верёвке вдоль стены дома измазанному смолой ведру и брошенному черпаку, мужики, что ремонтировали крышу, ушли на обед.

— Андрюха, зыбри, какая штука, — сказал Женя, заглянув в котёл. — Горячая, небось, хуже кипятка!

— Да какой кипяток, это же вар, он в пять раз горячее! Сунь руку, узнаешь, ха-ха!

— Сам сунь. А давай кошку искупаем?

— Ха, давай! — предложение показалось весёлым.

Дело оставалось за малым — поймать кошку. Это не было проблемой, в маленьком Медногорске полно диких, подвальных кошек, да и домашние кошки, живущие на первых этажах, спокойно прыгали из открытых окон квартир и гуляли вокруг домов.

— Кис-кис-кис! — доверчивая киска, в серую и коричневую полоску, подбежала за угощением и вдруг оказалась в цепких мальчишечьих руках. Она недоуменно крутила головой, уши её встали торчком, видно, кошка была домашней и ручной, не сильно испугалась.

— Попалась, падаль! Сейчас ты узнаешь, как… Как, короче, тут бегать!

— Слышь, Жека… может не надо, а?

— Чё, зассал, что ли?

— Да нет, только…

Тут кошка начала вырываться, выпустила когти, извернувшись, попыталась цапнуть Женю за руку и резко саданула когтистой лапой по кисти, оставив две довольно глубокие борозды, сразу засочившиеся кровью.

— Ах ты, зараза! Получай! — и кошка полетела в котёл.

Раздался такой ужасный вопль, что даже не верилось, что так может кричать такой маленький комочек меха.

Ребята от неожиданности перетрусили и бросились бежать по улице, остановились только за два квартала. Отдышались.

— Слыхал, да? Во как заорала. Я чуть с перепугу не… Блин. Хоть бы нас никто не видел.

— Жека, знаешь что…

— Что?

— Скотина ты, Жека, падаль и мразь.

— Чего? Повтори!

— Сволочь ты. Не друг ты мне больше, всё.

— Да пошёл ты, бабушкин сынок! Вали, не больно-то ты мне нужен!

Андрей хотел двинуть Жене по роже, да что-то его удержало. Нет, не боязнь драки, а что-то подсказало ему, что он сейчас совершает взрослый поступок. Ударить в лицо — это обесценит его.

Он просто молча повернулся и пошёл обратно по улице, по которой только что бежал.

— Не вздумай наябедничать, понял? Урою! — Крикнул в спину недавний друг. Недалеко от дома, где стояла, чёртова битумоварка его окликнула пожилая женщина:

— Мальчик, вы тут кошку не видели, Маруську? Серенькая такая, в коричневую полосочку?

— Нет. Не видел. Извините, я тороплюсь.

— Ах, жаль! Она у нас глупенькая такая, доверчивая. Как бы под машину не попала…

Когда проходил мимо котла, оттуда и тянуло этим запахом — запахом горелого мяса.

С Женей он потом не встречался ни разу. А через две недели он узнал, что его бывший друг погиб: когда он мылся в ванной, туда упала электроплитка. Для чего и зачем она там находилась, Андрей не понял, но так сказали взрослые. Через неделю после похорон он пришёл один на кладбище, нашёл временный памятник с фотографией Жеки, заваленный венками из пластмассовых цветов. Постоял, посмотрел, но никаких эмоций не испытал. Словно Жека был чужой для него человек. Никогда он больше о нем не вспоминал, а вот кошка несколько раз снилась.

Снилось, как она бежит впереди, потом останавливается и оглядывается, а когда он хочет подойти к ней и взять на руки, погладить, то быстро убегает. Обычно после этих снов происходили в его жизни крутые повороты.

* * *

Внизу гулко ухнуло и зашипело. Андрей свесил голову через перила и отшатнулся. Там, волной, этаж за этажом, поднималось багровое пламя, охватывая всю металлическую конструкцию. Шипение издавали горелки, разом начинавшие длинно плеваться пламенем. Эта волна адского огня и жара поднималась, поглощая уровень за уровнем. Он бросился бежать, но вскоре упёрся в закопчённую стену. Повернул налево, пробежал пятнадцать шагов, гремя подошвами по металлу, увидел лестницу, ведущую на следующий уровень, и бросился к ней.

В неверном свете горелок закопчённые конструкции были видны плохо, а лестницы на каждом этаже находились в разных местах, и их поиск занимал время.

Андрей уже стал задыхаться от бега, жар увеличивался, и снизу стало заметно светлее. Пламя приближалось быстрее, чем Андрей убегал от него. На секунду он бросился к перилам и глянул наверх. Множество этажей уходило в высоту, теряясь в багровом тумане. Дышать становилось всё труднее.

Поднявшись на очередную лестницу, Андрей с размаху наступил на затрещавший под его ногами обугленный человеческий скелет. Череп лежал чуть поодаль, скаля зубы в неслышном хохоте. Андрей от неожиданности чуть не оступился и не скатился вниз. Но, пнув человечий остов и разметав кости, продолжил бег. Пот заливал глаза.

Сколько ещё это продолжалось, он не мог сказать. Час? Полчаса? Время не имело значения. Только лестница, ступени, вверх, вверх, бегом к следующей лестнице. Адское пламя бушевало уже совсем рядом, и он не понимал, почему ещё жив, жар должен бы его уже испепелить. Горячий воздух сильно обжигал лёгкие, а кожу пекло, особенно уши. Андрей понял, что скоро ему конец, он зажарится на этих решётках, как забытая в гриле сосиска. И ляжет здесь жирной сажей. Захотелось остановить безумный бег, бессмысленное сопротивление. Но он вдруг вспомнил, как бежал Букса от собак, как он отстреливался, целясь наверняка и зная, что ещё немного и его сомнут и разорвут слюнявые клыки.

«Сталкер не сдаётся просто так… Ты же сталкер, Новичок? — вдруг прозвучал голос в его голове. Голос Буксы? А может быть, Волка? Неважно, —Беги, беги, сколько будет сил, а потом ещё беги!»

И Андрей бежал. Точнее, ему казалось, что он бежит, на самом деле он уже еле-еле передвигал уставшие ноги, мышцы которых уже не ныли, они как будто разрывались от боли. Его согнул кашель, он уже кашлял без остановки, с надрывом, отхаркивая какую-то грязно-жёлтую мутную мерзость из нутра организма.

Вдруг очередная лестница привела в совсем другое помещение. Оно было круглым, словно арена цирка, стены куполом уходили вверх, а в центре купола, в круглом большом отверстии, куда бы мог протиснуться и грузовик, вращался огромный вентилятор, издавая ржавый скрежет, нагнетая воздух вниз. «Ага, вот поэтому я и не зажарился пока ещё», — подумал Андрей. Он быстро осмотрелся более внимательно. В стене купола были сделаны проёмы, низкие, можно идти слегка пригнувшись. Они располагались равномерно, как цифры на часовом циферблате. Сколько их было? Андрей не считал, но не меньше десяти-двенадцати. Он бросился в один из проходов. Двадцать шагов, почти тьма, не видно ничего. Стоп. Тупик.

Когда Андрей выскочил под купол, ему показалось, что вентилятор стал вращаться медленнее. Он нырнул в следующий проём. То же самое, тупик. Потом ещё один. Пламя снизу приближалось. А вентилятор, после того, как он выходил из очередного тупика, вращался всё медленнее. И после пятого прохода лопасти остановились совсем. Снизу, через решётки пола сразу дохнуло таким жаром, что Андрей понял — вот он, конец. Ноги его подкосились, и он упал на колени, готовясь принять свою судьбу. Вдруг глаза его различили на полу едва заметные, чёрные, блестящие, на чёрном бархатисто-матовом металле капли смолы. Битума.

Цепочка капель, плавно изгибаясь, вела в один из проходов. Что-то эти капли напоминали… Кошачьи следы! Да, словно кошка прошла, оставляя за собой эти пятнышки…

Андрей как был, на карачках, обжигая до волдырей ладони, мажась в битуме, саже, рванул по этому следу. Проход. Коридор, такой же, как и все другие до этого. Сейчас тупик. Но… Нет! Тут дверь! Овальная, как на кораблях, с штурвалом посередине. Андрей схватил за колесо и, собрав последние силы, повернул по часовой стрелке. Щёлкнули засовы, дверь распахнулась, и его ослепил яркий солнечный свет. Он переполз высокий порог, вдохнул свежий, волшебно-сладкий воздух и упал без сил. Дверь за ним стала медленно закрываться, и когда щели осталось только просунуть ладонь, в коридор ударило пламя. Один оранжевый язык вырвался из щели и попытался лизнуть этот яркий, чистый мир. Но дверь захлопнулась, и язык пламени отрубило, остался только тёмный чад, медленно поднявшийся вверх и там растворившийся. Андрей закрыл глаза и провалился в небытие.

* * *

Очнулся он в незнакомом месте, но с чувством полной безопасности. Он лежал, и лежал без одежды, но укрытый чем-то колючим. Андрей обвёл глазами место, в котором оказался: сводчатый бетонный потолок, помещение сильно вытянутое — метров восемь в длину и примерно три — в ширину. К потрескавшемуся потолку была прикреплена пара светодиодных панелей, дававших достаточно света, чтобы возможно было читать. Вдоль стен стояли ржавые панцирные кровати, такие же, как та, на которой лежал и Андрей. На некоторых спали мужики, прямо в одежде, накидав на сетку вместо матраса джутовые картофельные мешки, видимо сохранившиеся тут ещё с давних времён. На ржавой дужке кровати Андрея на брезентовом ремне висел его обрез. Почему-то весь в грязи. Рядом с кроватью, сидя, дремал человек, накинув капюшон на лицо, чтобы свет ламп не мешал спать.

— Где я? — с трудом разлепив склеившиеся от долгого молчания губы, прошептал Андрей. Человек откинул капюшон, всмотрелся в лицо Андрея, а потом откинулся назад и хорошенько, с хрустом потянулся.

— Очнулся? Да? Долго же ты валялся! Ну, молоток. Ты сейчас в колхозном бомбоубежище, — Михей, а это был именно он, сидел на крепкой, облупившейся коричневой табуретке возле кровати. — Не знаю, какого хрена они его построили, думаю, ещё при Андропове — тогда войны вроде бы ждали, но председателю колхоза надо сказать спасибо. Выброс тут пережидать одно удовольствие. Ну ладно, вот, бульончику горячего, солёненького попей, парень, — он вложил Андрею в руку кружку-термос, закрытую чёрной крышкой с прорезью для пития, — и спи. Выброс кончится, мужики территорию прокинут, и тогда уж наверх, к солнышку.

— Михей… Что со мной случилось?

— А ты что, не помнишь ничего? Да?

— Помню с Буксой на охоту пошли, к плоти подбирались… Дальше как отрезало.

— Хм… Вот как… Ну, ладно, завтра расскажу, не парься. Спи, хватит болтать. Мужиков разбудишь.

Крепкий бульон приятной сытостью грел желудок, глаза действительно слипались. Андрей натянул до самого подбородка три солдатских одеяла из верблюжьей шерсти и провалился в сон. Теперь уже самый обычный.

* * *

Утро было прохладным, но приятно свежим, как всегда после выброса. Мужики разбрелись по деревне, кидая болты в разные стороны в поисках появившихся аномалий. Счастливые обладатели детекторов важно прохаживались по улочкам, крутя приборы в руках. Кажется, всё было чисто, и новых аномалий не возникло. Михей и Волк сидели у костра. Михей чистил картошку, а Волк ворошил угли стальным прутом и подбрасывал полешки в очаг.

— Знаешь, чего я боюсь, Волк? — сказал Михей, кидая очередной клубень в овальный, блестящий нержавейкой котелок.

— Чего?

— А вот как-нибудь мы вылезем после Выброса, а тут вместо костра — «жарка», и снорки всю посуду растащили.

— А что тебе «жарка», это даже хорошо — и дрова не нужно таскать, плюнул — и готовь.

— Ага, сам готовь на четырёх тысячах градусов… Кстати, пацан-то очнулся. Я даже с ним парой слов перекинулся. Говорит, что не помнит ничего, только как на охоту пошёл с Буксой.

— Не помнит? Ну, это понятно почему. Мы когда «расстреляли» его трусливую часть личности, видимо, и память тоже прихватило. Это, кстати, хорошо. Ты скажи мужикам и сам запомни — теперь к нему не надо обращаться старым позывным «Новичок». Чтоб не бередить зря. Ты же знаешь, какая это неустойчивая штука, с травой-то.

— Ага, была бы устойчивая, так можно было бы людей кодировать, как Урфин Джюс солдат лепил.

— Ну, это и славно, что нельзя, тут зомбей и без нашей травки хватает, каких хочешь. И после мозговыжигателя, и вообще из могил, так сказать — классических.

— Ладно, а как его теперь называть-то? А?

— Я не знаю. Как говорится, пусть Зона даст ему имя.

* * *

На следующий день Андрей почувствовал себя вполне сносно, чтобы поискать Акима и получить от него наставления по скорейшему восстановлению сил. Как оказалось, на кровати он провалялся целую неделю. Андрей уже оставил попытки выяснить, чем же его приложило, что он так надолго отключился. Расспросы ни к чему не приводили, мужики бормотали невразумительную чушь, хлопали по плечу, ржали как кони и заканчивали неизменным: «Да не парься ты, всё нормально!» Он нашёл Акима на вытоптанной до земли площадке, где они обычно тренировались. Тот критично осмотрел его, заставил попрыгать и несколько раз отжаться.

— Странно. Всего неделю провалялся, а такая деградация. А может, так и должно быть. Ладно, вот тебе комплекс разминочных упражнений, как начнёшь уверенно выполнять, так и продолжим занятия по эр-бэ.

Комплекс показался до банальности простым. Нужно пятнадцать раз подпрыгнуть из положения «сидя», потом тут же пятнадцать раз отжаться с невысокого, по колено, упора. После этого минута отдыха и всё сначала, только уже на один подход меньше — по четырнадцать раз и так далее. Пока не дойдёт до одного.

Андрей попробовал. Это оказалось не так легко, как он думал. Дошёл только до семи — а уже задохнулся, и в коленях появилась слабость.

— Ладно, пока хватит, — сказал Аким, — завтра покажу ещё одну штуку, «планка» называется. Добавишь в тренировку. Всё вместе тебя быстро в форму приведёт.

— Спасибо, Аким!

— Да не за что. Давай, восстанавливался, а то мне макивары не хватает, ха-ха.

— Извини, а скажи, пожалуйста, Аким…

— Говори?

— Я неделю лежал. Организм-то работал. Выделял всякое, понимаешь?

— Ну? К чему ты?

— Кто за мной убирал? — Андрей смущённо отвёл глаза и почесал под носом.

— А, вот ты о чём. Букса за тобой ухаживал.

— Букса? Ого!

— А что ты удивляешься, он только с виду суровый, а так — мужик нормальный, добряк.

В это время из-за дома на поляну вышел Букса. Нарочито недовольно, с ног до головы оглядел Андрея, упёр руки в бока и, растягивая слова, сказал: — Тэээкс, тээкс. Значит, физкультуркой занимаемся…

— Ага.

— А заниматься по аномалиям, по монстре, дядя будет?

— Букса, я готов, с тобой хоть куда, герр профессор!

— М-дэ? Ну, иди, снаряжайся, студент, — Букса развернулся, сделал пару шагов и добавил: — Жду тебя у Михея, даю пятнадцать минут. Всё.

— Букса!

— Ну, чего ещё?

— Спасибо тебе Букса, что за мной ходил.

— Отвали.

Через пятнадцать минут, когда Андрей поднимался по ступеням, по дороге застёгивая одолженный у Томсона «разгруз», в кармашки которого он распихал патроны от обреза, два «Сникерса», сухари, индивидуальный перевязочный пакет, пару пол-литровых полиэтиленовых бутылок с водой, сверху раздался рёв Буксы: — Студент! Ты что там, умер?!

Андрей припустил бегом. А вот у костра Волк переглянулся с Михеем:

— Я же говорил, что Зона сама имя даст, гы-гы. Студент, так Студент!

* * *

— А почему после Выброса аномалии невидимые становятся? — спросил Андрей Лешего. Тот посмотрел на него, как бы говоря: «С чего ты взял?», но всё же ответил:— Не невидимые. Все аномалии, что на месте остались, старые, все видны. Пятна горелые, где «жарка». Или трава кручёная, там где «карусель», или шар струящийся, где «мясорубка». А вот если аномалия перекочевала на другое место или вновь сформировалась, то есть «нулячка», то другое дело. Пока она хоть раз не сработает, то её не заметишь. Но болтом можно проверить, или детектором хорошим.

— А как же гравитационные? Там же тяжесть такая, что траву должно не то, что пригнуть, а вообще вдавить! — Андрей, пока спрашивал, всё подкидывал в «трамплин» камешки, беря их по одному из горсти в левой руке. «Трамплин» каждый раз раздраженно фыркал, и очередной камешек разлетался на облачко песчинок и пыли.

Леший посмотрел на Студента — тот уже как полчаса обхаживал «трамплин», бросая туда всякий мусор. Камни, пучки травы, деревянные палки, и даже не пожалел патрон от обреза. Студент азартно швырял то с подкруткой, то по дуге, и так, чтоб упало в аномалию сверху. «Мда… — Леший мысленно улыбнулся, вспомнив, как когда-то и он, ещё неопытный новичок так же экспериментировал с первой своей аномалией — похоже, молодой ещё не скоро наиграется. Одно слово — студент». Но эта забава захватила даже Лешего. «Хорошо, что мужики не видят, как Леший резвится» — хмыкнул он. Ветеран набрал в рот воды из фляги и ловко метнул струю воды в самый центр вихревого облачка аномалии. Полюбовался произведенным эффектом, взрывной фонтан в солнечном свете дал радугу.

— Ух ты, красотища! А про гравитационные аномалии... Я так думаю — травинки и всякие былинки, всё, что было до аномалии, всё остаётся на месте, в поле аномалии. А как из вне что-нибудь попадает в это поле, так аномалия и срабатывает, и след от неё появляется. Вот у «трамплина», видишь — на земле слегка пыльное облачко кружится, и всякая мелочь как будто маленьким вихрем крутит? Ну, про траву мятую я вообще молчу.

— Ага, вижу. У каждой аномалии есть признаки?

— У многих, но не у всех. Например, нет у радиационных и рентгеновских, Или бывают косвенные признаки — тропа животных например, огибает какое-либо место без причины, трава жёлтая или другого цвета, пятнами, или труп валяется, в конце концов.

— Труп-то лежит, может просто подстрелил его кто.

— Возможно и застрелили, но я прежде чем к нему подойти в детектор всяко посмотрю. Зона не терпит суеты. Но и тормозов тоже не терпит. Понятно?

— Понятно. Что ещё сегодня покажешь?

— У нас, на Кордоне, аномалий мало. «Трамплин» есть, пара-тройка «воронок» есть, «мясорубка» на старом току. Но её не интересно смотреть, она почти целиком в кирпичном строении, только бок торчит. На обратном пути завернем, покажу всё же. А вот завтра сходим к «электре».

— А если туда, за дорогу сходить? — Андрею понравилось изучать аномалии, тем более, что Леший, в отличии от Буксы, не имел привычки лупить под дых, а наоборот, спокойно и обстоятельно старался всё рассказать.

— Это ты про насыпь железнодорожную?

— Конечно! С пустоши её видно. Там еще вроде бы мост виднеется.

— Что, Букса ничего не рассказывал про неё? Вот паразит. Дорогу сверху не пересечь. Там радиационная аномалия, прямо по всей насыпи, так «считает», что кожа слезет за пару минут. Пройти можно только в тяжелом костюме. Да и то, я бы не очень рассчитывал без водки обойтись. Можно под мостом ещё, но там блок-пост военных. Эти вообще отмороженные, уже просто грабят. Поняли, что из Зоны им дороги нет, но ещё ни в Долг, ни в сталкеры или еще куда-нибудь не подались. Платить придётся за проход, а могут вообще пристрелить. Просто ради забавы.

— Блин, вот как… — Андрей, наконец, встал и отряхнул руки, камешки кончились — А как же вы в Зону-то ходите? Всё время башляете военным?

— Под насыпью есть ещё туннельчик небольшой. Только там «электра» сидит. Пройти можно, только если в ритм с её вспышками попадёшь. Вот завтра и пойдем, посмотришь на неё как следует, изучишь, как говориться, ритмический рисунок. Сроку тебе будет — три дня на подготовку. Если пройдешь туннель, возьмем тебя с собой в «Сто рентген».

— Ух ты! Здорово! Наконец-то посмотрю Зону!

Леший хмыкнул:

— Зону? Ну, ты даёшь! Это только предбанничек Зоны. Но там уже всё серьезно. И, кстати, «электра» ­— аномалия смертельная. Одна ошибка, и ты — куча чёрных костей. Не страшно?

— Нет. Вы же ходите, я тоже смогу.

— Ну, вот и добро.

* * *

На Студента электра произвела впечатление, это было видно сразу. В тёмной трубе под насыпью голубые звезды аномалии, вспыхивавшие то тут, то там, выглядели очень зловеще. Леший присел на склон насыпи, предварительно проверив его «гейгером», положил руки на автомат и принялся лениво оглядывать окружающую местность. Слепых псов или кабанов тут никто не отменял. Сначала Студент метнул в туннель палку. Там ярко вспыхнуло, грохнуло так, что на несколько минут заложило уши, всё пространство бетонной трубы покрылось сеткой ярко-голубых змеящихся разрядов. Как только всё погасло, вспышки стали следовать одна за другой, как ни в чем не бывало. Повторять эксперимент не хотелось, Андрея немного контузило мощным грохотом разряда.

— Ничего себе, силища! — только и сказал он, помотав головой и подёргав пальцем в ухе. Леший тоже покрутил пальцем, но у виска, выразительно глядя на Студента. Молодой сталкер достал из бокового кармана штанов блокнот и карандаш и принялся лазить у входа в тоннель, иногда целясь карандашом куда то в глубину, засекая на нём пальцем руки и записывая что-то в блокнотик. Еще не меньше сорока минут он потратил, отбивая такты на вспышки «электры» и приговаривая: «Раз-два-три-левая, раз-два-правая-два, раз-два-три-левая-два…» и тому подобную околесицу. Исписал почти половину блокнота. На обратной дороге Студент молчал. После обеда он помог Михею убрать на кухне и сразу отправился на площадку Акима. Там, вытащив из кармана замусоленный блокнот, весь исчерканный схемами и какими-то только ему понятными символами, принялся расчерчивать что-то на земле, втыкать палки и укладывать камни.

Вскоре появился и Аким.

— Студент, ты что тут строишь? Сад камней, что ли?

— Аким, я с Лешим к туннелю сегодня ходил. Через два дня они идут на базу Долга, меня с собой берут. Мне надо будет туннель пройти.

— А, это ты схему прохода с «электрами» изображаешь? Хитро, молодец. Уверен, что она подобна настоящей?

— Я два часа там лазил, вымерял. У меня по геометрии в школе пятерка была, да и рисую я неплохо, чувство перспективы есть. Должно всё соответствовать. Теперь осталось только песенку-считалочку придумать, и прыгать под неё. Всё просто.

— Ну, считалочку про эту «электру» уже давно придумали. Не ты первый такой умный. А вот до макета в натуральную величину что-то не додумался никто. А вот тут, кстати, — Аким указал место, — тут камень лежит, а здесь труба.

— Ага, точно.

— Надо бы добавить. Вместо камня ящик возьмем, а трубу бревно заменит.

Через двадцать минут полигон был готов. На первые занятия собрались несколько зрителей.

Студент занял первую позицию. Вася Зубок, который, как оказалось, очень неплохо владел гитарой, с инструментом на ремне встал посередине «туннеля». Его долго уговаривать не пришлось, когда он узнал, что Студент просит его «отбить» рисунок вспышек аномалии. А этот рисунок Вася знал очень хорошо, хаживал туннелем не один раз.

— Готов? Ну, начали! — и ударил по струнам, взяв аккорд.

Студент прыгнул в нарисованный на земле квадратик, для верности обложенный мелкими камешками.

Шарится здесь кто,

А вот помацаем.

Прошептал он строчку считалочки и прыгнул вперед.

Об собак об слепых,

Прыжок влево.

Комбез покоцаем.

Прыжок на предыдущую позицию. Тут только что должна была погаснуть дуга аномалии.

На ремне соловьем -

Прыжок наискосок.

Сигналы счетчика.

Вперед, на «камень». Ящик протестующе заскрипел. «Надо бы песка в него насыпать, а то развалится», — подумал Студент.

На траве неживой

Два шага вправо.

Останки лётчика,

Прыжок вперед.

да вертолет-чика!

Еще раз вперед. Всё.

— Поздравляю! Студент, ты — шашлык! — сказал Леший, а Зубок сыграл несколько аккордов похоронного марша.

— Где ошибка? — Студент не расстроился, так как и не ожидал, что выйдет с первого раза.

— «На ремне соловьем» — стоишь. «Сигналы» — шаг вправо, на полметра. А то прошьёт дугой. «Счетчика» — возвращаешься на место. Понял?

— Ага.

— Так, и еще косяки есть, кто заметил? — Леший повернулся к зрителям. Они разом заговорили. — Да не все сразу, ё-маё. По очереди…

«Разбор полёта» продолжался до тех пор, пока не наступили сумерки и не раздался звон черпака об кастрюлю. Михей звал на ужин.

— Ну, на сегодня хватит, хлопнув по плечу Студента, сказал Леший.

Полигон был изрядно вытоптан, так как прыгали на нём все присутствующие, показывая, как надо. Причем выяснилось, что некоторых бы аномалия убила, если верить схемам Студента.

«Ничего, у меня впереди еще два дня» — подумал он и, подхватив брезентовый вещмешок, пошел позади всех.

* * *

Вышли к дыре под насыпью как раз к рассвету, небо стало свинцово-серым, и стали видны низко летящие клочья облаков. Их было четверо. Студент, Букса, Леший и Зубок. Букса зачем-то тащил два автомата. Свой «ака-семьдесят четыре» и ещё один «окурок», АКМСУ. Дул холодный ветер, неся водяную пыль, неприятной плёнкой ложившуюся на лицо. Мужики немного постояли перед входом, где по написанной Зоной программе вспыхивали и змеились щупальца и дуги «электры». Оттуда пахло озоном и раздавалось стрекотание разрядов, как если бы там сидели несколько гигантских насекомых.

— Правильно, что рано пришли. В сумерках разряды лучше видать, — сказал Вася Зубок. Покурили. Втоптали огоньки окурков в песок перед входом. Первым нырнул Леший. Пятно света от его налобного фонарика заметалось по полу и стенам. Студент смотрел во все глаза. Как он выяснил за эти два дня, схем прохождения было несколько, и так сложилось, что Студент пользовался схемой Лешего. Тот легко, как показалось Андрею, даже играючи прошел туннель, и его фигура, мелькнув секунду на фоне светлеющего круга выхода, метнулась вправо. Занял позицию, прикрывая выход.

Следом прошел Зубок, он двигался совсем не так, как Леший, его система была более рисковой, но как объяснил Зубок, переучиваться поздно. Можно и старое забыть и новое не выучить. Наступила очередь Буксы.

— Слышь, Студент! — сказал он, повернувшись к Андрею. — Сюрприз тебе. Парни скинулись и купили для тебя у Сидорыча вот этот «окурок», — Букса потряс автоматом с коротким стволом. — Да подожди ты. Сотку патронов и четыре магазина даём в долг, потом отдашь.

— Ух, спасибо, мужики! — Студент заулыбался, иметь свой автомат — была его мечта.

— Да, машинка не новая, но вполне рабочая, я проверял. Ты погоди скалиться и ручки тянуть. Я этот автомат на том конце положу. Выйдешь живым — твой будет. Пятерка за экзамен, Студент. Сдохнешь в туннеле — продадим железку в баре. Вот так.

— Букса! — Андрей принялся делать разминочные движения руками и приседать.

— Чего тебе?

— Автомат мой не клади в грязь и на мокрое. Лады?

— Ясно. Кхм, ну, жду на том конце. Удачи, Студент!

Букса исчез в туннеле. Студент постоял немного, сделал несколько глубоких вдохов, внутренне успокаиваясь, как учил Аким. «Ничего, всё проходят, и я пройду», — подумал он. Страха не было, но была какая-то натянутость в душе. Вспышки аномалий расцветали сине-голубыми цветами, то по одной, то по две. Нужно было двигаться вперёд-назад, вправо-влево так, что бы пройти в цикле вспышек именно в том месте, где секунду назад погас разряд и пока он копится, перескочить в следующее место.

Шарится здесь кто,

А вот помацаем,

Об собак об слепых,

Комбез покоцаем…

Андрей прыгал как запрограммированный автомат, доверившись вбитым в спинной мозг на тренировках заученным движениям. Впереди, слева, справа вспыхивали смертельные соцветья разрядов. Волосы на всём теле встали дыбом, и кожу ощутимо покалывало электрическими разрядами. Одна лишь ошибка и вся «электра» разрядится на незадачливого сталкера, громыхнув, как граната и превращая того в кучу дымящегося обугленного мяса. И таких куч, уже высохших, тут хватало. Некоторые были откинуты сталкерами к стенам, чтоб не мешали, а на некоторые приходилось приземляться, впечатывая рифлёный протектор прямо в чью-то бывшую плоть. Зона не шутит.

— Да вертолетчика! — выкрикнул последнюю строчку считалки Студент, выпрыгивая из туннеля.

Трое мужчин, что ждали на той стороне, заулыбались и принялись хлопать его по плечам.

— Молоток! Так держать!

— Как ты, не обделался? Ха, ну хорошо! Держи свой автомат, салага! Заслужил, сталкер.

Студент был счастлив. Что-то неуловимо изменилось. Он на той стороне, он за насыпью. Впереди лежит Зона. И да, он — уже настоящий сталкер.

* В этой главе использованы слова из песни "4 Блок", группа "Урбан"