Рассвет империи. Часть I: Иногда они возвращаются (джен)

"Мир смешно катится к чертям...", — написал Энакин первую строчку письма и заметил опечатку.

"Спешно", конечно. Но первый вариант был во многом точнее и явно подсказан Силой.

Скайвокер, не спите. Трасса 14-реш открыта и ждёт

Голос магистра-отшельника — теперь магистра-координатора — звучал прямо в голове, и ни отключить его, ни сбежать от него было невозможно. Трасса не ждёт, письмо подождёт...

Что там?

Кеноби срочно нужна помощь. Застрял на Пирии

Вас понял

Точно подождёт.

— Ребята, передышка отменяется, идём к Пирии. Старт на счёт пять, внимание на экраны!

«Смешно катится к чертям». За считанных два часа потерь было больше, чем в нормальном режиме — за неделю. Учитель еле унёс ноги, Энакин потерял две трети бойцов, и только Винду был в относительном порядке, потому что прибыл последним.

Магистр, зачем такие потери?, — вопросил он отчаянно, задекларировав полный список по своим эскадрильям.

Alderaan Biotics, — хмыкнуло эхо в голове. — Их доходы стоят любых потерь, не так ли?

На Пирии почти не было поселений, только подземные фабрики. Здесь не было и жителей — некому поддерживать сепаратистов. Просто база, хотя, конечно, выгодная для прыжка на Корускант.

Не настолько, чтоб бросать на неё первых попавшихся бойцов, — возразил учитель.

Органа — спикер сената и глава Лоялистов, забыли?, — хохотнул в ответ магистр-координатор. — Так, связь с Андули налажена, она примет ваших раненых. А вы давайте к Ноквивзору, трасса аурек-иск-пять, координаты пошли. Зеленая тревога, мастер Шаак Ти в критическом положении...

Мир на войне был катастрофически несимметричен. Непонятен. Перепутан и замотан бесконечной паутиной амбиций, замыслов, помыслов, подлостей и героизмов.

* * *

А вот когда они с Падме лежали бок-о-бок в кровати, мир обретал простоту и понятность.

Совсем как в редкие теперь минуты бесед с канцлером.

— И вот подумай только: ради того, чтоб чёртов алкаш Органа получил ещё пару миллионов кредитов, умерло полторы сотни человек. Из них трое — призванные с сельхозработ малолетки, младшему было десять.

— Десять?! Но ведь...

— "В десять лет падаван юный джедай уже", сама понимаешь. Призыв так призыв, и никто не уйдёт неучтённым.

— Недопустимо. Я обращусь...

— Куда? Канцлер им теперь не указ, они ж генералы и у них свой закон. С тем же успехом можно писать в редакцию "Братьев".

Падме улыбнулась. Значит, Эни тоже смотрел "Вечерний излучатель" и тоже видел пародию на лоялистов: здоровенный гран ломится во все двери с нелепой петицией За Всё Хорошее Против Всего Плохого. А когда его выгоняют даже из сенатского комитета по делам неуравновешенных, вопит: «Я не сдамся! Я не остановлюсь! Я напишу в редакцию "Братьев"!!!».

— Я просто хочу быть полезна, Эни. Хочу сделать... что-нибудь.

— Я знаю. Но мне кажется, это "что-нибудь" должно быть... а, не знаю, эффективным?.. — ответил он. — Бессмысленная беготня, конечно, тоже дело и оказывает психотерапевтический эффект, но и только-то. Вот если бы поприжать Органу, чтоб он прекратил использовать войска в своих личных корыстных целях, например...

— Органа — очень хороший человек.

— Верю. Только вот он алкаш.

— Это болезнь...

— Конечно. И этот больной пьёт, потому что раз за разом зачинает жене детей, и раз за разом та не может их родить и оказывается на грани смерти. А он пытается практиковать воздержание, но снова срывается... и пьёт, потому что кто бы на его месте не пил, правда?

— Тот, кто предохраняется, — механически предположила Падме.

— Ну что ты. Альдераану нужен наследник!

— Тогда можно использовать инкубатор. Или суррогатную мать. Или клонеров...

— Или хотя бы отвести супругу к врачам, — жёстко закончил Энакин. — Но он же такой хороший человек! Он может только заливать горе алкоголем!

Нормальные люди в постели обсуждают достоинства друг друга, красивую музыку, умные книжки или хотя бы "Братьев Кель-Дрома". Не смерти, не политику и не чужие выкидыши.

— Откуда ты знаешь? Такая жуть, что похоже на клевету.

— Да банально. Его жена — Антиллес по рождению, и генерал Антиллес поэтому с Органой регулярно пьёт. А ещё он частенько пьёт с остальными генералами, и не всегда держит язык за зубами. Может и болтает, конечно.

— Я проверю, — хмыкнула Падме.

* * *

За время войны она полюбила "Братьев". Новые серии, что удивительно, выходили как по часам, и самый длинный и глупый сериал Республики не спешил заканчиваться, неизменно радуя абсурдными диалогами, гениальными политическими ходами и обилием низкопробного фансёрвиса на грани порнографии.

В сериале Мать Ранкоров могла освобождать планеты от хаттов и мучаться между любовником-масасси и законным мужем-па'ловиком, Сетал Кета — подкладывать любовника сестре и поить его особым зельем-озверином, а Экзар Кун ходить «серпом поперёк галактики». Им не приходилось лавировать между дружескими чувствами, любовью, профессиональной гордостью, верностью принципам и, нексу его дери, врождённым чувством справедливости.

Они, конечно, часто узнавали, что те, кого они считали друзьями — низкая дрянь, но им едва ли было так уж обидно. Ведь в "Братьях" низкой дрянью были все, кроме погибшего ещё в первом сезоне Крато и, может быть, Сильвар (она была просто маньячкой). А вот Падме, проверив сведения об Органе, была ранена в самое сердце. Она ведь верила ему. Считала его своим наставником, другом, товарищем по борьбе. Он казался таким правильным и безупречным, что хоть сейчас в совет двенадцати (хотя, если верить Энакину, и там всё было как-то невесело). А он оказался безвольной тряпкой, покорным орудием биопромышленных магнатов и рабом бесчеловечных традиций. И действительно настоял на самоубийственной "Операции Пирия".

— Ну, девочка моя, это ожидаемо, — вздохнул Палпатин. — На Алдераане иные обычаи. Там наследственная монархия, давно объявленная конституционной и потому превратившаяся в банальную олигархию. Власть самых родовитых сменилась властью самых богатых, а люди остались те же.

— Раньше вы не выказывали такого неодобрения монархии, — пустила Падме шпильку.

— Монархия сама по себе не дурна и не хороша, девочка моя. Это просто форма власти. Правильная — в отличие от тирании, олигархии или охлократии. Наш народ, например, её весьма уважает.

— Я помню, да. Школьный курс истории, — она не сдержала улыбку. — "Изнурённый бесконечной войной, несправедливостью богачей, отчаянием черни, народ сложил с себя суверенитет, чтобы вручить его достойной и дать ей всю власть во имя установления мира и покоя"...

И вздрогнула, так ярко эти слова отразились в зеркале современности.

Канцлер-диктатор, казалось, не заметил её реакции.

— Так и есть. Иногда демократические механизмы бессильны сохранить утлое судно государства на плаву, и приходится прибегать к помощи единоличного правления. Как видите, например, сейчас это средство себя оправдало. И было бы ещё более действенным, если бы не отдельные граждане, которые...

— ...злоупотребляют демократическими свободами, скажем так, — подсказала Падме.

— Скажем, — кивнул он.

Наверное, это было влияние Энакина; а может быть, война пробудила давно угасшее стремление к общению с соотечественниками — но, как бы то ни было, теперь Падме всё больше времени проводила в покоях канцлера, запивая тревогу о муже отменным чаем.

Палпатин был чутким и остроумным собеседником, мастерски умевшим обходить больные темы и при этом ловко вскрывавшим застарелые нарывы недоговоренностей. Его искусство расставлять чёрточки в херф и определять вещи и понятия на подобающее место было непревзойдённым. Словом, с ним было хорошо говорить — и о политике, и просто о том, что тяготит сердце и волнует душу.

И когда они сидели за чайным столиком, мысль о том, что народ Республики, измученный адской смесью олигархии и охлократии, возжелает монархии и достойнейшим сочтёт конкретно канцлера-диктатора (во имя установления мира и покоя), не казалась столь ужасной. Особенно в сравнении с мыслями о тех скелетах, которые война безжалостно вытащила из шкафов вчерашних вроде-бы-надёжных друзей и выставила на общее обозрение — и которые ещё ждали своего часа.

— Девочка моя, вы плохо выглядите, — сказал Палпатин обеспокоенно. — Вам следует обратиться к мед-дроиду, а лучше — к живым врачам.

Это было очень деликатно, если учесть, что очередной приступ тошноты — последнее время они приходили по нескольку раз в день — поймал Падме прямо в его кабинете. Хорошо ещё, платье не пострадало. В отличие от дорогого и красивого ковра.

— Я обращалась. Никаких патологий, — она вздохнула, позволяя дроиду умыть себе лицо, и залпом выпила стакан воды. — Должно быть, нервное. Я много волнуюсь с тех пор, как началась настоящая война.

— Может быть, может быть... — покивал канцлер, перебрав пальцами по рукоятке кресла.

Внимательно и цепко он глянул даже не на неё, а словно сквозь неё, и задумчиво спросил:

— Вы простите, девочка моя, что я спрашиваю, но... голова у вас не болит? Не кружится? Обмороков не было? На ордыни с чесночным соусом не тянет?

Она посмотрела на него глазами, полными ужаса и недоверия. Всё сходилось, а она... она просто... просто слишком боялась признавать очевидное. Что и в её шкафу среди сотен прекрасных платьев на все случаи жизни притаился скелет.

— Полагаю, будет неделикатным спрашивать, кто отец, — вздохнул Палпатин. — Но могу вас заверить, что я постараюсь хранить молчание. Репутация ведь у нас с вами в чём-то общая — репутация Набу...

— Я замужем.

Палпатин мягко улыбнулся:

— Не сомневаюсь, Падме. Вы не тот человек, который стал бы размениваться на минутные рискованные связи. Не сомневаюсь также, что имя вашего мужа должно оставаться в тайне. Хотя, может быть, вы всё же сообщите его мне? Поверьте, это...

— Многое облегчит. Я знаю.

Палпатин родом с Набу, он принадлежит её нации, он часть её мира. Даже если он канцлер-диктатор и его ненавидят лоялисты, даже если он замышляет захватить власть и стать диктатором не на время, а навсегда — он свой. А она беременна, что может сильно повредить её (и его, и Джа-Джа) репутации и в перспективе стать катастрофическим для их общей Родины.

И потом, Эни всегда отзывался о нём наилучшим образом. Говорил, что канцлер по сути заменил ему отца, как Оби-Ван — брата. Что канцлер видит суть вещей, мало заботясь об обёртке, что он неизменно спокоен и взвешен в суждениях и решениях...

Во всём этом она убедилась и самостоятельно, за эти долгие три года встреч и бесед.

— Энакин. Энакин Скайвокер. Мы поженились после Геонозиса, в храме Озёрного Края хранится соответствующий документ.