Власть женщины сильней (гет)

Синьора Юлия занималась очень важным делом — составляла букет из цветов, срезанных садовником. Барон Манфреди подошел к женщине,не касаясь ее руками, проложил дорожку поцелуев от приоткрытого домашним платьем плеча, вверх по стройной шее, к небольшому, с порозовевшей мочкой, ушку. Юлия шевельнула головой, избегая щекочущего прикосновения, но подалась чуть назад, опираясь спиной на мужскую грудь.

— Тут вам послание, ваша светлость. От монсеньора Менголли, — Манфреди протянул ей записку сына. Прочитав послание, графиня усмехнулась и взглянула на барона. В глазах ее светилось торжество:

— Жерар, мы едем на виллу Монтальто. Там Виктория. Прикажи подать карету. Я буду готова через несколько минут.

Уже вечерело, когда они подъехали к загородному дворцу кардинала Менголли. Юлия почти бегом поднялась по ступеням. Жерар, не отставая ни на шаг, следовал за ней. Но тишина, царившая вокруг, заронила в душу женщины сомнение — не опоздала ли она. Действительно, графиню ожидало лишь очередное послание от монсеньора, где он подробно описал, как добраться до нынешнего местонахождения Виктории Морно донны Кастильо. На словах хозяин передавал свои извинения за то, что не встретил гостью лично, и предложение остаться на ночь, если визит будет поздним. От приглашения сына синьора Бельфор наотрез отказалась. Графиня и барон вернулись в город перед самым закрытием ворот.

Дома уставшая и разочарованная Юлия отмахнулась от служанки, накрывшей ужин, и ушла в свои покои. Там сбросила платье, легла ничком на кровать и уткнулась лицом в подушки. Она никого не хотела видеть. И очень хотела, чтобы рядом кто-то был. Она не плакала, просто лежала, не желая вообще что-либо делать. Не пошевелилась женщина и тогда, когда дверь в ее комнату открылась, и послышались осторожные шаги. Юлия почувствовала, как кто-то сел на край кровати. Потом услышала голос Жерара:

— Я принес вина, немного сыра и хлеба.

Графиня промолчала. Манфреди пристроил поднос на столик. Тоже помолчал, но все же спросил:

— Ты поедешь к ней?

Юлия покачала головой: «Нет».

— Тогда что нам тут еще делать?

Она повернулась на спину. Сухие потухшие глаза уставились на полог кровати. В голосе графини явно сквозило отчаяние:

— Что тут делать? Я не знаю. Зачем я поеду к ней? Чтобы спросить, почему она сделала это?!

— Тогда давай уедем из Рима. В Болонью, в Бельфор, во Францию… Куда хочешь!

Юлия вдруг резко поднялась, приникла к мужчине, спрятала лицо на его груди.

— Мне плохо! Помоги мне. Я не знаю, что мне делать.

Жерар еще теснее прижал ее к себе, покрывая лицо поцелуями, чувствуя соленый привкус наконец-то пролившихся слез.

— Уедем! Оставим этот Рим к черту. Ты попытаешься забыть. Я помогу тебе. Я буду рядом.

Жерар Манфреди и сам не понял: когда желание «взять крепость» по имени «женщина кардинала Перетти» превратилось в распирающее грудь стремление защитить, сберечь Юлию де Ла Платьер? Когда желание переродилось в любовь?

— Да! Мы уедем. Но сначала я съезжу к… сестре.

— Одна? — он заглянул ей в глаза, оценивая решимость.

— Да. Мы не должны там показываться вместе. Я не хочу, чтобы она о чем-то догадалась. Чему ты улыбаешься?

— Тому, что кому-то есть о чем догадываться… Тому, что нам есть что скрывать.

— Ох, Жерар…

— М?

Юлия прикрыла глаза, блестящие теперь не от слез, а от удовольствия, когда губы мужчины заскользили от ладошки выше по руке.

— Да.

* * *

Вернувшись к себе после встречи с Менголли и его отцом, Виктория долго не могла успокоиться. После, когда Жан-Жак отогрел свою госпожу напитком, благословленном самим Климентом, она начала вспоминать детали произошедшего. Синьора Морно поняла, что визит Перетти на виллу Монтальто был для Бенвенуто такой же неожиданностью, как и для нее. Тогда к кому он отправлял гонца? Напрашивался только один ответ — к матери. Значит Юлия в Риме или где-то поблизости. И наверняка захочет увидеться. В городе синьора Морно легко могла бы избежать этой встречи или сделать так, чтобы она состоялась тогда и где это нужно было бы Виктории. Но молодой кардинал неукоснительно исполнял распоряжение синьора Перетти и следил, чтобы донна Кастильо не появилась в Риме. Лишенная былых связей, располагающая только Жан-Жаком и несколькими слугами, взятыми из дома последнего мужа, Виктория ничего не могла противопоставить регулярным визитам Менголли.

К чести молодого человека, он вел себя учтиво и о чувствах более не заговаривал. Он обходил эту тему в разговорах так безупречно, что женщина начала даже беспокоиться: не было ли признание Бенвенуто плодом его коварства или ее фантазии. Или мужчина оставлял за ней право выбора?

А визиты эти раз от раза становились для синьоры Морно все приятнее и интереснее. Пока однажды она не поймала себя на мысли, что совершенно забыла о разнице в возрасте, что когда-то мальчик был ее воспитанником. Еще в первый после скандальной встречи приход Менголли Виктория, в знак примирения, подарила ему экземпляр трактата доктора Хуана Карлоса Амата об обучении игре на пятиструнной гитаре и сам инструмент, который привезла из Испании. "Этот инструмент достоин ваших пальцев, монсеньор", — сказала она тогда. И в ответ синьор Менголли улыбнулся. Вскоре синьора Морно уже слушала, как он играет. Словно завороженная, она наблюдала за движениями рук, за перебором гибких, цепких пальцев. Женщина очнулась, когда затих тонкий звон «певуньи»*. Ее щеки пылали, а взволнованной дыханием груди было тесно в корсаже платья. Виктории пришлось встать и отойти подальше, к окну, чтобы усмирить разбушевавшуюся чувственность. Менголли тогда или сделал вид, или действительно не заметил ее состояния.

Другой раз они, по настоянию Виктории, фехтовали в парке. Бенвенуто так искренне и легко рассмеялся, когда, поскользнувшись на листве, упал, что графиня не могла оторвать взгляд от его лица, веселых глаз. Очень скоро женщина не только не тяготилась навязанной ей опекой, но желала этих встреч, порой даже проявляя инициативу.

Однако подспудно, на задворках сознания таилось ожидание приезда Юлии. Вероятная опасность этого визита и явная угроза Перетти, как и рассчитывал монсеньор Менголли, толкали синьору Морно все ближе к сыну ее противников.

И вот Виктории доложили, что пожаловала синьора де Бельфор. Она подала Жан-Жаку знак «осторожно» и приказала приготовить шоколад для гостьи.Юлия ждала хозяйку сидя в гостиной. Она вновь была в бархатном черном платье, украшенном великолепной вышивкой и жемчугом. Она ждала сестру.

— Как я рада, дорогая! — с порога приветствовала графиню Виктория.

Синьора де Бельфор поднялась навстречу:

— Здравствуй. Как ты?

Виктория пожала плечами:

— Все налаживается. Скоро Перетти вернется в Рим и…

— Кто?! Что ты сказала?

Юлия множество раз представляла себе эту встречу, проигрывала в голове разные варианты разговора с женщиной, убившей любимого. Но она оказалась совершенно не готова к такому беззаботному тону. Поэтому, когда Виктория ответила на вопрос: «Кардинал Перетти… Граф де Невре», — синьора де Бельфор пошатнулась, как от удара. Но тут же рассмеялась:

— Давай не будем. Пусть мертвые остаются мертвыми. Поговорим о живых. Как ты? Диана?

— Мертвые?! Я разговаривала с ним не так давно.

— Ты умеешь общаться с духами? — вспылила Юлия. — Ты, ты сама убила его! И, убив отца, теперь ластишься к сыну и можешь смотреть в глаза… любовнице?!

— Успокойся! У тебя истерика, дорогая сестра!

— У меня? Не смей надо мной издеваться, — Юлия шагнула, оказавшись прямо перед Викторией, и продолжила тихим, сдавленным голосом: — Я пришла, чтобы сказать тебе — если когда-нибудь ты встанешь у меня на дороге или если попробуешь соблазнить моего сына — я убью тебя. А сейчас благодари Бога за то, что Он дал тебе дочь. Прощай.

Виктория прокричала в спину уже уходящей графини:

— Скоро ты встретишь его! А я своего Франческо — нет! — Виктория замолчала, отвернулась от Юлии, но тут же повернулась вновь и отчаянно прокричала: — А Менголли любит меня!

Юлия вышла от Виктории как во сне. Ни на мгновение она не поверила сестре, посчитав ее слова злобной издевкой. Графиня вернулась домой бледная как полотно, даже губы не выделялись на ее лице, с трудом поднялась в свои комнаты. Там ее встретил Жерар с кубком подогретого вина. Он ни о чем не спрашивал. Лишь остался сидеть в кресле возле кровати, куда служанка уложила Юлию.

Синьора Морно тем же вечером приехала на виллу Монтальто. Не дожидаясь, когда слуга доложит о ней, Виктория, прошла к Бенвенуто. Шум в дверях заставил кардинала поднять голову от бумаги, на которой он что-то писал, сидя за столом в кабинете. Увидев на пороге синьору Морно, он опешил.

— Сударыня?!

Виктория не дала ему опомниться:

— Монсеньор, мне хочется спросить вас: неужели вы, любящий сын, решили свести собственную мать с ума?

— О чем вы, синьора Виктория?

— Почему вы до сих пор не сказали ей, что кардинал Перетти жив?

Бенвенуто опустил голову, как-то нервно отбросил перо и тихо ответил:

— Таков приказ.

— А…

— Отец велел никому не говорить об этом. Ваша встреча с ним была случайной.

— Это я уже поняла. Вполне в духе монсеньора Перетти!

Виктория осеклась, натолкнувшись на злой огонек глаз Менголли.

— Я был бы крайне признателен вам, если бы вы не вмешивались в нашу жизнь!

— В жизнь вашей семьи или в вашу личную жизнь?

— Я не разделяю их!

Виктория почувствовала, как затрепыхалось в груди сердце, как зашумела в ушах кровь.

— Вы лгали! Значит это все ложь, — ее голос стих. Ей пришлось найти опору, чтобы не упасть.

— Боже, как вы хитры. Как вы обвели меня вокруг пальца. А я, — она усмехнулась, — я поверила вам. Далеко пойдете, кардинал, раз уже с этих лет так легко сжигаете сердца.

— Я остаюсь сыном человека, которого вы хотели или хотите убить.

— Будьте уверены, впредь я приложу все силы, чтобы никогда не встречать вашего отца на своем пути.

Если бы были силы, она ушла бы тотчас. По щекам женщины побежали слезы. Ее качнуло, и Бенвенуто шагнул из-за стола ближе к Виктории. В кабинете повисла тишина. Потом, словно собравшись с духом, синьора Морно тихо проговорила:

— Помните только, что я… люблю вас, — она отвернулась, чтобы скрыть, наконец, слезы.

И он не выдержал. Чувство, которое он сдерживал долгое время, прорвалось в таком же тихом вопросе:

— Зачем же вы так мучаете меня?

Бенвенуто подошел к Виктории так близко, что его дыхание чуть шевелило волосы на ее макушке.

— Я обещаю вам никогда больше этого не делать.

— Это не в вашей власти. Тогда вам придется лишить меня памяти о вас.

— Но что тогда в моей власти?

— В вашей власти любить меня как прежде.

Виктория повернулась к нему. Ей пришлось высоко поднять голову, чтобы посмотреть в лицо молодому кардиналу, отчего губы ее чуть приоткрылись.

— Вы любите меня? — осторожно спросила женщина.

— Мое чувство больше, чем любовь.

Ноги Виктории ослабели, но уже не от головокружения, а от захватившего ее поцелуя. Через вечность в сознание вонзился шепот:

— А как же Климент?

Лицо Виктории исказилось, но Бенвенуто и не думал размыкать кольцо рук. Графиня задержала дыхание, не зная как ответить. Она решила, что промолчит, но взглянула в темные глаза и поняла, что Менголли ждет ответа.

— Я сделаю так, чтобы вы больше не вспоминали о нем.

— Но себе вы оставляете это право?

Снова молчание, лишь после — взгляд глаза в глаза и:

— Нет.

Менголли улыбнулся. Если и оставались у Виктории какие-то сомнения, то они были выжжены новым горячим поцелуем Бенвенуто.

Этим вечером синьора Морно не вернулась к себе на виллу.

* «Певуньей» называли первую (одинарную) струну испанской пятиструнной гитары в XVI — XVII вв.