Власть женщины сильней (гет)

— Ты пришла требовать объяснений?

— Нет. Я вообще не хочу говорить о том, что было вчера. Я пришла потому, что скучала.

Он устал, загнал себя к вечеру, а потому ослабил бдительность. Вернувшись из базилики, кардинал Перетти в своей приемной увидел графиню де Бельфор. Скрываться и далее было бы глупо. Монсеньор пригласил посетительницу войти. Феличе надеялся избежать выяснения отношений. Прежде всего потому, что не был уверен, что ему удастся обмануть женщину. Но он был готов к разговору — беспощадному и необходимому.

Однако, Юлия всем своим видом: улыбкой, мягким голосом, спокойным нарядом, — нарушила заготовленный им сценарий. Она должна была нападать, обвинять, требовать объяснений! Тогда он ранил бы ее, защищаясь. На ее гнев ответил бы своим, как всегда сокрушительным. Но как ответить на безграничную нежность и прощение, как ответить на радость встречи в глазах цвета горного меда? Ответить так, чтобы не дать ложной надежды?

— Хотелось бы мне тоже сказать, что скучал. Но подготовка к Торжественной мессе не дает заскучать никому.

— Мне уже сообщили, что его высокопреосвященство чрезвычайно занят сегодня, — улыбка Юлии стала чуть лукавой, но голос наполнился заботой. — Ты устал.

Графиня подошла к Перетти, протянула руку, чтобы коснуться напряженного лица. Только не это! Тепло ладони на щеке растопит всю его решимость. Он позволил лишь краткий миг ласки, почти сразу отстранился. Женская рука застыла в воздухе без опоры, тонкие, враз похолодевшие, пальчики сжались в кулак, и рука опустилась, словно без сил. Улыбка поблекла.

— У меня сегодня еще много дел. Нужно увидеться кое с кем.

— Конечно. Я не буду мешать.

Тут лицо Юлии преобразилось. Теперь на нем была решимость:

— Что бы ни произошло между тобой и той женщиной вчера, я люблю тебя.

Она стояла совсем рядом. Взволнованная, волнующая. Феличе понял, что минуты, когда он еще способен владеть собой, истекают.

— Ты должна уйти. У меня нет времени, — понял, как двусмысленно прозвучали слова, и поспешил добавить, — я занят.

А она вместо ответа лишь чуть-чуть подалась еще ближе к нему. И вот его руки окружили объятием ее плечи, но тут же и застыли. Встречное движение было остановлено жестким внутренним приказом: «Остановись, безумец!»

Женщина поняла все по-своему. Так, как и нужно было ему.

Юлия подняла на Феличе глаза, в которых были грусть и прощение:

— Ты никогда не делал того, чего не хотел. Не лги и теперь.

Перетти отшатнулся, сцепил пальцы на животе:

— Тебе пора. Ступай.

Графиня повернулась к выходу. Уже ни на что не надеясь, не оборачиваясь покинула кабинет кардинала. Монсеньор еще какое-то время стоял глядя на закрывшуюся дверь, будто опасался возвращения Юлии. «Прости, жизнь моя. У нас не будет никакой последней ночи! Ни при каких обстоятельствах. Если опасность мнимая, ночь не последняя. Если реальная, последней будет не эта ночь».

Графиня де Бельфор медленно шла по анфиладам Ватикана, почти не замечая окружающих, либо склоняя голову в почтительном приветствии, либо кивая в ответ. Так же не спеша спустилась по лестнице к карете. Пьер открыл дверцу перед остановившейся в глубокой задумчивости синьорой. Графиня обернулась на крыльцо дворца и проговорила:

— Прикажи отъехать на боковую улицу. Я хочу видеть выход.

— Да, ваша светлость.

Ожидание, затянувшееся до начала вечерней службы, осталось безрезультатным. Тогда графиня велела везти ее к дому кардинала Перетти, а там отправила слугу узнать, не вернулся ли монсеньор.

— Нет, его высокопреосвященство не возвращался.

— Пьер, я пройдусь пешком.

Синьор Шане отправил карету домой, а сам последовал за своей госпожой на некотором отдалении.

Вечер кардинал Перетти встретил в молельне. Осенив себя крестом, поднялся с колен, еще раз всмотрелся в лик Спасителя на распятии и вышел. В кабинете привычно сменил сутану на камзол, мягкие туфли на высокие сапоги и велел служке передать распоряжение на конюшню седлать его коня. Почти стемнело, когда Перетти остановился у дворца Роберто Беллармино.

Накануне инквизитору хватило мимолетного взгляда на воспитанницу после ее возвращения от Феличе Перетти — чуть влажные мечтательные глаза, легкий румянец на щеках, — чтобы понять, что ни она, ни Перетти не упустили возможность сойтись поближе. И все же приезда кардинала Роберто не ожидал.

— Брат мой! Что привело тебя? — и не дождался ответа. — Выпьешь чего-нибудь?

— Кордиско.

— Не слишком ли крепкое? — Роберто с сомнением покачал головой.

— Полагаешь, мне повредит?

— Главное, чтобы не повредило мессе.

Перетти зло усмехнулся:

— Боишься, буду качаться? Не бойся, кому надо — не промахнется!

На лице Беллармино гневно сошлись брови:

— Ты приехал, чтобы оскорбить меня?

Перетти поморщился, тряхнул головой:

— Нет, друг мой, нет. Прости. Встретил сегодня Боргезе. Случайно. Он сказал, что гордится выпавшей ему возможностью сослужить со мной мессу.

— Вот как, — Роберто приказал принести вина для гостя. «Неужели Папа до сих пор выбирает между ними?!»

Беллармино обернулся к открывшейся двери, успев удивиться тому, что слуга так скоро вернулся с вином. Но в комнату вошла синьора Сантаре.

— Мария?! Зачем ты вышла? — Роберто строго взглянул на воспитанницу.

Но та успела хорошо изучить нрав своего старшего родственника, а потому поняла, что строгость эта наигранная. Синьора присела в глубоком поклоне:

— Простите, дядя. Я узнала, что у вас монсеньор Перетти и позволила себе выйти поприветствовать его, — она выпрямилась, откинув с лица выбившийся локон. — А еще приготовила вино и фрукты для вас.

Мария хлопнула в ладоши, и следом за ней вошел слуга с нагруженным подносом.

Перетти, до того не вмешивавшийся в разговор родственников, подошел к синьоре:

— Я рад, что застал вас здесь, — он протянул руку, вполне уверенный в ответном жесте Марии. Она вложила свои пальчики в его ладонь, и Феличе поцеловал их.

— Я тоже, — Мария смутилась под пристальным взглядом Перетти.

Роберто решил, что пора напомнить этим двоим, что кроме них кто-то еще есть в комнате:

— У баронессы есть в городе свой небольшой дом, но днем там хозяйничают строители. Готово пока несколько комнат. Поэтому она чаще бывает здесь.

— Так я могу остаться, дядя?

Взглянув в глаза Марии, полные мольбы и надежды, Роберто ответил:

— Не сегодня, дитя мое. Я поговорю с кардиналом, а после сам провожу тебя.

Мария склонила голову, пряча жестокое разочарование:

— Да, монсеньор, — и покинула кабинет.

Беллармино только усмехнулся в ответ и обратился к Перетти:

— Как тебе моя племянница? Я знаю, вы уже познакомились.

— Ты прекрасно ее воспитал.

— Ты еще не знаешь, что она влюблена в тебя?

Феличе старательно допил вино и, изобразив на лице изумление, ответил:

— И как давно?

— Впервые ты появился в этом доме лет семь назад. Мария как раз, — инквизитор запнулся, подбирая слова, — гостила у меня. Вот с тех пор. А теперь чувство ожило вновь.

— Почему же она не открылась тогда?!

— Девочка готовилась к замужеству. А после два года траура. Ты сам сказал, что я хорошо ее воспитал.

Мужчины рассмеялись. Но Перетти скоро вновь стал серьезен.

— Я сам провожу Марию домой, — скорее предупредил, чем спросил кардинал.

Роберто понимающе покивал головой:

— Только прошу, не обижай мою девочку. Она дорога мне.

— Можешь мне доверить свою племянницу.

Но это заверение не растрогало инквизитора, и он продолжил:

— А синьора де Бельфор?

Перетти спасло то, что он отвернулся наполнить свой бокал. Поэтому ему удалось скрыть от старшего товарища боль, исказившую лицо при упоминании Юлии. К Беллармино кардинал обернулся уже с совершенно безмятежным выражением:

— А что синьора де Бельфор?!

Следующие слова Перетти проговорил с оттенком угрозы в голосе:

— Я решу это. Ты хорошо знаешь, что я не обижаю тех, кого… не желаю обижать.

Роберто счел, что проявил достаточно строгости:

— Я верю тебе. Поезжайте, уже совсем стемнело.

Беллармино проводил взглядом уходящего Феличе: «Поезжайте, друг мой, поезжайте. Девочка тебе все расскажет… Ты же не побежишь от мальчишки. Тем более Мария даст тебе надежду. А после ты будешь отомщен, брат мой».

Когда Мария увидела кардинала на пороге своих комнат, чувства захлестнули ее с такой силой, что она в несколько стремительных шагов оказалась прямо перед ним. Феличе улыбнулся ее непосредственности:

— Синьора, вы собирались отправиться домой. Роберто очень занят. Вы позволите мне проводить вас?

Мария уже не в первый раз оценила мудрость своего воспитателя. Синьора Сантаре улыбнулась, не скрывая радости, и благодарно кивнула:

— Почту за честь, монсеньор.

* * *

Проходя по улице, синьора де Бельфор встретила нескольких знакомых, которые возвращались из церкви после вечерней службы. Обменявшись с ними приветствиями, а с подругой, синьорой Аккомпли, самыми свежими новостями, Юлия продолжила путь. Через некоторое время она остановилась у небольшого палаццо и огляделась. Графиня поняла, что оказалась возле дома Великого инквизитора. У коновязи сбоку от крыльца переступал ногами примечательный жеребец темной игреневой масти. Шедший следом за госпожой Пьер тоже узнал лошадь Перетти и поспешил подойти к графине. Юлия отступила в тень, когда увидела, как к крыльцу подали портшез. В скором времени из палаццо вышли Мария и Феличе. Увиденное привело графиню в чувство. Ее сердце дрогнуло — ведь это может быть его последняя ночь. А потом… «Девочка… Ты не вовремя встала у меня на пути». Юлия была уверена, что именно она и никто другой останется рядом с Перетти до конца — любого, который уготован ему. Резко развернувшись, синьора де Бельфор направилась домой.

Она была всего в квартале от своего палаццо, когда тревожное предчувствие забилось в груди. Юлия обернулась к Пьеру:

— Поспеши. Я дойду сама. Не знаю что, но что-то случилось. Скорее.

Синьор Шане успел. Отец Иосиф еще не отошел от дверей палаццо Бельфор, где ему сообщили, что хозяйки нет дома.

— Святой отец, синьора графиня скоро будет. Проходите, дождитесь ее.

— Я ищу кардинала Перетти. Если его нет здесь, я пойду.

— Простите, святой отец, вынужден настаивать. Дождитесь ее светлость.

Спокойные серые глаза человека, уверенного в своей правоте, подсказали иезуиту, что Пьер не отступит. Монах шагнул через порог уже открытой двери. Синьор Шане последовал за ним:

— Благодарю вас. Ожидание не займет много времени. Графиня скоро будет, — повторил он.

Синьора Бельфор быстрым шагом вошла в гостиную:

— Святой отец, что-то случилось?

— Мне нужно видеть монсеньора Перетти.

— Здесь его нет, — голос Юлии едва заметно изменился. — Что произошло? Климент?

— Где я могу найти его преосвященство?

— Отец Иосиф, мне нужно знать, что случилось. Прошу вас. Может быть, я смогу это решить. Где кардинал? — она нервно прошлась по комнате. — Я не знаю! Итак, Климент мертв или пропал?

Монах, пристально следивший за перемещениями графини, остался сосредоточенно бесстрастным:

— Мое дело касается только монсеньора. Я спешу, синьора. Ваш управляющий итак отнял у меня слишком много времени. Благослови вас Господь.

— Постойте, — Юлия с трудом подбирала слова. — Там, на вилле, вы пришли ко мне за помощью. Сегодня я прошу ее у вас. Мы оба знаем, что ему угрожает опасность. Виктории Морно что-то известно о Клименте, она обмолвилась о возможности встретиться с ним лично. На вечеринке у Папы она такого наговорила про Феличе, что…

Отец Иосиф внимательно слушал графиню и складывал из ее слов и того, что увидел на вилле мозаику событий. А Юлия, стиснув руки и отвернувшись, продолжала:

— Вчера днем к Феличе приезжала Мария Сантаре баронесса Портиччи… Сегодня он сам был у кардинала Беллармино, а от него уехал… с синьорой Сантаре. Куда — не знаю.

Помолчав, Юлия прямо посмотрела на монаха:

— Ты можешь узнать, где найти кардинала… Но это, возможно, его последняя ночь. Пусть он будет счастлив.

Иосиф ответил таким же прямым взглядом:

— Благодарю. Я найду монсеньора.

— Его может спасти только чудо! — сорвавшись, закричала Юлия. — А мы препираемся с тобой. Если ты не можешь спасти его, тогда дай хотя бы умереть счастливым! Жив Каррера или мертв — уже ничего не изменит. Перетти уже мертв! И это знают все! И все смирились с этим! И ты тоже!

Брошенное в лицо обвинение заставило отца Иосифа побледнеть. Казалось, он застыл как изваяние из черного мрамора. Через несколько мгновений он проговорил ровным голосом:

— Все в руках Божьих.

Юлия безуспешно пыталась пробиться через невозмутимость светлых глаз, через их холодный волчий взгляд. В отчаянии она схватила монаха за плечи и с неожиданной для нее силой, встряхнула иезуита:

— Ты сошел с ума! То, что ты узнал лишило тебя разума? Опомнись! — изящная тонкая рука взлетела, чтобы опуститься на его лицо в хлесткой пощечине. В следующий миг Юлия обнаружила себя тесно прижатой к Иосифу, а свою руку в железной хватке пальцев монаха. Женщина зажмурилась, ослепленная бешеным блеском стали в оказавшихся вдруг очень близко глазах. Ужас накрыл волной, до того правдивым было ощущение, что сейчас на ее шее сомкнуться челюсти беспощадного зверя. А Иосиф с усилием разжал пальцы, развел руки в стороны и отступил. Голос его так и остался ровным и бесцветным:

— Климент мертв. Убит в подвале виллы Перетти.

Именно этот голос помог графине справиться с истерикой. Она вздохнула, успокаиваясь.

— Простите меня… Кто это сделал? Вы уже знаете, святой отец?

— Я все сказал.

— Я не могу удерживать вас, отец Иосиф. Но если вы уйдете, у меня не останется никого, кто мог бы и хотел бы помочь. Помочь попытаться спасти его.

Медленно переступая ослабевшими ногами, Юлия дошла до кресла и села, безвольно сложив руки на подол платья:

— Я устала, святой отец. Идите, напомните ему, что он уже умер…

— Храни вас Бог, — ответил монах.

Несколько шагов, и он скрылся за дверью, направляясь на выход. На улице Иосиф забрался на мула и направился в дом кардинала Перетти.

Графиня, собравшись с силами, поднялась в спальню. Дойдя до алькова, посмотрела на распятие:

— Неужели Ты позволишь этому случиться?! Ты же милосерден…

* * *

У дома синьоры Сантаре Феличе Перетти спешился и помог спутнице выйти из портшеза.

— Роберто выбрал для вас прекрасный дом, — сказал кардинал, осматриваясь.

— Да, дядя это умеет, — улыбнулась Мария. — Только я захотела переделать внутренний двор. Ему пришлось подыскать еще и строителей.

Мария посмотрела на Перетти. Факелы по обеим сторонам крыльца бросали неверные отсветы на их лица. Синьора Сантаре скорее почувствовала, чем увидела, что кардинал оставляет ей выбор. И она выбрала.

— Монсеньор, мне на днях привезли от Капьяри новую виуэлу*. Может быть вы зайдете опробовать инструмент?

— Как вы там сказали… Почту за честь, — Феличе подчеркнуто изящно поклонился, всем своим видом показывая, однако, что иного выбора от нее и не ожидал.

Мария рассмеялась. В доме она провела гостя в жилые комнаты.

— Вы позволите мне покинуть вас на несколько минут? — спросила Мария.

— А если не позволю?

— Тогда мне придется уговорить вас.

Феличе развел руками:

— В таком случае уговаривайте.

Мария на миг опустила глаза, но тут же шагнула и потянулась к нему всем существом. Перетти во встречном движении склонился к ней. Их губы соединились. Движения его рта, языка были подобны волнам прибоя, и Мария качалась на них, растворяясь во вкусе приправленном вином и корицей, в ставшем единым для них дыхании. Он отстранился первым:

— Зачем ты хочешь уйти? — тихо спросил, не переставая ласкать ее волосы, затылок, шею.

— Принесу пирог. Я сама рецепт придумала, — через сбивчивый вздох ответила Мария.

— Прикажи сделать это слуге, а сама останься здесь, рядом.

— Как ты хочешь.

Перетти разомкнул объятия, и она отошла позвонить в колокольчик, чтобы вызвать прислугу. Вскоре принесли пирог, вино, фрукты и воду со льдом и лимоном. Они вновь остались вдвоем. Перетти сам наполнил бокалы, один подал женщине, а после сел в кресло рядом с ней.

— Так что ты говорила о воскрешении?

Вопрос кардинала в этом уютном свечном полумраке оказался для Марии неожиданным. Она с тревогой заглянула в лицо Феличе:

— Ты все еще думаешь об этом?

— Я жду ответа.

Мария встала, не показав, что обижена внезапной резкостью тона, поправила выбившийся локон и заговорила:

— Я уже рассказывала, что в Портиччи увлеклась медициной… Есть одно средство. Если яд заменить на него, то раненый просто уснет. Очень крепко. Так, что можно будет даже извлечь пулю, и он ничего не почувствует. А всем будет казаться, что он смертельно отравлен.

Мария замолчала. Перетти задумчиво пил вино. Наконец, он, усмехнувшись, проговорил:

— Ты забыла об одном, девочка моя. Чтобы это провернуть, нужно, как минимум, знать того, кто будет стрелять.

То, как Мария закусила губы, как поспешно отвернулась, заставило Перетти подняться и подойти к ней. Кардинал повернул ее к себе, поднял за подбородок лицо к свету. На Марию смотрели сузившиеся в подозрении глаза:

— Кто? Отвечай. Я имею право знать это.

— Витторио Чаккони, — по щекам Марии покатились слезы.

Он отпустил ее. Огромные кулаки сжались до хруста, когда Перетти с сомнением посмотрел на женщину:

— Этот… сладкий… — он едва сдержал грязное слово.

— Дядя догадался.

— Чушь! Боргезе...

— Не знаю. Может он и причастен.

— Я знаю!

— Чаккони ревнует, — Мария смахнула со щек влагу, — Папу к… тебе.

Кардинал замер, и вдруг по комнате раскатился его хохот. Синьора Сантаре невольно улыбнулась.

Не сдержавшись, Перетти все-таки выругался:

— Frocio!**

Феличе присмотрелся к женщине, подошел ближе, осторожно коснулся все еще мокрых щек:

— Прости, я напугал тебя. Но почему Беллармин ничего не сказал мне?

— Дядя тоже уверен, что инициатор — кардинал Боргезе. Он говорил, что узнав все, ты убьешь Чаккони.

— Он чертовски прав!

— Вот! Поэтому! Тогда Боргезе будет искать другой способ, а мы можем не узнать о нем вовремя…

— «Мы»?!

— Роберто признает меня умной женщиной, — она не без гордости вскинула подбородок. — Ведь смогла же я убедить Чаккони заменить яд моим средством.

Перетти пораженно раскрыл глаза:

— Как?!

— Я узнала, что он бегает от своего покровителя на сторону. К одной уличной танцовщице.

— К женщине?!

— Почти девочке.

— Витторио Чаккони? К девочке?

— Именно. Представляешь, если об этом узнает Папа?

— Невероятно…

Перетти пытался осознать все, что творилось вокруг него. Ничто не поколебало уверенности кардинала в том, что его судьбу решил Камилло Боргезе, при молчаливом согласии Папы и Марка Оттавиани. Враг действовал, используя низменную страсть мальчика. Поэтому все прежние попытки добраться до него казались такими нелепыми. Но одно кардинал знал точно — Витторио Чаккони отменно стреляет. Это единственное, известное ему, истинно мужское увлечение фаворита Папы. Феличе вновь наполнил свой бокал, осушил его. Каков шанс, что выстрел не убьет его сразу, на месте?

— Я не хочу, чтобы ты была завтра в церкви во время службы. Я могу на это рассчитывать?

Мария удивленно посмотрела на Перетти:

— Но почему?

— Так надо. Я прошу тебя!

— Но… — начала Мария и осеклась, посмотрев в его серьезные требовательные глаза. — Хорошо.

Она приблизилась к Феличе, положила руки ему на грудь:

— Я погибну без тебя, — прошептала еле слышно.

— Не надо. Ты же воскресишь меня, — прошептал он в ответ и сам не поверил.

Предательство окружало его, и он сам был предателем, находясь сейчас здесь, с Марией, а не с Юлией, не с любимой женщиной. Предательства не было только в глазах синьоры Сантаре. Там были только безграничная любовь и преданность. Когда-нибудь, вероятно, и в них он разглядел бы второе дно, скрывающее пережитую истину. Только вот будет ли у него это «когда-нибудь»? А сейчас были мягкие, податливые губы и шея, пахнущая ландышами, и светлые локоны, скользящие между пальцами.

— Сегодня всю ночь я буду петь только для тебя, — Феличе еще раз, теперь почти невесомо, коснулся уголка ее губ.

Мария все поняла и согласно кивнула:

— Виуэла вон там, — махнула она рукой в дальний угол комнаты.

Кардинал взял инструмент в руки. Струны были уже натянуты, оставалось лишь немного подстроить звучание.

Он пел только свои стихи. А Мария Сантаре либо внимательно слушала и любовалась им, либо двигалась по комнате в такт музыке с воображаемым партнером в танце. И Феличе чувствовал, что этим партнером является он сам.

Когда за окнами посерело, Перетти оборвал песню и поднялся:

— Мне пора.

Мария осталась сидеть, сложив руки на стол. Только с надеждой спросила:

— Мне нельзя быть в церкви?

— Нет.

Аккуратно устроив инструмент в кресле, на котором сидел, монсеньор Перетти вышел из комнаты, а вскоре и из дома.

_________________________________________

*Виуэла (испан. vihuela) — струнный, главным образом щипковый музыкальный инструмент лютневого типа. Был распространен в эпоху Возрождения в Испании, Италии и Португалии. Ближайшая «родственница» испанской гитары. Капьяри — итальянский изготовитель гитар и струнных инструментов. Жил во Флоренции в ХVI в.

** Frocio (ит.) — термин, наиболее часто используемый в итальянском языке, чтобы указать на мужскую гомосексуальность с ярко выраженным отрицательным отношением.