Наследие. Воскрешающий камень (джен)

— И с каких это пор вы неразлучны? — с подозрением пробормотал Альбус.

Гриффиндорцы переглянулись между собой. Кристофер пожал плечами.

— Есть происшествия, после которых невозможно не проникнуться друг к другу симпатией, — с улыбкой ответил за двоих Чарли.

Есть люди, совершенно не приспособленные к свободному общению. Кристофер Уоллорд причислял себя именно к таким. Вот скажите на милость, разве сложно складывать слова в предложения? Элементарно. На бумаге Кристофер вполне связно излагал свои мысли лет этак с пяти и не подозревал, что сделать то же самое, но устно станет для него непосильной задачей.

Когда ему пришло письмо, отец с торжественным выражением на лице вручил мальчику дубликат ключа от зала, где хранились книги о настоящем волшебстве. Откуда такие предосторожности? Все просто: папа Кристофера был маглорожденным волшебником, а мама — обычной, без капли магии женщиной. И ее родители и без того не лучшим образом относились к „этому книжному червю“, особенно поначалу. Не желая лишних проблем, Джон Уоллорд спрятал волшебный мир под замок в своем магазине. И этот мир почти пятнадцать лет спустя открылся его сыну.

С того дня Кристофер читал и перечитывал „Историю Хогвартса“. Старинный замок, полный секретов, призраки и живые портреты, движущиеся лестницы и потолок-небо с парящими в воздухе свечами… Это было как в тех волшебных повестях, которые мальчик раньше читал, прячась под одеялом с фонариком — только эта сказка взаправду существовала! Он вычеркивал дни в календаре, считая, сколько осталось до первого сентября.

И первое сентября было просто обязано оправдать все его ожидания! Огромный пышущий жаром экспресс, толпы волшебников, уханье встревоженных сов — красота! В поезде Кристофер тут же переоделся в мантию — он теперь волшебник, как-никак — и забрался на верхнюю полку. Устроившись на верхотуре, он в сотый, наверное, раз принялся читать легенду об основателях. Какой факультет станет его домом? За дверью купе бродили ученики, слышался чей-то заливистый смех, поезд подскакивал на стыках рельсов, мерно покачивая вагон… Мальчик и не заметил, как задремал.

Разбудил его паровозный свисток — они прибыли в Хогсмид. Пока он шел к выходу, его едва не сбили пробегавшие мимо мальчишки. Долговязый блондин и его темноволосый приятель промчались, звонко хлопнув дверью — той, что между вагонов. Вот чудаки! Кристофер оглянулся на них и вышел на перрон. У него таких диких знакомых не было. Если говорить начистоту, у него вообще не было знакомых его возраста — ни волшебников, ни маглов.

* * *

В том, что Шляпа отправила его в Гриффиндор, было нечто удивительное. Кристофер прежде не замечал в себе какой-то выдающейся смелости. Он миллион раз представлял себя в роли героев приключенческих романов, воображал, как расправлялся бы со всеми неприятностями одним движением шпаги (револьверным выстрелом, компьютерной программой, приемом кунг-фу — нужное, как говорится, подчеркнуть), но это же совсем другое! Можно сколько угодно быть Джеймсом Бондом в своих мечтах, и при этом продолжать бояться грозы, соседской собаки… Да чего угодно! Так что, по всей вероятности, Шляпа не нашла в нем достаточно ума, изворотливости или трудолюбия, чтобы отправить куда-то еще.

К тому же, грех было жаловаться на такой результат. Гриффиндор был символом добра и справедливости, так что всякий счел бы за честь учиться на этом факультете. Возможно, ребята тут чересчур бойкие и энергичные — по сравнению с Кристофером, но ведь ко всему можно привыкнуть. Вот, например, его папа — он вообще о волшебном мире узнал за неделю до поступления в Хогвартс (день рождения у него двадцать пятого августа), и ничего: освоился, приспособился, а потом вообще стал старостой школы.

Так что Кристофер ковырял ложкой рагу и прислушивался к разговорам за столом — речь зашла о семьях. Центром внимания стал этот азиат, Чарли, который рассказывал о том, как исколесил вместе с отцом-дипломатом полсвета, а потом отец получил назначение в китайское представительство при английском Министерстве Магии, и поэтому Чарли прислали приглашение из Хогвартса. «Сначала меня хотели отослать в „Обитель Красного дракона“, но я жутко не хотел — там жесткая дисциплина, и половина занятий отводится для медитации. А здешний подход к образованию нравится мне куда больше!» Три девочки и высокий парень оказались из семей волшебников. Девочка с двумя русыми хвостиками прошептала, что ее папа из старой магической семьи, а мама — маглорожденная волшебница. Почти так же страстно, как Чарли, вещал голубоглазый мальчишка с взъерошенным ежиком. «Мой папка играет за „Уимбурнских Ос“, и я тоже однажды стану профессиональным игроком! Мама против, она хочет, чтобы я выбрал магическое право или банковское дело или что-то типа того, но кто станет ее слушать — она вечно сидит дома и ни разу не летала! Ничегошеньки не понимает в метлах и квиддиче, но я ее убежу… То есть убедю… Короче, вы же меня понимаете!» Самое интересное, что он повернулся к Кристоферу и спросил: „Ну, а ты откуда?“, на что Уоллорд промычал нечто невразумительное о Кардиффе и книжной лавке.

С этого, собственно, и началось его знакомство с Айвором Ренчем. Тот был полной противоположностью Кристофера. За неделю в замке он познакомился со всеми учениками младших курсов и почти половиной старшекурсников; он был в курсе всех последних сплетен; знал все подвохи, которые поджидали неосторожного студента у каждого преподавателя. Зачем ему, такому яркому, стремительному и жизнерадостному мог понадобиться незаметный Уоллорд? Это было так же загадочно, как решение Распределяющей Шляпы — и так же не должно было стать поводом для жалоб.

* * *

Почти три месяца прошло с тех пор, как Кристофер переступил порог Хогвартса. Если подводить промежуточные итоги, как делал папа каждую неделю, все было вполне неплохо. В журнале напротив фамилии Уоллорд нет ни одной оценки ниже „В“, он ухитрился не опозориться на полетах (хоть и сел на метлу впервые), и, что больше всего радовало Уоллорда-старшего — у Кристофера появились друзья. Айвор Ренч и Оуэн Присколл — эти имена фигурировали в каждом письме, которое отец семейства зачитывал вслух, сидя за конторкой в своем магазине.

Была, правда, в этой бочке меда и своя ложка дегтя — своя горчинка в Амортенции, как говорили волшебники. Кристофер не мог понять неприязни, возникшей между его друзьями и слизеринцами. Нет, папа рассказывал, что их факультет придает большое значение Темным Искусствам и даже Сами-знаете-Кто, самый жуткий волшебник прошлого века, был выпускником Слизерина. Но Сами-знаете-Кто был побежден Гарри Поттером, а сторонники темного мага кто был убит в Битве за Хогвартс, кто закончил свои дни в Азкабане — спрашивается, какое отношение ко всему этому имеют одиннадцатилетние мальчишки? Тем более что один из них — сын того самого героя и вряд ли дома разводит инферналов. И потом, будь они хоть десять раз темные маги, зачем специально задирать их? Поттер, может, и безобидный, а вот Малфой точно может дать сдачи. Но пока он такого желания не изъявил — и ладно.

Хотя впечатление, которое производили слизеринцы, было несколько… пугающим, что ли. Во-первых, их было ужасно мало. Во-вторых, они все делали вместе. Всем факультетом — на завтрак, потом группками — на уроки. Все вместе — на обед и все вместе — в библиотеку. Только ты думал, что вот этот парень в зеленом совершенно один, как из-за угла выходила парочка, а у окна ты вдруг замечал нагруженную бумагами старосту Слизерина. Даже Поттер и Малфой ходили как друг к другу приклеенные. По крайней мере, так было, пока Ренч не разболтал во всеуслышание ту историю.

Этот случай тоже Кристоферу не нравился. Мало ли что можно подслушать под дверью у профессора Криви! Старшекурсники приходят к нему иногда, чтобы тот рассказал о войне, или о трудностях в аврорской школе — во времена его юности все хотели записаться в мракоборцы, но далеко не всех допускали до этой службы… Да мало ли что могут обсуждать преподаватель и почти взрослые студенты! Совершенно не обязательно проверять правдивость слухов таким жестоким образом. Ренч-то не слизеринец, он должен быть выше подобной подлости. Кристофер попытался напомнить ему об этом, но Айвор только фыркнул: „Ничего-то ты не понимаешь, Крисси!“ Это значило, что он сделал что-то не так. Обидное прозвище „Крисси“ существовало для неуклюжего, невпопад говорящего откровенные глупости Уоллорда. Для всего остального Ренч использовал более приятное „Уолли“.

Разговор с Оуэном еще больше расстроил Кристофера. „Мою бабушку пожиратели запытали накануне войны, а отец до сих пор наполовину парализован после взрыва темномагического артефакта в поместье какого-то слизеринского чистоплюя. Так что мне как-то без разницы, насколько подлым выглядит это со стороны. До тех пор, пока мои действия не противоречат Закону — а они не противоречат — я буду считать своим долгом любыми доступными способами доставить Слизерину и слизеринцам как можно больше неприятных минут.“

Так что Кристоферу пришлось оставить свои соображения при себе.

И все-таки он ощущал себя виноватым в том, что Поттер и Малфой третью неделю игнорировали друг друга. „Неприятные минуты“ были слизеринцам обеспечены совершенно точно: Поттер бродил по замку безутешной тенью, у Малфоя все из рук валилось… Если бы Ренч или Оуэн вдруг перестали разговаривать с ним, Кристофер бы тоже не выдержал. Так, сравнивая себя и их, гриффиндорец пришел к простому выводу: а не очень-то они и отличаются.

Вывод пугал своей очевидностью. Слизеринцы вовсе не были теми исчадиями ада, которыми их представляло себе большинство. Они вполне были способны на человеческие чувства. Направлены эти чувства были, разумеется, на „своих“ — так и гриффиндорцы не спешили брататься со всеми подряд, беспокоясь прежде всего о своих друзьях и своем факультете.

Доказывать что-то Ренчу? Не-ет, даже неискушенному в общении Уоллорду было ясно: стоит ему хоть заикнуться о таком — и дружбе конец. Присколл имеет право недолюбливать темных магов — ну так эти два конкретных слизеринца не являются таковыми, и вскоре Оуэн это поймет. Но вот Айвор… Он зачитывается книгами по новейшей истории, он с восторгом слушает разглагольствования пятикурсника Скира на тему: „Как гриффиндорцы должны защищать всех и вся от нападок мерзкого Слизерина“. Прямо-таки эпическое сказание в семи частях, полное анекдотов про Годрика и Салазара и аврорских баек. Непроверенных фактов и двусмысленности — море, но Ренчу нравится.

Слизеринская парочка что, не могла перестать, наконец, раздражать тонкую душевную организацию Уоллорда своим неприкаянным видом, когда проблему можно решить на раз-два? Когда Малфой починил разбившиеся очки, Кристофер решил оказать ответную любезность. Поэтому, собрав всю свою храбрость, он предложил поработать в паре на Чарах. Это был бы отличный повод, чтобы рассказать ему, откуда пошли слухи, выразить сочувствие и предложить помириться с Поттером. Но увы — план не удался с самого начала: Малфой с вежливой улыбкой отказался. Упертый баран! В этот момент он до ужаса напомнил Кристоферу Джеймса Поттера. Тот был частью другого плана, включавшего в себя влияние старшего брата. Он также провалился. Джеймс, видите ли, не обязан общаться с идейными врагами, даже если один из них по недоразумению является его родственником!

* * *

Иногда даже работа в библиотеке, этом чудесном, наполненном запахами старого пергамента и типографской краски месте, может раздражать. Честно говоря, раздражали на самом деле рассуждения Ренча об изменении структуры Хогвартса — так перефразировал Уоллорд бесконечные заявления о том, как хорошо бы было выгнать из школы „всю эту шваль“. Под швалью понимались слизеринцы, и это начало порядком надоедать. Ох, Кристофер сейчас бы не отказался даже от парочки Непростительных! Спокойно, Уоллорд, спокойно…

Он пытался писать эссе по Истории Магии — должен же он разобраться в хитросплетении гоблинских мировых договоров — хотя бы для экзамена. Оуэн рисовал крошечные снитчи на полях подаренной на недавний день рождения книги „Квиддич сквозь века“, вполуха слушая Ренча. По мнению Кристофера, даже вполуха было слишком много, но свое мнение по привычке держал при себе.

Поэтому, когда мадам Пинс скомандовала расходиться, он был почти счастлив — в отличие от других студентов, не горевших желанием идти в свои гостиные по продуваемым всеми ветрами коридорам.

— Мистер Уоллорд, пройдитесь, пожалуйста по рядам, — окликнула его суровая библиотекарша. — Не хотелось бы никого запереть здесь на ночь.

По технике безопасности настоятельно рекомендовалось закрывать библиотеку на замок — чтобы ученики не пытались проникнуть в Запретную секцию после отбоя, когда здесь никого нет. Кристофер уже неоднократно помогал мадам Пинс, так что ее просьба не была неожиданной. Ему не раз приходилось будить задремавших студентов, но ничего более серьезного на заключительной проверке не случалось. Вот и сегодняшняя находка: сопящий за стопкой энциклопедий Малфой.

— Подъем… — сказал Кристофер. Немного подождал, легонько потряс спящего за плечо и повторил: — Вставать пора!!

Слизеринец завозился, передернул плечами и поднял взгляд на Уоллорда. Ничего себе! Глаза у него были покрасневшие, без обычного живого блеска — короче говоря, совершенно больные. Он даже моргал с задержкой, как будто любое движение требовало от него неимоверной концентрации.

— Чего тебе надо? — прокаркал он, глядя исподлобья.

— О-отбой скоро. Библиотека закрывается, — пояснил гриффиндорец.

Непохоже, чтобы его слова поняли. Малфой щурился на свет лампы и даже не собирался двигаться с места.

— Ты долго еще будешь копаться? — Ренчу уже надоело ждать, и он решил сам вытащить однокурсника. — О, какие люди! Не трогай его, Уолли, еще отравишься.

— Иди ты, Ренч… — вяло отмахнулся Малфой. — Просто от-ва-ли.

Он встал, сделал пару нетвердых шагов — и привалился к стеллажу, натужно втягивая воздух. На бледном лице неправдоподобно яркими кляксами пылал румянец.

— Его бы к целителю, — нерешительно пробормотал Кристофер. Что еще сделать, он представлял весьма и весьма смутно.

— Крисси, ты чего? — недоверчиво протянул Ренч. — Сдай его на руки Пинс или вообще оставь тут. Сдался он тебе!

— Он болен, ему помощь нужна! — Кристофер не понимал однокурсника. — Не можем же мы его бросить!

— Оставь свою жалость, зна… — окончание фразы скрылось за приступом кашля. Малфой медленно сползал по стеллажу вниз, а характер, вне зависимости от состояния здоровья, был все тот же дурацки-упрямый. Кристофер закинул его руку себе на шею и слегка потянул — так, вот теперь более-менее устойчиво.

— Он же слизеринец! — прошипел Ренч. — Он наш враг, Крисси!

Ухо обдало горячим дыханием, и шепот сложился в „Влипнешь же, Монте-Кристо…“. Малфой дернулся, порываясь уйти самостоятельно. А ну стой! Кристофер ухватил его покрепче. Ему вдруг стало все кристально ясно.

— Человек он, — ответил Уоллорд, делая первый шаг с живой ношей на плечах. Шатались они, как пьяные, но дойти до больничного крыла наверняка получится. — А вот насчет тебя не уверен.

Нет, все-таки тяжеловато. Кого просить о помощи — не старушку же библиотекаршу? На нее дунь — она развалится, тяжелее книги точно ничего не носила! Тут с другой стороны некто подхватил Малфоя. Мальчишка, уже в полубессознательном состоянии, что-то невнятно пробормотал — на сопротивление сил не было.

— А тебя какие докси укусили? — возмутился Ренч.

— Конфуций сказал: „Благородный муж не боится помогать тем, кому это нужно“, — не терпящим возражений тоном заявил Чарли, и все трое покинули наконец библиотеку.

* * *

— Подняться по лестнице — и мы на месте, — Кристофер задумчиво оглядел уходящие ввысь ступени.

— Бросьте меня… Сумасшедшие… — Малфой задыхался еще больше, чем прежде.

— Вот поднимемся, тогда и бросим, не беспокойся, — заверил его запыхавшийся Чарли. Все-таки удержать человека на две головы выше тебя — не самая простая задачка.

— И что бы по этому поводу сказал Конфуций? — поинтересовался Кристофер.

Чарли смерил взглядом лестницу.

— Боюсь, в этом случае он бы промолчал.