Теневой Танцор (гет)

Гермиона Грейнджер за задернутым пологом своей кровати в спальне девочек листала увесистый том из библиотеки Хогвартса. Она ощущала знакомое нетерпение, читая о способах наложения, снятия и взлома чар забвения. Странные чувства, которые ей довелось испытать в кабинете профессора Снейпа, натолкнули ее на мысль, что какая-то часть ее прошлого ускользнула, сжалась в маленький комочек в глубине сознания и посылала слабые мольбы о помощи.

Самое подробное описание она нашла в книге «Особенности ментальной магии»: волшебник, произносящий заклинание забвения, должен быть безусловно сконцентрирован на произносимом заклинании, так как малейшее отвлечение внимания может привести к непредсказуемым последствиям: от поверхностного стирания воспоминаний до глубокого поражения памяти.

И далее следовал длинный список побочных эффектов, из которых Гермиона у себя смогла отыскать лишь утомление, но это ее вовсе не успокаивало. У нее была одна теория. Преподаватель не мог без причины стереть память студенту, и это наталкивало на мысль, что староста в чем-то перешла границы. Возможно, она, как и планировала, попросила помощи у Снейпа для Гарри (недаром же он в кабинете директора себя так спокойно вел), но профессор ей отказал и внушил нежелание обращаться к нему еще раз.

Она сложила руки на коленях, глубоко и размеренно вздохнула, как и описывалось в книге, сосредоточила все свои силы на том, чтобы вспомнить занятие зельеварения, прошедшее в начале семестра, но ничего не уловила, кроме того, что привиделось ей в кабинете профессора.

Гермиона неуверенно переминалась с ноги на ногу рядом с жестким креслом в полутьме кабинета Снейпа. На плечо ей давил ремень тяжелой сумки с учебниками.

«Не стойте как истукан, кресло справа…»

Она поставила портфель рядом с низким столиком перед камином и опустилась на край сидения, встретившись взглядом с зельеваром.

Дальше воспоминания обволакивала густая пелена.

Девушка раз за разом повторяла все указания из книги, но безрезультатно. И в последующие два дня тренировок у нее ничего не вышло. Гермиона знала, что виной всему одолевавшие ее иные мысли: Гарри, после своего исчезновения с отработки четыре дня назад, всячески избегал старосту. Поттер увлекал Рона в другой конец Большого зала или учебного класса, все свободное время проводил около Выручай-комнаты и загадочным образом испарялся, стоило только приблизиться Грейнджер. Она слишком сильно ранила его, чтобы так просто восстановить дружеские отношения. Если это вообще возможно.

Рон, вернувшийся с небес после разрыва с Лавандой, несколько раз спрашивал у девушки, что произошло между друзьями, но Гермиона, считая, что не имеет право посвящать Уизли в эту тайну, отмалчивалась. Она осталась в одиночестве в окружении толпы, и от этого с еще большим пылом стала тренироваться в разрушении чар забвения даже в общей гостиной и библиотеке, закрывая глаза и погружаясь в свои воспоминания. Эти занятия ей напоминали попытки сопротивляться Империусу два года назад. Глубокий, бархатный голос в голове приказывал ей: «Забудь!», а она пыталась отказаться исполнять его волю.

Гермиона долго лежала в кровати без сна, рассеянно поглаживая теплый живот огромного рыжего кота. От одиночества она завела привычку рассказывать Живоглоту о своих переживаниях, но в этот вечер все было немного иначе: сначала бесплодные попытки взломать чары, а потом и послышавшаяся снизу не в меру громкая для такого позднего часа музыка разрушила все надежды на отдых. Судя по звукам, раздававшимся из гостиной, в башне Гриффиндора протекала незапланированная вечеринка после отбоя, и если раньше они вели себя тихо, то теперь однозначно нарушали покой других студентов. Гермиона нехотя поднялась из постели и накинула серый халат поверх ночной пижамы, понимая, что ей пора исполнять обязанности старосты.

— Что здесь происходит? — властно поинтересовалась она, заглушив волшебное радио одним взмахом палочки. В гостиной сидели Дин, Симус и трое семикурсников. — Вы должны были разойтись по комнатам еще два часа назад!

— Гермиона, давай к нам, тут просто нереально круто! — позвал ее Дин Томас, выглядевший чрезмерно довольным.

Симус при виде старосты поспешно задвинул что-то ногой за диван и отвесил ощутимый толчок локтем под ребра Дину.

— Гермиона, тебе незачем спускаться, мы больше не будем мешать, честно! И вообще, мы уже расходимся, — обратился Финниган к студентам, сидящим вокруг камина.

Догадаться о том, что происходило, было нетрудно. Слабый аромат, витающий в гостиной, Грейнджер уловила еще стоя на верхней ступеньке лестницы.

— Акцио огневиски! — тихо произнесла староста, и к ней по воздуху подплыла початая бутылка с янтарной жидкостью.

— Ты расскажешь МакГонагалл?

— Профессору МакГонагалл, — поправила его Гермиона. Она поджала губы и с неодобрением посмотрела на Финнигана. Наверняка именно он был зачинщиком вечеринки. — Я должна, Симус: в Хогвартсе запрещено распивать Огненный виски. Но я не стану снимать баллы с Гриффиндора за нарушение правил. А это, — она приподняла руку с зажатой в ней бутылкой, — я заберу и вылью в раковину. Спокойной ночи.

Староста хмуро наблюдала за юношами, пока те разбредались по комнатам, потом вернулась в спальню и зашла в туалетную комнату. С легким раздражением на мужскую глупость, девушка отвинтила крышку и почувствовала, как ей в нос ударяет терпкий запах напитка.

В следующую секунду бутылка выскользнула из рук, разлетаясь на мелкие осколки, но Гермиона этого уже не видела.

«Вы пьяны…» — слышала, словно из глубокого колодца, она свой голос.

«Вы чертовски наблюдательны. Не стойте как истукан, кресло справа».

Гермиона отчаянно зажмурила глаза, делая глубокий вдох и боясь потерять воспоминание.

«Нашли что-то интересное, мисс Грейнджер?» — Снейп водит пальцами по ткани своего сюртука на предплечье, точно там, где должна быть метка Пожирателя смерти.

Еще вздох. Представила, как поддевает острием ножа заклятье забвения, будто жесткую корочку на ране, и тянет прочь со своей памяти. Только бы не потерять концентрацию.

«Я хочу знать свое прошлое», — промелькнула мысль в голове Гермионы, и она едва не задохнулась от нахлынувших за этим воспоминаний.

Оголенное предплечье, бледно-красная татуировка, холодные руки и разряд тока, пробивающий до самых кончиков пальцев, от прикосновения к его коже. И не только… Признание в убийстве. Хладнокровном убийстве, собственными руками, из пожиравшей его жажды мести. Раскаяние. Вина. Искупление. Душа, горящая в адском пламени. Проклятье…

Голова шла кругом от обилия поступившей информации и ужаса от того, что она узнала. Конечно, Снейп был в ярости, осознав, сколько всего он наговорил студентке. Судя по всему, зельевар был недостаточно собран, когда накладывал на нее заклинание забвения, и часть воспоминаний к ней вернулась как эхо. Она вздрогнула при мысли о том, что профессор мог повредить ее память целиком. С его стороны было безответственно применять сложные чары в не совсем трезвом состоянии.

«Эгоистичный подонок», — с чувством заключила часть разума, свободная от нелогичной тяги к зельевару, рождая видение, как он получает Конфундусом в свое надменное лицо за нарушение личных границ.

Как он посмел? Поплакался ей в жилетку о своих чертовых ошибках и выбросил ее, как отработанный материал! И ему было глубоко наплевать, что своими действиями он снова преступает закон. Или в следующий вечер пьяных откровений Снейп будет раскаиваться в том, что начисто отшиб ей память и сломал жизнь? Даже то, что Гермиона не сдержалась от опрометчивых слов, разве является поводом для такой низости со стороны человека, которому она верила?

Рон был прав: Снейп злыдень и мерзавец.

«Лишь бы Гарри не оказался прав», — с неуместной надеждой шепнуло сердце.

— Эванеско, — прошептала гриффиндорка, убирая следы от разбившейся бутылки с каменного пола туалетной комнаты, и вернулась в свою кровать. Ей было над чем подумать.

Близился день последнего в семестре факультативного занятия по зельеварению, но впервые Гермиона его страшилась. С момента, как ей удалось вспомнить подробности «отмененного» занятия, по счастливой случайности, не было ни одной пары ЗОТИ, и она боялась даже не столько оказаться лицом к лицу с профессором Снейпом, как снова заниматься зельями без слизеринцев: опять остаться с ним наедине. Гермиона просто не могла понять, как ей к нему относиться, а ставшая ей известной тайна зельевара не вызывала никакой радости.

Конечно, Гермиона не могла оставить эту историю без разъяснений. Она отправилась в библиотеку и стала искать информацию о семье Каррингтонов. Девушка нашла упоминание о них в «Справочнике чистокровных волшебников», изданном около шестидесяти лет назад, где поименно представлялись все представители благородных чистокровных семей Англии.

В зачарованной книге были составлены генеалогические деревья и вписаны нынешние потомки каждого рода. С крохотного овального окошка на старосту надменно смотрела бледная худощавая женщина, длинные темные волосы которой красиво обрамляли несколько вытянутое лицо. Внизу стояла подпись: «Ребекка Каррингтон». Она лишь на четыре дня пережила своего отца. Эта фамилия упоминалась и в старых выпусках «Ежедневного пророка» — представителей семьи подозревали в пособничестве Тому-кого-нельзя-называть, но после войны предъявлять обвинения было уже некому: род прервался на Ребекке. И если Гермиона сделала верные выводы из пьяных откровений Северуса Снейпа, то именно он приложил к этому свою руку.

И осознание этого факта почему-то отзывалось в ней не страшным пятном на биографии зельевара, а безликой статистической сводкой. Когда она успела зачерстветь? Или с ней сыграла злую шутку беспечная уверенность в том, что Снейп не предатель? Но обязан ли был он быть при этом хорошим человеком?

Невыразимо сложно было поименно опознать эмоции и чувства, которые Грейнджер испытывала к своему профессору. Еще сложнее оказалось смириться с ними.

Почти неделю гриффиндорка терзалась сомнениями. Снейп повел себя недостойно, применив к ней заклятье забвения, нарушил преподавательскую этику, показавшись в пьяном виде при студенте, но это была лишь верхушка айсберга. А все иные рассуждения сводились к осознанию простой фразы: Северус Снейп — Пожиратель смерти. И раньше эти слова не несли никакого смысла — обычная констатация факта, отражающая его социальный статус, — ведь всегда вместе с ними звучало «был».

Но не теперь. И еще больнее и мучительнее было понимать, что его прошлое не имело для Гермионы никакого значения. Она видела лишь настоящее, в котором он мучился виной и сожалел об ошибках. И все попытки взглянуть на Снейпа по-другому заканчивались крахом. Даже изредка возникающая бредовая мысль о том, что она глупо влюбилась, не вызывала былой бури протеста внутри. Как после таких выводов можно было смотреть своему преподавателю в глаза?

Гермиона не желала знать всех его грязных преступлений, она не хотела смотреть в глаза членам семей магглов, которых мог убить Снейп. Она ощущала, будто какая-то часть ее души, ответственная за сострадание его жертвам, иссохла и застыла, потому что Гермиона просто закрыла глаза на то, что он делал в юности. Ведь он больше не тот человек, который служил Волдеморту семнадцать лет назад.

А разве это не есть искупление грехов?

Гермиона уважала профессора как талантливого зельевара и могущественного знатока темных искусств. Она сострадала Снейпу, как человеку, судьбу которого искалечила война. Которому пришлось убивать и лгать, чтобы шпионить на благо Ордена. Который совершал ошибки и раскаивался в них. И все это взросло в ее душе намного раньше, но кое-что было новым: она принимала его со всем его темным прошлым и скверным характером и хотела помочь ему.

Девушка поняла, что она знает причину, по которой мужчина отталкивал ее столько месяцев: он нуждался в успокоении, которое почему-то в ней видел. И на какой-то краткий миг Гермионе показалось, что она хочет стать чем-то большим для Северуса Снейпа, чем простой пилюлей от одиночества. Но это была слишком безумная мысль, чтобы в нее поверить.

* * *

Легкий стук в дверь нарушил тишину подземелий, означая для Северуса начало двухчасовой пытки. Пытки доверчивостью, нежностью и всепрощением своей студентки.

Но она пришла не одна. Нотт зашел в кабинет следом, ощутимо пихнув старосту сумкой. Никак не отреагировав, гриффиндорка заняла свое место за партой.

Испытав разочарование от вида студента своего факультета, Северус поймал себя на мысли, что хочет остаться наедине с Грейнджер, как тогда, когда она перебирала ингредиенты в его личном хранилище. Ничего больше. Только спокойная, размеренная уютная обстановка для занятия бесполезной работой и пристального наблюдения за этим. И нет ничего проще.

— Мисс Грейнджер, я намерен снять десять баллов с факультета Гриффиндор за самовольный уход с отработки в прошедшую субботу, — весьма довольный этим обстоятельством, произнес Северус. — И назначить вам повторное наказание завтра в полдень.

Гермиона лишь кивнула, подумав, что если бы профессор Снейп не содрал баллы в начале занятия, стоило бы всерьез заподозрить самозванца под оборотным зельем за учительским столом.

— Задание на доске… Мисс Грейнджер, вам уже что-то непонятно? — мужчина удивленно поднял бровь, глядя на поднятую руку студентки. Нотт глумливо захихикал.

— Профессор, научите нас зелью «Феликс Фелицис», — нимало не смутившись, ответила Гермиона. Она уже несколько занятий хотела попросить об этом. Ведь «Феликс» мог помочь Гарри с поиском крестражей.

— Студент, способный на втором курсе приготовить оборотное зелье и не отравиться, может самостоятельно сделать зелье удачи, — повернувшись к студентам спиной, произнес подобие комплимента Северус. — Так что попробуйте сами, а если обрастете кошачьей шерстью, я вас, так и быть, верну в человеческий облик.

Снейп рассчитывал рассердить или обидеть девчонку, чтобы хоть немного ослабить ее притягательность, но, обернувшись, увидел легкую полуулыбку, играющую на ее губах: вместо того, чтобы возмутиться его ехидству, она нашла его забавным. И по груди разлилось тепло. Ненужное, неуместное, почти преступное тепло.

— Как я уже сказал, ваше задание на доске. Возьмите из подсобки серебряный котел четвертого размера и ингредиенты из хранилища. И поживей, у вас много работы.

Северус наблюдал за студентами, гадая, найдет ли хоть один из них ошибку в составе. Софи нашла бы ее при первом прочтении ингредиентов, но у нее был талант. Грейнджер же компенсировала отсутствие природного дара неуемной жаждой знаний и бесконечным списком изученных книг. На Нотта надежды не было никакой. Его зелье снятия частичного паралича можно было сразу выкинуть на помойку.

— Профессор, в составе неточность. Паучьи лапки нельзя совмещать с ягодами омелы, — наконец подала голос студентка.

— Правильно, мисс Грейнджер, — удовлетворенно произнес Северус. — Может быть, вы знаете, на что их нужно заменить?

— Цветки полыни?.. — неуверенно ответила она.

— Почти. Именно такой ответ можно найти в книге «Сильнодействующие зелья» в запретной секции библиотеки, которую вы, наверняка, изучили вдоль и поперек. Но если хотите избавиться от побочных эффектов, вам следует использовать настой полыни.

И едва он произнес эти слова, как лицо Грейнджер озарила счастливая улыбка, а сама она словно расцвела. Северус не мог понять ее радости (он даже не прибавил баллов ее факультету!), но, тем не менее, на душе у него стало на редкость приятно.

Оставшаяся часть занятия прошла без происшествий и, через минуту после того как Северус отпустил студентов, он с удивлением обнаружил, что староста Гриффиндора даже не подумала тронуться с места.

— Мисс Грейнджер, если вы не испаритесь в течение тридцати секунд, я запру вас в этом кабинете до утра.

Но угроза не возымела никакого действия. Гермиона спокойно стояла рядом со своим местом и смотрела ему прямо в глаза.

— Кажется, я забыла написать название на жабьих селезенках в прошедшую субботу.

— Вы сможете исправить свое упущение примерно через шестнадцать часов. Или у вас какие-то особые планы на завтрашний день, мисс Грейнджер? — насмешливо произнес Снейп.

— Нет, сэр, завтра я тоже приду.

Неожиданная догадка заставила брови мужчины поползти вверх.

— Вы не хотите возвращаться в гостиную?

— Да, — просто ответила она.

Он резко развернулся, взметнув полы мантии, и направил палочку в сторону дверей, находящихся прямо напротив входа в кабинет зельеварения.

— Поторопитесь, пока я не передумал, — бросил Снейп через плечо и зашел в свой личный кабинет.

В его жизни произошло нечто очень странное: волшебница, заставляющая его сердце пропускать удары, предпочла библиотечной книге его общество. Кажется, это был сон.

— Вам действительно не дают покоя жабьи селезенки? — серьезно спросил Северус, удерживая ее взгляд и намереваясь уличить во лжи, когда дверь за девушкой закрылась.

— Нет, сэр. Я вспомнила, что мы с вами так и не выпили чаю в субботу. Вас вызвал к себе директор.

— А вас — Поттер, — процедил Снейп, чувствуя, что Гермиона не лгала. Она действительно искала предлог остаться с ним.

— Так получилось.

Ожидая, что она еще что-нибудь добавит, мужчина рассматривал старосту. Густые блестящие волосы рассыпались по плечам, взгляд карих глаз был тверд и безмятежен, но заметив, как тяжело вздымалась грудь под расстегнутой мантией девушки, он догадался, что ее спокойствие напускное.

Она сидела в кресле у камина, там же, где и в первую их встречу в этом кабинете. В тот вечер, когда зельевар, словно вампир, напитывался от нее покоем и теплотой.

Зачем она пришла? Что ей от него было нужно? Долгие годы отверженности не позволяли закрасться мысли, что молодой волшебнице просто так понадобился некрасивый злобный Пожиратель смерти.

— Майки, — негромко позвал Северус, не дождавшись продолжения от Гермионы.

Посреди комнаты с хлопком появился низко кланяющийся ему домовик.

— Хозяин звал Майки?

— Приготовь нам чай. Черный? — спросил он девушку. Та кивнула, не отводя глаз от существа. — Прекрасно. Исполняй.

— Не знала, что у вас есть домовой эльф, сэр, — удивленно пробормотала гриффиндорка. В ответ на его приподнятую бровь, добавила: — Домовики обычно служат в древних чистокровных семьях.

— То есть вы отказываете моему роду в этих регалиях, мисс Грейнджер? — насмешливо протянул зельевар.

— Я не хотела этого сказать. Просто я знаю, что род вашей матери разорился около семидесяти лет назад, а все имущество пустили с молотка. Конечно, есть вероятность, что ваш отец Тобиас разыскал домовых эльфов и выкупил, но мне эта версия кажется неправдоподобной. Поэтому я удивилась.

— Откуда столько внимания к моей скромной персоне, мисс Грейнджер? — не зная злиться ему или чувствовать себя польщенным, спросил Снейп. Можно было даже не интересоваться, где она нашла эту информацию. В библиотеке.

Она засмущалась и пробормотала что-то невнятное, но слова заглушил хлопок аппарации домового эльфа.

— Спасибо, — ласково обратилась Гермиона к домовику. Тот испуганно пискнул и исчез.

— Да, я едва не забыл. Вы же борец за права эльфов, — поднося к тонким губам кружку с горячим напитком, сухо произнес он.

— Никто не заслуживает участи раба.

Северус был готов поклясться, что она имела в виду нечто большее, чем свобода угнетенных эльфов, но девушка не в меру заинтересовалась содержимым чашки и избегала смотреть ему в глаза.

— Этот домовик действительно служил когда-то в семье моей матери, но уже долгие годы входит в колонию эльфов Хогвартса. У него здесь семья. Директор позволил Майки вернуться ко мне, и хотя он по прежнему служит школе, в первую очередь выполняет мои распоряжения. — Увидев, что Грейнджер мгновенно вспыхнула от несправедливости и собралась разразиться гневной тирадой по поводу притеснения эльфийского народа, твердо добавил: — Он счастлив служить потомку своих хозяев. Однако это не самая интересная тема для обсуждения, мисс Грейнджер. Гораздо интересней вот что: прилежная юная староста Гриффиндора вместо того, чтобы вдалбливать в неразумные головы своих друзей здравые мысли, прячется в подземельях у декана вражеского факультета. Не сочтите за труд объясниться.

Ход удался: Гермиона отвлеклась от эльфов и — уж не показалось ли ему? — смутилась. Колеблясь еще несколько секунд, словно решая, уместно ли ей быть откровенной со Снейпом, рассматривала узор на древесине низкого столика, а потом все же ответила:

— Они со мной не общаются. Я подумала, что могу провести время с пользой, разбирая ингредиенты для зелий.

— Вот как? Им стало известно о вашем подвиге в кабинете директора?

— Нет, они не знают. Но если бы узнали, эффект был бы тот же. Они вам не доверяют.

— А вы, стало быть, доверяете?

Она потупилась.

— А я доверяю. Но дело в другом. И вам вряд ли будут интересны подростковые проблемы, — тихо добавила она, снова разглядывая кружку с таким интересом, словно в ней были заключены ответы на все тайны мироздания.

— Мисс Грейнджер, я не задаю вопросы, ответы на которые мне не интересны.

Она прикусила губу и встретилась взглядом с его черными глазами. Трогательная, ранимая, робкая. Требовалось море усилий, чтобы подавить в себе желание коснуться подушечкой большого пальца ее губ.

«Она всего лишь ребенок», — убеждал себя Снейп, воскрешая в памяти воспоминания о том, что случалось с женщинами, которые были ему небезразличны.

— Вы знаете, что происходит с Гарри. Ему очень тяжело, и я за него очень боюсь, — тихо говорила Грейнджер, а Северус, казалось, вот-вот раздавит тонкий фарфор пальцами, если она произнесет еще хоть слово о Поттере с такой нежностью в голосе. — И я очень корю себя за то, что доставила ему столько страданий, не ответив на его чувства. Он мог бы выбрать любую красавицу школы, но вместо этого…

Девушка не стала договаривать и лишь встряхнула гривой каштановых волос, на завитках которых играли блики пламени камина. До Северуса донесся тонкий аромат бергамота и цитруса.

— Вместо этого он выбрал самую умную, смелую и поразительно добрую волшебницу, — сам того не ожидая произнес Снейп, а Гермиона на него даже не посмотрела, очевидно решив, что ей послышалось.

Они ненадолго замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. И профессор, и студентка наслаждались тишиной и покоем, неожиданно поселившимися в их обществе. Гермиона была рада избавиться от одиночества, а Северус боролся с нарастающим желанием протянуть руку и убрать с лица девушки непослушный локон. Он приводил себе сотню разрушительных доводов в пользу того, что это безумие окажется последним его деянием в жизни. Он не имел права посягать на душу семнадцатилетней девчонки. Он не заслужил того доверия, что отражалось в ее глазах. И последним гвоздем, заколачивающим крышку его гроба, было то, что Северус не перенесет, если Гермиона его отвергнет.

Сквозь пелену его размышлений послышался задумчивый голос старосты:

— Профессор, а вы отказались показывать «Феликс Фелицис», чтобы зелье не попало в руки Малфоя?

— Почему вы так решили, мисс Грейнджер? — настороженно отозвался Снейп.

— Много разрозненных данных, — уклончиво ответила Гермиона и, по-своему истолковав выражение его лица, поспешно добавила: — Это всего лишь мое предположение, сэр.

— Мисс Грейнджер, вы не в меру осведомлены для своего юного возраста: информатор, Буревестник, моя родословная, мистер Малфой… — Зельевар поставил кружку на стол и придвинулся на край кресла, до минимума сокращая между ними расстояние. — Я полагаю, в вашей умной головке спрятаны весьма захватывающие тайны, и мне стоит больших трудов не попытаться выведать их силой, — мягко, почти томно, словно показывая, с каким искушением ему приходится бороться, произнес Северус, неотрывно глядя Гермионе в глаза. — Вы полны сюрпризов, мисс Грейнджер… временами не очень приятных. Но, как вы верно заметили, я отказался учить зелью удачи именно по этой причине.

Гриффиндорка подалась всем телом в сторону мужчины и остановилась всего в нескольких дюймах от его лица. От того, как сильно она стискивала ручку на чашке, костяшки ее пальцев побелели.

— Вам достаточно просто спросить, — ответила девушка, а зельевар не смог разобрать, чем вызвана дрожь в ее голосе. — И я поделюсь с вами своими секретами добровольно.

Воздух между ними наэлектризовался, а по телу Снейпа прокатилась жаркая волна. И одинокий, изголодавшийся по чувственному трепету мужчина внутри Северуса не позволил отрезвить себя благородными мыслями. Он протянул руку и коснулся лица девушки, большим пальцем поглаживая подбородок и нижнюю губу, которую она снова прикусила от волнения. Он позволит себе всего одно прикосновение. Он навсегда запомнит гладкость тех нескольких дюймов ее кожи, которые осквернил своими руками. Этот трепет и огромная зияющая дыра в его груди, в которой томился коктейль из сладострастия и одержимости, будут преследовать его до конца жизни. И Северус молился всем богам, в которых не верил, чтобы они помогли ему устоять перед соблазном украсть с губ Гермионы поцелуй. И он должен был предупредить ее. Сквозь шум в ушах услышал свой охрипший голос:

— Мисс Грейнджер, я не ручной огонек в ваших нежных ладошках. Со мной опасно играть в такие игры.

— А если это не игра? — выдохнула она, попав в плен его черных глаз. Такая смелая. Такая юная. Его студентка. Но ему было глубоко наплевать на все правила мира, которые могли бы встать у него на пути.

— Тогда вы определенно сошли с ума, мисс Грейнджер. Вы слишком многого обо мне не знаете, чтобы думать подобным образом. Того, что до самых глубин ужаснет вашу чистую душу. Того, что я делал и по собственной воле, и против нее.

— А если я знаю? — шепотом продолжала она, а Северус вдруг понял, что Гермиона дрожит от волнения и страха. Несколько мучительных секунд мужчина гадал, что означают ее слова, но никак не мог смириться с очевидным. Рука, которой он касался лица гриффиндорки, застыла.

— Вы позволите?..

Грейнджер лишь слабо кивнула, прекрасно сознавая, о чем он просил. Северус очень осторожно погрузился в ее сознание.

Она стоит рядом с ним в их прошлую встречу, растерянная и смущенная, и от его неосторожных слов перед глазами проскальзывают обрывки воспоминаний. Он уходит, а студентка отправляется к Поттеру. Поцелуй, жалость к мальчишке и боль. Потом бесплодные попытки сломать заклятье забвения. Резкий запах огненного виски и осколки стекла на полу. Его признание в убийстве Каррингтона. Злость, страх, оправдание и немыслимая жажда помочь, вобрать боль его искалеченной души в себя. Долгие поиски в библиотечных томах, подшивках газет. Ликование, когда находит нужные имена. Фото Ребекки вызывает… ревность? Бесплодные попытки проанализировать свои чувства. Прощение, принятие…

И… Безумие, безумие, безумие! Не может быть, это невозможно! Это ложь вперемешку с его фантазиями, это дьявольская насмешка судьбы над слабым, всеми презираемым Нюниусом! Даже мать его променяла. Даже Дамблдор потребовал от него искупления. Даже Лили не смогла его простить…

Но это было. И вопреки всем законам логики и здравого смысла это было…

Желание остаться рядом.

В роли помощника, друга, отдушины… И быть рядом ровно до тех пор, пока она нужна ему, не прося ничего взамен и не думая ни о чем большем.

Снейп вынырнул из сознания Гермионы и увидел, что по щекам ее катятся слезы. Ее душа, все ее чувства, в которых она сама до конца не разобралась, были обнажены перед ним. И она невероятно боялась, что Северус посмеется над ней или оттолкнет ее. Но мужчина не сделал ни того, ни другого. Он лишь подался вперед, преодолевая разделявшее их расстояние, и коснулся ее губ своими. Медленно, невесомо, каждую секунду ожидая, что она отстранится, ощущая соленый вкус слез на языке и пьянея от запаха ее волос. Потому что впервые за всю жизнь его приняли таким, каков он есть. Без масок, фальши и лицемерия. Без прикрас и недомолвок.

И он едва не сошел с ума, когда мягкие, податливые губы Гермионы раскрылись ему навстречу. В его поцелуе было все то, что он не мог сказать словами: благодарность и потребность в ее близости, граничащая с одержимостью.

Но не прошло и пары минут, как Северус отстранился, не желая пугать гриффиндорку своим натиском, потому что его приземленное мужское начало потребовало скинуть позорный плащ благодарности и признаться самому себе, что ему нужно большее. Гораздо, гораздо большее, чем друг или отдушина! Гораздо большее, чем Гермиона могла ему предложить. И в тот же миг на Снейпа навалилось осознание своего поступка и расплата в виде удушающего чувства вины.

Она пострадает из-за него. Так же, как пострадали Лили и Ребекка. Но этого никак нельзя допустить, ведь разве можно к длинному списку своих ошибок приписать еще и сломленную, преданную или мертвую Грейнджер?

Просто она коснулась самой вершины айсберга, решив, что это глубокое дно его черной души. Но монстр в груди Северуса всего-навсего дремал и не так давно пытался вырвать когтями свою кровавую дань. Она просто этого не знала, а если бы узнала — отшатнулась бы от него, как от прокаженного.

«Так нужно ей сказать об этом… для ее же блага».

Не открывая глаза, но и не отстраняясь, Снейп произнес:

— Я не рыцарь в сияющих доспехах, которым вы нарисовали меня в своем воображении. Вы считаете, что я изменился, раскаялся. Но то чудовище в моем сердце, которое показало мне всю притягательность темных искусств, подарило восторг от принятия черной метки, заставило шпионить и наравне с другими Пожирателями смерти с радостью исполнять волю Темного Лорда, не исчезло бесследно, мисс Грейнджер. Чуть больше месяца назад оно потребовало от меня разорвать на куски одну весьма малоприятную ведьму и вырвать своими руками ее сердце.

Мужчина открыл глаза и увидел на лице Гермионы упрямое, решительное выражение: она даже не допускала мысли, что он сломался.

— И что же вас остановило?

Снейп криво улыбнулся. Поворот беседы вовсе не совпадал с его планами по запугиванию девушки. А вдруг это не насмешка судьбы, а ее подарок?

— Ваша вера в то, что я не убийца, мисс Грейнджер. Ваша вера в меня.

Гермиона ахнула и сама прильнула к его губам, словно путник, умирающий от жажды, а Северус потянул ее на себя, скользя сильными ладонями по абрису спины доверчиво льнувшей к нему девушки.

Провокационная, почти развратная поза студентки в его крепких объятьях, поцелуй, не имевший ничего общего с предложенной Гермионой дружбой, — все говорило о том, что эмоции Снейпа вырвались из-под жесткого контроля и потребовали перестать лгать хотя бы самому себе.

Она не была больше назойливой гриффиндорской всезнайкой, раздражавшей его всего несколько лет назад, она не была девочкой-подростком, впервые подарившей ему свой восхищенный взгляд четыре месяца назад. Нет. Она стала девушкой, вызывавшей в Северусе трепетные, нежные, как первый рассветный солнечный луч, чувства, которые он не хотел разрушать логическим осмыслением или псевдонаучной классификацией.

И погружаясь все глубже в этот запретный, сладкий поцелуй, он позволил себе впервые за последние двадцать лет выбросить из головы весь остальной мир.

Потому что она была единственной нитью, способной удержать его от падения во мрак. Она была нужна ему.