Теневой Танцор (гет)

Едва прозвучал бой школьного колокола, как Гермиона, поправив приколотый на груди значок старосты, выскочила из шумной гриффиндорской гостиной и направилась в сторону холла с лестницами. Гарри прятался ото всех в спальне мальчиков; ни у кого другого не могло возникнуть вопросов, куда Грейнджер направилась на ночь глядя.

Домовики еще не погасили часть факелов, портреты не спали, и Гермиона, не таясь, ступала по пустынным коридорам.

Она знала, что Северус не встретит ее за условленным поворотом, потому что они не планировали сегодняшнее свидание, но девушка не могла не прийти к нему. Она испытывала почти непреодолимую тягу высказать Снейпу все, что она думала о привычке записывать на поля учебников темномагические проклятья, а потом оставлять эти книги в шкафах в классных комнатах.

Не успела Гермиона произнести пароль перед гобеленом, как из-за поворота послышались тихие шаги. Она метнулась с середины узкого коридора к двери в кабинет зельеварения, но не успела наложить на себя дезиллюминационные чары, когда в тусклом голубом свечении волшебной палочки появился злой, как гоблин, Малфой.

На его лице мгновенно сменили друг друга страх, подозрительность, и наконец, знакомое презрение. Выглядел он гораздо бледнее, чем обычно, но высокомерия своего не утратил.

— Грейнджер, — выплюнул он. — Что забыла на чужой территории?

Только этого еще не хватало.

— Иди куда шел, Малфой. Я староста и патрулирую ту часть замка, которую мне поручат, — немедленно отозвалась Гермиона, надеясь, что слизеринец не попытается отыграться на ней за стычку с Гарри.

— Лжешь. Паркинсон в больничном крыле все уши мне прожужжала, что четырнадцатого числа дежурство этого идиота из Пуффендуя МакМиллана. Пришла воровать ингредиенты или шпионишь за моим деканом? — Его глаза метнулись к дубовой двери напротив кабинета зельеварения. Он явно был не настолько близок к Снейпу, чтобы знать, где находится вход в его комнаты.

А потом он оправдал ее опасения, глумливо добавив:

— А может, ты меня искала, чтобы передать извинения от Поттера?

— Не твое дело. Пять баллов со Слизерина за нахождение вне комнат после отбоя. Если не исчезнешь через минуту, сниму еще пять баллов, — пригрозила Гермиона, ощутив резкий укол совести: она не хотела пользоваться своим положением старосты, но желание отвязаться от компании слизеринца было нестерпимым.

— Да как ты, вонючая грязнокровка, смеешь мне угрожать? — взбеленился Малфой, и с его волшебной палочки сорвалось несколько искр. — Ты за это поплатишься!

И вскинул палочку в ее сторону.

— Не советую, Малфой, — с угрозой прозвучал голос рядом с Грейнджер, и прямо из воздуха появился юноша со всклокоченными волосами, зажимающий подмышкой сложенный в несколько раз пергамент. Гермиона задалась вопросом, за кем из них двоих велась слежка: за ней или за Малфоем?

— Святой Поттер спешит на помощь. Так трогательно, что меня сейчас вырвет.

— Главное не расплачься, — в тон ему отозвался Гарри, тревожно оглядывая подругу. Дыхание его сбилось, словно он несколько этажей пролетел за две минуты. — Что, давно шрамы с физиономии сошли? Так я тебе еще могу добавить.

Гермиона ужаснулась ярости, прозвучавшей в его голосе. Еще три часа назад Поттер был разбит и подавлен своим поступком, а сейчас задирался, не хуже потревоженного джарви, будто грязный прием с режущим заклинанием, едва не стоивший Малфою жизни, вызывал в нем гордость. И ей оставалось лишь надеяться, что это обычная попытка устрашения, а не обнажение его зачерствевшего сердца.

— Ты не посмеешь, — взвизгнул Малфой, и в голосе его послышались истерические нотки. — Снейп с тебя шкуру спустит!

— А наплевать. Зато ты, наконец, заткнешь свой грязный рот!

— Хватит уже! — встряла Гермиона. — Еще не хватало вас обоих нести к мадам Помфри. Гарри, нам пора возвращаться в гостиную. А ты, Малфой, иди пока не нажил себе неприятностей, — добавила она не терпящим возражений тоном.

Едва ли ее грозный вид произвел на Малфоя впечатление, но, тем не менее, он промолчал, провожая удаляющихся гриффиндорцев полным ненависти взглядом. Гермиона всерьез предполагала, что слизеринец в эту секунду страстно жалел, что рядом с ним не оказалось Крэбба и Гойла.

Но ей такая скорая развязка конфликта была только на руку. Теперь бы еще сбежать от Гарри…

Они возвращались в башню молча. Гарри отставал на несколько шагов, но Гермиона не оборачивалась, чтобы не видеть его лица. И она даже не пыталась придумать более или менее правдоподобную причину, побудившую ее спуститься в холодные и мрачные подземелья после отбоя.

В холле с лестницами царила ночь: со всех сторон доносилось похрапывание волшебников на портретах, а редкие факелы не разгоняли темноту. В тусклом голубом свете собственных палочек они взошли по лестнице, переступили исчезающую ступеньку, и, как по заказу, оказались на площадке восьмого этажа.

Однако в коридоре Гарри не стал поворачивать в сторону полной Дамы, а пошел налево, даже не потрудившись убедиться, что Гермиона идет за ним. Он слишком хорошо знал ее: Грейнджер никогда не оставляла их с Роном одних, когда они рисковали найти на свою голову приключения, даже если считала это верхом глупости.

Его догнал громкий шепот:

— Гарри, если мы сейчас же не вернемся в гостиную, у нас будут проблемы!

Поттер еще раз бросил взгляд на карту, засунул ее подмышку и несколько резко ответил:

— Не будут, пока у нас есть карта и мантия. А нам с тобой уже давно пора поговорить по душам.

Гермиона и хотела бы настоять на своем, но Гарри в кои-то веки был прав. Им давно было пора расставить все точки над «i».

— Но только не долго, — сдалась Грейнджер и добавила своим обычным поучающим тоном: — Завтра проверочная работа по трансфигурации, и мы не сможем как следует написать ее, если будем засыпать на ходу.

— Странно, но ты не особенно беспокоилась об этом, когда убегала в подземелья.

Гарри явно пытался заставить свой голос звучать непринужденно, но во всем его облике чувствовалось напряжение: он шел, ссутулив плечи, а руки прятал в карманах потертых маггловских джинсов. Даже мантия-невидимка волочилась одним краем по полу, но Гарри этого не замечал.

— Его все равно нет этой ночью в замке, так что ты только зря время потратила, — заявил Поттер, останавливаясь возле ниши с доспехами и отыскивая какой-то камень выше уровня глаз.

— Не понимаю, о чем ты… — начала было Гермиона, но поймав его усталый и немного снисходительный взгляд, осеклась.

— Диссендио! — Гарри коснулся волшебной палочкой каменного блока, и стена перед ними беззвучно разъехалась в противоположные стороны, образуя проход в крытую галерею без окон, о которой Гермиона до этого момента даже не знала.

И только оказавшись внутри холодного темного помещения, Поттер ей ответил:

— Ты никогда не умела лгать.

Гермиону начала колотить мелкая дрожь. Наколдовав из воздуха стеклянную банку, она шепнула заклинание и зажгла внутри нее яркое синее пламя, давно ставшее чем-то вроде ее визитной карточки. Нельзя было сказать, что оно спасло старосту от пробирающего до костей сквозняка, но тиски страха, как будто, немного ослабли, стоило только разогнать огоньку ночную тьму.

Грейнджер молчала, глядя на едва колышущиеся кроны деревьев в Запретном лесу и одинокие пятна света в окнах хижины Хагрида. Она не хотела вести этот разговор, и она уж точно не хотела помогать Гарри в этом.

— Я давно понял, — глухо прозвучал голос Поттера откуда-то справа. — Ты целый месяц сама не своя.

Но отпираться было глупо.

— Кто еще знает?

— Никто. Только я в курсе твоих исчезновений.

Скорее всего, это была правда. Если бы Рон догадался о ней и Снейпе, то не упустил бы случая позубоскалить на этот счет в своей изысканной манере; Джинни без обиняков выложила бы ей все свои подозрения, а Лаванда и Парвати распустили бы слухи не хуже, чем Скиттер. Но только Гарри среди них всех был способен воспринять ее выбор, как предательство. Так почему же он до сих пор не начал яростно сверкать глазами и бросаться обвинениями?

— Чего ты хочешь? — не своим голосом спросила Гермиона.

Она не желала ни подтверждать, ни опровергать подозрения Поттера. Да и как можно было объяснить то, что сама до конца не понимала? Как можно было объяснить Поттеру, считающего каждого слизеринца сосредоточением всех человеческих пороков, считающего их профессора олицетворением темных сил и предателем, что Гермионе совершенно безразлично чужое мнение на счет своих запретных отношений с Северусом?

— Я хочу, чтобы ты знала о том, какой он на самом деле. Гермиона, Снейп — предатель. Дамблдор был очень рассержен, когда узнал о том, что он выдал информацию об осведомителе Ордена Волдеморту в начале января, но все равно завел песню о том, что у него есть свои причины доверять этой злобной летучей мыши, а меня это вообще не касается. И тогда я разозлился и не стал рассказывать директору о том, что еще произошло, решил, что он сам должен узнать все подробности от своего драгоценного шпиона. В тот раз Волдеморт собрал дюжину особо преданных ему убийц и подготовил для них развлечение: девчонку, едва ли старше, чем мы с тобой. И она сделала то, о чем я давно мечтал — попыталась убить Волдеморта. И знаешь, кто ей помешал? Снейп. Он сначала оглушил ее, а потом выпросил дозволения сделать из нее сильного и преданного бойца для Пожирателей смерти.

Гермиона не стала медлить с ответом.

— А ты не подумал, что он мог просто спасти ее от смерти? Раз даже у Дамблдора не получилось убить Волдеморта, то с чего ты решил, что это удалось бы какой-то неизвестной темной лошадке?

— Это выглядело совсем не так! — воскликнул Гарри, вспугнув с резных оконных проемов стайку дремавших птиц. И тут же взял себя в руки, словно на него шикнула мадам Пинс в библиотеке: — Я тебе еще раз повторяю: он защитил Волдеморта! А из-за квиддича, задания Дамблдора, Рона и слежки за Малфоем у меня совсем вылетела из головы эта история, пока Снейп не накинулся на нас в начале апреля. И тогда я решил расспросить директора на следующем занятии об этой девушке, но не успел. Мне никогда не удавалось толком очищать свое сознание, и Снейп, совершенно не скрываясь, покопался в моей памяти. А каждый раз при мысли о том, что мне надо поговорить с директором, я тут же вспоминал о каком-то малозначительном пустяке и отвлекался. Твой драгоценный профессор заколдовал меня! И я смог избавиться от этого его подарка только две недели назад.

Ответить Грейнджер на это заявление было нечего. Она лучше других знала, что Снейп был вполне способен на грязные манипуляции с памятью или сознанием окружающих его людей. Он не извинился за то, что применил к Гермионе Забвение, но одно то, что не стал стирать память Гарри, говорило, если не о раскаянии Северуса, то хотя бы о переосмыслении методов ведения борьбы.

— К тому моменту я уже стал замечать твои частые исчезновения, — продолжал Поттер. — Думал, что ты отказала мне из-за какого-то тайного поклонника. Но, увидев тебя на карте Мародеров в кабинете Снейпа, сначала не поверил своим глазам. Все каникулы следил. В тот вечер, когда ты не пришла в башню, Снейп был у Волдеморта. И я глазами Реддла увидел в его воспоминаниях эту девушку — Морган: Снейп с позволения своего Хозяина не только преподает ей темные искусства, издевается над ней, но и сделал ей ребенка!

Дыхание перехватило, кровь мгновенно ударила в голову; Гермиона резко обернулась лицом к Гарри, но тот истолковал охватившее ее возбуждение, как шок от предательства любовника.

— Ты сказал Морган? Софию Морган?

Получив такой неожиданный отклик вместо слез или заявлений, что подруга ему не верит, Поттер нахмурился. Едва ли он понимал, что творилось в голове Грейнджер.

— Кажется, да. Но ты видимо не поняла, что я сказал. Гермиона, пока ты учишь нумерологию, Снейп избивает и трахает какую-то несчастную девушку в своем логове!

— Как грубо, Гарри, — только и поморщилась она, вспоминая исписанный карандашом клочок пергамента. И чтобы унять дрожь, затевающуюся с новой силой, гриффиндорка обхватила себя руками. Выдавить из себя она смогла только несколько слов: — Его роль шпиона… требует убедительности.

Ее совершенно не трогали предположения друга. Она ни секунды не сомневалась, что в реальности история выглядела совершенно иначе, чем казалось Гарри, но не спешила делиться с ним своими предположениями.

— Как ты избавился от заклятья Снейпа? И ты рассказал обо всем директору?

И Гарри почему-то очень смутился. Не отвечая на ее первый вопрос, он сначала пробурчал что-то неразборчивое себе под нос, а потом произнес громче:

— Нет. Я решил, что теперь должен сам все рассказать тебе. Я до сих пор боюсь, что это из-за моего идиотского поведения ты с ним связалась.

— Вечно ты принимаешь все на свой счет! — слегка раздраженно ответила Гермиона. — Нет, ты не виноват, и я буду благодарна, если ты никому об этом не расскажешь.

В мгновение ока рядом с ней оказался Поттер и заключил ее в крепкие объятья. От резкого удара о его тело из легких махом вышибло весь воздух, а щека оказалась прижата к гладкой ткани футболки, обтягивающей мускулистое плечо. Когда Гермиона попыталась аккуратно высвободиться из железной хватки друга, он совершенно растеряно посмотрел на нее, отступил на два шага назад и опустился на каменную скамью. Ей было очень жаль его в этот момент. Неужели Грейнджер обречена огорчать удивительного самоотверженного юношу, сидящего всего в ярде от нее? И как бы ни было соблазнительно ей позволить Гарри обмануться, чтобы уйти из этого злосчастного места, где шальное воображение рисовало по страшному чудовищу в каждом темном углу галереи, она не позволила себе этого. Просто потому, что это низко.

— Гарри, я не говорила, что поверила тому, что мог сказать или показать Снейп Волдеморту. Он прекрасный шпион и окклюмент, ты помнишь? Просто я уверена, что у Северуса есть свои причины для того, чтобы не рассказывать об этой девушке Дамблдору. И я рада, что все так получилось.

Поттер выглядел так, будто ему в грудь по самую рукоять вогнали нож. В его глазах блеснул яростный огонек, а лицо приняло жесткое выражение. Последние узы самоконтроля летели псу под хвост. Как и всегда у Гарри.

— Объясни мне… Нет, просто скажи, чем я хуже Северуса? — рявкнул он. — Во мне недостаточно злобы? Я должен убить пару человек, чтобы привлечь твое внимание, или мне начать плеваться ядом на каждую реплику?

— Ты должен научиться держать себя в руках, — жестко ответила Грейнджер. А потом значительно мягче добавила, поймав его пристыженный взгляд и присев перед ним на корточки, чтобы не дать закрыться и спрятать лицо в тени: — Гарри, дело не в том, какой ты, дело в том, что для тебя лучше.

Поттер смотрел на нее не мигая, но совершенно точно посчитав, что она, как и Дамблдор, тоже собирается командовать его жизнью. Гермиона почти слышала, как он резко огрызается: «Нечего принимать решения за меня!»

Ох, как же было сложно с этими мальчишками! Вот как объяснить ему, не ранив при этом его чувства: то, что он принял за любовь, на самом деле являлось лишь жаждой внимания и собственническими замашками на фоне страшнейшей ненависти к Снейпу?

— Вот скажи мне, что тебе нужно? — осторожно начала Гермиона.

— Ты, — тут же выпалил Гарри. — Мне нужно, чтобы ты была рядом, чтобы не позволила превратиться мне в Волдеморта.

— А мне кажется, что тебе нужно понимание и поддержка.

Два удара сердца — громких и разрушительных, точно бой молота по наковальне.

— Ты пытаешься обесценить мои чувства? — недоверие.

— Ни в коем случае! — горячо возразила ему Грейнджер, судорожно пытаясь выразить свои мысли. — Я только пытаюсь сказать, что ты их неверно наименовал и классифицировал.

И Поттер все же взорвался. Пожалуй, стоило подбирать слова с большей тщательностью.

— Гермиона, это не экзамен по травологии! Ты можешь хотя бы признание в любви не пытаться разобрать на составляющие?

— Вот об этом я и говорю! — тут же ухватилась за слова Грейнджер. — Гарри, я — ум и книги, вот и все! Я просто была рядом, когда тебе было одиноко, когда понадобилась помощь и дружеское участие! Но ты забыл, что мы совершенно разные! Ну неужели ты готов целыми вечерами сидеть рядом со мной у камина и обсуждать законы Гэмпа или Голпалотта?

Судя по лицу Поттера, такая перспектива его не очень радовала, и Гермиона, вдохновленная успехом, не преминула продолжить:

— Ты хочешь постоянно выслушивать мои упреки, когда вы с Роном в очередной раз займетесь какой-нибудь ерундой вместо по-настоящему важных занятий? Ты готов слушать каждый день мое ворчание по поводу своей несобранности или невнимательности? И сомневаюсь, что я смогу когда-нибудь искренне восхититься финтами воровского или еще чем-то там!

— Вронского, — без намека на улыбку тихо поправил ее Поттер.

— Вот видишь. Тебе нужна настоящая, шумная и любящая семья, которой тебя так несправедливо лишили в детстве, и которую я никогда не смогу тебе дать. И девушка тебе нужна другая. Та, которая будет разделять твои увлечения, идеи и желания. Такая же дерзкая, сильная и немного буйная, как и ты.

Гермиона замолчала на минуту, а после зачем-то заявила:

— Ты любишь летать, — и стала ждать подтверждения.

Когда Гарри кивнул, она продолжила:

— И разве обо мне ты думаешь, когда ветер бьет тебе в лицо и треплет волосы?

Ни слова не упало с крепко сжатых губ, но в глазах промелькнуло понимание. Он действительно думал не о ней, но разобраться в себе не мог. Увидев это, Гермиона поднялась с пола и взяла в руки банку с огнем. По крайней мере, теперь он не будет думать о ее отношениях со Снейпом.

Они провели в тишине не меньше десяти минут до того, как Гарри тяжело вздохнул, пробормотал: «И почему ты всегда права?» и разложил рядом с собой карту Мародеров.

И несмотря на то, что Грейнджер совершенно не нравилось это место, она терпеливо ждала, пока Поттер примет ее слова и уяснит их. Она поднесла банку с огнем ко входу и рассматривала каменную стену. Один камень отличался от других, но заметить это, если не искать специально, было невозможно. Но если раньше ею владела просто неясная тревога, которую она вначале приняла за майский холод, то теперь она ощущала себя загнанным в клетку зверем, поймавшим на себе голодный взгляд хищника. И как только со стороны Гарри послышался тихий шум, Гермиона тут же спросила:

— Странно, я почему-то не помню эту галерею на карте Мародеров. Как ты ее нашел?

— А это не я, — ответил Поттер и вытащил из заднего кармана джинсов палочку. — Люмос!

Вспыхнувший на кончике волшебной палочки голубой огонек осветил комнаты и коридоры Хогвартса, нарисованные на карте и отразился в стеклах очков склонившегося над пергаментом юноши.

— Я должен тебе кое-что сказать. Волдеморт сделал семь крестражей, как и планировал.

— Откуда… — начала было Грейнджер, но Гарри ее перебил.

— Откуда я знаю? Я теперь много о чем знаю. И много что умею. Ну же, Гермиона, подумай хорошенько, почему я могу говорить на парселтанге, хотя последними наследниками Слизерина, владеющими этим даром, были Мраксы? Почему между мной и Волдемортом такая крепкая связь?

Гермиона отрицательно покачала головой, чувствуя, как в горле образуется тугой ком, а глаза начинает безжалостно печь, словно ей в лицо бросили унцию порошка жгучего перца.

— Нет…

— Хотел бы я, чтобы ты была права, — тяжелый вздох. — Я должен научиться контролировать эту часть себя.

— Я так и знала, что ты проклял Малфоя не по своей воле… — все еще дрожа от ужаса, произнесла Гермиона, но снова оказалась перебита Поттером.

— Вообще-то, по своей, — явно ощущая неловкость, отозвался Гарри. — Не надо смотреть на меня так! Я не знал, как действует проклятье, но применил я его совершенно осознанно, потому что хотел защититься от врага. Гермиона, до недавнего времени, мне помогал только Принц-Полукровка. А теперь я и этого лишен из-за твоего Снейпа! А мне действительно нужна помощь.

«Если бы ты знал правду, ты бы так не говорил», — хотелось произнести Грейнджер, но она понимала, что не имела право раскрывать чужой секрет до тех пор, пока не получит объяснений от Северуса.

— Почему тогда ты отказывался заниматься окклюменцией? — понимая, что ни к чему хорошему размышления Поттера не ведут, не отступалась Гермиона.

— Потому что это бессмысленно. Это не та помощь, которая мне нужна.

— Гарри, я не понимаю…

— Я должен уйти.

Вот так просто. Всего три слова, а кажется, будто под ногами разверзлась пропасть.

Конечно, Грейнджер давно подозревала, что мысли о самостоятельном поиске крестражей рано или поздно возникнут в голове Поттера. Да и директор делился с ним воспоминаниями не для того, чтобы эти знания Гарри применил для сдачи Ж.А.Б.А. Вот только за своей самоотверженностью, юноша не учел одного момента. А вернее, двух.

— Сбежать из замка — это плохая идея! — встревожено заявила Гермиона. — Тебе надо закончить учебу, и нам с Роном тоже. И поскольку одного мы тебя не отпустим, то ты просто обязан отложить свои планы до конца семестра!

— Я уже все решил.

Тихий голос звучал так твердо, что не оставалось ни малейших сомнений в том, что все будет сделано точно так, как Гарри запланировал. А потом он произнес гораздо громче, и ни к кому конкретно не обращаясь:

— Я знаю, что ты давно здесь, Балорт. Выходи.

Холодный, мертвый, опасный взгляд, следивший за ней и Гарри в темноте коридора. Четыре месяца промелькнули, как один день, и снова Гермиона ощущала кожей опасность, как в полуночное дежурство.

Нет-нет-нет! Это не могло быть правдой! Ну же, сейчас Поттер оторвет взгляд от карты, улыбнется своей кривой, немного смущенной улыбкой, и скажет, что пошутил. Или назвал так карликового пушистика. Кого угодно, пусть даже уродливого акромантула, только не того монстра, о котором Гермиона читала в «Мифах и легендах старой Британии».

Внезапно все части головоломки заняли свои места: совершенно чуждая для Гарри мстительность и ледяная ярость, владевшая им с конца апреля, его внезапное исцеление от приступов одержимости Волдемортом — за всем этим стоял Буревестник.

Темные углы галереи таили страх ночных кошмаров, но разве можно было бы не заметить укрывшегося в них человека? Едва Грейнджер переступила порог комнаты, она ощутила нервную дрожь и неясную тревогу, а аура опасности, окружавшая Балорта в их единственную встречу навсегда запечатлелась в памяти Гермионы. Разве это не означало, что Гарри ошибся?

Но в следующую секунду стало ясно, что Поттер не ошибался.

С неприятным скрежетом длинных когтей по каменному полу в круге света появился огромный серо-сизый ястреб с тонкими линиями светлых перьев над белой, совершенно бесцветной радужкой хищных глаз. Он расправил крылья, размахом не меньше тридцати дюймов, и потом они, словно в замедленной колдографии, легли на пол подолом темно-синей мантии.

Перед взором Грейнджер возник высокий юноша с короткими темными волосами и совершенно бесцветными орбитами глаз. Его левую щеку пересекал уродливый рубец, поднимавшийся к виску, но, несмотря на это, лицо было удивительно красивым и ужасающе знакомым. Он стоял посреди пыльного помещения, как король мира, и его статный облик выдавал человека, привыкшего отдавать приказы, а не исполнять их.

— Это опрометчиво, — заключил он без предисловий и безо всякого выражения.

— Ей можно доверять, — отрезал Гарри.

— Ты ошибаешься. Она уже однажды променяла тебя на него. И сделает так еще раз, — высокий чистый голос журчал, как горный ручей, а тон волшебника был очень мягок.

Гермиона, онемев, застыла у выхода. Бросить бы в Буревестника банку, да бежать со всех ног из этой проклятой галереи, но ведь Поттер почему-то смотрит на него так, как последний раз смотрел на Люпина: с теплом и благодарностью. Как на своего наставника.

— Никто из моих друзей не станет выдавать меня Волдеморту, — твердо ответил Гарри. Он не боялся этого древнего левиафана — убийцы, окруженного аурой страха. Он совершенно не боялся этого человека, от одного взгляда на которого у Гермионы подгибались колени.

Из горла Балорта послышался странный звук, напоминающий клекот — смех. Вопреки резким словам ни единый его жест не выражал агрессии.

— Друзья… Сколько наивности и ребячества в тебе еще осталось. Не позволяй быть себе уязвимым.

Как-то странно посмотрев на волшебника, Поттер обернулся к Гермионе.

— Я ухожу не только для того, чтобы научиться контролировать мысленную связь с Волдемортом, но и чтобы уничтожить оставшиеся крестражи. Балорт поможет мне.

— А что он попросит взамен? — со звенящим в голосе возмущением потребовала Гермиона. Сердце ее колотилось где-то в районе горла, коленки тряслись от страха, но сознание было совершенно ясным.

— У меня с Томом личные счеты, — спокойно ответил ей сам Балорт. — Он убил моего отца. Сессилия же после этого свела счеты с жизнью. А я любил свою мать.

— А вы рассказали Гарри об Эреде? Рассказали о собственном крестраже?

В пронзительно-свистящем восклицании Гермиона не сразу разобрала человеческую речь, настолько этот звук был похож на птичий крик:

— Не смей говорить о том, чего не знаешь, женщина! — А потом он добавил совершенно другим, торжественным тоном: — Я дал нам обоим вечную жизнь!

— Я не за этим позвал тебя, — вмешался в перепалку Поттер, очевидно опасаясь, что Гермиона бросит еще какие-нибудь обвинения и поставит все его планы под угрозу. Он совершенно не обратил внимания на слова о крестраже. — Я собираюсь оставить тебе карту и мантию. Прошу тебя, внимательно следи за Малфоем. Он говорил, что времени у него совсем не осталось.

— Тебе не обязательно уходить с ним, есть другой выход! — заторопилась Гермиона, будто за ней гналась стая бешеных церберов. — Я попрошу Северуса помочь с «Феликс Фелицис», и как только окончится год, мы с Роном поможем тебе найти и уничтожить крестражи!

Но Гарри ответил так, будто не слышал мольбы в ее голосе.

— Я все равно не верю Снейпу. Он дал Непреложный обет матери Малфоя. А идея с зельем удачи хорошая. Припаси «Феликс» на случай, если они добьются своего, пока меня не будет.

И, поколебавшись секунду, он подошел к ней, обнял и поцеловал в лоб. Несмотря на то, что Гермионе хотелось накричать на Гарри или проклясть его, а может и то, и другое, она не смогла даже пошевелиться. Словно за тысячу ярдов она услышала звучный тенор Балорта, эхом отскакивающий от стен холодной и темной галереи такого родного Хогвартса:

— Твоя истинная сущность не годится для полета. Но я видел в твоем сознании крылья.

В изящной тонкой ладони появилась волшебная палочка: из белой древесины, но совершенно не вызывающая ассоциации с чистотой и невинностью — ее цвет напоминал кость, иссушенную и выбеленную солнцем. Один взмах, и вместо Гарри на каменной скамье оказался большой рогатый филин, перья которого были всклокочены так же, как всегда топорщились волосы у Поттера, а темные круги вокруг больших оранжево-желтых глаз напоминали оправу его очков.

Филин расправил крылья и потоптался на месте, словно колеблясь в правильности принятого решения.

И как только Балорт обратился в свою анимагическую форму, Грейнджер почувствовала, что может двигаться. Филин глухо ухнул, и еще до того, как она успела подбежать к нему, вспорхнул на каменную резную раму окна и скрылся в ночной темноте вместе с ястребом.

А Гермионе оставалось лишь до боли стискивать руками холодный камень и глотать слезы.