Rise (гет)

Я проснулся, я снова открыл глаза.

И вдруг понял, что боль не настолько плохо

Ощущать. Только ранит твоя слеза

Мое сердце. И так не хватает вдоха...

...Замолчать.

Утро следующего дня я встретил в удивительно хорошем расположении духа. Особых трудностей и проблем сегодня не предвиделось, а все самое важное я уже решил для себя вчера, так что слишком переживать было уже не о чем. Все, что меня тревожило сейчас, это боль в спине из-за интенсивных нагрузок в предыдущие дни и недоделанное эссе по ЗоТИ. Но со спиной должно было справиться обезболивающее зелье, которое я выпил, а эссе вместе с Дэвидсон мы собирались дописать уже днем в библиотеке.

По дороге в Большой Зал, куда я направлялся специально, чтобы рассказать Алексу о своем решении, я встретил, а точнее, мне попросту снова загородила путь все та же четверка, которая настоятельно просила меня убраться из Хогвартса в первый день учебы. Два брата из Гриффиндора стояли в центре, а еще двое — один гриффиндорец и худой студент Пуффендуя — по краям, скрестив руки на груди. Старший из братьев заговорил первым:

— Почему ты до сих пор здесь? Мерзкий Пожиратель Смерти, мы же сказали тебе убраться отсюда.

— Кто вы такие, чтобы я вас слушался? — хорошего настроения как ни бывало.

— Мы — победители, — гордо заявил самый мелкий.

Я только фыркнул.

— Ты еще и смеешься? — возмутился третий парень со светлыми волосами, промолчавший в наш прошлый «разговор». — Высокомерный гад.

— Давайте уже накажем его, как задумали, и пойдем отсюда, вдруг кто увидит, — сказал пуффендуец.

Они направили на меня палочки, и я понял, что с четырьмя точно не справлюсь, пусть я и был значительно старше них, но неоспоримое преимущество в силе оставалось на их стороне.

— В последний раз спрашиваю, ты уйдешь из Хогвартса? — спросил блондин. Он смотрел на меня с нескрываемым отвращением.

— Нет, — коротко ответил я.

Тогда блондин резким движением ноги выбил из-под меня кресло, и я оказался на полу.

— Значит, мы просто лишим тебя возможности учиться, без волшебной палочки ты — никто, и нас поддержат другие, так что ты ничего не добьешься.

Я молчал, пытаясь хотя бы восстановить дыхание.

Внезапно вокруг началась какая-то суета, а затем послышался звук падения.

— Экспеллиармус, — негромко проговорил девичий голос.

Я открыл глаза и увидел достаточно комичную картину: блондин и два брата лежали недалеко от меня, пораженные парализующим заклинанием, а пуффендуец стоял с выпученными глазами и вытянувшимся лицом, смотря на свою волшебную палочку, которая сейчас находилась у Амелии Дэвидсон. Вовремя она появилась.

— Вершители правосудия, — сказала она, — вы сейчас берете ноги в руки и быстро уходите отсюда, пока я не позвала сюда профессоров. Все ясно?

Пуффендуец кивнул, а вот парням из Гриффиндора очень сложно было выразить свое мнение по поводу сказанного. Дэвидсон картинно вздохнула и расколдовала троих лежащих, они повскакивали на ноги и хмуро уставились на нее.

— Почему ты его защищаешь, он же?.. — начал было блондин оскорбленным тоном.

— Не люблю, когда четверо на одного, — перебила она. — Он вам угрожал, сделал вам что-то плохое, оскорблял? — все четверо отрицательно покачали головой.

— Но он же враг, — растерянно проговорил блондин.

— Раз директор Макгонагалл позволила ему учиться, значит, не считает его врагом, — веско сказала Дэвидсон. — Занимайтесь своими делами и не майтесь дурью. А теперь пошли вон отсюда.

— Но… — начал блондин.

— Хочешь устроить дуэль со мной? — угрожающе спросила Амелия. Это выглядело достаточно комично. Невысокая миниатюрная девушка запугивала четырех достаточно рослых парней.

— Нет, — ответил блондин, и обратился к остальным: — Пойдем отсюда.

Дэвидсон подождала, пока эти четверо отойдут на достаточное расстояние, и подошла ко мне. Пока они разговаривали, я успел сесть обратно в кресло и теперь отряхивался от пыли.

— Ты цел? Помощь нужна? — спросила Амелия.

— В порядке, — ответил я ей. — Спасибо, что выручила.

— Не подумай ничего такого, ты мне по-прежнему не нравишься, Малфой, — сказала она. — Но не настолько, чтобы равнодушно пройти мимо в такой ситуации.

— Я понял, — кивнул я. — Все равно спасибо.

— Пожалуйста, — ответила она и посмотрела на меня пристально. — Раз Митчелл с тобой общается, значит, ты незаурядный человек, — она замолчала и собралась уходить, уже сделала несколько шагов, как вдруг остановилась и обернулась. — Не забудь, что в четыре мы собираемся в библиотеке и доделываем эссе, — она скривилась на последних словах.

— Я буду, — ответил я, она кивнула и ушла.

В Большом Зале я появился уже почти успокоенным. Рассказав Алексу о своем утреннем приключении и вчерашнем решении, я окончательно пришел в себя. Он восхитился поступком Дэвидсон и предложил мне перемещаться по замку только в сопровождении эльфа. Но мне эта идея не нравилась. Насколько это было возможно, настолько я хотел быть самостоятельным и самодостаточным.

Уроки для меня сегодня были какими-то скучными, я решил, что сегодня вечером возобновлю свои практические занятия в старом кабинете ЗоТИ. Мне хотелось хоть что-то делать. Для начала можно было закончить эссе по ЗоТИ и, если останется время, почитать вместе с Алексом учебник по арифмантике. Когда я появился в библиотеке, Алекс и Амелия Дэвидсон уже были там. Судя по отчаянной жестикуляции и хмурым лицам этих двоих, они о чем-то ожесточенно спорили. Как выяснилось, снова обсуждали зависимость силы мага от состава волшебных палочек и пытались вычислить длительность действия заклинаний в зависимости от древесины, из которой создана палочка. Алекс ненадолго отвлекся от дискуссии и протянул мне книгу с последним недостающим отрывком информации для эссе. Я только порадовался, в споре этих ненормальных я участие принимать не хотел.

Не успел я написать и пяти строк, как в библиотеке появился Тинки и с преданным видом протянул мне сложенный вчетверо лист пергамента. Я повернулся спиной к своим соседям по столу и развернул записку.

Малфой!

У меня появилась новая информация относительно зелья. Если можешь, приходи в восемь в кабинет трансфигурации, и я тебе все объясню детально. Только, пожалуйста, напиши ответ сразу, чтобы я могла определить свои планы.

Г. Г.

Я взял перо и на обратной стороне записки написал: «Я приду», отдал ее эльфу и, повернувшись к столу, обнаружил, что Алекс и Амелия внимательно наблюдали за моими действиями.

— Что? — спросил я недоуменно.

— Неотложные дела? — Алекс подмигнул мне.

— Нет, — ответил я, — просто немного раньше вас сегодня оставлю, а над арифмантикой тогда посидим в другой раз, ладно?

— Конечно, — согласился Алекс и посмотрел на Дэвидсон, — тем более, что нам тут с некоторыми есть еще что обсудить, не так ли?

Она нахмурилась еще больше, чем раньше.

— Митчелл, наш спор зашел в тупик. Мнения разошлись. На каникулах я займусь проверкой своих выводов. Хотя кое о чем можно судить уже сейчас. Малфой рассказал тебе, как сегодня позорно проиграл четырем младшекурсникам? Думаю, если бы у него была более мощная волшебная палочка, он бы хоть одного вырубил.

— Я и не пытался с ними драться! — возмутился я слишком громко, чем заработал замечание от мадам Пинс. — И они не были все младшекурсниками. Как минимум двое курсе на пятом или даже шестом.

— Да, только вот справилась с ними я, а не ты, — сказала Дэвидсон с ехидцей в голосе.

— Если бы я только что-то сделал им, тут же бы вылетел из Хогвартса, — мрачно отозвался я.

— Драко лучше не вступать в открытые противоборства, тут он прав, — поддержал меня Алекс.

— Он бы и не смог ничего сделать, даже если бы очень сильно захотел, — хмыкнув, сказала Амелия. — И я все еще считаю, что виной тут волшебная палочка. Малфой должен ее сменить на другую.

— Я подумаю, — пробурчал я. — А теперь давайте уже доделывать эссе, мне скоро уходить надо.

— Так делай, кто тебе мешает? — ухмыльнулась Дэвидсон. Я от возмущения открыл рот. — Ладно-ладно, — она примирительно подняла руки, — я буду молчать, а книга, из которой нужно переписывать текст, лежит прямо перед тобой. Ты сам вызвался записывать.

— Все, молчи, — беззлобно огрызнулся я и принялся за работу.

Спустя некоторое время мне послышалось, что Алекс и Амелия начали обсуждать Грейнджер, но, возможно, у меня просто разыгралось воображение, потому что я думал о сегодняшней встрече.

Я дописал последнее предложение эссе ровно в полвосьмого. Алекс, хитро ухмыляясь, пожелал мне приятного вечера, а Дэвидсон посоветовала избегать тех коридоров, где мне могли встретиться недоброжелатели. Я пробурчал что-то вроде: «Так что, мне теперь вообще не выходить из комнаты?» и ушел.

Я добрался до кабинета трансфигурации быстро, до назначенного времени было еще двадцать минут. Но ждать я не собирался. Открыв дверь без стука, я переместился внутрь и поздоровался, пока добирался до стола, сконцентрировав внимание на движении.

— Привет, я немного раньше при... — начал я, взглянув на сидящую за столом Грейнджер, и осекся. Ее лицо было залито слезами. Глаза припухли и покраснели, а костяшки пальцев побелели от того, что она стискивала руки в кулаки. Мое сердце дрогнуло, я растерялся. Никогда еще я не видел ее в таком состоянии. При мне вообще редко плакали женщины — вспоминались только моменты, когда мне приходилось участвовать в рейдах вместе с другими Пожирателями, и тогда те несчастные, которым не повезло попасть под руку одержимым идеей чистоты крови психопатам, тоже лили слезы. Но это было совсем другое, они выли и стонали от боли и страха, понимая, что после неимоверных пыток их жизни оборвутся. Я содрогнулся от этих ужасающих воспоминаний. Не зная, что предпринять, я добрался до стола так быстро, как только смог, и приземлил свое кресло рядом с ней.

— Что случилось? Тебе плохо? — спросил я.

Она закрыла лицо руками и отрицательно помотала головой.

— Что-то с родными? — снова задал я вопрос.

— Нет, — приглушенно сказала она, не отнимая рук от лица. — Уйди, пожалуйста.

Я разозлился. Неужели она считала меня бесчувственным овощем? Разве я мог оставить ее плачущей? Раньше, наверное, мог. А сейчас… не хотел. Настала моя очередь помогать ей.

— Я не уйду, пока ты не успокоишься. И вообще, ты сама позвала меня, помнишь? — твердо сказал я.

— Тогда я уйду, — она убрала руки от лица, отвернулась от меня и попыталась встать.

Я поймал ее за руку и потянул вниз.

— Эй, ты тоже никуда не пойдешь. Ты же не в себе, — я старался говорить как можно увереннее.

— Малфой, что ты себе позволяешь? — возмутилась она, но слезы снова градом хлынули из ее глаз, она всхлипнула, села обратно на стул и неосознанно сжала мою руку.

Я растерялся. Что мне нужно было делать? Я совершенно не понимал, что говорить в такой ситуации. Грейнджер вытерла слезы свободной рукой и отвернулась от меня.

— Скажи, что произошло, — попросил я настолько мягко, насколько смог.

Она даже не шевельнулась, будто бы и не слышала моих слов.

— Пожалуйста, — снова сказал я.

Она вздрогнула, вздохнула и повернулась ко мне.

— Впервые это слово от тебя слышу, — тихо прошептала она.

Я снова растерялся.

— Скажу еще не раз, если объяснишь, что случилось, или как тебе помочь.

— Мне не нужна помощь, — уже громче сказала она. — Ты не должен был меня увидеть такой. Пришел слишком рано!

— И хорошо, что пришел. Тебе же плохо.

— Малфой, не прикидывайся таким человечным, — сказала она и утерла некстати появившуюся слезу.

— Я в растерянности, если честно. Пожалуйста, не плачь, — озвучил все, что сейчас было в мыслях.

— Просто уходи, а про зелье поговорим завтра.

— Нет, я уже сказал, что не уйду, — проговорил я и слегка дернул рукой в неосознанном жесте.

Грейнджер поняла, что ее рука все еще держит мою, и разжала пальцы, но я перехватил их второй рукой.

— Мы же теперь, вроде как, в одной лодке, разве нет? Не дергайся и рассказывай, что у тебя произошло, — сказал я мягко. — Пожалуйста.

Она подняла на меня грустный взгляд, чуть склонила голову, будто обдумывая что-то, а потом слегка пожала плечами.

— Я надеюсь, ты ни с кем не поделишься этой информацией, — сказала она.

— Могу дать Непреложный Обет.

— Не смешно, — она снова попыталась высвободить руку из моих пальцев. А мне показалось, что сейчас не надо ее отпускать.

— Я и не шучу, — обиделся я.

Она вытерла слезы и молча уставилась в пространство.

— Это Рон, — прошептала она после долгой паузы.

— Рон? — переспросил я, потому что не понял, что же она имела в виду.

— Да, — ответила она. — Уизли.

— Я догадался, Грейнджер, — сказал я тихо. — И что с ним?

Она посмотрела на меня и вздохнула.

— С ним все отлично. Он теперь играет в квиддич.

— Он тебя обидел? — спросил я, зная, что от Уизли можно было с легкостью ожидать такое.

— Что-то вроде того, — сказала она шепотом, а потом спокойно, монотонно продолжила тихим голосом: — Он… он, вообще-то хороший человек. Но ему не нравится ничего из того, что предпочитаю я. Мы ведь встречались с ним, ты знал об этом? Но неважно. Он не хотел, чтобы я училась в Академии, не хотел, чтобы преподавала в Хогвартсе. Он думал, я буду ждать его дома целыми днями, а это не для меня. Гарри предлагал ему работу в Министерстве, но Рон не наигрался в детстве, он отказался и решил, что будет играть в квиддич. Его приняли в «Пушки Педдл», которыми он с детства бредил, во второй состав, правда, но он рад. Когда директор Макгонагалл предложила мне преподавать в Хогвартсе, Рон разозлился и сказал, что, если я соглашусь, то нам нужно делать перерыв в отношениях. Но все более-менее наладилось. Мы хотели вместе отпраздновать Хэллоуин, собирались отправиться в поездку, я думала, он понял меня. А сегодня пришло письмо от него… Он все отменил, сказал, что не может больше так, не видит смысла в наших долгих, но бессмысленных отношениях, и желает мне счастья. А сам он свое уже будто бы нашел. Не знаю, кто она, подозреваю, что одна из фанаток... Но самое страшное не это. Самое страшное, что я, кажется, не любила его последний год, и теперь чувствую боль, смешанную с облегчением, — слезы снова полились градом, и я сжал ее руку, чтобы успокоить. Горло сдавило от непонятных чувств. — Все думают, что я счастливая, героиня войны, а у меня ничего не складывается. А теперь еще и одна осталась, потому что Рон ушел.

— Ну… все к лучшему, разве нет? — сказал я с трудом. — Зачем тебе человек, который тебя не понимает?

Гермиона неуверенно кивнула. Наступила неуютная тишина. Я лихорадочно пытался придумать, что еще такого сказать, а она задумалась о чем-то своем, но явно уже была на пути к спокойствию.

Она первая нарушила молчание:

— А как… как ты справляешься?

— С чем? — не очень понял вопроса я.

— С жизнью. Вот сейчас. Ты ведь не зря вчера кричал на меня, тебе трудно и, похоже, страшно.

— Не надо об этом, — скривился я, о себе говорить совершенно не хотелось.

— Но я же тебе наговорила тут в порыве слабости много лишнего. Поделись и ты чем-то личным, — попросила она и добавила, посмотрев мне прямо в глаза: — Я никому не расскажу.

— Мне не о чем рассказывать, — настаивал я.

Она опустила взгляд на мои руки, в которых все еще лежала ее рука, и аккуратно высвободила ее.

— Что это? — спросила она, указывая на синяк со ссадиной на левой руке. Я про него совершенно забыл.

— Да так, — замялся я, прикрыв травму здоровой рукой. — Разошлись во взглядах с некоторыми студентами сегодня утром.

— Ты что, подрался? — с укором спросила она.

— Нет, скорее... просто... упал. Мне настоятельно рекомендовали покинуть Хогвартс, а я отказался, — признался я нехотя.

— Тебе угрожали? — теперь в ее голосе слышалось удивление. Слезы на лице почти высохли. — Ты говорил кому-нибудь?

— Нет, конечно. Они считают, что бывшему Пожирателю тут не место. Нет смысла кому-то еще об этом рассказывать. Сам справлюсь.

— Вижу, как ты справляешься... — задумчиво сказала она. — И часто ты сталкиваешься с такими проблемами?

— Не особо, — я пожал плечами. — Со мной практически никто не разговаривает. Пару раз только случались такие вот беседы в коридорах. Кто мне действительно доставляет неприятности, так это профессор Куппер. Хотя не мне одному. Ты не знаешь, каким заклятием ее приложили, что при ее появлении все начинают чувствовать гнетущую атмосферу?

— Не знаю, — сказала Грейнджер, — я с ней не общаюсь. Сейчас важно другое. Тебя все игнорируют?

— Не все. У меня есть друг из Когтеврана, — сказал я.

— Мир не меняется, — пробормотала она, покачав головой. — Тебе не одиноко?

— Не особо, я привык к одиночеству, — честно сказал я и задумался. — Хотя теперь, когда я общаюсь с Алексом, лучше.

— Алекс из Когтеврана? Митчелл? — догадалась она.

— Именно, — ответил я.

— Он очень умный, теперь понятно, почему у тебя такие идеальные эссе по моему предмету, — слабо улыбнулась она.

— Неправда! — возмутился я. — В смысле, он, конечно, умный, но я все сам делаю. Признай, что у меня всегда были неплохие способности к учебе.

— Согласна. Но с магией у тебя сейчас не очень.

— Я знаю, — пробурчал я и уставился на свои руки.

— Колдомедики говорили что-то об этом? Я сомневаюсь, чтобы у твоих травм были такие последствия.

— Никто ничего мне не объяснял, — сказал я, радуясь про себя, что Гермиона уже совсем успокоилась. — Алекс вообще говорит, что дело в моей волшебной палочке.

— Об этом стоит поразмыслить, — задумчиво произнесла она. — Я еще кое-что спрошу. Это по делу. Ты постоянно испытываешь боль?

— Да, — нехотя признал я.

— А как ты терпишь?

— Молча, — криво ухмыльнулся я.

— А ноги… — начала она и замялась.

— Их я не чувствую и не контролирую, — закончил я фразу за нее.

— Мы просто обязаны сделать это зелье, — сказала она, подхватилась со своего места и открыла заполненный книгами черный шкаф, который стоял у стены.

Через минуту передо мной лежала зеленая толстая книга с выведенной витиеватой вязью надписью «Утраченные зелья всех времен». Ниже была надпись помельче: «Третье издание, дополненное шведскими зельеварами».

— Ты нашла там полный рецепт зелья Златоума? — недоверчиво спросил я.

— Нет, — ответила Грейнджер. — Но, прочитав описание многих зелий тех времен, я стала лучше понимать, что имел в виду Златоум в своем пояснении, — в ее глазах появился блеск, и с лица пропала неестественная бледность. — Многие маги тогда любили применять поэтические высказывания там, где им совершенно не место. Так что для разгадывания описания нам нужно вооружиться в первую очередь словарем того времени и изучить побольше зелий, которые создавали в тот период времени.

— Ладно, мы выясним, что именно нам нужно. А как будем решать вопрос с количеством? Или ты предлагаешь брать наугад, а потом проводить испытания? На себе я не разрешаю, сразу говорю. Будем калечить животных, как Себастьян делал?

— Нет, конечно! — Грейнджер поморщилась. — Мы будем читать и искать ответы. Давай все по порядку. Сначала определимся с недостающими ингредиентами. Возьми эту книгу себе, — она подтолкнула ко мне том «Утраченных зелий», — и почитай, может, увидишь что-то полезное. Кроме того, я выписала тебе рецепт из того фолианта, чтобы было легче сравнивать с текстами в этой книге.

— Ладно, я почитаю, — сказал я, вздохнув. — Ты говорила, что что-то уже выяснила.

— Да, — сказала она. — По поводу «Светлой целительной мощи», как сказано в описании. «Целительной мощью» в те времена называли только редкие и очень сильные ингредиенты. «Светлый» подразумевает, что к темной магии это не имеет никакого отношения и добывается в полном согласии с природой. Нужно думать, что бы это могло быть. Дальше, кроме нее, еще указана «любовь» и «живая сила». Не знаю, что подразумевается под «любовью», но вот «живой силой» в разное время называли воду и кровь. Но у нас вода, причем особая — озерная, — указана в качестве основы, так что, скорее всего, под «живой силой» Златоум имел в виду кровь. Только вот чью? Нужно искать варианты.

— Мне почему-то кажется, что вот эта «любовь» с «взятой живой силой» непосредственно связана, возможно, это один компонент. Если ты утверждаешь, что это кровь, то, может, нам намекают на кровь из сердца какого-то животного? Любовью же называли сердечные муки, — предположил я.

— Сомневаюсь. Смотри, тут нигде нет намека на насилие, а кровь из сердца без этого не добудешь, — сказала она. — Давай сейчас почитаем тот фолиант, в котором был рецепт зелья, может, наткнемся на что-то похожее. Вместе быстрее будет искать, да и размышлять проще.

— Можно, — согласился я.

— А как ты себя чувствуешь? Спина не сильно болит? — спросила она, взглянув на меня.

— Вполне терпимо, не стоит волноваться по этому поводу, — ответил я, отмахнувшись.

— Но ты скажешь, когда устанешь, хорошо?

Я кивнул, и Грейнджер принесла все из того же черного шкафа уже виденный мною раньше старый фолиант. Мы принялись листать его и комментировать отдельные отрывки текста. Со стороны, наверное, мы, склонившиеся над книгой, выглядели довольно забавно, как хорошие друзья, увлеченные общим захватывающим делом. Гермиона уже полностью взяла себя в руки и теперь издавала короткие смешки, когда нам попадались забавные формулировки приготовления зелий. Я тоже иногда тихонько смеялся, и в какой-то момент до меня дошло, что я абсолютно свободно чувствую себя в ее компании и совершенно не хочу уходить отсюда.

Несколько часов пролетели как одно мгновение. Спина, конечно, уже напоминала о себе вспышками пульсирующей боли, но я старался отвлекаться от нее. Мы успели пролистать больше сотни страниц, но особо к разгадке не продвинулись. Единственное, в чем мы сошлись с Грейнджер, это то, что «живая сила» — это определенно кровь, а не вода.

— Все, сегодня я больше не могу видеть эту книгу, — заявила Гермиона и потерла глаза. — Мы и так сделали шаг вперед по сравнению с прошлым разом, — она взглянула на часы. — Уже так поздно! Малфой, тебе пора уже в гостиную идти, скоро отбой.

— Да, пожалуй, на сегодня достаточно приключений, — согласился я нехотя.

— Ты, наверное, уже очень устал. Доберешься сам? — спросила она.

— Конечно, — бодро ответил я.

— Ну… тогда до встречи, — как-то неуверенно сказала она. И затем добавила: — И забудь про все, что я тебе наговорила вначале. Это была минутная слабость. Все ведь отлично на самом-то деле.

— Ты уже точно в порядке? — спросил я с сомнением.

— Да, конечно, — слишком быстро ответила она.

Я покачал головой.

— Я не забуду ничего, — я же видел, что не все так хорошо, как она уверяла меня сейчас.

— Малфой… — начала она.

— Все нормально. До скорого, — сказал я и, указав волшебной палочкой на свое кресло, направился к двери.

— Спасибо, — тихо сказала она, когда я уже был на пороге.

— Не за что, — ответил я, не оборачиваясь, и отправился в свою комнату, стараясь концентрироваться на перемещении и не думать о ней.

* * *

В тишине своей комнаты я долго лежал без сна. Вспоминал этот вечер, беззащитную Грейнджер и свои чувства в тот момент. Ее вид всколыхнул что-то в моей душе, и сильные эмоции были совершенно иными, непривычными мне. Это была не жалость — сострадание.

А еще я поймал себя на мысли, что уже думал о следующей встрече. Я нашел этому простое объяснение: мне хотелось, чтобы Грейнджер поскорее разобралась с рецептом зелья и сварила его. Дело ведь было только в этом?