Традиции волшебного гостеприимства, или Гость из забытого прошлого (джен)

Чем легче и свободнее Блэк общается с пленником — тем реже появляется в его доме Ремус Люпин. Собственно, в последнее время он приходит только на собрания Ордена — и уходит с них вместе со всеми, не оставаясь ночевать, как иногда это делал, и даже от чая отказывается, ссылаясь срочные и важные дела. Причём уходит, как и приходит, один, или же с Аластором, не пытаясь больше провожать Тонкс. Но если она просто грустит по этому поводу, не понимая, что происходит, то Блэка, когда он всё-таки это замечает, подобная ситуация не устраивает категорически, и он решает в ней немедленно разобраться. Подгадав удачный момент, он останавливает Люпина после очередного собрания, просто загораживая ему дорогу и заявляя безапелляционно:

— Ты никуда не пойдёшь.

— Я тебе нужен? — мягко улыбается Ремус. — Не пойду, конечно. Чем я могу помочь?

— А ну идём, — он берёт его под руку и ведёт — практически тащит — к себе в комнату. Там сажает к себе на кровать и буквально нависает над ним, встав вплотную и скрестив руки на груди. — Ну? — говорит он сердито. — И как тебя понимать?

— В каком смысле? — удивлённо говорит Ремус. — Я тебя чем-то обидел? Прости…

— Ты меня избегаешь, — говорит Сириус яростно. — И я хочу знать, почему.

— Я не… что ты! — почти что пугается Ремус. — Я просто…

Он замолкает, потому что Блэк прав: он действительно его избегает.

Потому что видит, наконец, то, чего не видел с того напряжённого и радостного момента, когда Сириус вернулся в Англию — как его друг сбрасывает с себя мрачное раздражение и словно бы оживает, медленно, потихоньку, и его душевный подъём отражается даже на этом угрюмом и мрачном доме: тот в последнее время кажется светлее и даже теплее. И перемены эти Люпин связывает с обосновавшемся в доме пленником, которого он, на самом-то деле, не так уж плохо и знает по школе, и которого, в отличие от своих друзей, никогда не считал слишком уж плохим человеком.

— Ты просто что? — сурово спрашивает Сириус.

— Я просто не хочу вам мешать, — тихо говорит Ремус.

Он врёт. Он не мешать не хочет — он намеренно хочет уйти, создав тот особый вакуум, который неизбежно заполнят более подходящие сейчас его другу отношения. Ему же давно пора отойти в тень — вот он и отходит.

— Кому нам? В чём? — непонимающе хмурится Блэк.

И слышит в ответ привычно терпеливое:

— Тебе и Мальсиберу… я ведь вижу, ты ожил буквально с тех пор, как он тут появился, и даже дом стал как будто светлее… и я не хочу вмешиваться и…

— Ты рехнулся?! — Блэк настолько изумлён, что даже и не кричит — пока что. — Ты… ты в своём уме, Рем? Я даже не могу… я слов не могу найти! — говорит он больше недоумённо, чем обиженно или возмущённо.

— Ну, я же не ухожу никуда… просто я понимаю, я действительно понимаю, Сириус, что иногда с новыми людьми продолжать проще, — смущённо улыбается тот, поднимаясь с кровати. — У вас ведь нет общего прошлого, и порой от этого только легче…

— И давно ты за нас двоих все решил? — мгновенно мрачнея, интересуется Блэк. — Вот это новость: ты, оказывается, тоже член клуба вершащих мою судьбу и решающих за меня, куда мне ходить и как жить — а теперь вот и с кем дружить, как выясняется. Сюрприз так сюрприз. Вы коллегиально решения принимаете, или у вас председатель есть?

Он смотрит на Люпина, дрожа то ли от ярости, то ли от боли, и тот словно сжимается и отступает назад, хотя на деле стоит, не шелохнувшись, и смотрит на Сириуса, не отрывая глаз. Потом говорит так убедительно и мягко, как только может:

— Ты совсем не так меня понял Бродяга, подумай сам — вы всё начинаете с чистого или почти листа, — говорит он упрямо, — никто из вас никогда не подозревал друг друга ни в чём и не предавал, как я тебя, когда малодушно поверил, что…

— Закрой рот! — на выдохе говорит Блэк — получается едва слышно, но Люпину громкости более чем хватает. Сириус делает быстрый шаг к нему и сжимает его плечи — до боли — тот едва ощутимо морщится и накрывает его руки своими, слегка их сжимая, чтобы то ли удержать, то ли успокоить, но Блэку все эти оттенки его настроения сейчас до фонаря, разумеется.

— Сириус, ты совсем не так меня понял, — говорит Ремус грустно, отводя почему-то глаза и с едва заметным трудом переводя дыхание. — Меньше всего я хотел тебя оскорбить или обидеть… последнее, чего я хотел — это что-то решать за тебя — прости, что…

— Если бы ты только знал, как выводит меня из себя это твоё вечное чувство вины — перед всеми, за всё на свете! — звенящим от накала голосом говорит Блэк. — Сколько я тебя знаю — ты винишь себя просто за то, что ты жив — и вот ходишь тут с видом: «Ах, простите, что позволил себе ненадолго погреться у вашего очага» — и лишь проклятый Мордред знает, какой ты реакции ждёшь на свое нытьё! Молчишь и чувствуешь себя в твоём присутствии бессердечным куском дерма — ну потому что раз уж такой замечательный человек ощущает себя столь несовершенным, то что говорить о тебе, грешнике!

Он останавливается, чтобы набрать воздуха — Люпин ловит этот момент и говорит напряжённо:

— Сириус, пожалуйста, давай не будем сейчас ругаться! Мы оба на взводе и…

— Вот именно! — срывается, наконец, на крик Сириус, встряхивая Ремуса, которого всё ещё держит за плечи. — Ты ведь у нас выше банальной ругани — просто молчишь и с этой своей грустной улыбочкой смотришь, так ещё в школе было! И как с тобой вообще разговаривать — ты же никаких претензий не предъявляешь, даже голос повысить для тебя событие. Всех всегда понимаешь и принимаешь как есть, и при этом рядом с тобой в такие моменты чувствуешь себя просто мокрицей! Ты понимаешь, что это порой едва выносимо?!

— Ну так и не надо меня терпеть, — чуть сощурившись, говорит вдруг Люпин, с неожиданной лёгкостью высвобождаясь из его цепких рук. — Поскольку рядом со мной так плохо и тяжело — дай мне просто уйти. Клянусь, я тебя больше никогда не побеспокою.

— Ты, — задыхается Сириус — и вдруг коротким резким ударом бьёт его точно в глаз. Удар тяжёлый и точный — он сам не ожидает такого, Люпин летит на кровать, падает навзничь, неожиданно резво вскакивает и… отталкивает Блэка с такой силой, что тот тоже падает, правда, на пол. И прежде, чем Сириус успевает подняться, Ремус уже стоит над ним — с направленной прямо ему в лоб палочкой. На его лице застыло яростное и хищное выражение, а в глазах проступило что-то такое, от чего Блэк, кажется, позабывший об этом, мгновенно вспоминает, что в Люпине помимо человека есть волк, и сейчас именно он угрожающе замер над ним. Блэк смотрит на него пару секунд, а потом откидывается на пол, разбросав руки, и говорит с открытой улыбкой: — Рем, ты что? — будь он сейчас собакой, то примиряюще махал бы хвостом, как делал это много раз в свете полной лунные.

Тот моргает — и словно сбрасывает с себя что-то, отступает назад, прячет палочку, закрывает лицо руками и говорит из-под рук, глуховато:

— Прости… Я… Ну, видишь, — он делает шаг к двери, но Сириус, уже вскочивший на ноги, загораживает ему дорогу и вновь хватает за плечи, но уже не зло, а встревоженно.

— Слушай, я был неправ и вспылил… и вообще не важно, что я сейчас говорил, — начинает Блэк, заглядывая ему в лицо. — Мы же друзья, Рем. Всё равно друзья… самые лучшие. Если б не ты, я разве когда-нибудь научился бы анимагии? — он улыбается возбуждённо. — А предательство… никогда, даже самыми темными ночами в Азкабане я не считал тебя предателем. Я горло порву любому зубами, кто так про тебя скажет, — он делает долгую паузу — и тянет его за собой, устало садясь на кровать. Люпин подчиняется и опускается рядом, выглядя, пожалуй, ещё более измотанным. Какое-то время они сидят рядом молча, потом Сириус смотрит на Ремуса, красное пятно вокруг левого глаза которого на глазах темнеет, быстро превращаясь в классического вида фингал, и говорит, слегка улыбнувшись:

— Н-да, хорош…

Он достаёт палочку, поднимает её… и задумывается, потом смеётся смущённо и говорит: — Ты знаешь… а я, оказывается, не помню, как синяки убирать. Это Снейп тут у нас стал в этом в последнее время профи, — неожиданно добавляет он, усмехнувшись. — В общем, извини, но тебе придётся справиться самому. Если умеешь. Ну, или Тонкс попроси, — невинно добавляет он.

Люпин только вздыхает и снова мрачнеет — Блэк, подавшись в сторону друга всем телом и делая стойку, словно гончая, почуявшая, наконец, дичь, говорит настойчиво и убежденно:

— Я уверен, она будет рада помочь. Тем более, она аурор, и ей следует почаще практиковаться.

— Да я сам, — говорит Люпин, доставая палочку, но Сириус перехватывает его руку и спрашивает, слегка оживляясь:

— Ну и когда, дружище, ты успел поругаться с Тонкс?

— Ну что ты… Мы не ругались вовсе, зачем? — говорит он чуть удивлённо и даже головой качает. — Просто сейчас это было бы неуместным, и, пожалуй, в корне неправильным, ей нужен кто-то совсем другой. Кто не будет…

— Та-ак, — тянет Блэк. — Я тебе сейчас добавлю второй фингал — будет красиво и симметрично. Сможешь сказать, что долго не спал и много пил, — язвит он.

— Сириус, я не настолько глуп — возражает Люпин. — Я же вижу…

— ЧТО тебе привиделось на этот раз?! — стонет Сириус. — Если ты снова начнёшь говорить про Мальсибера, я тебя…

Ремус молчит, но молчание его красноречивее любых слов — Блэк ругается, от души и настолько витиевато, что даже вгоняет друга в краску, а потом говорит неожиданно серьёзно:

— Я не могу его опять запереть — я дал ему слово, что не стану этого делать. Но могу попросить не спускаться вниз, когда в доме есть кто-нибудь, кроме нас двоих. Ладно, Кричер и Снейп не в счёт, — хмыкает он.

— Думаешь, это всё глупости? — смущённо улыбнувшись, спрашивает Люпин.

— Чепуха полная, — твёрдо кивает Блэк. — Хотя нет, это уже попадает в категорию абсурднейшей ерунды. Никак не пойму, откуда в тебе это желание вечно сбежать куда-нибудь, забиться в нору и там печально сидеть — ты же не в кролика превращаешься! И вообще, — говорит он возмущённо, — Ремус, в такое тяжёлое время ты не можешь подвести факультет и уступить этот приз слизерину! Ты же староста, соберись!

— А еще не забывай, что я всё-таки оборотень, — говорит Люпин.

— Да при чём тут, — начинает снова закипать Блэк, но тот его прерывает:

— Я чувствую на ней его запах. Совсем слабый, но он есть.

— Хочешь сказать, у них что-то было? — недоверчиво спрашивает Сириус. Люпин краснеет и говорит быстро:

— Нет же… нет — но они… он касался её. За руку брал, или что-то такое… просто был рядом. От тебя вот тоже им пахнет.

Блэк вдруг фыркает и пытается сдержать смех — но у него не выходит, и он смеётся — и сердито, и досадливо, и с облегчением:

— Гр-р-р! — рычит он, скаля зубы. — У тебя сейчас есть все шансы стать первым оборотнем, которого загрызёт волшебник! Потому что я как друга тебя бесконечно люблю и всегда восхищался твоими мозгами, но иногда мне просто невыносимо хочется тебя укусить — раз уж даже подбитый глаз на тебя не действует!

— Сириус, да я просто…

— Такое в своей голове измыслить надо еще постараться, — горячо говорит Сириус. — Ну конечно же, от меня им пахнет — мы живём в одном доме и сталкиваемся постоянно на той же кухне. Как и Тонкс, полагаю — и даже, о ужас, готов допустить, что он с этой своей манерной галантностью действительно целовал её прекрасные руки — и что? Я так вообще с ним пару ночей провел во время этих вызовов драккловых — ты теперь и мне с ним роман припишешь?

— Ну что ты… это совсем другое, — улыбается Ремус.

— Слава Мерлину, — вздыхает Блэк. — В общем, так, — говорит он, устало потирая лицо руками. — Я всегда считал тебя умным — а теперь смотрю на тебя и думаю, а не выпил ли кто-нибудь оборотное с твоим волосом, а тебя настоящего держит где-нибудь в сундуке. Потому что то, что ты выдумал, берёт первый приз по идиотизму среди всех бредовых фантазий на свете. Даже если бы у меня и появился ещё один друг — даже если бы! — повторяет он очень напористо — кто-кто, а ты-то должен же понимать, что дружба не делится на кусочки, эти узы могут связывать не только двоих, ты же знаешь. Как знаешь и то, что друзей заменить нельзя, даже если их уже нет с нами.

— Я знаю, Бродяга, знаю, — грустно улыбается Ремус. — Но… у вас с ним так много общего — гораздо больше, чем со мной, если подумать, — говорит он очень мягко. — И я понял бы…

— Заткнись, а? — просит Блэк. — Я тебя правда сейчас просто прибью. Нашёл общее...

— Молчу, — кивает Люпин, садясь рядом с ним.

Какое-то время они сидят молча, потом Сириус кладёт руку на колено Люпину, и тот накрывает её своей. Они переглядываются, наконец, очень устало и искренне, и вздыхают.

— Может, мы с Мальсибером в чём-то действительно сходимся, но знаешь, если начать считать общее, то мы в лучшем случае можем вместе напиться — и это очень весело, кстати — можем по старой памяти в квиддич сыграть. А с тобой у нас общего багажа накопилось так много, что я смело могу сказать, — он усмехается с явной иронией, — мы словно сто лет женаты. А вот сейчас у нас явно случился кризис в семейной жизни.

Они, не сдержавшись, смеются.

— Знаешь, Бродяга, тебе самому жениться пора, — улыбается, наконец, по-человечески Ремус, — и я с удовольствием бы поспорил с тобой, кто первым на чьей свадьбе напьётся.

— Так спорили же уже, — возражает с улыбкой Сириус. — И первым это пари продул все-таки Джеймс.

Они снова смеются — легко, светло и ещё немного печально.