Туманный Дом (гет)

..2...

Две молодые медсестры, перешептываясь, выскальзывают в коридор. Дверь за их спинами мягко претворяется. Одна из них видит Гермиону. Моментально толкает локтем вторую. Обе стушевались. Странная неловкость прицепилась и к ней.

Что ж, теперь все ясно. За дверью с табличкой 'Прачечная' медсестры караулят чужой сон. Ошибочно принимая Гермиону за ту, кто оставляет это право только за собой.

Он, должно быть, устал. Хочется думать, что устал. А не сбежал, спрятавшись от грязного мира в белоснежном белье.

Уснул при свете. Сидя. Челка отросла, но недостаточно, чтобы скрыть синяки под глазами. Аристократичные черты подпорчены совсем неаристократичной щетиной. Она улыбается. Медсестер можно понять.

Если бы не волшебство. Если бы не Хогвартс. Мечта детства наверняка стала бы реальностью. Гермиона приходила бы сюда каждое утро, чтобы облачиться в белоснежный халат. Она засыпала бы в прачечной после тяжелой смены. Она бы лечила больных и штудировала медицинскую литературу ночи напролет. Если бы.

— Опять?

Голос, охрипший от усталости — не менее ядовитый от презрения.

— Снова, Малфой.

— Уже пятый день подошел к концу. Все еще надеешься пристроить меня дворником?

— Ты не запоминаешь дорогу к своему дому.

— Дорогу к своему дому я помню с закрытыми глазами. Дорогу в безликую маглятскую коробку можно не запоминать. Абсолютно без разницы, где спать. Можно и здесь. Тоже коробка.

— Завтра у тебя выходной. И послезавтра. Надеешься, оставшись здесь, вызвать жалость у медсестер?

Ленивое безразличие сменяется жгучей ненавистью.

— Проваливай. Мне нужно переодеться.

* * *

— Быстрее всего доехать до съёмной квартиры на автобусе или на метро. В твоем случае лучше на автобусе. Пошли к остановке. Я посмотрю, какие номера подойдут. Доедем вместе, чтобы ты запомнил дорогу.

— У тебя нет других дел? Каждый день приходишь сюда, тратишь на это время. Ты влюбилась в меня, Грейнджер?

— Идиот. У моих родителей открылась клиника на соседней улице. Я каждый день захожу к ним. Стараюсь помочь и наладить отношения после прошлого года. Мне по пути больница. Я всего лишь твой поручитель перед Визенгамотом и, если ты забыл, перед твоей матерью лично.

Ни капли сочувствия, ни капли интереса.

— Нет, Грейнджер. Я не поеду в маглятских коробках, заполненных маглами всех цветов и запахов. Я пойду пешком. Показывай дорогу.

Это месть. Однозначно. За больницу. За дворника. И за жалость медсестер.

...3...

Здесь было полно больных маглов. Их лица бесконечно сменялись: они выписывались. Умирали. Старостью и недугами погружали в глухое уныние. Были под стать серому городу. Малфой каждый день продирается сквозь него. Не разбирая лиц и улиц. В бесконечном лабиринте коробок.

Он был здесь чужой. Замкнутый. С легкостью, не требующей усилий, отталкивал безликих маглов. С ним уже не пытались разговаривать, его сторонились.

— На вас приятно смотреть. Издалека.

Он внутренне вздрогнул. Если бы стол или стул внезапно заговорил с ним в этом мире. Мир маглов неживой. Больница — ирония. Заговорившая с ним маглянка — сумасшедшая. Одной ногой в могиле. Наверняка. Таких тянет поболтать.

— Когда вы в палате, заносите лекарства или меняете капельницы, меня еще полдня не покидает ощущение, что я самое ничтожное существо на земле.

Сумасшедшая. Говорит об унижении и улыбается.

— Вы не пытаетесь выглядеть сочувственно, в отличие от других. Ваше лицо не покидает брезгливое выражение, хоть за маской и не видно. Но глаза выдают. И здесь, в палате, вы не такой уж и красивый. Хорошо, что есть возможность смотреть на вас издалека.