Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (джен)

40 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Земли руссов, Миро, Странный мир

Когда они наконец-то доплыли до Миро, Мирэд был готов вознести хвалебную молитву не только Госпоже Смерти, но и всем Семерым вместе взятым. Общество одного только Фирэйна ему уже порядком наскучило, ибо тот любил пофилософствовать, да и в целом говорил на его вкус довольно нудно. Любой вопрос, который Мирэд ему задавал, перетекал в нескончаемый монолог.

Например, когда он спросил лекаря, зачем руссам Артефакт Попутных Ветров — они ведь водные создания, но никак не воздушные — ему была рассказана целая легенда, вся суть которой сводилась лишь к тому, что давным-давно его передала им некая неизвестная эльфийка и завещала хранить, но руссы то ли позабыли, то ли не так поняли её изначально, и Артефакт стал считаться реликвией их народа — правда, без какого-либо применения; через несколько столетий «реликвия» была украдена предками некого господина Стэ́сса к’Арчема, которых прибило к берегу Миро штормом. Артефакт, однако, до этого господина дошёл, и он согласился передать его тёмным — а не согласиться он не мог, учитывая, что об услуге его попросил сам Тамерзар, имеющий как член не только Чёрного, но и Змеиного Совета огромное влияние среди Забирающих. Руссы же, конечно, будут очень рады возвращению своей «реликвии» и согласятся исполнить любое пожелание её нашедших, чем тёмные и собирались воспользоваться.

Фирэйн утверждал, что именно эту историю рассказал Тамерзар Зенору, отправляя того на задание.

Мирэд прекрасно понимал, что так просто ценную вещь никакой Забирающий не отдаст, даже если его просит один из Великих Змеев, но предпочитал не задумываться об этом — как и о том, откуда у Тамерзара подобные сведения. О Тамерзаре вообще не хотелось задумываться, потому что мысли о Тамерзаре влекли за собой мысли о Райменне, а снова вспоминать свой позор в Варасе не хотелось.

Хорошо, что никто из нынешней команды о нём даже не догадывается. С лекарем, всё же, было довольно интересно, и Мирэд не хотел, чтобы тот презирал его. Он уже успел немного к нему привязаться — пусть Фирэйн и был специфическим в общении, своими долгими живописными рассказами, что текли бесконечным монотонным потоком, напоминая почтенных учителей, что пытались обучать Мирэда стихийной магии, азам этикета и прочим премудростям. За исключением, конечно, того, что почтенные учителя не язвили, не смеялись и не называли его уже привычным уху «мелким», а так же не употребляли мешками лимонные леденцы. Как говорил сам Фирэйн, их виртуозно готовили на его родине, в Южноземелье, и он был влюблён в них по уши с самого детства. Леденцы, естественно, кончались с катастрофической быстротой, и Мирэд с ужасом думал о том, сколько денег спускает на них лекарь — пресловутые сласти плыли морем с самой Эрки и в не очень-то больших количествах. А судя по размерам мешка, который Фирэйн таскал с собой, он скупал все леденцы в округе, стоило ему только прибыть в крупный город.

С остальными же соотрядниками было и не поговорить: Зенор первые дни путешествия лежал пластом и ныл о бренности бытия и болящей руке, а после скакал по всему кораблю бешеной селёдкой, будь она неладна, и приставал к матросам, абсолютно не желающим общаться и делающихся этим ещё более для него привлекательными.

С Вардом и Квэарром Мирэд, как натура крайне обидчивая, и сам не желал общаться категорически. С эльфом он не разговаривал чисто из принципа, да и чувствовал себя виноватым за тот вопрос в лесу («Конешшно, горазсдо проще отмалчиватьсся, чем извиняться», — шипела на него решившая вдруг заменить глас совести Аин-Зара), а вот подлянка от друга всё никак не прощалась. Вард и сам не спешил мириться, развлекаясь в компании нового знакомого и придерживаясь мнения, что повод обиды не стоил. Мирэд и сам это понимал, но перешагнуть через себя и своё глупое аристократическое воспитание (упорно твердящее ему о том, что он всегда прав), признать свою неправоту, и, следовательно, несдержанность, было выше его сил. Хватит унижения перед Чаром, Тёмным Королём и его Советником, мысли о котором и так постоянно лезут в голову.

За невозможностью хоть как-то разрешить эту ситуацию, он изводился, шатаясь из угла в угол в своей каюте и пытаясь занять себя хоть чем-то, читал книгу по основам магии земли, оказавшуюся необычайно скучной, и изредка переговаривался с их «лимонным» лекарем.

Поэтому, когда они наконец-то сошли на берег пусть и не родной, но суши, Мирэд был готов прыгать от радости и возможности наконец-то размять ноги. Однако энтузиазм его быстро поутих — вокруг них раскинулся голый и пустынный каменный пляж и лишь где-то вдалеке смутно вырисовывались силуэты домов.

— Здесь мы расстаёмся, — сообщил капитан корабля, тёмный неопределимой расы — лицо его было скрыто за чернильно-чёрным туманным мороком, не разглядишь, лишь сверкали два разноцветных глаза, янтарный и сиреневый. — Ближайшее поселение руссов находится вот там, на юго-востоке, часа через три пути уже будут видны очертания домов. Это довольно большая по их меркам деревня под названием Уру́д. Там вы, вероятно, сможете найти их нынешнего вождя. Если выдвинетесь сейчас, то доберётесь до того, как взойдёт солнце ночи.

— Благодарю, капитан СэльСатар, — Зенор приложил левую руку к сердцу и коротко склонил голову, — да поможет вам Госпожа Смерть.

— Да прибудет и с вами её благословение, — капитан поднял вверх левую руку с оголённым запястьем, на котором читалась его тёмная метка. Мирэд из интереса всмотрелся в ряд букв, написанных под ней. Второго имени, настоящего, не было. Странно. Неужели при рождении родители не дали своему ребёнку имени? В это верилось с трудом, но он привык доверять знакам Совета. Интересно, что же с этим капитаном не так?

Воздел руки и весь их отряд — на своеобразном языке жестов тёмных это значило, что они расстаются в мире и не желают друг другу зла, а посему не считают нужным скрывать и настоящие имена. После они подхватили свои скудные вещи, выгруженные матросами на песок, и двинулись вперёд, к далёкой деревне.

* * *

Действительно, добрались до Уруда они ещё до восхода ночного солнца, как и было обещано капитаном СэльСатаром. Деревня, несмотря на свой более чем скромный размер, оказалась экзотически красивой и непривычной взгляду: в Каре никогда не встречалось такого дикого, но странно сочетающегося между собой количества цветов. Дома — небольшие и одноэтажные — были сложены из осколков разноцветных камней, странных зеленовато-синих водорослей и крупных раковин всевозможных оттенков от кремово-жёлтого до рыжевато-голубого. Держалось всё это на какой-то странной колышущейся полупрозрачной массе.

Подойдя ближе к одному из домов, Мирэд с удивлением обнаружил, что всё это была вода. Усмирённая неведомой магией, она удерживала вместе стены небольших строений и источала приятную прохладу, что оказалось очень кстати — этот край Миро располагался совсем рядом с экватором, и близость холодного сэтэвана вовсе не ощущалась. Мирэду, хоть и любившему тепло, но больше привычному к достаточно зябкому элэйнану Кары, пришлось снять плащ и расстегнуть мундир, он уже буквально плавился от жары. Зато Аин-Зара вела себя не в пример активнее, даже изволила позабыть свой постоянный сон и теперь ползла рядом, то и дело исчезая в неизвестных направлениях и пугая встречных руссов. Впрочем, руссов пугала не столько она, сколько вся их компания в целом, что целенаправленно двигалась к центру деревни, в абсолютно непривычной — для прикрывающихся лишь бусами и какими-то повязками из рыбьей кожи руссов — тёмной закрытой одежде. И если Фирэйн и Квэарр вели себя достаточно прилично, смотря прямо перед собой, как и Вард, что время от времени всё же поглядывал по сторонам, то воодушевление Зенора, казалось, троекратно возросло. Он выглядел здесь на удивление гармонично, отличаясь от своих сородичей по матери лишь цветом волос, заплетённых им в сложную толстую косу, — русых, как у отца, и постоянно вращал головой, глазея на жителей, дома, улицы и весь пейзаж в целом, улыбался как сумасшедший и был преисполнен радостных надежд. Мирэд, на месте местных аборигенов, тоже бы его боялся.

Зенор, наивный до ужаса, тешил себя мыслью, что может обнаружить здесь свою мать, в своё время оставившую его. Мирэд его оптимизма абсолютно не понимал: идея о том, что мать на самом деле вовсе не хотела его бросать, казалась ему бредовой. Руссы как никто были привержены обычаям и поверьям своих предков, ясно гласившим, что дети, не вобравшие всех черт их расы, отмечены Отцом-Океаном и поэтому приносились ему в жертву. Зенор это прекрасно понимал — об этой традиции Мирэд узнал от него же, но чаррусса это не останавливало. Мирэду же казалось, что даже если тогда у женщины, породившей Зенора, и был какой-то материнский инстинкт, замешанный на жалости к собственному ребёнку, то сейчас блудный сын ей точно не нужен — всё же пятьдесят четыре года прошло, за это время у неё могли появиться и другие дети, нормальных, не смешанных кровей.

Однако Зенор так не думал, и Мирэд не собирался его переубеждать — бесполезно, в таких случаях чаррусс становился упёртее гирэйского барана, да и вряд ли он в этой кутерьмес миссией вообще найдёт время искать женщину, чьего имени даже не знает. Нужно же будет вести какие-никакие, но переговоры.

Вскоре дорога вывела их к дому чуть более высокому и богатому, чем все остальные: в его стенах не было камней и водорослей, лишь крупные, в две ладони шириной, перламутровые раковины. Раньше Мирэд даже не догадывался, что такие существуют — самые большие из виденных им были вдвое меньше и отпускались за баснословное количество золотых кобр на одном из рынков Ламенбера. Среди разнообразия цветов дом выделялся большим светлым пятном. Видимо, он и был обиталищем вождя. Во внезапно опустившемся южном ночном мраке Мирэд не сразу понял, почему всё ещё видит так чётко, затем присмотрелся, сдерживая восхищённый вздох. Светилась вода, что держала на себе стены многочисленных домов, сверкали обильная россыпь звёзд в чёрном небе и особенно яркое здесь солнце ночи. Не требовалось даже факелов, чтобы рассмотреть вышедшую их встречать делегацию из нескольких руссов.

Во главе их шёл слишком высокий даже для своего племени русс, вероятно, сам вождь. Его одеяние кардинально отличалось от всех нарядов, что Мирэду приходилось видеть ранее, а видеть ему пришлось всё же немало. Помимо обязательной для руссов бесконечной череды бус из ракушек, жемчужинок и блестящих камушков, украшавших слишком длинную шею и, в меньших количествах, узкие запястья и щиколотки, на вожде не было ни единого предмета одежды, даже той рыбьей чешуи, которая встречалась у обычных поселян.

В ней и не было необходимости, его тело окутывала сама вода, которая мантией стекала с плеч и струилась вниз — почти до самой земли спереди, а сзади стелилась по песку полупрозрачным шлейфом. Вода мерно поблескивала и будто тихо журчала, напоминая диковинную и редкую магическую ткань. Вместе с ней вниз бледно-голубыми потоками струились и волны волос, из-за которых вождь руссов казался похожим на сошедшего со страниц легенд и вдруг обретшего разум водяного духа. В изменчивых глазах самого светлого синего цвета, который только доводилось видеть Мирэду, застыло умиротворение и странная, спокойная мудрость.

За плечом вождя стоял шаман, в противоположность ему низкорослый, наверное, лишь чуть выше самого Мирэда. Он не выглядел старым, но в нём чувствовалась древность. Глаза его смотрели прямо, но без холода и враждебности, лицо закрывала маска из воды. Одет шаман был, однако, не в неё — его тело буквально тонуло в грудах украшений. Это выглядело бы смешно, если бы не его взгляд.

— Я — вождь народа руссы с Миро, имя, которым я наречён — Водный Вихрь. Рядом шаман наш народ — Голубая Волна. Мы рады приветствовать наших гостей в Уруд и предлагать им провести тёмное время в нашем доме. Наши гости устать. Мы рады гости, что привести Океан. Мы любить хорошие гости. Когда взойдёт светлое солнце, мы провести беседу с вы и узнать, зачем вас привести сюда, — голос вождя был красив, мелодичен и текуч, и неправильное произношение ринского языка, который знал практически каждый, кроме, пожалуй, именно таких вот оставшихся на первобытном уровне рас, нисколько его не портило. Вождь иррационально располагал к себе и внушал доверие. Да и какого можно было ждать подвоха от русса, в самом деле? Они славились своим мягким и наивным характером, и для Мирэда оставалось загадкой, как при всех этих качествах они смогли пережить и войны, и восстания в королевствах на севере Миро, и сохранить при всём при этом свои территории, официально признанные нейтральными, и значительную численность населения.

— Мы благодарны вам, вождь Водный Вихрь, за гостеприимство. Мы с радостью станем вашими гостями и поговорим с вами, когда взойдёт солнце дня, — Зенор учтиво поклонился ему в ноги, мазнув волосами по песку. Было заметно, что он нервничает, но вряд ли руссы обратили на это внимание.

Вождь лишь медленно склонил голову в ответ, а после развернулся и поплыл, иначе и не скажешь, в сторону своего жилища. Вода текла за ним по пятам и билась о его ступни как приливные волны. Шаман, ступая по песку узкими ступнями и звеня украшениями, удалился следом, переступая непропорционально длинными ногами и напоминая большую белую цаплю из тех, что обитают в каарамских садах, принадлежащих Змеиному Совету.

К их отряду, поклонившись так же низко, как и Зенор только что, подошёл молодой русс в набедренной повязке из рыбьей чешуи и жестами попросил следовать за ним. Отвёл он тёмных недалеко — в соседний пустующий дом с покатой водорослевой крышей. Со слов Зенора, в своё время посвятившего много времени изучению обычаев руссов, это был «дом для гостей» — здание, присутствовавшее в любой деревне на случай непредвиденного появления чужаков, которых здесь действительно почитали дорогими гостями, посланными самим Океаном — объектом поклонения и божеством для руссов.

Изнутри дом казался чуть больше, чем снаружи, но всё же впятером они с трудом в нём поместились. Разделения на комнаты и мебели не было, лишь голый пол, устланный кусками вездесущей рыбьей кожи с чешуёй. Видимо спать предполагалось без кроватей, по всё тем же местным обычаям.

Мирэд внутренне скривился. Он спал и в паршивых тавернах, где по прохудившимся подушкам скакали жирные коричневые клопы, и в лесу, на мхе и траве, завернувшись в один только плащ и пытаясь спрятать лицо от мошкары, один раз пришлось ночевать даже в грязной подворотне на мокрых после дождливой мороси камнях, но на чешуе ему спать ещё не приходилось. И не особо хотелось — вряд ли это будет приятней, чем на земле, да ещё и рыбный запах, сейчас особенно резкий, энтузиазма не добавлял.

Пол оказался очень жёстким: под кожей был всё тот же каменистый пляж. Не помогал даже подстеленный плащ. Пахло ещё более отвратительно, чем у входа в дом — к рыбному духу примешивался щекочущий ноздри аромат тины и пота. На Миро стояла невозможная жара, одежда липла к телу, мыться было негде, и если на свежем воздухе запах почти не ощущался, то теперь, когда они впятером набились в один дом, дышать стало просто невозможно. Мирэд сморщился и попытался перелечь так, чтобы уткнуться носом в рукав рубашки. Мундир валялся где-то в углу. Можно было, конечно, положить его сверху плаща, чтобы хоть как-то смягчить жёсткий пол, но тогда становилось слишком жарко.

Мирэд думал, что он любит тепло? Он никогда так не ошибался.

Аин-Зара в ответ на его мысли шипяще фыркнула и поудобнее свернулась под его боком. Хорошо ей, в любых условиях спит в тепле и покое на личном мягком Забирающем.

«Мягком, Нэссс? Да тысс твёрдый, как матрассс в засссаленом грязссном трактиришшке!» — возмущённо отозвалась змея, стукнув его по груди хвостом. Мирэд не преминул тут же ей ответить:

«Если что-то не устраивает — спи на полу. Там чешуя, песочек — всё, как ты любишь, да? И никакого жёсткого противного меня»

Аин-Зара раздражённо куснула его за ключицу и замолчала, смертельно обидевшись. Теперь он слышал только её шумное сопение.

Мирэд тихо хмыкнул и прикрыл глаза.

На полу они, из-за катастрофической нехватки места, сгрудились довольно тесно. Мирэду по месту расположения относительно повезло, он оказался у водянистой стены, дарящей хоть какую-то прохладу и хоть немного, но перебивающей витающий в воздухе «букет» запахом моря. Обнаружилась другая проблема: рядом с Мирэдом лежал и Вард, с которым он за последнюю неделю не перекинулся и словом. Это очень нервировало, и Забирающий безрезультатно пытался отодвинуться подальше, чуть ли не вжимаясь в водяную стену.

— Слушай ты, змеюка высокомерная, хватит уже пыхтеть и телепаться. Надоел, честное слово, — голос Варда был тихим, сонным и как никогда похожим на шипение. Мирэд мстительно заелозил по шуршащей чешуе ещё громче, потом понял, что ведёт себя как последний идиот, и ответил:

— Я не хочу спать в такой близости от тебя.

И дело было даже не в ссоре, которую пора было заканчивать, а именно в запахе. Сформулировать, наверное, стоило бы не так, но было поздно: друг понял всё иначе, исходя из своих знаний об обидчивости Мирэда:

— Не хочешь, значит. Ну и… Да, тьфу на тебя, — Вард заворочался за его спиной и, видимо, отвернулся.

Мирэд же остался пристально разглядывать водную стену напротив своих глаз. Можно было бы растормошить его и объяснить всё ещё раз, чтобы он понял истинный посыл его фразы, но Мирэд знал — если Вард говорил таким тоном, то слушать объяснения сейчас не станет.

Из-за его глупого поведения их дружба медленно, но верно трещала по швам. Стоило что-то сделать и попытаться хоть как-то исправиться, но как? Что? Стоит ли пытаться?

«Нэссс, ты дураксс», — озвучила его мысли Аин-Зара.

«Знаю»

Ночь с 40 дня на 41 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Море Меридэ, Странный мир

— Отвечай, человек. Куда и зачем направлялись тёмные? И тогда я, быть может, пощажу тебя, — голос Таэрта был медленным и тягучим, словно патока. В нём остро чувствовалась опасность, она растекалась по телу, отравляла, заставляла замереть на месте, лишала воли.

Рэт не знал — и не хотел знать, что эльфы, с их высокими звонкими голосами, могут говорить так. Его собственный голос словно застрял где-то в горле, и он не мог проронить ни звука. Слова и интонации командира наёмников рождали почти первобытный ужас.

Человек, прикованный к стене трюма магическими цепями, бился в ознобе. По его лбу стекали капли пота, зрачки расширились, как у больного лихорадкой. Рэту было жалко пленённого и страшно от его вида, но он ничего не мог сделать: они практически вышли на след тёмных, а человек должен был назвать точное место, где стоило их искать.

После отбытия с Элфаниса «вольные небожители» были доставлены золотой платформой в Фирмон — один из торговых городов Кары. Там они долго искали некого господина к’Арчема — как узнал Рэт, именно он должен был передать первым наёмникам Артефакт. Рэту, после происходящего здесь и сейчас, даже не хотелось думать, как Таэрт выяснил у этого господина, что тёмные отправились в Ламенбер. Наёмники бросились следом, но догнать не сумели — у тёмных была фора во времени, и из-за поисков сначала господина к’Арчема, а потом и лошадей они сильно задержались. К тому же местность была им плохо знакома, и хоть как-то ориентировался в городах Забирающих только Сэльф — один из мечников, владеющий двумя тонкими парными клинками, которые Таэрт называл «зубочистками». Благодаря Сэльфу они и смогли добраться до Ламенбера относительно быстро — дорогу он знал.

Ламенбер, Обитель Моря, крупный карский портовый город, в отличие от шумного извилистого Фирмона, по которому они перемещались, не сильно всматриваясь в местные достопримечательности, поразил Рэта буквально с первого взгляда. Он даже смог уговорить Таэрта на то, чтобы тот отпустил его с кем-нибудь из своих эльфов посмотреть город, пока остальные будут расспрашивать о тёмных работников порта. Ллири, как подозревал Рэт, вероятно договорилась о чём-то с командиром наёмников — других причин тому, что их действительно отпустили на полдня, он не видел. Но любопытство пересиливало всё остальное, в том числе совесть, не позволявшую мешать выполнению задания: крупные города Рэт представлял довольно смутно. И результат превзошёл все его ожидания.

Архитектура Ламенбера разительно отличалась от архитектуры Элфаниса. На Элфанисе всё было эфемерным и воздушным, с лёгкими цветочными орнаментами, белыми камнями, ажурными полупрозрачными ставнями, золотыми узорами. Исполненный света, яркой буйнорастущей зелени, остров смотрелся не то чудесным солнечным цветком, не то кремовым пирожным, из-за чего его красота меркла: не оттенённая ничем контрастным, она приедалась и становилась слишком приторной.

Ламенбер же отличался иной красотой. В нём не было возвышенных небесных зданий, но и приземлёнными они тоже не выглядели. Сложенные из тёмно-синего и светло-голубого, бирюзового, кобальтового, лазурного, чёрного камня, они казались застывшими в веках морскими волнами, несокрушимыми и недвижимыми, безучастными к заботам снующих у их подножья существ, но, в то же время, надёжными и готовыми всегда принять в свои глубины усталого путника. Спугнуть восхищение Рэта не смогли даже ученица лекаря Арэ с воином Гирасом, посмеивающиеся за его спиной. Наверное, он и правда очень забавно выглядел, дорвавшись до свободы и неизведанных просторов. Но Рэт ничего не мог с этим поделать. От ощущения практически полной вседозволенности захватывало дух, а в голове становилось глупо и звонко-пусто.

А ещё, увидев Ламенбер, Рэт понял, почему в книгах это место называли не иначе как величайшим морским портом: этот город словно бы сам был частью океана, прекрасный и незыблемый, но в тоже время какой-то расплывчатый и изменчивый, как сама вода. Прекрасны оказались и его жители — гордые и восхитительно не похожие на эльфов темноволосые Забирающие со змеиными глазами. В этом городе, в отличие от других, расположенных глубже на материке, они составляли лишь половину населения — в Ламенбере встречалось множество торговцев и матросов с кораблей, принадлежавших к самым разным расам. Рэт даже углядел небольшую группу аар, смотревшихся среди тёмных домов Ламенбера огнями костров.

Он успел рассмотреть их только мельком: вот они идут, почти летят по мостовой, несмотря на дыхание близких морозов — босые, одетые лишь в шаровары и лёгкие туники ярких расцветок, волосы их — красные, багровые, тёмно-розовые, жёлто-оранжевые — пышными львиными гривами укрывают их до колен, оголённая кожа и острые треугольные лица мерцают золотом. Рэт бы подошёл к ним поближе, но наёмники в целях безопасности отвели его подальше. И Рэт даже понимал почему, он бы вряд ли сдержал своё любопытство и подошёл бы к ним слишком близко, а поведение аров, абсолютно непредсказуемых, как одной из самых закрытых рас зачастую, было очень странным и малопонятным, как и их традиции, и обычаи, тянущиеся из самой древности.

Долгое время, до того, как первые учёные из людей вышли с аарами на контакт, они и вовсе не считались разумными. Лишь потом, когда один из учёных вольного города Грань — Карви́р А́ркас, тот самый, кто смог ввести понятие «ступеней магии» — смог построить с ними осмысленный диалог, стало ясно, что аары обладают крайне высоким интеллектом и крайне интересными с точки зрения освоения пятого измерения знаниями и о магии, и о духах. Именно благодаря их помощи стало известно, что духи и призраки — совершенно разные вещи, а не одно и то же, как думали учёные раньше. Призраки, по словам аар, были осколками душ умерших, а духи представляли собой сгустки магии, воплощения стихий, не обладающие разумом, но способные выходить из своего измерения в привычные всем существам четыре и вредить им.

Уникальность знаний аар была и в том, что они умели подчинять духов и обращать их силу в помощь себе. До них это не удавалось никому. Рэт был бы рад узнать несколько аарских секретов — не из жажды могущества, но из жажды новых знаний, — но поговорить ни с кем из аар, конечно же, не мог, поэтому предпочёл продолжить осмотр города.

Самой главной достопримечательностью Ламенбера, бесспорно, были корабли. Они, выглядевшие маленькими неприглядными точками с высоты полёта Элфаниса, оказались массивными гигантами всевозможных расцветок и размеров. Лёгкие быстрые шхуны, грузовые величественные титаны, грозные военные судна рядами стояли в порту, мерно покачиваясь на тёмно-синих стальных волнах, бьющих о запруженную народом каменную пристань. От гремучей смеси новых запахов, которую Рэт бы никогда не почувствовал на родном Элфанисе, от множества голосов и звуков, мешавшихся в ушах в одну невообразимо прекрасную какофонию, кружилась голова. Рэт с восторгом понимал, что здесь, в толкотне, грозящей оторвать его от двух наёмников-сопровождающих, все принимали его за своего. Существам вокруг было всё равно, что он сын Светлейшего и происходил из знатного рода, они не стеснялись стоять при нём в полный рост, браниться, кричать, могли задеть его локтём и даже не извиниться. Один раз его чуть не спихнули прямо в воду, когда он подошёл слишком близко к краю. Тогда Гирас поймал его, с проклятьями отчитывая, а Арэ громко рассмеялась, щуря необычные для эльфов светло-карие глаза.

Для Рэта всё было в новинку. Он до зуда в пальцах надеялся залезть на крышу городской ратуши, чтобы увидеть Ламенбер привычно сверху, как много раз делал с башни Небесной Резиденции. Ему хотелось попробовать местную кухню, и Арэ, узнав о таком его желании, даже купила ему пирожок с рыбой и какую-то странную конфету на деревянной палочке, названную ей «леденцом». Ужасно хотелось побывать и на одном из кораблей-гигантов, подняться на дощатую палубу, рассмотреть ближе пушки, виденные им только на картинках… Однако, всё это было настолько в новинку, что Рэт не разочаровался, и когда Таэрт выбрал для нового путешествия совсем небольшое судно под названием «Серая тень», которое почему-то стояло даже не в основной части порта, а в какой-то небольшой бухте с другой стороны города. Как рассказала ему позже Арэ, один человек из служащих порта сообщил Таэрту, что попадающие под описания существа уплыли на юго-восток, да и капитан команды, какой-то «мутный тип», сказал править в сторону северного берега Миро, к землям руссов. Рэт, правда, совершенно не понимал — ни что такое «мутный тип», ни зачем тёмным нужно к руссам, первобытно живущей в деревнях по краям материков расе.

На «Серой тени» они пробыли ровно сутки, а потом, оставив корабль на попечение флегматичным и абсолютно безразличным к поведению наёмщиков матросов, взяли на абордаж судно, на котором, как всё тот же Таэрт предполагал, ушли в неведомые дали Миро тёмные с Артефактом Попутных Ветров. Точнее, слово «абордаж» было слишком ярким для того, что произошло: боя не случилось. Лекарь Мелифф велел всем задержать дыхание и с помощью мага воздуха Лардэлена распылил по всей палубе корабля тёмных какой-то порошок. Потом они долго ждали — Рэт понимал, что прошло всего десять минут, но ему они показались вечностью, и лишь потом ступили на чужую территорию.

Таэрт пытался оставить Рэта на «Серой тени», чтобы «не путался под ногами», но он смог уговорить командира наёмников, и тот махнул на него рукой. «Вольные небожители» обошли, как показалось Рэту, весь корабль и стащили всех обнаруженных матросов в трюм, где зачем-то подвесили на стены с помощью заклятья цепей. Рэт тогда ещё не догадывался, зачем они это сделали, и лишь удивился тому, какая интересная у заклинания формула — в ней была намешана не только магия воды, которой пользовался Марвас, но и что-то из магии стали. Когда все матросы оказались внутри, Гирас и Ларкан ушли проверять каюты — наверное, решили убедиться, действительно ли они нашли всех. Остальные наёмники вместе с Рэтом остались в трюме.

Сначала он не понимал, что должно произойти дальше, и зачем Таэрт достаёт из своей походной сумки что-то, похожее на клещи, и почему Арэ отвернулась, а остальные замерли безразличными истуканами. А потом командир наёмников взял руку дрожащего от ужаса человека — единственного из уже пришедших в сознание — и сжал клещами его палец до пробирающего до костей хруста. Рэт закрыл глаза и отшатнулся к стене, кто-то из наёмников поймал его за плечи, не давая упасть. Только ощущение чужих горячих рук удерживало Рэта от того, чтобы броситься прочь. Только бы не видеть, только бы не слышать…

Крики человека резали уши, голос Таэрта — всё такой же тягучий и мягкий, звоном отдавался в ушах и дрожью в теле. Рэт не ожидал такого. Он не представлял, что такое вообще может быть, что остроумный и смешливый командир «небожителей» может пытать человека и продолжать говорить таким абсолютно безразличным к его мучениям голосом. Что остальным наёмникам всё равно — словно бы это в порядке вещей, словно бы человек в двух метрах от них не бьётся в агонии. Рэт лихорадочно думал, словно отчаянно пытаясь убедить себя, о том, что на самом деле наёмники вовсе не чудовища, просто это их работа — выполнять заказ клиента любыми способами, что они делают это не со зла, а безразличие лишь маска… Но его била дрожь, и руки наёмника на плечах стали казаться чем-то до ужаса мерзким.

— Нет! Не надо! Я всё, всё скажу! Они идут в Уруд, им нужно… — то ли выкрикнул, то ли выстонал человек сорванным голосом, а затем раздался тихий хлюп и крики стихли. Стихло вообще всё.

Рэт всё ещё дрожал, но решился открыть глаза. По спине пробежали мурашки, и дело было не только в жутких увечьях, которые нанёс Таэрт человеку. Из глазницы уже навсегда замершего тела торчал кинжал, а Таэрт бросил окровавленные клещи и вытянул из-за пояса меч, напряжённо смотря куда-то в сторону. Рэт медленно обернулся, чувствуя, как отливает кровь от лица.

У стены гротескной тенью застыл незнакомец в иссиня-чёрном капитанском камзоле. Его лицо под капюшоном скрывала тёмная магическая дымка, сквозь которую проглядывали только хищные глаза, горящие в полумраке как два уголька — янтарный и мерцающе-сиреневый, да растянутый в клыкастом оскале широкий рот.

Незнакомец опасно грациозным движением поправил пояс спустыми ножнами:

— Просто ненавижу болтунов. Мог бы сам судить его в посмертии, с радостью отправил на перерождение в какую-нибудь крысу... Крысой, впрочем, Вэп⁽¹⁾ и был. А ещё, — он глумливо хмыкнул, — ещё я ненавижу наёмничьих выскочек, что обшаривают мой корабль. И эльфов как расу. Вы такие высокомерные сволочи, знаете?

Он поднял вверх затянутую в чёрную перчатку руку. Она была продолжением липкой темноты, в которой стоял незнакомец, она была щупальцем чудовища из ночного кошмара, она была тенью из подпола… она держала за волосы отрезанную голову Гираса. Предсмертная гримаса искажала его лицо, из разорванного рта и шеи капала кровь. Застывшие расширенные глаза слепо смотрели на наёмников. Такие неправильные, больше не горящие, кукольные глаза.

Незнакомец разжал пальцы. Голова с глухим стуком упала на пол и подкатилась к ногам Таэрта, пачкая доски. Рэта затошнило. Арэ за его спиной сдавленно вскрикнула и сломанной куклой упала на руки Мелиффа.

— Ты заплатишь за моего эльфа, тварь. И скажешь, зачем тёмные отправились в Уруд, — голос Таэрта, ещё минуту назад тягучий, вонзался в уши каменным крошевом.

— Настоящие тёмные не сдают своих… Что ж, мои матросы простят мне подобную вольность по отношению к их жизням. Госпожа будет к ним милостива, чего не могу сказать о вас, — незнакомец вновь осклабился и прижал ладонь к своему левому запястью, что-то бормоча на драконьем.

Как Рэт понял позже — молитву. А на тот момент он почти машинально принялся плести тонкую воздушную сеть, недоумевая, почему не сделал этого раньше. Но долететь до тела противника ни она, ни несколько кинжалов и заклинаний и подскочивший с мечом Таэрт, не успели — незнакомец быстрым, отточенным движением выхватил из сапога нож, перерезал себе горло и тут же исчез в брызнувших из раны клубах багрового тумана. Весь трюм утонул в ватной темноте, стало нечем дышать, тошнотворно запахло железом. Рэт дёрнулся куда-то в сторону, влетел головой в стену. Резкая боль отрезвила.

Дальше он действовал по наитию, сбросив морок и вспомнив, что он маг воздуха уровня адепта, а, значит, не беззащитен. Рэт не знал, что это за туман, откуда он взялся и как его уничтожить, поэтому сделал первое, что смог придумать: отогнал его сильным порывом ветра и крикнул застывшим наёмникам:

— Уходим!

В лёгкие тут же забился затхлый воздух, и Рэт закашлялся. Но крик возымел эффект: «небожители» услышали его. Лардэлен и Марвас выстрелили в туман слаженным ударом двух боевых заклятий воздуха и воды, но тот только поглотил их и, кажется, стал ещё больше и плотнее. Таэрт дёрнулся было к тому, что осталось от Гираса и прикованным телам, но тотчас развернулся и рванул к лестнице, потащив за собой Олирэ.

Рэт прикрывал тылы как мог, раз за разом откидывая наступающую на них мглу и спиной вперёд пробираясь к выходу. Лардэлен, кажется, тоже посылал какие-то заклинания, остальных не было видно. Но туман был сильнее их обоих и, что самое странное, целенаправленно полз следом, давя своей волей. Рэт чувствовал в нём нечто могущественное, и в сравнении с этим нечто он был лишь жалкой досадной преградой. Он не мог тягаться с этой силой и этой волей.

Его сосуд исчерпывал себя. Отталкивающий Ветер с каждым разом требовал всё больше напряжения и чистой магии, чего раньше не бывало, а другие заклинания проходили сквозь клубящуюся тьму, словно раскаленный нож сквозь масло — легко, но не причиняя ни малейшего вреда. Рэт судорожно обернулся: наёмники как раз соскакивали на борт «Серой тени», а туман подобрался к нему на расстояние вытянутой руки. Рэт слышал, как скрежетали и ломались доски палубы и буквально видел чёрный пролом где-то под багровой клубящейся дымкой.

Он встретился взглядом с Таэртом, пересчитывающим свою команду, и на секунду ему показалось, что наёмники так и оставят его здесь, сбегут, пользуясь выигранным временем, и плевать им на договор с Ллири, но этого не случилось. Тарэт лязгнул зубами и вскочил на фальшборт.

— Прыгай, пока оно тебя не сожрало! Я поймаю тебя!

Рэт сделал к нему шаг, ещё раз отшвыривая дымные щупальца. Перед глазами всё поплыло, мир накренился…

— Какого Маррака ты медлишь?!

Рэт сделал ещё шаг, пытаясь понять, в каком направлении теперь двигаться. Всё утопало во мгле, выли доски, рычал Таэрт, качался умирающий корабль. Выбор был невелик: остаться здесь, позволить смертельному туману растерзать своё тело, или же попытаться спастись, прыгнуть в неизвестность и молиться Клоис, чтобы не утонуть в сошедшем с ума море. Ноги подгибались, сил не осталось вовсе, но жить… Жить хотелось. Рэт сделал ещё шаг, наткнулся животом на борт, слепо пытаясь разглядеть что-то за пеленой.

Он с трудом взобрался на скрипящие и гнущиеся доски, замер, пытаясь нащупать опору. Под сапогом хрустнуло, нога соскользнула… Рэт прыгнул, вкладывая в прыжок остатки сил и магии, прыгнул через туман, отчаянно надеясь, что где-то там его ещё ждёт корабль. Багровые щупальца царапнули по спине, впились, не желая отпускать, воздух загустел, как мёд, но бушующий в крови ветер подхватил, потащил вперёд…

Рэт уже не понимал, ни куда он падает, ни сколько длится это его падение, и падает ли он вообще, когда его схватили чужие, жёсткие руки и дёрнули за собой. Он и держащий его упали на палубу — целую, серую, пахнущую солью, и Рэт наконец-то начал проваливаться в небытие, краем сознания отмечая, как кто-то оттаскивает его в сторону, слыша, как Таэрт сорванным голосом выкрикивает команды. Потом корабль дёрнуло и понесло с такой скоростью, что Рэта чуть не вывернуло наизнанку. Спасло только одно — он наконец-то потерял сознание, всё ещё чувствуя, как багровый туман тянет из него оставшиеся крохи магии.

1) Вэп (драк.) — крыса (имеется в виду его имя при посвящении в тёмного)

Вернуться к тексту