Основатели (джен)

— Глаз крысы, струна арфы, — бубнил Крауч, приложив губы к горлышку фляги, — пусть вода превратится в эль!

Годрик потерял терпение.

— Что за чепуху ты несешь, братец вор?! Уже в ушах гудит от твоего бормотания.

— Прости своего ничтожного слугу, сэр рыцарь, — сказал Крауч. — Я всего лишь хочу превратить воду в эль. Глаз крысы, струна арфы…

— Как я погляжу, твое заклинание не действует, — хмыкнул Годрик.

— Я бы удивилась, если бы оно подействовало, — вмешалась Реувен. — Любому образованному магу известно, что магия способна изменять некоторые свойства объекта, — цвет, размер, форму, — но изменить саму сущность невозможно, ибо это противоречит законам мироздания.

Годрик почесал в затылке.

— Однако же святые отцы говорят, что Иисус наш Спаситель в Кане Галилейской превратил воду в вино, — возразил он. — Почему бы тогда нашему приятелю не превратить воду в эль? Хотя, сдается мне, твоя правда, госпожа ведьма: если бы волшебники умели превращать воду во что-нибудь покрепче, никто не стал бы платить трактирщикам.

— А может, именно это трактирщики и делают — превращают воду в вино, пока никто не видит, — заметил Крауч, не оставляя попыток наполнить флягу элем вместо воды. — Только эти пройдохи держат свои заклинания в секрете, чтобы самим денежки загребать. Как говорится, рот на замке — монеты в мешке; а коли рот раскрыт, то вовек не будешь сыт.

Годрик нахмурился, всерьез обдумывая предположение Крауча. Надолго замолчали — только Крауч, не отчаиваясь, всё бубнил свое нелепое заклинание.

Элазар шел за повозкой, всё чаще оступаясь и пошатываясь: на него опять накатила болезненная слабость. С тех пор, как они вышли из леса, миновало восемь дней, а вчера утром они прикончили последние остатки еды — поэтому Элазар предпочел списать свое недомогание на обычный голод. В пустом животе и правда неприятно тянуло и урчало. Здешние края оказались безлюдными: в пути им не повстречалось ни деревни, ни монастыря, ни даже путника. По сторонам дороги тянулись бесконечные пустоши. Голод не лучший попутчик, и на душе у Элазара было пасмурно. Впервые за всё время он засомневался, стоило ли ему вообще предпринимать это трудное путешествие в неведомые дали; и теперь, когда они оказались в незнакомых землях без гроша в кошелях и без крошки еды в котомках, Элазар почти разуверился в том, что они когда-нибудь доберутся до Хогвартса. Мучимый безрадостными мыслями и своим недомоганием, Элазар напустился на Крауча:

— Может быть, ты прекратишь валять дурака и займешься, наконец, делом? Мы взяли тебя для того, чтобы облегчить наш путь, — а вместо этого получили нахлебника, от которого до сих пор так и не дождались никакой пользы.

Крауч попробовал «заколдованную» воду, почмокал, проглотил и со вздохом посмотрел на флягу: заклинание не подействовало, и вода осталась всего лишь водой.

— На безвинного сердиться — всё одно, что на козла садиться: и толку нет, и самому во вред, — скороговоркой ответил он Элазару. — Клянусь сердцем моей бедной матушки, которую я никогда не знал, я б и рад взяться за свое ремесло — да только негде. Или ты, почтенный господин Слизерин, видишь где-нибудь богатый город? — Крауч шутовски повертел головой, делая вид, что внимательно осматривается. — Где же он? Или бедный Томми Крауч ослеп? Хвост святой ослицы, какое несчастье!

— Довольно, довольно, — поморщился Элазар. — Незачем паясничать.

Крауч отвесил ему поклон, как будто тот поблагодарил его за представление.

— Конечно, покамест проку от меня было немного, — заявил он, — но вы, добрые люди, до того пришлись мне по душе, что, так уж и быть, я отведу вас туда, где вы сможете вдоволь поесть и сладко поспать.

— В харчевню, что ли? У нас нет денег, братец, — твои же дружки нас обчистили. Забыл? — сказал Годрик.

— Не в харчевню, — ответил Крауч. — Лучше: в замок благородного дома Селвинов! — и Крауч, легко и проворно взбежав на крутой холм, поросший редкими деревцами, торжественно простер руку, указывая на что-то впереди.

Оставив повозку, Элазар и его спутники поднялись за ним следом. За деревьями им открылся пологий склон, спускавшийся вниз, к реке, добротные крестьянские дома за рекой и дальше, на возвышенности — очертания замка с зубчатыми башнями и большим донжоном с узкими язычками флагов, развевающимися по ветру. Восходящее солнце заливало суровые каменные стены ласковым золотисто-розовым сиянием.

— Значит, замок, — задумчиво проговорил Элазар. — И ты утверждаешь, что мы нашли его благодаря тебе? Мы бы всё равно достигли его, двигаясь по дороге — с тобой или без тебя. Кроме того, отчего ты так уверен, что в этом замке нас встретят с распростертыми объятиями — нас, магов?

— Оттого, что тамошний лорд, благородный Этельберт Селвин, любит магов, — победно сообщил Крауч. — Его собственная супруга была ведьма из земель неверных — все в округе это знают; и когда она умерла родами, лорд Селвин едва не потерял рассудок от горя. Говорят, эта восточная колдунья своими нечистыми чарами привязала его к себе — вот почему лорд более не женился, почитая ее память. А единственный сын лорда Селвина от этой ведьмы тоже колдун. Когда он родился, то был необыкновенно большим, как годовалый младенец; на голове у него росли густые черные волосы, а во рту было полно зубов. Ходят слухи, что у ведьминого отпрыска даже хвост имеется. Любой добрый христианин тотчас бы избавился от дьявольского отродья, но лорд Селвин души в мальчишке не чает. А еще сказывают, что…

— Так, говоришь, этот твой лорд Селвин расположен к магам? И его единственный сын — маг… — произнес Элазар, размышляя над чем-то. — Отлично, — наконец сказал он — по его лицу Реувен поняла, что Элазар что-то задумал. — Полагаю, нам стоит повидаться с этим благородным лордом.

* * *

Когда стражники в цветах дома Селвинов провели «господ магов» к своему господину, тот трапезничал в большой, пустой, неуютной зале, всё убранство которой составляли длинный стол и высокое деревянное кресло, в котором сидел сам лорд Этельберт — немолодой мужчина с грубым надменным лицом и холодными глазами. Волосы у него были светлые, редкие, неопределенного цвета; Селвин уже начал лысеть, и его лоб, изборожденный морщинами, казался неестественно высоким. Перед лордом стоял бронзовый кубок, кое-где с вмятинами, и большое блюдо с горой сочного, жирного мяса — при виде такого изобилия у голодных путников потекли слюнки. Они с завистью наблюдали за тем, как лорд Селвин выуживает мясо из блюда, отрывает зубами крупные куски, быстро проглатывает, почти не прожевывая (должно быть, из-за того, что у старого лорда недоставало коренных зубов), а потом делает из кубка хороший глоток вина. С такой же жадностью следили за каждым движением лорда Селвина два огромных косматых волкодава, сидевшие у его ног.

Усилием воли оторвав взгляд от блюда с мясом, Элазар огляделся. Скудность обстановки несколько его обескуражила: голые каменные стены, чадящие факелы, на полу — солома, уже не слишком свежая, смердящая собачьей мочой; в распахнутом зеве большого, в человеческий рост, очага гудел огонь — даже в эти теплые дни здесь царил пробирающий до костей холод. Элазар, служивший придворным магом в замке куда более роскошном, был разочарован — но, разумеется, ничем не выдал своего разочарования. Выступив вперед, он склонился перед Селвином в изысканном придворном поклоне и начал:

— Милорд, мы пришли с миром…

Селвин бесцеремонно его перебил:

— Знаю, что с миром — иначе бы вы сюда не вошли. Моя покойная жена, да хранит Господь ее душу, что-то сделала с замком и деревней. Она обещала мне, что теперь ни один лиходей не сможет пройти через ее незримую стену. Благослови Бог эту святую женщину! С тех пор, как она окружила мой замок своими чарами, я горя не знаю.

Элазар ухватился за его слова.

— Да, благородный господин, — сказал он с почтительностью, — даже мы, лондонские маги, наслышаны о мудрости и могуществе твоей добродетельной супруги. Слыхали мы также, что твоя прекраснодушная госпожа подарила тебе сына, наделенного волшебной силой. Когда весть об этом дошла до нас, великих магов Лондона, мы держали совет и порешили отправиться в нелегкий путь, чтобы взглянуть на юного Селвина и определить, достоин ли он обучаться в моей новой школе чародейства и волшебства.

Лорд Этельберт впился в Элазара своими холодными светло-голубыми глазами.

— Что за школа? Монастырская? Ты, верно, безумец, если предлагаешь мне отдать моего единственного сына и наследника в монахи.

Духовник лорда, неприметный человек с неопрятно обросшей тонзурой, подал голос:

— Прислушайся к совету этого почтенного мудреца, лорд Селвин, если уж не желаешь слушать советы мои. Отдай юного Этельстана на попечение братьям-монахам. Лишь служа Всевышнему он сможет искупить грехи, совершенные его матерью-колдуньей, и обратить унаследованную от нее нечестивую силу во благо.

Селвин с громким стуком поставил свой кубок, заставив духовника замолчать.

— Прикуси язык, святой отец, пока ты его не лишился, — резко сказал лорд Этельберт. — Я уже не раз повторял тебе, что я пока еще не выжил из ума, чтобы обрекать моего наследника и продолжателя рода Селвинов на постриг.

— Так что за беда? — отозвался духовник, с опаской косясь на своего гневливого лорда. — Женись, мой лорд, — и твоя избранница подарит тебе других, более достойных сыновей, которые продолжат твой род.

Селвин метнул на духовника разъяренный взгляд — тот опустил голову и даже съежился, будто бы хотел и вовсе исчезнуть.

— Не донимай меня своими негодными советами, святой отец! Ты прекрасно знаешь, что мой брак с первой женой был бесплодным, и ни одна женщина из тех, что я познал во множестве, не зачала от меня. Я отправился в паломничество в Святую землю, надеясь, что Господь смилуется надо мной и дарует мне наследника моих земель и имени. И Господь ответил на мои молитвы. Я привез с собой мою волшебницу, и она подарила мне дитя; и раз она умерла, дав жизнь Этельстану, то, верно, больше не будет у меня ни сыновей, ни дочерей — так судил Всевышний.

Элазар забеспокоился, что из-за спора у Селвина испортится настроение и ему, Элазару, не удастся выторговать себе ни денег, ни даже ночлега и пропитания. Поэтому Элазар поспешил учтиво напомнить лорду о себе:

— Ты столь же мудр, сколь и благороден, мой господин, — произнес он. — Ни один знатный лорд и любящий отец не сделает своего единственного сына монахом. Ты заботишься о славе и процветании своего дома и тревожишься, что род твой угаснет, если твой сын, подобно другим магам, рожденным от немагов, отправится в соборную или монастырскую школу. Но школа, о которой я говорил, вовсе не монашеская. У меня твой сын научится управлять своей волшебной силой, познает все тонкости чародейского искусства, в полной мере постигнет различные магические науки и в совершенные лета вернется к тебе могущественным магом, способным постоять за честь благородного дома Селвинов не только мечом, но и колдовством.

Селвин казался заинтересованным.

— Ты говоришь, чародей, в твоей школе готовят не смиренных служителей Господа, а непобедимых воинов и правителей?

— Именно так, милорд, — глазом не моргнув соврал Элазар. — Моя школа зовется Хогвартс; она располагается в древней крепости, стоящей на земле, которой правят лорды-маги.

Духовник лорда в суеверном страхе перекрестился.

— Лорды-маги! — поразился Селвин. — Отчего ж я никогда о них не слышал?

— Это далекие края, — уклончиво ответил Элазар. — Там мои ученики свободны постигать тайны волшебства, не страшась вмешательства или осуждения Церкви.

Лорд Селвин вернулся к трапезе.

— Умно, — одобрил он, выбирая кусок пожирнее. — И чему именно вы станете обучать моего сына? Вот ты, чародей, — Селвин ткнул грязным пальцем в направлении Элазара. — Что ты умеешь?

Элазар вновь поклонился.

— Я в совершенстве овладел всеми магическими науками, — произнес он с достоинством. — Но наибольших высот я достиг в благородной алхимии и искусстве врачевания, — Элазар намеревался сразить лорда Селвина своим красноречием и уже открыл рот, чтобы начать следующую фразу, когда тот прервал его самым грубым образом:

— Это моему сыну ни к чему. Этельстан — будущий лорд, а не какой-нибудь жалкий лекарь. А снадобья да припарки и мой духовник умеет готовить.

Элазара будто ледяной водой окатили. На мгновение он растерялся — и Реувен, которая всё это время еле сдерживалась, чтобы не выплеснуть вскипавшее в ней возмущение (мало того, что Элазар приписывает себе знания, которыми не обладает, — так еще и называет бейт-мидраш ее отца своим!), поспешила заговорить, пока Элазар не опомнился:

— Салазар Слизерин — лишь один из наших учителей; ты, господин, волен выбирать, кому отдашь в обучение своего сына. Если он станет моим учеником…

Селвин не дал ей договорить.

— Твоим учеником? — переспросил он. — С чего бы моему сыну идти к тебе в ученики — он, чай, не девка! Чему ты его научишь — прясть да ткать? — Селвин разразился хриплым смехом, похожим на кашель. — А этот вот мальчонка — ваш ученик, верно? — спросил он, указав на Бени. — Ну-ка, малец, покажи, чему они там тебя обучили.

Бени оробел. С тех пор, как Элазар назвался его наставником, он, по сути, ничему Бенциона так и не научил — Бени приходилось, как и прежде, в дедушкином доме, довольствоваться подслушанным и подсмотренным у старших волшебников. Сейчас, когда лорд Селвин уставился на него своими холодными глазами, Бени не знал, что и делать, чтобы не ударить в грязь лицом и не подвести остальных. Он достал волшебную палочку, взмахнул ею и сотворил то, что ему всегда хорошо удавалось — насекомых. Целый рой толстых мохнатых мух вылетел из палочки Бени и устремился к лорду Селвину — точнее, к мясу на его блюде. Лорд Селвин замахал руками, пытаясь их отогнать, но тщетно — мухи упрямо вились над мясом.

— Ах ты, паршивец! — вскричал он. — Да я тебя на конюшне запорю!

— Не серчай на мальчонку, господин, я сейчас мигом уберу этих тварей, — пришел на помощь Бенциону Годрик. Нацелив свою палочку на жужжащую тучу, он проговорил: «Лакарнум Инфламаре!» — и мухи с подпаленными крыльями попадали на стол, на мясо и в кубок лорда Селвина, в смертных конвульсиях дергая лапками. — Вот незадача, — виновато пробормотал Годрик. — Прости великодушно, благородный господин, — я ж не со зла…

Но Селвин, похоже, и не думал гневаться — напротив, волшебство Годрика вызвало в нем глубокое восхищение.

— Так ты тоже волшебник, рыцарь? — изумился он. — Скажи-ка, эти твои чары… ими можно подпалить не только мух, верно?

— Истинно так, господин, — подтвердил Годрик. — Врага тоже можно подпалить, да еще как, — если послать заклятие прямо ему в лицо. Огонь получается не шибко большой, но противника ослепляет и внушает ему страх — а пока он мешкает, тут ему мечом и голову с плеч. В поединках такое заклинание — самое то; частенько оно мне пригождалось.

Селвин подался вперед.

— Если я отдам моего сына тебе в ученики, ты сможешь обучить его этим огненным чарам?

— Смогу, отчего же не смочь, — ответил Годрик, немного смутившись — у странствующего рыцаря еще никогда не было оруженосца, и ему льстило, что такой высокородный лорд пожелал отдать ему в обучение своего единственного сына. — Дело-то немудреное, если у парнишки есть голова на плечах. Я и другие полезные в бою заклинания знаю. Да что там чары — так, баловство; я твоего сына могу обучить кое-чему получше: владению копьем, мечом и щитом, верховой езде, плаванию, охоте… Эта наука, скажу я тебе, куда труднее, чем махание палочкой.

Лорд Селвин, удовлетворенный ответом Годрика, откинулся на спинку кресла.

— Значит, решено, — произнес он властно. — Сэр рыцарь, поручаю тебе заботу о моем единственном сыне. Как только будут сделаны все приготовления, он отправится в этот Хогвартс вместе с вами. О плате за учение мы еще столкуемся. Да, вот еще что: долго ли ему пребывать в вашей школе?

Элазар хотел было ответить: «Три года», — но посмотрел на блюдо с мясом, от одного вида которого у него засосало под ложечкой, бросил взгляд на кубок с вином, подумал об обещанной плате за учение… и быстро сказал:

— Семь лет, мой господин.