Ведьма - это состояние души (гет)

Петуния прокручивала в голове слова мужа, брошенные им в запале, когда он уходил на работу: «Что ты за мать? Ты плохо заботишься о нашем сыне!»

Как он мог упрекнуть её в этом после всего, что она делала ради ребенка? Она думала, что кошмаром были роды — тридцать шесть часов мук... Но, как оказалось, кошмар только начался. Три месяца бессонных ночей с такими неприятными сюрпризами, как нехватка молока, колики, ларингит, когда мальчик едва не задохнулся — Дадли рос болезненным ребенком. Вернон паниковал, раздражался, а апогеем этого безумия стало замечание педиатра: «Мальчик слишком мало набрал за месяц». Муж никак не мог понять, что не так с его сыном и, как и следовало ожидать, винил во всем Петунию.

Послеродовая депрессия цвела пышным цветом, поначалу у молодой матери просто опускались руки и всё время хотелось плакать. Огромным усилием воли молодая миссис Дурсль взяла себя в ежовые рукавицы и, подавив сплин, стала действовать по четкому графику — что-что, а планировать она умела — кормление по режиму лучшими смесями, прогулки, готовка, глажка, стирка, купание и, как только выдавалась такая возможность — сон.

Таким образом, через год ее жизнь приобрела четкий, размеренный ритм, в котором не было места форс-мажорам. Дадли стал здоров и весьма упитан, а Петуния приобрела репутацию образцовой матери, отличной хозяйки и заботливой жены, ее высоко ценили и ставили в пример приятельницы и соседки. Правда, педиатр что-то говорил насчет ограничений в питании, но женщина не восприняла его рекомендации всерьез — как можно ограничивать в чём-то ее крошку, ведь он родился таким худеньким и слабеньким!

Она виделась себе эталоном настоящей нормальной женщины: чистый дом с ухоженным садиком, здоровый ребенок и надежный муж — что еще нужно для счастья? Их семью можно было снимать для рекламы загородной жизни.

Но, видимо, ничто не может длиться вечно: полгода назад, первого ноября, этой идиллии суждено было закончиться — когда утром Петуния вышла на крыльцо, чтобы забрать газету и молоко, то обнаружила люльку со спящим ребенком. Она была ошарашена и возмущена — какой изверг мог так бросить мальчика?! И как малыш только не замерз... Прочитав записку, найденную в люльке, миссис Дурсль поняла, кто перед ней — ее племянник Гарри, а ее младшая сестра вместе с мужем погибли этой ночью. Спустившийся к завтраку Вернон заикнулся было о приюте, но Петуния, глядя в заспанные зеленые глазенки, точь-в-точь такие же, как у Лили, поняла, что не сможет так поступить, о чём и оповестила мужа, сурово на него взглянув.

С приходом нового жителя в дом номер четыре по Тисовой улице снова пришел сущий ад. Маленький Гарри не привык есть и спать по часам и будил привыкших к порядку и спокойствию Дурслей. По ночам Петунии приходилось выходить с ним во дворик, чтобы укачать, опасаясь, что, если муж вновь проснется от крика малыша, то ее аргументы про родную плоть и кровь перестанут иметь для него вес. Как бы женщина ни крепилась, она довольно скоро остро начала ощущать, что три часа сна для взрослого человека — ничтожно мало.

Дадли добавлял проблем — он жутко ревновал и капризничал, если мать брала на руки, кормила или даже просто поглаживала его кузена, да и маленький Гарри не отставал, пытаясь криком привлечь утраченное внимание. Вернон сходил с ума от постоянного детского ора в доме и не упускал случая подчеркнуть свою антипатию к племяннику, открыто заявляя, что, если тот доставляет проблемы его сыну, то он его терпеть не намерен. Дом Петунии, когда-то блиставший лоском и чистотой, стал напоминать жилище холостяка, а уж следить за палисадником и подавно не оставалось времени — все забирала забота о детях. Прогулки осложняло то, что ни Дадли, ни Гарри категорически не признавали коляску, и ей приходилось подолгу уговаривать сына сесть в нее, а Гарри вести за руку рядом — он был гораздо легче, его можно было иной раз и на руки взять.

И все бы еще ничего, но кое в чем мальчишки нашли общий язык — в шалостях. От их проделок голова шла кругом: то рассыплют муку и изваляются в ней, то выкинут из окна маленький телевизор, то разрисуют фломастерами стены и мебель в гостиной... Но все это оказалось ерундой по сравнению со странностями племянника. Петуния знала, что и Лили, и ее муж были волшебниками и, наверняка, растили сына соответственно, но, когда он на ее глазах, зажав между ног веник, прыгнул с лестницы, женщину едва не хватил удар.

Мальчик легко отделался — сломал руку. А ведь мог и насмерть разбиться! С этого дня все веники, метлы, швабры и щетки хранились в недоступном месте.

Дорогие электронные игрушки сына, бывало, по непонятной причине ломались, когда с ними играл Гарри — и это до слез и ора расстраивало маленького Дадли, а Вернон, тративший на них деньги, после каждого такого происшествия рычал на Гарри, зло краснея, словно наливаясь дурной кровью, чем явно пугал малыша. Электронные игрушки пришлось перестать покупать, перейдя на мягкие и заводные механические, которые, по мнению Петунии (но не Вернона), были ничуть не хуже.

Но и это было ещё не всё... Во время одного из плановых посещений педиатра врач порекомендовала давать детям витамины. Петуния, замотавшись, случайно оставила купленную упаковку на кухонном столе, а маленькие хулиганы каким-то образом её достали, распотрошили и от души наелись пилюль. С Дадли все обошлось, а Гарри посинел и начал задыхаться. Миссис Дурсль в панике вызвала скорую, но, когда раздался звонок в дверь, она увидела на пороге вместо врачей странно одетого длиннобородого старика. Как ни старалась женщина потом вспомнить этот день и странного гостя, у нее ничего не выходило, а к рекомендациям врачей появилась стойкая неприязнь, и отчего-то захотелось выкинуть все лекарства из дома.

Каждую неделю звонила Мардж и, донимая расспросами о здоровье племянника, не упускала случая напомнить о том, что «родная семья важнее подкидыша».

Соседка, миссис Фигг, которую, казалось, интересовали только ее бесчисленные кошки, вдруг со странной назойливостью стала предлагать приводить иногда к ней детей, чтобы Петуния «могла передохнуть хоть немного», но миссис Дурсль передергивало от отвращения — она не представляла, как можно отдать ребенка в такие антисанитарные условия.

Вернон часто упрекал ее за бардак в доме и однообразное меню, но Петунию это не обижало. В конце концов, она понимала, что муж прав. Но сегодня он назвал ее плохой матерью, и это было выше ее сил. А все потому, что Гарри раскапризничался за столом, не желая есть кашу, и у него случился первый сильный магический выброс — прямо как у ее сестры когда-то. В кухне был погром, летающая банка стукнула Дадли по голове, а она не смогла защитить его.

У Петунии сдали нервы, и она, посадив сына играть в манеже, под влиянием обиды заперла отчаянно ревущего племянника в чулане в качестве наказания, ну и чтобы не мешался — нужно было прибраться. Пока она собирала мусор с пола, в ее голове крутились навязчивые мысли о том, что дальше так продолжаться не может: нужно спасать свою семью и постараться любой ценой вернуть свою размеренную и спокойную жизнь, хоть и такой идеальной, как раньше, она уже никогда не будет. Быть может, если с мальчиком меньше нянчиться, показать Гарри, что ему далеко не все дозволено, то и попытки волшебства сойдут на нет? Попытаться стоило. Да что там, у нее все получится, кто бы что ни говорил, она хорошая мать и прекрасная хозяйка!

От четкого, выработанного плана стало спокойней на душе, и Петуния ощутила себя гораздо уверенней. Она включила пылесос в розетку, нажала кнопку и...