Обратная сторона луны (джен)

Тем же вечером, когда в лесной чаще пылал символический погребальный костёр, в гостевом домике усадьбы Вейси Леопольд и Лорелей собирали вещи. У них не было пока никакого другого жилья, но Леопольд наотрез отказался оставаться здесь до тех пор, пока они его не найдут, и предложил пожить неделю в гостинице в Эдинбурге. Этот город был выбран, потому что в Лондон ни ему, ни ей не хотелось, Дублин не устраивал Леопольда, а больше нигде никаких приличных гостиниц он просто не знал.

Часам к десяти всё уже было собрано, ужин закончен, а домик убран, и его обитатели готовились к своей последней ночёвке здесь, когда в дверь постучали. Открывать пошёл Леопольд. Ничего не спросив и не заглянув в смотровое окно, он просто распахнул дверь и неприязненно нахмурился, глядя на стоящую на крыльце Мерибет.

Сразу же после того неудачного обеда она уже приходила и пыталась поговорить, но тогда он был ещё слишком зол, и беседы не получилось — он сухо выслушал её извинения и даже не впустил дальше прихожей, так же, как и не дал Мерибет увидеться с Лорелей. Тогда же он и сообщил ей, что они покинут гостевой домик через несколько дней — и на этом их разговор завершился. Он понимал, конечно, что был слишком резок, и, пожалуй, даже несправедлив, но от этого злился только сильнее и видеть мать сейчас совсем не желал.

И всё-таки прежней ярости в нём уже не было, а в её отсутствии отказаться разговаривать с Мерибет Леопольд просто не смог. И поэтому, когда она, поздоровавшись и извинившись за поздний визит, попросила:

— Выслушай, — он хмуро кивнул и провёл её в гостиную, где стояли собранные и закрытые чемоданы.

— Мне жаль, что случилось то, что случилось, — сказала она, грустно и спокойно глядя на сына. — И ты прав, что сердишься на меня — идея была моя, и я должна была остановить Шерил.

— И остальных, — напомнил то ли ей, то ли самому себе Леопольд. — Мне не следовало соглашаться и уж, тем более, оставлять Лорелей там одну. Но что было — то было. Зачем ты пришла?

— Я скажу, — кивнула она. — Но обещай, что дослушаешь до конца, прежде чем что-нибудь отвечать мне.

— Хорошо, — удивленно вскинул он брови.

Ему очень не хватало сейчас жены — он чувствовал себя неуютно под этим спокойным взглядом, но звать сейчас Лорелей представлялось ему ошибкой, и он просто обхватил ладонями края подлокотников и с силой сжал их.

— Во-первых, я хочу извиниться, — начала Мерибет. — Перед тобой и перед твоей женой.

— Лорелей, — после короткой паузы сказал он. — Мою жену зовут Лорелей.

— Да, — кивнула Мерибет. — Я помню. Лорелей, — повторила она. — Ты позволишь поговорить с ней?

— Нет, — мгновенно ощетинился он. — Не нужно. Но я передам ей, — сказал он уже спокойнее — и тогда она протянула ему конверт.

— Пожалуйста, передай.

Леопольд после некоторого колебания взял его — и, заметив, что он не запечатан, нахмурился и бросил на мать озадаченный взгляд.

— Ты полагаешь, я перлюстрирую её письма? — неприятно сощурился он.

— Я не знала, поверишь ли ты мне настолько, чтобы не проверить, нет ли там чего-то обидного или опасного, — сказала она очень спокойно. — И я бы поняла тебя, после того обеда, если бы ты так и сделал.

— Я… нет, — он вздохнул и спрятал конверт в карман. — Я отдам. Что-то ещё?

— Ну, а ты? — спросила она, глядя ему в глаза. — Ты сможешь простить меня?

— Тебя? — он снова нахмурился, но на сей раз, скорее, растерянно. — Я? За что?

— За то, что допустила то, что случилось, — ответила она с грустью. — И за то, что не смогла дать тебе понять, что люблю тебя просто так.

Леопольд побледнел и резко от неё отвернулся. Достал из кармана конверт, покрутил в руках, сунул его обратно и, так и не посмотрев на неё, хрипловато и быстро спросил:

— Что-то ещё?

— Что-то ещё, — повторила она. — Я прошу тебя взять вот это, — Мерибет опустила на разделяющий их кресла журнальный столик небольшую шкатулку. — Здесь десять тысяч — но это, — она подняла ладонь, останавливая его возмущение, — не подарок.

— Ты предлагаешь мне взять у вас в долг? — саркастично и яростно спросил он, на сей раз глядя на неё удивлённо и зло.

— Нет, — она слегка улыбнулась. — Это не долг и не подарок. Это твоё наследство.

Она сделала паузу, давая ему возможность осознать услышанное, и когда он растерянно переспросил:

— Наследство? — кивнула:

— Именно так. Эти деньги ты получил бы, умри я прямо сейчас. Однако, — она слегка улыбнулась, — я намереваюсь прожить ещё достаточно много лет, а эти деньги нужны вам сегодня, а не полвека спустя. И я прошу тебя взять их теперь — а остальное после моей смерти получат другие наследники.

Леопольд молчал, растерянно и смущённо глядя на свою мать. Она тоже молчала, и в конце концов он покачал головой и очень тихо сказал:

— Нет… Нет, я так не могу. Прости… нет.

— В общем-то, — задумчиво проговорила Мерибет, — есть простой способ сделать ситуацию куда менее экзотичной. Но мне он не очень нравится.

— Это неправильно… невозможно, нет! Так нельзя! — взволнованно заговорил он, глядя на неё теперь и тревожно, и почти умоляюще.

— Почему? — с любопытством спросила она, ставя его в тупик этим простым вопросом.

Так, как часто делала в его юности.

— Потому что…

Он хотел было сказать ей, что наследство — это то, что ты получаешь уже после чьей-нибудь смерти, но смолчал, потому что она уже ответила на эти слова, а никаких иных аргументов у него не было.

— Я не вижу ни одной причины, кроме банального «так обычно не делают», — продолжала она. — Хотя нет… Есть, конечно же, и ещё одна.

— Какая? — быстро спросил он, уже понимая, что снова попался в одну из её ловушек.

— Твоё нежелание брать что бы то ни было от меня, — очень мягко проговорила она. — Пусть даже и после смерти.

Они замолчали. А потом он вдруг улыбнулся и, вздохнув, признал:

— Ты поймала меня.

— Ты мой сын, — сказала она, глядя на него очень ласково и тепло. — И то, что ты не хочешь видеть меня, никак этот факт не меняет.

— Я разочаровал тебя, — сказал он, наконец, то, о чём думал все последние месяцы. — И подвёл.

— Разочаровал — может быть, — кивнула она. — Но подвёл ты только себя… И я не перестала из-за этого любить тебя, Лео.

Он отвернулся, а потом встал, подойдя к окну, отдёрнул штору и замер, вглядываясь в темноту. Мерибет какое-то время молча сидела, а затем встала и, тихо подойдя к сыну, мягко положила руку ему на плечо — сперва одну, а затем и другую.

А потом, наконец, обняла. И он позволил, а затем, не выдержав, порывисто развернулся и тоже крепко обнял её, понимая, что плачет и не может удержать слёз. Они долго стояли так, и Мерибет гладила его по волосам и по вздрагивающим плечам, время от времени касаясь щекою его виска.

— Мне правда жаль, — наконец, прошептал он.

— Это жизнь, — ответила она и вдруг попросила горячо и отчаянно: — Не вычёркивай меня из своей, Лео.

— Не буду, — едва слышно ответил он. — Но я… Я не знаю, что с нею будет, — проговорил он с отчаянием. — Вообще ничего не знаю пока.

— Никто не знает, — согласилась с ним Мерибет. — Ты позволишь помочь?

— Ты… Да, — он кивнул и, подняв голову, посмотрел, наконец-то, в глаза Мерибет. — Ты уже помогла, — он перевёл взгляд на стол и сжал её руку.

— Ты возьмёшь их? — с радостью спросила она.

— Пусть будет наследство, — он вдруг рассмеялся. — Во всяком случае, так ты точно будешь уверена в том, что я не жду твоей смерти, — он снова прижал к себе мать и так замер, прикрыв глаза. А потом сказал очень серьёзно: — Я действительно люблю Лорелей, мама. И если ты хочешь видеть меня, тебе придётся её принять.

— Знаю, — легко отозвалась Мерибет. — Ты не веришь, но она нравится мне.

— Да, не верю, — сказал он, отпуская её, и в его голосе она, наконец-то, не услышала прежней уверенности.

— Дай мне шанс, — попросила она.

— Может быть, — помолчав, сказал он. — Не торопи меня, — попросил Леопольд после долгой паузы, бросая нервный и быстрый взгляд на дверь гостиной. — Я… Я познакомлю вас ближе, — пообещал он. — Потом. Попозже.

— Как скажешь, — согласилась Мерибет. — А пока я обещаю тебе, что не стану пытаться вас разлучить, — она улыбнулась. — Ты говорил, что опасаешься этого — я даю тебе слово.

— Ты сможешь свыкнуться с тем, что твоя невестка… — начал он, но она не позволила сыну договорить:

— …Феркл? Не самое лучшее семейство, конечно, — кивнула Мерибет. — Но, с другой стороны, я не вижу ни одной причины, по которой бы сквиб, если такое случится, не мог бы продолжать наше дело. Книззлам всё равно, — она слегка пожала плечами. — А если он не захочет — придумаем ещё что-нибудь.

Леопольд смотрел на мать с привычным восхищением и немного робким теплом и думал, что вряд ли когда-нибудь ещё сможет так ошибиться в ком-то. И сейчас он не понимал, почему сделал такую ошибку — он ведь так хорошо её знал и должен, просто обязан был предположить что-то подобное. Его мать никогда не боялась чьего-либо суда — и с чего он решил, что сейчас это вдруг должно измениться? Хотя ведь и не страхом с её стороны он объяснял для себя её реакцию на...

— Я вообще не знаю, будут ли у нас дети, — сказал он, наконец. — Не уверен, что хочу их.

— Тем более, — сказала она, вставая. — Уже поздно, — Мерибет посмотрела на небольшие часы, стоящие на каминной полке. — Почти одиннадцать — позволь мне попрощаться с тобой на сегодня и пойти спать.

— Я тебе сообщу, когда мы устроимся, — пообещал он, тоже вставая и целуя её в едва ощутимо пахнущую летними цветами щёку. — И договорённость с целителями остаётся в силе.

— Я буду ждать, — пообещала она, тоже касаясь губами его щеки. — Доброй ночи.

Когда она ушла, Леопольд вернулся в спальню и встретил вопросительный и встревоженный взгляд сидящей на постели Лорелей.

— Я себя сейчас чувствую очень глупо, — признался он, садясь рядом и обнимая её. — У меня для тебя письмо, — Леопольд достал из кармана конверт и вручил ей. Лорелей взглянула на него вопросительно и, достав плотный листок пергамента, села так, чтобы ему тоже было удобно его читать.

А, прочтя, уткнулась лицом ему в плечо и замерла так, и он, тоже растроганный и смущённый искренними и тёплыми строчками, обнял её и прошептал:

— Я такой дурак, Лорелей…

— Вы помирились? — спросила она, тоже обнимая его и привычно кладя ладонь ему на затылок.

— Ты не слышала? — искренне удивился он.

— Ты не просил подслушивать, — улыбнулась она, и он, отстранившись, с удивлением вгляделся в её лицо и, понимая, что она говорит правду, всё же изумлённо спросил:

— И ты не подслушивала?

— Нет, — теперь уже удивилась она — и он, рассмеявшись совершенно счастливо, накинулся на неё с поцелуями, опрокидывая её на кровать.

А позже, уже засыпая и прижимая к себе сонную Лорелей, Леопольд прошептал:

— Знаешь, я теперь начинаю верить, что вы с ней друг друга поймёте.