Новое Начало – Альтернатива. Часть II – Наследники Зодчих Теней (гет)

Гермиона Грейнджер приоткрыла глаза и с трудом удержалась от стона — все ее тело ломило и болело так, как будто с ней, словно с игрушкой, долго и увлеченно игралась Гремучая Ива, а наигравшись — закинула в чащу Запретного Леса, где по ней, вдобавок ко всему, бодро и весело промчался целый табун кентавров.

Девушка села на постели, и в глазах тут же потемнело, а голова предательски закружилась от подкатившей слабости. Дождавшись, когда пол прекратит свои попытки встать на место потолка, она осмотрелась и поняла, что лежит на кровати в своей комнате, за окном уже середина дня, а из-за прикрытой двери доносятся спокойные голоса Гарри, Джинни и Норта.

«Так, кажется, я у нас дома... Это хорошо... Но почему в кровати?» — возник первый вопрос в еще не отошедшем от забытья сознании. — «Ведь вроде бы было начало ночи, и мы направлялись на очередную операцию... Да, интернат… А дальше — как темный провал... Плохо».

«Но что-то же произошло...» — у Грейнджер появилось очень нехорошее предчувствие.

Она зажмурилась и сжала виски, в голове кольнуло, и память, как деталями проявляющийся фотоснимок, начала медленно разворачивать перед хозяйкой ленту произошедших за последние сутки событий...

* * *

Эта ночная акция должна была стать одной из многих, уже неоднократно отработанных группой Гарри Поттера. Из сообщения информаторов становилось известно место и приблизительное время налета, планируемого людьми Реддля, а дальше все было просто — либо засада на подходе к их цели, либо мягкий вывод из объекта нападения предполагаемых жертв, и организация «комитета по торжественной встрече» непосредственно на самом месте.

Но в это раз все вышло иначе.

То ли в чем-то ошиблись пронырливые ворюги и карманники, исправно поставлявшие сведения о противнике, то ли сами слуги Вольдеморта изменили срок нападения, но когда отряд Гарри прибыл к месту назначения, цель акции устрашения — интернат Министерства Магии для магглорожденных детей-сирот, расположенный в лесу близ Хинстока, был уже захвачен.

— Проклятье, мы опоздали... — раздосадованно прошептал Гарри, когда они подошли поближе и увидели, что трехэтажное здание интерната в форме буквы «Н» понемногу занимается огнем с одного бока, многие окна зияют выбитыми черными дырами, а у входного подъезда виднеется несколько тел.

Поттер поднял голову, быстро окинув взглядом низкое ночное небо.

— Но Знака еще нет: похоже, незваные гости по-прежнему здесь. Это хорошо. Эдвард, ставьте барьер, Джордж, Фред, Джинни — следите, чтобы к нам не пожаловали еще гости, а мы оценим обстановку внутри. Гермиона, иди через центр. Я с мистером Нортом и Рен зайдем по бокам. Держим связь. Вперед.

Группа без лишних вопросов разделилась. Поттер, Рен и Эдвард разошлись в стороны, а Гермиона осторожно направилась к главному входу.

Тела людей, лежавшие у широкого крыльца, судя по накинутой одежде, принадлежали персоналу интерната. Две женщины и пожилой мужчина погибли, даже не успев достать палочек.

Внутри следы разрушения были более заметны: видимо, здешние обитатели все же попытались дать отпор ночным захватчикам. Разбитые светильники, разнесенная в щепки мебель, опаленные заклинаниями стены. И снова наспех одетые люди — мертвые воспитатели или преподаватели. И ни одного Упивающегося среди погибших — защитники вряд ли умели кого-либо убивать, даже обороняясь.

Пройдя в холл, Грейнджер изо всех сил сжала зубы. Здесь уже были дети. Обычные мальчишки от десяти до тринадцати лет пытались защитить свой общий дом или хотя бы выиграть время, чтобы дать возможность убежать девочкам и самым младшим. Они не знали, что слуги Вольдеморта обычно блокируют все возможные пути отступления, не оставляя жертвам ни единого шанса. Но стояли до последнего, каким-то образом умудрившись уложить одного из врагов — какой-то каратель, вероятно, пропустив Петрификус Тоталус или что-то подобное, упал на острозубую кованую оградку камина, насквозь проткнувшую ему шею. Но эта случайная победа никому не помогла, скорее, наоборот — потеряв одного из своих налетчики озверели, и не щадили уже никого.

Гермиона шла дальше, усилием воли заставляя себя оставаться спокойной, хотя увиденное нисколько этому не способствовало. Подросток, лежащий с зажатыми в руке большими щипцами для каминного угля, девочка с волшебной палочкой в кулаке. А вот целая группа мальчишек, до конца прикрывавшая забившихся в угол троих девчонок. Залп из нескольких Авад, похоже, накрыл их всех.

Нет, Грейнджер уже не раз доводилось видеть последствия нападений людей «честного и благородного» Вольдеморта, но то были большей частью взрослые, а тут...

— Бедные, храбрые мальчишки... — еле слышно прошептала она и повернула в длинный боковой коридор. Осторожно ставя ноги, обутые в мягкие ботинки, девушка тщательно прислушивалась к малейшим скрипам и шорохам — после увиденного ей очень хотелось встретить кого-нибудь из тех, кто был причастен к этой жестокой бойне. Некоторое время было тихо, и Гермиона, было, подумала, что Упивающиеся уже успели рассредоточиться по всему интернату.

Но, пройдя дальше, она услышала какой-то писк или тонкий плач. Так мог бы скулить какой зверек, попавший в капкан или с перебитой лапой, так давно и долго звавший на помощь, что сил у него почти не осталось. Гермиона повернула по коридору вправо и уперлась в тупик с распахнутыми дверьми, судя по табличке на них, ведущих в спальню.

И остановилась, как вкопанная.

Из дверей, держась за стенку, на подламывающихся босых ногах вышла девочка лет тринадцати, а, может, и четырнадцати. Заплаканное лицо с наливающейся синевой припухшей щекой, разбитые губы, длинные, спутанные, светлые волосы. Простенькая, казенная, разорванная ночная рубашка, почти не скрывала только начавшее по-женски оформляться тело с едва обозначившейся грудью. При виде Гермионы она вздрогнула и замолчала, втянув голову в плечи, а в дверном проеме появилось новое лицо — рыхлый, небритый мужчина с неровно остриженными волосами. Одетый в черный балахон Упивающегося, он довольно покряхтывал, поддергивая штаны и поправляя на ходу мантию. Воспитанница интерната снова беззвучно заплакала и буквально вжалась в холодную стену, подняв на Грейнджер глаза, полные боли и безотчетного страха.

— Тетенька... пожалуйста... скажите ему... — тихо, сквозь слезы, прошептала она. — Не надо больше... Мне было так больно...

Гермиона вдруг услышала низкий, нарастающий гул, слегка приглушивший все окружающие звуки, и, ещё до конца не веря в свою страшную догадку, внимательнее пригляделась к девочке — и тотчас заметила красные, подсыхающие подтеки на внутренней стороне её худеньких бедер.

Картина окружающего мира в ее глазах толчком размазалась, поплыла, теряя резкость, и тут же заострилась вновь, проступив угольно-черными линиями. Гул превратился в неистовый рев, как будто Грейнджер внезапно очутилась у устья тоннеля, из которого на полном ходу вылетел железнодорожный экспресс. А потом...

Гермионе показалось, словно ее совсем недавно зажившую рану чья-то безжалостная рука вновь вспорола тупым ножом, выпуская наружу черную кровь страшных воспоминаний, которые, как она думала, уже смогла перебороть.

Вновь, как тогда, когда она увидела перед собой перекошенное лицо затейника-Фредди, а в ее ладонь легла шероховатая рукоять тяжелого ножа, память, эта злобная, не ведающая пощады стерва, услужливо вывернулась наизнанку, в цвете, звуке и запахе воскрешая те ужасные, бесконечно тянувшиеся часы.

В сознании, как живые, зазвучали визгливые, возбужденные голоса мертвецов.

Липкие, мерзкие руки, лапающие тело, хватающие за руки и ноги.. Треск одежды...

— Держи, держи сучку!..

— Ах ты...!

В голове вспышка боли от удара кулаком в скулу; ощущения такие, будто лопнул глаз...

— Кусается, тварь! Может, лучше Империус?

— Неее... Так интереснее, люблю, когда они барахтаются... Дааа... Вот так!

Рвущая боль внизу живота и такое чувство страха, грязи и безысходности, что хочется немедленно умереть...

В сознании девушки возникла яркая, слепящая точка, быстро расползающаяся в стороны красными прожилками подобно тому, как раскалывается в замедленном времени стекло после попадания пули. Последний барьер рухнул, и что-то жаркое, чужеродное и затягивающее, словно воронка, с неимоверной силой вырвалась наружу.

Гнев, дикая слепящая ярость и ненависть заполнили Гермиону, одним порывом выметая любые рациональные мысли и хладнокровие, вмиг доведя ее до предела, достигнув которого раньше она или забилась бы в истерике, или бросилась на ненавистного подонка с голыми руками, разом забыв про все волшебство.

Но это — раньше. Сейчас, даже потерявший контроль над эмоциями разум, достаточно выдрессированный жестокой наукой Киар-Бет, переплавил боль, ярость и гнев в ослепляющий выброс, поток темной силы, направленной внутрь.

— А? Ты еще кто такая? — Упивающийся нахмурился и потянулся к карману за палочкой. На воспитанницу интерната гостья нисколько не походила. Да и вообще, в помещении начало происходить что-то странное.

Волшебные светильники мигнули, их свет то ли потускнел, то ли разом утратил краски, по углам пронесся какой-то неясный, бестелесный шепот, а все тени, лежащие на полу, качнулись и внезапно, игнорируя источники света, как змеи поползли к ногам девушки, словно притягиваемые магнитом, образовав вокруг нее жутковатый хоровод. Казалось, сам воздух замкнутого пространства приобрел странный привкус, буквально пропитавшись тревогой — предвестником готовой пролиться крови.

Черты лица Грейнджер заострились, превратившись в жесткую, лишенную эмоций маску, как будто все бушующие чувства ушли, стекли, провалились внутрь, сжавшись в обжигающий шар разрушительной силы.

— Мразь... Она же еще совсем ребенок...

Громадный, невидимый кулак врезался в Упивающегося, и его, с грохотом сшибающего на лету прикроватные тумбочки и стулья, внесло обратно в спальню, забросив за перевернувшуюся кровать.

Гермиона, глядя себе под ноги, не торопясь, прошла вслед за ним и остановилась недалеко от входа. Девчушка, не желая оставаться одной в аду, которым в одночасье стал этой ночью их привычный интернат, пробралась следом и спряталась за опрокинутым комодом.

— Ах ты, сука... — полуоглушенный Упивающийся, размахивая волшебной палочкой, с проклятиями барахтался за опрокинутой койкой, пытаясь выпутаться из собственной мантии и упавшего на него одеяла.

— Сука?.. — безо всякого выражения переспросила Гермиона.

Рукава ее мантии изнутри засветились красным и, будто попав под воздействие высокой температуры, стали стремительно тлеть и расползаться опадающими пепельными хлопьями, обнажая предплечья, каждое из которых от запястья до локтя покрывали по две перекрещивающиеся плотные строки остроконечных даймонских письмен, обвивавшие руки, как две намотанные крест-накрест цепи. Иероглифы были не нарисованы и не вытатуированы, они были вырезаны на коже чем-то тонким и острым, и теперь многочисленные черточки шрамов, образующих символы, багрово светились, проступив в обрамлении красных капелек крови.

Грейнджер слегка шевельнула пальцами, и вокруг ее кистей материализовались две большие, полупрозрачные, перетекающие чернотой суставчатые перчатки с длинными, загнутыми когтями.

— Тебе... нравится... так развлекаться? — словно силой выталкивая слова через сжатое горло, отрывисто прошептала она, опустив голову, будто и не замечала разозленного врага. Упавшие на лоб волосы закрыли ей глаза, уголки губ раздвинулись в неприятной полуулыбке.

— Тогда я тоже сейчас... с тобой развлекусь... со всеми вами...

Гермиона выбросила вперед руку с растопыренными призрачными пальцами-когтями, и неведомая сила резко подбросила поднимающегося Упивающегося над полом вверх, распяв в воздухе наподобие морской звезды.

Пальцы девушки дернулись, и руки и ноги вольдемортового слуги, словно растянутые на невидимой дыбе, захрустев, чуть потянулись в разные стороны. Помещение общей спальни прорезал крик.

— Что, неужели больно? — как-то спокойно, даже слишком спокойно спросила Грейнджер. И продолжила: — Да нет, это еще не больно... А вот это — думаю, да... — и чуть повернула кисть, резко разведя когти своей чудовищной перчатки.

С омерзительным звуком рвущихся мышц и ломающихся суставов, ноги и руки Упивающегося скрутило и вырвало из туловища, в фонтанах крови разбросав в разные стороны. Успевший только страшно и дико вскрикнуть, он буквально захлебнулся в чудовищной боли, пронзившей его искалеченное тело. При таких травмах люди, как правило, умирают от болевого шока еще раньше, чем от кровопотери, но в планы Грейнджер явно не входило даровать нелюдю избавительное забытье, и в него тут же полетело заклинание, призванное держать в сознании даже полумертвого.

А Гермиона, помедлив несколько секунд и полюбовавшись на дергающийся в немом крике обильно истекающий кровью обрубок, сжала перчатку в кулак. Туловище с обрывками конечностей и головой мгновенно смяло в комок, как куклу из папье-маше, и то, что еще минуту назад было человеком, с громким, мокрым шлепком упало на пол в натекшую красную лужу, представляя собой мешанину из мяса, костей и пропитанных кровью тряпок.

Бедная девчушка, расширенными глазами глядя на разыгравшуюся перед ней кошмарную сцену, зажала рот обеими руками и окаменела от страха, уже не зная, кого ей бояться больше — разгромивших интернат убийц и насильников или жуткую девушку, играючи и с удовольствием разорвавшую на куски одного из них.

А та присела рядом со сжавшейся в комочек девочкой и, словно не замечая ни ее страха, ни облекших ее кисти призрачных когтистых перчаток, провела пальцами по спутанным волосам:

— Не бойся, милая. Не надо бояться. Больше никто из них никогда тебя не тронет. Никто... Я об этом позабочусь... Прямо сейчас. Спрячься где-нибудь и не выходи... пока все не закончится.

Девчушка послушно закивала, опасливо косясь на плывущие тьмой, плавно загнутые острия, и заползла под стоящую у стенки кровать.

— Молодец...

Гермиона поднялась с колен и встала, задумчиво перебирая перед лицом длинными полупрозрачными когтями. Красные капельки, скатившиеся от движений по предплечью, оставили тонкие дорожки на ее коже, собравшись на локте одной большой каплей, расплывшейся темным пятном на обрывке рукава. Но такие мелочи девушку отныне не волновали. Улыбка раздвинулась еще шире.

Для сознания, затуманенного чадным пламенем гнева, в том, чтобы стоять вот так, ощущая пальцами мощь приятно покалывающей их живой тьмы, и знать, предчувствовать, предвкушать, что вскоре произойдет, было что-то безумное и сладостное… В голове вращался хоровод необычных мыслей и желаний — сама окружающая реальность словно изменилась, переплавилась в иную форму, как послушная глина, даруя совершенно другой взгляд на все.

— Гарри был прав, их всех надо только убивать... Всех подряд... Никакой жалости... Это же не люди... даже не звери... это черви...

И, резко повернувшись на месте, Гермиона размеренно пошла к выходу из общей спальни. Их, этих существ, лишь по недоразумению именующих себя людьми, здесь оставалось еще достаточно много, и надо было спешить, чтобы они не испортили веселье, сбежав или умерев слишком рано.

* * *

Около десятка слуг Реддля, перебив воспитателей и утомившись гоняться за уцелевшими детьми, отчаянно прятавшимися везде, где только было возможно, стояли возле единственного не перевернутого стола в здешней столовой и пускали по кругу литровую бутылку огневиски, прихваченную кем-то из них в этот рейд. За разбитым окном была ночь, озаренная всполохами пламени, а в воздухе остро воняло гарью — левое крыло интерната уже охватило пламя пожара, оттуда слышался громкий треск огня и хруст прогорающих балок и перекрытий.

Жизнь была хороша — взломанная и разграбленная касса интерната, оказалась отнюдь не пуста и осела в карманах налетчиков приятными суммами, кому сколько досталось. Они выполнили приказ, разнеся по камушку пристанище маглорожденных и грязнокровных выродков, а, значит, и по возвращении их еще ждала награда. И что с того, что большая часть присутствующих тоже не могли похвастаться чистотой крови и просто были рады возможности безнаказанно грабить и убивать? Да, они носили Черную Метку на предплечье, присягали в верности Темному Лорду и именовали себя Упивающимися Смертью, но все это было для них только слова. Антураж и не более того.

Набранных с самых низов социального дна мира волшебников, привлеченных обещаниями легкой войны и наживы, их интересовали только деньги, данный им кусок власти и возможность отомстить. Кому? Да всем подряд, это же те, другие, были во всем виноваты! Простые люди — в том, что в отличие от них имели деньги, дома, работу, семьи. Министерство Магии и авроры — в том, что ловили их и сажали в тюрьмы, защищая первых. Даже эти щенки из интерната были виноваты, потому что вместо того, чтобы сдаться на милость победителям, зная каких-то два-три маломощных заклинания, они все равно встали на защиту своего дома и своих сладеньких, юных подружек.

И вот теперь они получили за все и сполна. Армия Темного Лорда накатывалась на магическую Англию, как неотвратимый темный прилив, и ничто не могло устоять перед ней. Ни Министерство, ни авроры — никто. А те, кто вовремя сделал правильный выбор и встал под знамена Вольдеморта, теперь развлекались на всю катушку, вкусно ели, сладко пили и звенели галлеонами в карманах. Нет, жизнь определенно была неплоха.

Именно, что была.

Где-то совсем рядом раздался короткий, сразу же оборвавшийся вопль, как будто кто-то наступил на кошку, и через дверной проем с распахнутыми створками в зал влетел округлый темный предмет, который, глухо стукнувшись пару раз о засыпанный обломками дерева и посуды пол, подкатился к ногам выпивающей компании, оставляя за собой темный след. Тот, в чей сапог он ткнулся, опустил глаза, и бутылка огневиски выскользнула из его пальцев, со звоном и брызгами разбившись об каменные плиты, а сам мужчина вскрикнул и отпрыгнул в сторону.

На полу лежала оторванная — не отрезанная, а именно оторванная вместе с куском позвоночника — голова с выпученными глазами и окровавленным распахнутым ртом. Владелец этой головы покинул компанию всего несколько минут назад, отправившись на поиски уцелевших, с которыми еще можно было поразвлечься.

А из пустого коридора, откуда прилетел страшный подарок, раздались неторопливые, приближающиеся шаги.

— Кто здесь?! — злобно выкрикнули несколько Упивающихся, мгновенно направив свои палочки на вход. Страх сковал их лишь на пару мгновений, эта война давно приучила их к виду крови и жестокости, в основном, творимых ими же, но и из-за потери одного из них, сильно горевать они не собирались. А вот отомстить... Если сопротивлявшихся мальчишек-подростков они просто перебили, то сотворивший подобное, сам напрашивался на долгую, мучительную смерть.

В столовую вошла девушка, выглядевшая старше обитателей интерната года на три-четыре, не больше, в мантии с оторванными рукавами и даже без волшебной палочки.

— Тю! — с кривой усмешкой присвистнул один, опустил оружие и обернулся на товарищей. — Еще одна лапочка! Ну, кто следующий?

Это был весьма опрометчивый поступок.

— Ты, — ответила гостья.

Свистуна дернуло в сторону и с силой впечатало теменем в ближайшую стену, отбросило назад, перевернуло в воздухе и вновь приложило о камень уже безвольно болтающейся головой. Он умер, скорей всего, уже после первого удара, но его тело раз за разом ударялось об камни, пока от черепа не осталась разваливающаяся бесформенная масса, а стена не покрылась расплесканными мозгами и кровью.

А дальше, не давая опомниться опешившим от такого начала Упивающимся, девушка вскинула руку и с выставленного когтя облекающих ее руки странноватых, переливающихся черным перчаток, сорвалась закрученная дымная спираль, воткнувшаяся в грудь ближайшего к ней противника.

Человек, страшно крича, покатился по полу, извиваясь в судорогах и раздирая на себе одежду. Казалось, его дергающееся тело больше не принадлежит ему — руки и ноги бешено колотили по полу, обнажившаяся спина выгнулась горбом, ткань и кожа на ней лопнула от шеи до копчика, а затем произошло нечто, немыслимое даже для темных магов, которыми самонадеянно считали себя все последователи Вольдеморта.

Скелет человека с хлюпающим звуком буквально выдрался из его собственного тела, поднялся, срывая с себя плоть и кожу, как истлевшую одежду, и вцепился костяными руками, покрытыми кровью и клочьями мяса, в лицо ближайшего остолбеневшего от ужаса Упивающегося. Тот не успел даже вскрикнуть — то, что осталось, а, вернее, родилось из его бывшего соратника, сначала вырвало ему нижнюю челюсть, а потом свернуло шею, перекрутив голову на триста шестьдесят градусов.

Призванное к жизни кошмарное нечто успело жестоко убить еще троих, прежде чем оставшиеся и не потерявшие голову волшебники сожгли его одновременным «Инсендио» из нескольких палочек.

— Как весело... — тихо и потому особенно жутко засмеялась Гермиона. — Вы все становитесь такими забавными, когда вам приходит пора сдохнуть... А я так пока и не заглянула вам в глаза... Надо исправить это упущение...

Легко отбив перчаткой две полетевшие в нее Авады, она шевельнула пальцами и одного из стрелков, истошно, панически верещащего, подтащило вплотную к ней.

Взяв его за горло так, словно здоровый молодой мужчина весил не больше котёнка, она встряхнула правой рукой, и один призрачный коготь на ней удлинился, еще больше почернел, обретая материальность, становясь похожим на тридцатисантиметровое, сужающееся к острию, плавно изогнутое лезвие.

А потом Грейнджер неторопливым, тягучим движением даже не ударила, а просто загнала его снизу вверх Упивающемуся под ребра на половину длины. Коготь вошел легко, как в мягкую подушку, жертва задергалась и протяжно захрипела. Лицом к лицу, Гермиона выжидательно глядела ему в глаза, проталкивая острие все глубже и глубже.

Упивающийся дернулся еще сильнее, лицо его на миг страдальчески исказилось, и тут же разгладилось, став застывше-спокойным, руки и ноги безвольно обмякли. Он обязательно упал бы, не будь практически нанизанным на коготь.

Приблизив лицо к умирающему, почти касаясь его носа, Грейнджер жадно вглядывалась в его расширенные, полные боли и страдания зрачки, пока в них что-то не погасло, как гаснет задутая в длинном, темном коридоре свеча, а по погруженной в тело по самую кисть руке не прошло нечто вроде слабого холодного разряда, отдавшимся по руке, в груди и вдоль позвоночника почти сексуальным, острым, болезненным наслаждением.

И все кончилось — перед лицом девушки белело лицо с отчетливо заметной черной щетиной и остановившимся, уже мертвым взглядом. Нелепый кадавр, пустая оболочка, манекен... Отстранившись, она позволила телу соскользнуть с когтя на пол и взглянула на оставшихся, вытянув в их сторону руку. И каждому из них показалось, что длинное острие со срывающимися с него тягучими красными каплями уставилось лично на него, целя в глаза, душу, екнувшее сердце.

Родители Гермионы не были верующими, так что библию она прочла только один раз, да и то, исключительно из академического интереса, но сейчас вспомнившиеся ей строки обрели совершенно иной, истинный смысл.

— И возрадуется праведник, когда сотворит отмщение, омоет стопы и руки свои в крови нечестивого. И скажет человек: «Подлинно есть плод праведнику! И так есть Бог, судящий на земле!»

И вот тут всем Упивающимся стало по-настоящему страшно — и от чеканных фраз, срывавшихся с девичьих губ, и от хищного бездонного взгляда сузившихся в точку зрачков, направленного не на кого-то другого, а именно на них.

— Что, нравится убивать детей? Нравится глумиться над ними?! Ненавижу... Ненавижу!!

Гермиона сделала обеими руками сложное движение, будто сматывая большой клубок шерсти, и резко раскинула руки с растопыренными пальцами в стороны, заведя их почти за спину и наклонившись вперед.

Внутреннее пространство комнаты на долю секунды вспыхнуло множеством тонких, тусклых просверков, словно отраженных от почти невидимых нитей, и через миг все оставшиеся враги в брызгах крови развалились на несколько кусков каждый, раскромсанные вкривь и вкось, превратив комнату в лавку безумного мясника.

Гермиона опустила руки, тяжело дыша. Во рту было противно-сухо, губы потрескались, а само тело, такое ощущение медленно занималось огнем, грудь сдавливали раскаленные обручи. Но все это было ничто по сравнению с обретением возможности карать, уничтожать этих тварей так, как они того заслуживали.

Прибежавшие на шум и вопли Упивающиеся замерли в дверях, как налетев на стеклянную стену. Грейнджер медленно повернулась к ним, и прибывшие на подмогу машинально шагнули назад, даже не от зрелища кровавой бойни, а буквально шкурой ощутив упершийся в них горящий злобой взгляд.

— Бежим! — сдавленно выдохнул кто-то из задних рядов, и все воинство, не сговариваясь, метнулось назад.

Но не успели они поравняться с загибающейся в сторону стеной коридора, как им вслед, с низким звуком распоров пространство, полетел мутный от давления закрученный поток воздуха, с неистовой силой впечатавший с хрустом ломающиеся тела в камень стены, а потом вынесший наружу и саму стену.

* * *

Первой неладное почувствовала Джинни. Её лоб прорезала болезненная складка, как от внезапной головной боли, и она резко повернулась к братьям:

— С Гермионой что-то не то...

А в следующее мгновение из крайнего окна, вынеся раму, точно пушечное ядро, вылетел чей-то обезглавленный труп. Близнецы, опустили как по команде вскинутые винтовки, недоуменно уставились на сестру.

— Гарри! — не глядя на них, крикнула девушка. — Гарри, сюда, скорее!

Поттер с Рен и Нортом едва успели подбежать обратно к входу в интернат, как стена в нескольких метрах от крыльца вспучилась, и с грохотом разлетелась, выбросив на улицу доски, обломки двух оконных проемов и кирпичи вперемешку с чьими-то разорванными телами. А в образовавшемся проломе сквозь клубящуюся пыль, показался чей-то темный силуэт.

— Гермиона! — Поттер одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние и схватил девушку за плечи. — Что случилось?! Ты что творишь? Тут еще могут быть выжившие!

И только тогда заметил призрачные когти и светящиеся символы, обвивающие ее руки.

— О, черт... Дагор Хаттан?! Немедленно успокойся, возьми себя в руки!

— Нет... — ответила Грейнджер, в чем голосе причудливо сплелись спокойствие и лютая злоба. — Эти твари... Эти гнусные твари еще пожалеют, что родились на свет...

— Гермиона, очнись! Врагов больше нет, ты всех их убила...

— Нет!! — из горла девушки раздался почти рык. — Еще не всех! Я все тут уничтожу!!!

Взглянув на сузившиеся в точку зрачки Гермионы и ощутив степень накала ее гнева, Гарри понял, насколько далеко она успела зайти по темной дороге, выпустив эмоции из-под контроля. Далеко, но еще не безвозвратно, хотя любые уговоры в таком состоянии стали для нее пустым звуком.

«Проклятье, еще немного — и последствия будут непоправимыми... Надо срочно что-то делать...» Самым разумным было бы просто вырубить ее, но взвинченный организм, пронизанный токами темной энергии, легко проигнорировал бы любой удар, кроме, разве что, смертельного. И Гарри решил пойти другим путем.

— Все назад! — крикнул он близнецам, Джинни, Рен и Норту, и на его ладони возник магический символ — шесть иероглифов Даймона, вписанных в шестиугольник.

— Отпусти меня! — взвизгнула Гермиона, вырываясь. — Тут где-то еще есть эти...

— Извини, но нет, — спокойно произнес Поттер и легонько хлопнул ладонью девушку по лбу. В момент контакта магический символ пронзительно полыхнул зеленым, просветив ладонь Гарри насквозь, как бумагу.

Заклинание, примененное Гарри, было несложным и не относилось даже к боевым. Оно просто играло роль предохранительного клапана, выбрасывая вовне избыточную магическую энергию, накопленную магом и становящуюся опасной для него самого. В Киар-Бет существовало несколько таких заклинаний: маги Даймона лучше других знали, чем чревата потеря контроля над силами, подвластными им. И теперь вся сила, родившаяся из бури эмоций пошедшей вразнос Грейнджер, ударила наружу. Но вот чего Поттер не ожидал, так что ее будет настолько много...

Гарри вместе с вскрикнувшей и обмякшей на его руках Грейнджер, оказался словно в центре урагана. По ушам очень резко и больно ударило, как при мгновенном перепаде давления, и мощнейший порыв ветра, больше похожий на ударную волну, поднял и погнал во все стороны целую стену пыли. Пространство вокруг словно бы треснуло, пробитое сеткой темно-фиолетовых молний, трехэтажное здание интерната натужно заскрипело, и все уцелевшие до этого момента окна рассыпались в прах, усыпав землю мельчайшей стеклянной крупой, а пламя бешено полыхавшего левого крыла задуло, как спичку.

И все кончилось. В центре идеально круглой выемки в земле стоял Гарри, держа на руках потерявшую сознание Гермиону. Они оба были целы, но их одежда превратилась в неописуемые лохмотья.

Бережно положив подругу под стоящее в стороне дерево, Гарри прислонился к стволу.

— Вроде бы обошлось… — пробормотал он, облегченно вытирая проступившие на лбу крупные капли пота. — Как говорится, её бы энергию — да в мирных целях…

— А что с ней случилось? — спросила подошедшая Джинни, озвучив общий вопрос и наклонилась над лежащей на траве подругой. Мерно дышащая Грейнджер выглядела как после недельной голодовки — осунувшиеся черты лица, чуть ввалившиеся щеки, темные круги под глазами.

— Сейчас уже все нормально, а вообще... Неконтролируемый всплеск эмоций и, как следствие, мощнейший выброс почти неуправляемой энергии. И я, кажется, догадываюсь, что могло послужить причиной... Давайте зайдем внутрь, поищем уцелевших...

Зайдя в почти полностью разрушенный интернат, все шестеро разбрелись по заваленным обломками и мусором комнатам и коридорам, и вскоре им стало понятно, что именно превратило Гермиону в не ведающую пощады фурию.

Из выживших обнаружилось только восемь девчонок от девяти до четырнадцати лет, успевших спрятаться, пока Упивающиеся были заняты другими. Погрузив их в сон — приводить в чувство и успокаивать визжащих от страха и отчаянно царапающихся воспитанниц было некогда — их завернули в одеяла, взятые из спальни, и вынесли наружу, усадив внутри чудом уцелевшей беседки, стоящей неподалеку.

Из преподавателей и мальчиков не уцелел никто. Гарри стоял в холле здания и молча глядел на тела маленьких защитников.

— Всего каких-то полчаса... — произнес он глухо, заметив подошедшего Норта и братьев Уизли. — Приди мы раньше на полчаса, и большинство из них были бы живы. Вы только посмотрите, практически никто из них не был убит в спину, эти пацаны, по сути, вообще ничего не умея, даже и не думали отступать. Черт...

Поттер поднял очки на лоб и потер переносицу. Его глаза были сухи, но щурились, как от резкого ветра, а по скулам гуляли желваки.

— Останься они в живых, от них было бы больше толку, чем от доброй половины Визенгамота, отрастивших лишь длинные языки и отсидевших жирные зады в своей богадельне...

— Здание снова загорелось, — сообщил Норт, с каменным лицом глядя на детские тела. — Может, вынесем их отсюда?

— Да, конечно, — кивнул Гарри.

Осторожно, словно боясь причинить боль тем, кто уже был мёртв, они выносили тела мальчишек наружу и аккуратно укладывали в ряд, укрывая позаимствованными в кладовке запасными шторами. Взрослых, преподавателей и воспитателей тоже положили рядом с ними.

— Это был последний, — угрюмо сообщил Эдвард, вернувшись внутрь к Гарри. — А что будем делать с этой падалью? — и зло пнул по сапогу мертвого Упивающегося, валяющегося у камина в темной луже. — Снова организуем братскую могилку, то есть, кучку?

— Нет уж, пусть горят... — жестко ответил Поттер, разворачиваясь и направляясь наружу. — Тем более, что у меня нет никакого желания собирать и отскребать от стен то, что оставила нам Гермиона.

Выйдя, он остановился перед лежавшими на земле детьми. Глядя на озаренные отсветами огня лица ребят, он негромко обратился к Рен:

— Принеси, пожалуйста, лист бумаги. И что-нибудь пишущее...

Получив искомое, он, используя скамейку беседки, как стол, набросал короткую записку и придавил ее камнем рядом со скорбной шеренгой.

Господа авроры.

Они были мальчишками, но сражались и умерли, как мужчины.

Похороните их достойно.

И вместо подписи — знак Даймона.

— Все. Эдвард, возьми Гермиону, и мы уходим.

* * *

Чуть скрипнула дверь, и в комнату Грейнджер вошел Гарри, неся дымящуюся кружку.

— На, выпей, — сказал он, присев на край кровати.

Гермиона привстала и отпила горячий горьковатый напиток, сильно пахнущий травами.

— Как себя чувствуешь?

— Неважно. Как будто меня полдня палками лупили.

— Ничего, это нормально. Такое бывает при резкой энергоотдаче, а по-другому тебя было в чувство не привести.

— Я что-то натворила? Кто-нибудь пострадал? — не поднимая глаз, спросила девушка.

— Нет, но это не твоя заслуга, ты просто не успела. Но продержись ты в том состоянии еще немного — и пути назад уже бы не было. Ты превратилась бы в опьяневшего от крови и убийств берсерка, которому уже без разницы, кого именно убивать. А потом твой организм просто бы не выдержал протекающей через него мощи.

— Гарри... Ты знаешь... То, что я там увидела...

— Я знаю, мы все там были, и мне понятна твоя реакция. Но на будущее, прежде чем откалывать такой номер — лучше сразу заавадься сама. Так будет лучше для всех — и результат тот же и вдобавок никто не пострадает.

Голос Поттера стал жестче, а глаза сузились.

— Я кому не раз, и не два говорил — контроль, контроль, контроль? Ты что, не понимаешь, насколько все это серьезно?

Гарри невольно вспомнились уроки окклюменции у профессора Снейпа на четвертом году обучения. «Контроль, Поттер, контроль! — презрительно шипел тогда сальноволосый декан Слизерина, нависая над ним. — Дисциплинируйте свой разум, контролируйте свои эмоции!»

И вот теперь, кто бы мог подумать, ему самому приходилось повторять это почти слово в слово.

— Ты была почти на грани. Еще немного, и мне осталось бы только убить нечто, когда-то бывшее Гермионой Грейнджер. Полагаешь, это доставило бы мне удовольствие? И, кстати, не сомневайся — я бы сделал это.

— Прости, Гарри, — сидевшая на постели Гермиона повесила голову, сжимая в ладонях кружку.

— Прощу. Но, пожалуйста, не теряй больше головы. Если даже увидишь какого-нибудь скота, насилующего беззащитную девчонку — сдерни его, распотроши заживо, убей его, как хочешь, но не пускай эмоции дальше определенного предела. Научись ставить стену между гневом и разумом; первый должен питать силы, второй — их контролировать. Всегда. Ненависть не должна быть красной и всепоглощающей, как огонь. Огонь силен, но хаотичен и малоуправляем, именно поэтому я почти не пользуюсь магией доставшейся мне Стихии. А гнев, ярость, ненависть должны быть холодными, цвета оружейной стали, и такими же острыми. И вот тогда перед тобой никто не устоит.

— Хорошо, Гарри, я обещаю.

— Кстати, а почему именно Дагор Хаттан?

— Что? А, ты про это... — девушка перевела взгляд на свои руки, которые от запястий до локтя покрывали свежие бинты с небольшими пятнышками проступившей крови.

Дагор Хаттан, «Цепи Гнева», были узкоспециализированной ветвью Киар-Бет, позволявшей подчинять себе магические силы очень высокого уровня, а также даймонские аналоги магии крови и некромантии. Она позволяла творить достаточно жуткие вещи, но платой за нее, помимо умения держать в узде применяемую силу, были боль и некоторая кровопотеря.

— Тогда, когда ты пропал неизвестно куда, я искала что-нибудь сильное, позволяющее не просто воевать с врагами, но нести возмездие в полном смысле... Что-нибудь такое, что вселило бы ужас даже в черные души Упивающихся... И в той пирамидке я нашла описание ритуалов Дагора...

— Что? — нахмурился и переспросил Поттер. — Я сам их тебе дал?

— Хочешь — проверь, — и Грейнджер сунула руку за ворот рубашки, доставая кулон-пирамидку, которую носила не снимая.

— Да нет, я верю... — несколько обескуражено остановил ее Гарри. — Вот же, а... Ну ладно, что сделано — то сделано. Но это... — и он кивнул на ее руки, — довольно болезненно и делается не за один раз.

— Да, больно, — подтвердила девушка. — Но тогда, после плена... Это даже помогало отвлечься от другой боли...

— Ясно, — парень встал, подошел к двери и оглянулся. — Но все же, нет худа без добра. Теперь ты можешь считать себя полноправным магом Киар-Бет.

— Почему это?

— Потому что все они рано или поздно подходили к своему пределу и даже заглядывали за него — туда, за грань. Те, кто смог удержаться — становились магами, высшей кастой Даймона. Остальные погибали.

— Но я же не смогла…

— Смогла... Я просто помог тебе. Но я и представить не мог, какую силу ты держала в себе, оставаясь пусть в замутненном, но все же рассудке. И половины той энергии, что хлестнула из тебя после высвобождающего заклятия, хватило, чтобы превратить даймонского волшебника в кровожадного безумца. У тебя очень высокий потенциал, Гермиона, так что цени его. И обязательно научись правильно использовать то, что ты выбрала сама.

— Я обещаю, — вновь ответила Гермиона, упрямо сверкнув глазами. — А чем все закончилось? Там, в интернате?

— Ты почти никого нам не оставила, — усмехнулся Поттер. — Мы только собрали выживших и вынесли погибших. Жаль, что мы пришли так поздно, какие были ребята... Но это война, и даже нам не всегда под силу спасти абсолютно всех. Хотя стремиться надо именно к этому.