Одиннадцатый Обряд (гет)

С утра зарядил холодный лондонский ливень, навевающий необъяснимую грусть и заставляющий прохожих прятаться под куполами зонтов и кутаться в плащи. Быстрые крупные капли срывались одна за другой с хмурого сентябрьского неба, погружая улицы в дымчатую пелену дождя.

«Хогвартс-экспресс», вопреки ожиданиям, вызывал восхищение. Массивный блестящий паровоз алого цвета в клубах белого пара выглядел одновременно величественно и таинственно. Несмотря на прохладу, казалось, что он буквально пышет жаром.

Эльва следовала за своей матерью вдоль красной громадины, взволнованно размышляя о том, что ей предстоит. Миссис Райт вскоре остановилась у одного из вагонов.

— Эльва, дорогая, поторопись, осталось всего несколько минут.

Справившись с неуклюжим чемоданом, никак не желавшим преодолевать порожек, Эльва обернулась к матери, чтобы попрощаться. На мгновение она с удивлением отметила про себя, что лицо той заметно постарело: тут и там виднелись новые морщины, под глазами залегли глубокие тени.

— Мам, ты не вздумай волноваться обо мне, ладно? Я пришлю сову, как только смогу, но уверена, что доберусь без проблем.

— Я знаю, знаю, Эльва, ты умница. Береги себя.

Эльва крепко обняла маму, и лишь когда прозвучал предупреждающий гудок паровоза, она нехотя отстранилась.

— Ну, заходи уже, пора…

Пройдя в вагон, мисс Райт остановилась у первого же окна, обращённого на платформу. Она улыбнулась сквозь стекло, стараясь придать улыбке искреннюю беззаботность, наблюдая, как мама, вскинув ладонь в прощальном жесте, развернулась и пошла в направлении выхода, быстро затерявшись в толпе.

Вот, кажется, и всё, теперь — сама по себе.

* * *

За свои пятнадцать лет Эльва впервые покидала родной дом так надолго. Конечно, большинство юных волшебников разъезжались по школам еще в одиннадцать, но наследница рода Райт последние четыре года обучалась на дому. Справедливости ради следует заметить, что Аврора Райт не жалела ни средств, ни сил на обучение дочери, и её знаний легко хватило для зачисления в Хогвартс на пятый курс.

Мама вообще никогда не жалела на неё сил, думала Эльва, следя за бегущей дорожкой от капель на стекле и вспоминая дом. Родовое поместье Райт с детства казалось девочке древним сказочным замком, полным загадочных мест и приключений.

Она любила в нём все — начиная от готических кованых парадных ворот и заканчивая прелестной зачарованной оранжереей на заднем дворе, где зимой было лето, а летом — зима. Темнеющие шпили крыш, немного угрюмые, были видны ещё на подъездах к поместью, и весь особняк будто служил иллюстрацией к книге легенд средневековья. Массивная дубовая дверь венчала крыльцо, а сразу за ней открывался вид на огромный холл с поднимающимися по правой и левой стене лестницами на второй этаж. Через коридор от холла располагался Главный зал, поражающий убранством своих гостей во времена тех редких раутов, что Эльва могла вспомнить.

Мама говорила ей, что когда был жив отец, приёмы проходили там почти каждый день, домовики не успевали приводить зал в порядок, а двери на заднее крыльцо не закрывались с мая по сентябрь — гости всё равно то и дело выходили прогуляться по саду. На памяти Эльвы эти двери открывали всего пару раз.

Сама девочка заглядывала в этот зал в основном ради изучения старинного настенного гобелена с семейным древом Райтов. Эльва любила разглядывать фамильный герб, изображенный под самым потолком и занимавший, наверное, четверть всей стены. Впрочем, значения символов на гербе девочка не понимала, и знала лишь, что таинственная надпись на золотой ленте снизу — это девиз рода Райт, переводившийся с латыни как «Смотрим глубже».

Западное и восточное крыло поместья соединялись коридором, пройдя по которому, можно было изучить всю ветвь представителей рода Райт, поскольку всё свободное пространство между дверьми было заполнено портретами разных эпох. В детстве Эльва пыталась заговаривать с ними, но отвечали те неохотно, и, казалось, смотрели на девочку надменно, что порой огорчало её. Повзрослев, она перестала обращать на это внимание.

Эльва до сих пор могла назвать в верном порядке имена каждого из родственников на портретах, висящих от дверей её спальни до лестницы вниз, и от холла на первом этаже до маминого кабинета. Не единожды, проснувшись от кошмара, она проделывала этот путь, легко ступая босиком по холодной каменной кладке, выстланной жёсткими коврами. С наступлением ночи по всему коридору загорались зачарованные факелы, но Эльве этот дрожащий тусклый свет казался ещё более зловещим. С облегчением она хваталась, наконец, за кованую ручку кабинета и юркала за тяжёлую дверь, зная, что увидит маму с книгой в мягком кресле у камина.

Аврора Райт редко пользовалась огромной библиотекой особняка, с вычурными тяжёлыми диванами и журнальными столиками. Кабинет был обставлен гораздо проще, и мама предпочитала его всем остальным комнатам в доме. Иногда она сидела за столом, что-то записывала в свете свечи с напряжённым видом, иногда — читала в кресле, а порой просто всматривалась в темноту за окном. Но неизменно она оборачивалась на скрип двери с лёгкой улыбкой и тёплым взглядом, привставала и говорила что-то вроде: «Эльва, дорогая, тебя что-то напугало? Иди сюда скорей, всё хорошо». И неизменно страхи отпускали сердце девочки при звуке её голоса.

Но это ночью. Утром же от страхов не оставалось и следа. Целыми днями Эльва носилась по яркому саду, играя или безуспешно пытаясь поймать одну из садовых белок. Зимой домовики по обыкновению выстраивали невероятной высоты снежную горку, а погреться всегда можно было в оранжерее. Летом она любила представлять себя героиней древних легенд, а старинный каменный фонтан — местом сосредоточения особой магической силы. И тогда она перелезала через бордюр, опускалась в прохладную воду и брела к центральным стойкам фонтана. К досаде девочки, чаще всего при этом Аврора выглядывала из какого-нибудь окна и самым строгим тоном велела немедленно вылезать из воды.

Своего одиннадцатилетия Эльва, конечно же, очень ждала. Ещё за полгода до дня рождения она ночами мечтала, как получит свою собственную волшебную палочку. Стараясь не показывать матери такого сильного нетерпения, она часто как бы между прочим деловито-отстранённым тоном задавала вопросы о палочках или их использовании.

И, надо сказать, тот день рождения удался на славу. Были подарки, поздравления, игры, а когда стали сгущаться сумерки — грянул настоящий салют, отражаясь калейдоскопом красок на снегу. Перед салютом мама сказала, что пришло приглашение в школу. Эльва уже знала, что будет обучаться на дому, но внимание ей всё равно польстило. На праздник были приглашены многие знакомые ребята с родителями, живущие неподалеку — в основном, конечно, наследники чистокровных семей. Хотя была и соседская девочка-полукровка, с которой Эльва в тот год особенно сдружилась. Мама никогда не говорила ей ни слова против происхождения кого-то из её друзей, однако часто упоминала, что некоторые чистокровные волшебники могут ревностно относиться к своему кругу общения.

А на следующий день Эльва заполучила, наконец, то, о чем так долго мечтала. Косой переулок совершенно захватил Эльву своим суетливо-задорным шармом. Несмотря на декабрьский холод, тут и там сновали волшебники и волшебницы, в витринах магазинов пестрели движущиеся рекламные плакаты, некоторые прохожие колдовали прямо на улице, и, казалось, сам воздух был пронизан магией.

Первые пять опробованных палочек, которые мастер Олливандер предложил, услышав фамилию Райт, совершенно не подошли Эльве. Она уже стала беспокоиться, когда прохладное черное древко шестой вдруг приятно кольнуло пальцы. Легкий взмах — и из кончика палочки вырвался сноп золотистых искр.

— Это определенно верный выбор! Но до чего же странно, никогда бы не подумал, что эта палочка выберет представителя семьи Райт. Что ж, юная мисс, эбеновое дерево и перо феникса, десять дюймов. В вас, вероятно, скрыто куда больше, чем кто-то мог бы подумать. Как я люблю повторять — используйте с умом!

С того самого момента, как чёрная палочка легла в руку Эльвы Райт, она поняла, что жизнь её раньше была неполноценна. Волшебство, которое они с палочкой творили в дуэте, лилось так легко и правильно, словно они обе были фрагментами единого целого.

Эльва делала стремительные успехи в обучении. Основная школьная программа давалась ей без особого труда, за исключением, пожалуй, полётов, где Эльва демонстрировала посредственные результаты. Преподавательница — молодая волшебница, старавшаяся привить девчонке любовь к скорости и ветру в волосах, — после многих месяцев попыток всё же отступила и следила лишь за освоением школьных нормативов.

Эльва любила чары, справлялась с трансфигурацией и могла показать класс на зельеварении, если удавалось сосредоточиться. Но по-настоящему захватывающими ей казались занятия по защите от Тёмных искусств.

Теоретическая часть обучения проходила на верандах. Летом на открытой восточной веранде, уставленной плетёной мебелью и обвитой виноградной лозой, зимой же — на западной, где оконные проёмы веранды закрывали роскошные витражи, и солнечные лучи разноцветными пятнами падали сквозь них на мягкие диваны.

Практическая часть защиты от Темных искусств проходила в форме дуэли, и для этого они с учителем часто выбирались на задний двор. Защиту преподавал весёлый пожилой француз, Луи Готье, выговаривающий слова с особым придыханием и характерной французской «р». Он любил шутить и после каждой удачной, по его мнению, шутки смешно проводил рукой по своим усам, как будто подчеркивая их неотразимость.

— Эльва, ma chere, — говорил Луи, делая ударение в её имени на последнюю «а». — Враг не станет дожидаться, пока ты закончишь выписывать палочкой свои ярдовые фигуры в воздухе. Движение должно быть точным, но расстояние в дюйм палочка проделает в десять раз быстрее, чем расстояние в десять дюймов!

Затем он всегда громко смеялся, «подчеркивал» усы и закреплял свою правоту искусно брошенным «от бедра» заклятием. Конечно, перед любой дуэлью профессор Готье накладывал на свою ученицу специальные защитные чары, и от попавших в неё заклятий Эльва ощущала лишь отголосок.

В двенадцать лет они с мамой выбрали сову. Рассмотрев всё, что только мог предложить Косой переулок, Эльва остановила свой взор на шоколадно-буром насупившемся создании, сидящем поодаль от общей массы ухающих птиц. У этой было густое оперение с резкими тонкими поперечными полосками, а золотые глаза обрамлены чёрной каймой, что придавало мордочке весьма хищный вид. Заметив, на какую птицу смотрит девочка, продавец одобрительно закивал.

— Прекрасный выбор, мисс, прекрасный. Ястребиная сова, мальчик, необычайно умён, но со сложным характером. Похож на ястреба не только по окрасу оперения, но и по цвету глаз и манере полёта.

Купленная птица быстро освоилась в новом доме и смотрела на всё с таким величественным осознанием, что Эльва окрестила питомца Зевсом. Зевс охотился по ночам, почти не доставлял шума и, кажется, относился к хозяйке с заметной теплотой.

Годы домашнего обучения для Эльвы были насыщенными и весёлыми, время бежало вперёд с ужасающей скоростью.

Но пятнадцатый день рождения запомнился мисс Райт особенно хорошо. Пожалуй, впервые она встречала его при такой погоде. Несмотря на подходящий к концу декабрь, температура едва подбиралась к нулю, небо было ясным, и снег ещё не выпал. По обыкновению, в этот день в поместье Райтов встречали гостей, и к вечеру уставшая от внимания именинница расположилась с книгой на одном из диванов западной веранды.

Через некоторое время Аврора, с небольшой шкатулкой в руках, опустилась в рядом стоящее кресло. Эльва ощутила напряжение в маминых движениях и вопросительно посмотрела на неё.

Кивнув сама себе, будто решив что-то окончательно, Аврора заговорила:

— Эльва, я должна сказать тебе важную вещь. Возможно, ты осудишь меня за долгое молчание. Но я старалась всё в твоей жизни сделать правильно и думаю, что не ошиблась. Дело в том... — замялась Аврора, чего с ней, сколько Эльва помнила себя, никогда не случалось, — дело в том, что тебе не всё известно о твоём происхождении.

— Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросила девушка, услышав, о чём пойдёт речь.

— Дорогая, — тяжело вздохнув, продолжала мама, — ты происходишь из другой семьи. Тебя родила другая волшебница, а я удочерила тебя в тот же день.

Тишина, нарушаемая лишь потрескиванием факелов, заполнила веранду.

— О чём ты говоришь? — растерянно переспросила Эльва. — Не понимаю, ты что, хочешь сказать, что я… что я — не твоя дочь?

— О, нет. Ты — абсолютно точно моя дочь! Но родила тебя другая волшебница.

С того разговора в канун пятнадцатилетия прошло уже несколько месяцев. Эльва теперь знала, почему была обладательницей зелёных глаз, чего у традиционно голубоглазых и кареглазых Райтов не бывало. Собственный ребёнок Авроры, настоящий наследник рода Райт, был рождён мёртвым. Мама сказала, что волшебница, которая являлась её настоящей матерью, была в беде и не имела иного выхода, кроме как отдать новорождённую дочь кому-то, кто сможет о ней позаботиться.

— Она выглядела крайне обеспокоенно и сказала только, что вашим жизням угрожает некий Том Реддл, от которого она хочет тебя спрятать, и что твоё имя — Эльва. Ещё она оставила мне вот это… — Аврора открыла шкатулочку, извлекая оттуда круглый золотой медальон на цепочке и сложенную светлую материю. На лицевой стороне медальона была изображена золотом на красном фоне стилизованная фигура птицы, поднявшей крылья, на груди которой угадывалась буква «А». Как ни старалась Эльва узнать его, этот образ казался совершенно незнакомым. Единственной же особенностью второй вещицы, хранившейся в шкатулке — прямоугольного лоскутка ткани — была вышитая на непонятном языке надпись.

— Больше, к сожалению, я ничего не знаю о твоих родителях. Своего имени женщина не назвала, и в тот же день, как я согласилась забрать тебя, её сердце неожиданно остановилось... Колдомедики не смогли её спасти. Она числилась в записях, как неизвестная, и, насколько я помню, так же её и похоронили. Никто не искал ни её, ни тебя, не спрашивал о событиях той ночи, и ты беспрепятственно стала Эльвой Райт, — так закончила свой рассказ Аврора.

В конце апреля пришло очередное неожиданное для Эльвы известие — мама приняла решение завершить последние три года её обучения в школе Хогвартс. Несмотря на скандалы и бойкоты, продолжавшиеся весь май, Аврора, объясняя свою позицию чем-то вроде «необходимой социализации» или «особо важных знаний», была, тем не менее, непреклонна. В итоге Эльва смирилась с неизбежным, стала потихоньку читать «Историю Хогвартса» и попадавшиеся статьи, изучала списки предметов и рассматривала колдографии.

В июне закончились последние домашние уроки. Тяжелее всего далось прощание с Луи Готье. Француз, пожалуй, впервые выглядел расстроенным, а Аврора взяла с него обещание навещать их время от времени, дав понять, что в доме Райтов тому всегда рады.

В первых числах июля мама ездила в Хогвартс с результатами экзаменов, проведённых по каждой дисциплине в конце обучения, и, похоже, эти оценки устроили директора школы — Эльву зачислили на пятый курс, соответственно возрасту.

Остаток лета пролетел незаметно. Они опять побывали в Косом переулке, купили школьные принадлежности и обсуждали предстоящее обучение в школе. Эльва не знала, чего ей ожидать от незнакомого места, и всё больше волновалась.

* * *

Лёгкий толчок выдернул её из собственных мыслей, и Эльва уставилась на медленно проплывающую мимо платформу номер девять и три четверти. Поезд тронулся, следовало поискать себе купе.