Триумф (джен)

Меня зовут Триумф. Хотя, если говорить по правде, то это, наверное, всё же фамилия. Но я был лично знаком с людьми, которые предпочитали, чтобы их называли по фамилии. Так что опустим все эти условности. Ну кому интересно, что у меня есть полное имя? Официально я зовусь Triumph Trident Triple и родился в 1968 году. Ах да, я забыл сказать, что я — мотоцикл.

Первым моим хозяином был Берни Элмор. Он с женой и тремя детьми проживал в небольшом отдалении от Оттери-Сэнт-Кэчпоул, куда каждый день ездил на работу. Я заменил дребезжащий велосипед, придав солидности хозяину в собственных глазах. Ну, ещё бы!

Той осенью на заводе в Меридене только запустили новую линию трёхцилиндровых моделей, утерев нос японцам с их Хондами. Разумеется, я знал, что родился для участия в гонках Moto GP, под колёсами должен чувствовать замысловатые виражи трассы, и что моим другом, с которым я выиграю главный приз, будет настоящий гонщик. Вместо этого мне приходилось почти каждый день колесить по одному и тому же маршруту, всё разнообразие которого сводилось к колеям и ямам, в которые меня частенько направлял Берни. От Берни не пахло настоящим гонщиком — бензином, маслом и адреналином. Он него пахло дешёвым пивом, которым тот подзаправлялся в пабе после работы. Тучный рыхлый Берни совсем не был тяжёлым, всё-таки я был крепким малым, но даже я ничего не мог поделать, когда он своими ручищами выворачивал руль и направлял меня в очередную канаву. Часто мы и ночевали в тех же канавах. Я тихо радовался, что моя вилка не сильно погнулась после падения, и с тревогой думал о коррозии, которой боялся даже несмотря на хромированные детали. Жена Берни, как мне кажется, меня недолюбливала, словно это я заливал в свой бак горячительные напитки, а не её муж. Иначе чем объяснить, что меня попросту бросили в сарае, когда в скором времени семья Элмор вдруг спешно собралась и переехала в неизвестном направлении. Возможно, Эйлин считала, что на новом месте дела у Берни пойдут лучше, может, хотела перевезти детей в более цивилизованное место, однако факт остается фактом — Элморы продали свой дом, похватали немудрёные пожитки и отбыли. Почему Берни меня не продал — я не знаю. Предполагаю, что он был слишком занят обезболивающими градусами после перелома ноги. К счастью для меня, ногу свою он сломал, выпав со второго этажа некоего заведения, которое костерила Эйлин в пылу семейных разборок. Ну, я не совсем бесчувственный агрегат, и когда я сказал «к счастью», я имел ввиду только то, что я не пострадал.

В общем, дом был заколочен, на дверь сарая повешен массивный замок, а я ощутил себя дворовым псом, которого бросили хозяева. Наверное, это хорошо, что моё знакомство с Берни было таким непродолжительным, но согласитесь, быть ничейным — плохо.

Собственно, ничейным я оставался недолго, даже паутиной не успел покрыться. Как-то днём, когда я предавался привычной мечте о гоночных трассах, замок в дверях сарая щёлкнул. Я задумался, но звук поворачиваемого ключа точно бы расслышал. Поэтому мысль о том, что люди, появившиеся на пороге, — новые хозяева, пришла немного с опозданием. Потом я по понятным причинам разволновался и решил подумать о странном поведении замка в другой раз. Если бы я мог, я, наверное, тявкнул бы, как пёс, который предупреждает, что обижать себя не даст. За несколько месяцев своего существования я уже понял, что не всё, о чём мечтается, сбывается. И что люди, которые приобретают себе транспортное средство, совсем не задумываются, что мотоцикл (или даже велосипед) не просто набор деталей. Наверное, в каждой семье есть свои чудики. Я не знаю, как так получилось, что я могу думать, но раз получилось, значит, так тому и быть.

Вот так я и стоял, боясь пошелохнуться, в полутёмном углу сарая, досадуя, что моё сидение сейчас покрыто слоем пыли, а задняя фара треснута — Берни неудачно выезжал со двора. С настороженностью я смотрел на двух людей. Судя по всему, это были муж с женой. Хотя сначала я принял их за брата и сестру, так как они оба были рыжими. Но братья так не обнимают своих сестёр за талию, а сёстры, несомненно, не держатся с такой доверчивостью за руки братьев. Они были совсем молоденькие, едва ли закончили школу. Девушка скептически рассматривала утварь по углам, которой здесь скопилось великое множество со времён прежних хозяев (возможно, стащенной сюда ещё до Элморов), а вот молодой человек на всё это безобразие смотрел с таким видом, словно он только что зашёл в банковскую ячейку. Честно говоря, я не понимал, как может вызвать восторг старый радиоприёмник или верстак в углу с поломанным рубанком. Но рыжий просто захлёбывался от счастья:

— Молли! Ты только посмотри! Настоящие магловские отвёртки! Это просто чудо!

Девушка по имени Молли мягко, но с претензией на решающее слово в последней инстанции ответила, что всё это обыкновенный хлам, который прежние нерадивые хозяева не удосужились выкинуть. Тут я понял для себя ещё две вещи: первое — это то, что её молодого супруга (всё же они больше походили на молодожёнов, да) зовут Артур Уизли, и второе — то, что в этой семье правит бал Молли.

Сделаю отступление и признаюсь, что по поводу второго пункта я заблуждался. Да, Артур был мягким и во всём слушался жену, которая носилась по двору с полотенцем наперевес в полной боевой готовности, если домочадцы что-то, по её мнению, сделали не так. Но в критических ситуациях взрывная и шумная Молли Уизли спрашивала всегда совета у мужа. Он, тихий и спокойный, именно он был главой семьи, которая разрасталась прямо-таки с завидной регулярностью. Но это я отвлёкся. Обо всём этом чуть позже.

Так вот. Артур слегка сконфузился после ответа Молли и уже собирался прикрыть дверь сарая, хотя по его виду было понятно, что он вернётся сюда ещё не один раз, как вдруг он заметил в углу, противоположному тому, в котором стоял верстак, меня. Думаю, что это я отчаянно пытался привлечь к себе внимание и удачно подставил корпус под лучи осеннего солнца. Артур сделал несколько неуверенных шагов, потом остановился, снял очки, водрузил их обратно и севшим голосом сказал:

— Молли! Ты только посмотри сюда!

Мои кулачки впускных и выпускных клапанов гордо зааплодировали. Меня заметили!

Мой топливный бак раздулся от гордости, когда Артур подошёл поближе, но амортизаторы со страху присели после гневной тирады Молли. Я не очень понял, что случилось, но из их диалога (Молли кричала, Артур оправдывался) выяснил, что самооткрывающийся замок на двери — это ещё цветочки. Оказалось, что дом угораздило быть купленным не совсем обычными людьми. Молли и Артур Уизли оказались волшебниками. Я понимаю, как это звучит для непосвящённых, но вскоре я уяснил, что ездить хотя бы по двору мне не светит. Артур совершенно не умел управляться с мотоциклами. Мало того, даже обычные розетки в сарае, давно требующие мужской руки, приводили его в полный экстаз. Проводка была старая, и даже я примерно представлял, что оголённые провода просто нужно заизолировать, а корпус розетки, куда втыкался штекер от единственной лампочки, прикрутить к стене. Но Артур этого не умел! Он не был пьяницей, как Берни, у которого руки не доходили до хозяйственных дел. Руки у Артура были на месте. Но все технические вопросы эти странные люди решали при помощи деревянных штуковин. В первый раз, когда Артур вытащил эту штуку, чтобы рассмотреть меня получше, я решил, что это новомодный индикатор. Из конца деревяшки выплыл огромный шар света, подчиняясь странному слову «Люмос». Не подумайте, что у меня руль поехал. Это была волшебная палочка. А я-то считал, что это я странный! Молли ругалась не потому, что имела что-то против конкретно меня. Я так понял, что в их семье не пользуются современными достижениями науки и техники. Магловские изобретения — вот как они это называли. И Артур был просто помешан на таких вот вещах. А вот Молли предпочитала обходиться исключительно своей волшебной палочкой и восторг мужа не разделяла, называя его интерес баловством. В конце концов, они пришли к соглашению. Артуру было позволено баловаться магловскими штуками в сарае, но в мелких масштабах. О том, чтобы прокатиться на мне с ветерком, не могло идти и речи. Я так думаю, что Молли просто не доверяла мне. Это потом я уже узнал, что волшебники вполне могут обходиться без магловского транспорта. Невероятно, но они умели перемещаться, просто исчезнув в одном месте, чтобы появиться в другом. Ещё были камины и… мётлы. Шатун мне в раму! Смешно сказать, эти конструкции из прутьев умели летать. Я перескакиваю в своих воспоминаниях с первого на десятое, потому что тот год был сплошным потрясением для меня. Скучал ли я по Берни Элмору, который хоть иногда меня выкатывал? Нисколько. Простаивая в сарае с затёкшими колёсами, я часто сравнивал себя с гончим псом. У них в крови тяга к охоте, они рождены для того, чтобы носиться по полям за зайцами. Нельзя сделать из гончей домашнюю собачку. Но тем не менее я полюбил семью Уизли. С ними было интересно, и вскоре я уже не хотел издать нечаянно гудок, когда при мне творилось волшебство. Но главное не в этом. Несмотря на главный минус — то, что ни Молли, ни Артур никогда не ездили на мотоциклах — они были настоящими. Знаете, у людей есть что-то внутри, невидимое невооружённым глазом. Это как залить плохой бензин в бак. Одни внутри с червоточиной, с гнильцой, которая их несомненно разъедает. У Молли и Артура внутри был самый высококачественный бензин без примесей и мусора. Потом я повидал много людей и могу сказать с полной ответственностью — мне повезло, что в ту тёплую осень дом купили именно Уизли, молодожёны, сбежавшие от родительских запретов. Молли была первоклассной хозяйкой, на удивление для своих юных лет. Я замирал каждый раз, когда в приоткрытую дверь наблюдал, как она мастерски управляется с домашними делами. Если дом, который купили Уизли, был бы живым, думаю, он тоже был вполне счастлив такими хозяевами. Дом — это не набор строений и удобств. Дом — это люди, которые живут в нём и радуются, любят, ругаются, спорят и готовы друг ради друга отдать жизнь.

Что-то я снова отвлёкся, хотя это простительно для существа почтенного возраста. Мне приятно об этом вспоминать. О той первой зиме, когда я простоял в сарае, о постепенном привыкании к волшебникам, о снах, в которых я выигрывал гонку.

Молли и Артура не часто навещали друзья. Видимо, это эгоизм всех влюблённых. Им совершенно нет дела до остального мира. Мне кажется, что эти двое вполне могли жить вдвоём долгие годы, совершенно не тяготясь обществом друг друга. Когда Артур усаживал Молли на верстак в своей мастерской, мне хотелось стыдливо прикрыть фары. Откуда же им было знать, что я не просто куча железа в углу.

Совершенно предсказуемо, что вскоре семья Уизли увеличилась. Их первенец, Билл, родился через два года после обоснования родителей в доме. И да, дом наш назывался Нора. Даже сейчас у меня внутри разливается тепло от воспоминаний. Несуразное нагромождение этажей, мансарды и каминные трубы делали Нору уютной и близкой. Хотя это заслуга людей, проживающих в доме. Через два года на свет появился Чарли, а ещё через четыре — Перси. Все эти годы я жил в сарае, всё больше впитывая в себя волшебство Норы и потихоньку забывая, что я родился для скорости и гонок. Мелкие Уизли меня не беспокоили, с ними было даже весело. Билл проводил много времени с отцом в мастерской, пытаясь ему помочь; Чарли, как мне кажется, считал, что у меня внутри живёт дракон, потому что частенько он тайком от матери прибегал в сарай и разговаривал со мной. Смешной. Драконов же не существует. Но у малыша была мечта, так что я вполне его понимал. Перси не очень походил на обычного ребёнка. Мне кажется, что уже в годовалом возрасте у него на лице было нарисовано взрослое выражение. Он не очень одобрял чудачества отца и всё больше сидел на крыльце с книжками.

Здесь я, пожалуй, сделаю отступление и расскажу ещё о двух людях, сыгравших в моей судьбе не последнюю роль. Их звали Гидеон и Фабиан Пруэтты. Они были родными братьями Молли и появлялась в Норе редко. Я понял, что они просто обожают свою сестру и её семейство, и их визиты не были данью вежливости с трудом терпящих друг друга родственников. Гидеон и Фабиан были яркими. Ну, вы помните, я сравнивал души людей с бензином? Так вот, братья Молли были с октановым числом на грани. Шумные, взрывные, хохочущие над проделками малышей, обожающие подтрунивать над Артуром. Глядя на них, хотелось просто улыбаться. Они думали одинаково, часто говорили одновременно, подхватывая фразы, и никогда не было ясно, в какой момент они снова устроят каверзу. Я думал, что в жизни больше не встречу пару таких обормотов. Как оказалась, зря я так думал. Только в то время, в которое Гидеон и Фабиан появились в Норе, их преемники ещё не родились. Ну, так вот.

Гидеон и Фабиан, несомненно, были более продвинутыми в вопросах магловской техники. Они даже имели представление об электричестве, которого панически боялась Молли. Хотя, справедливости ради надо сказать, что в таком доме, как Нора, обычные магловские изобретения вообще плохо работали в привычном режиме — сказывалась концентрация магической силы на квадратный дюйм.

Я хорошо помню то весеннее утро, когда Артур выкатил меня из сарая исключительно для того, чтобы размять мне колёса. В двигатель он никогда не лез, но порой просто стирал с меня пыль, гладил кожаное сидение, а я жмурился от удовольствия и грустил. Молли к тому времени уже не хмурилась при виде меня, так как была уверена, что её муж не ослушается и никогда не оседлает «этого монстра». Женщины. Что с них взять. Пока я грелся в лучах несмелого пока ещё солнца, со стороны тропинки от калитки послышались весёлые голоса. Это трансгрессировали (да, я выучил тогда уже это слово) братья Молли. Раньше мы не встречались лицом к лицу, хотя своё представление о них я давно уже сделал, ещё с первых визитов. Они пару раз заходили к Артуру в сарай (я стоял накрытый дерюгой), громко разговаривали во дворе (а я всё слышал). В общем, я знал, кто они. Они обо мне — нет.

Братья Молли были коренастыми и рыжими. Кажется, они не считали, что мужчинам обязательно надо носить короткие волосы. Сейчас один из них заправил длинную прядь за ухо, а другой присвистнул:

— Ты видишь то же, что и я?

— Смотря что ты видишь.

— Может, Том нам подлил в сливочное пиво чего-нибудь интересненького?

— Думаю, Тому дорога его жизнь. Вряд ли бы он стал шутить с нами.

— И что тогда? Это правда мотоцикл?

— Ты хочешь сказать, Артур трансфигурировал одну из школьных мётел Молли?

— Это не просто мотоцикл, братец. Это — Триумф!

Всё. Я влюбился в них с первого взгляда. Мне даже стыдно было немного перед Артуром, который так заботился обо мне, но вы должны меня понять. Они меня оценили! Они точно знали, что порядочные мотоциклы не должны простаивать в ветхом сарае. И уже через десять минут окрестности Норы огласились моим радостным рёвом. Я гудел, фырчал, нетерпеливо подрагивая под Фабианом, который первым меня оседлал. Кажется, они и сами не могли поверить, что я не просто заведусь, но и стремительно рвану со двора, разгоняя кур, копошившихся после зимы в поисках съедобных личинок. Как же я застоялся! И мой восторг не был даже омрачён рассерженной Молли, которая выбежала на крыльцо с кочергой наперевес. Артура она могла присмирить. Против троих её проклятия были слабоваты. А Гидеон и Фабиан хохотали, как безумные, глядя на свою сестру и растерявшегося Артура. В тот день мне позволили лишь немного покататься, но я знал, что теперь я уже не буду тоскливо стоять в сарае, прикрытый ветошью. Я ждал визитов братьев Пруэттов даже больше, чем племянники, которые знали, что с приходом дядей в доме обязательно появится хаос (будто его и так было мало). Несколько лет всё вот так и оставалось. Гидеон и Фабиан вывозили меня на прогулки, но не более того. Пожалуй, я не вписывался в их образ жизни. Как я понял из их разговоров с Артуром и Молли, в волшебном мире было не всё гладко. Да, братья Пруэтты иногда были очень серьёзными. Тогда они не балагурили, а, принимая из рук Молли чашки с чаем, рассказывали о вещах тревожных. Я бы очень хотел жить с ними. Я всё еще мечтал встретить своего гонщика, настоящего хозяина. И всё же Фабиан с Гидеоном были моими настоящими друзьями. А потом, когда уже родился Перси, они взяли меня в первый раз в Лондон. Но об этом я расскажу в следующий раз. Сейчас я устал и мне надо немного отдохнуть.