Семейные ценности рода Блэк (гет)

Не разговаривать с Флинтом было легко. Это было почти так же, как не разговаривать курсе на восьмом с поднявшим ее на смех перед всей специальностью Драгановым — тогда она думала, что рано или поздно она своими руками этого уродца придушит безо всякой магии. Она злилась — и молчала. Сейчас, после недели, когда Флинт ее игнорировал везде, кроме квиддичных тренировок, не разговаривать с ним стало проще: она перестала злиться. Нет, напомнила себе Сольвейг, никто же не ждал, что у нее появятся в Хогвартсе друзья. Это даже среди второстепенных задач на год не стояло. Она ставила себе целью тихо доучиться, ни во что не встревая... надо говорить, что все полетело книззлу под хвост сразу, как только она поставила Щитовое над взрывающимся котлом Флинта на первом же занятии по Зельям? Почему-то ей казалось, что они за прошедшее время стали почти друзьями. С Флинтом, Пьюси, Вудом. Но, видимо, нет.

Ладно.

Если ей на чем-то и нужно сконцентрироваться, то это на ритуале. Сольвейг уже начертила схему — даже специально ходила консультироваться с профессором Бабблинг, не напутала ли она чего в рунах. Бабблинг, рассматривая ее черновики (самые незначительные, чтобы профессор Древних Рун ни в коем случае не догадалась, что задумала чужая для нее студентка), внесла незначительные правки, которые, разобравшись, поняла Сольвейг, должны были сделать ритуал еще мощнее. Длинное распевное заклинание она учила под Заглушающими в своей комнате перед сном — каждый день по два часа. Сейчас ей казалось, что она не забудет его до конца жизни.

Спину той девки, впрочем, она тоже не забудет.

Кто-нибудь, дай ей мудрости держать себя в руках.

В конце концов, у нее нет права ревновать Флинта к его личной жизни, они же недавно выяснили, что даже не друзья.

Прекратить об этом думать.

Сольвейг хорошо умела исполнять приказы; этому тоже учили в Дурмстранге, на третьем курсе, когда происходило распределение по направлениям. Боевиков учили безоговорочно и сразу исполнять приказы командира — потому что промедление могло в реальном бою стоить чьей-то жизни. Так что сейчас нужно просто приказать себе не думать о Флинте и его бабе — и заняться тем, что действительно не терпит промедления.

Вчера пришло письмо от Эрвика: зелье работает, доноров нашли, трансплантацию назначили на субботу — и если потребуется, Эрвик сам заберет ее из школы, приняв Оборотку с волосом ее отца. Сольвейг знала, что, да, это потребуется: ей не хотелось обманывать Макгонагалл, но не хотелось и удирать из школы какими-нибудь тайными лазами (наверняка они есть, просто Сольвейг про них ничего пока еще не разузнала). В конце концов, то, что она делает, — доброе дело. Значит, сейчас, пока до субботы есть время, ей нужно освежить в памяти несколько лечебных заклинаний, действующих на сквибов, и взять себя в руки. Очистить сознание. Запрятать свои страхи под подушку, где их не найдет даже боггарт.

И жить дальше.

До субботы, когда они с Эрвиком сделают ее родителям операцию. До следующей субботы, когда после матча с Рэйвенкло она проведет ритуал. А там — до помолвки, которую она триумфально сорвет.

Если после этого лорд Ларсен убьет ее — ладно.

Не думать об этом.

И не приближаться лишний раз к Флинту.

Профессор Томас на ближайшем практикуме по ЗОТИ ломает этот чудесный план, крушит его, как песочный замок сапожищем, объединяя Сольвейг с Флинтом для отработки Парных заклинаний.

— Я думаю, у вас хорошо получится, — нагло улыбается он своей белозубой улыбкой, и Сольвейг хочется расколоть ему эту улыбку квиддичной битой. Макгонагалл говорила, что выделит ей время для посещения колдопсихиатра? Тогда пора идти к директрисе и просить открыть для нее камин до Святого Мунго.

Флинт тоже не выглядит особо воодушевленным. Его задача — держать палочку. Произносить заклинание — между прочим, Диффиндо, причем обязательно вербально и обязательно это — выпала сомнительная честь Сольвейг. Томас левитировал каждой паре по увесистому камню, который они должны были расколошматить в течение занятия, и поднялся наблюдать за происходящим на балюстраду.

— Мисс Ларсен, я вам обе руки приклею к туловищу! — пригрозил он. — Мы отрабатываем навыки Парной магии, которые могут пригодиться в бою, прекратите саботировать задание.

Их с Флинтом камень уже через двадцать минут был достаточно разбитым, но Сольвейг не знала, что на самом деле работает — ее беспалочковое Диффиндо (вряд ли) или ее же невербальное Smash (очень вероятно). Или, может, это Флинтово махание палочкой так действует?

Томас был неумолим: работать в паре. Только эти чары. Первый говорит, другой направляет палочку на объект. Он даже выдал им новый камень, уничтожив обломки разбитого.

— Иногда помогает тактильный контакт! — добавил он с балюстрады. — Мисс Макдональд, не бойтесь взять мистера Вуда за руку! Да не за ту, которой он держит палочку, Аманда!

Сольвейг упрямо произносит: "Диффиндо", когда Флинт направляет палочку на камень.

Ничего не происходит.

— Ларсен, кончай, — шипит Флинт сквозь зубы. — Чо за хрень?

— Хрень — это твой уровень владения палочкой, — огрызается Сольвейг.

— На нас смотрят все грифферы, — напоминает Флинт, упирая руки в бока. — Хватит выставлять нас на посмешище.

— Мне плевать с Астрономической башни на каждого из гриффов, — заявляет Сольвейг, складывая руки на груди. — Я могу разбить этот камень невербально и без палочки, зачем мне нужен напарник?

— Напарники обычно прикрывают друг другу спины.

— В напарники обычно берут тех, к кому не боятся повернуться спиной!

— А ты бы, конечно, повернулась спиной к своему Драганову?

— Причем здесь Драганов вообще? — возмущается Сольвейг, взмахивая руками. Кусок лепнины приземляется ровнехонько между ними, и Флинт морщится от поцарапавшего щеку обломка. Ни один из них даже шага назад не сделал. Кажется, им обоим пора на этаж для психов в Мунго.

— Мисс Ларсен, мистер Флинт, постарайтесь не убиться на моем занятии! — увещевает Томас с откровенной издевкой, и Сольвейг хочется сначала вставить ему уже в мечтах выбитые зубы, а потом выбить ему их заново.

Флинт протягивает ей руку ладонью вверх — таким жестом матери требуют у малыша отдать бяку — и добавляет:

— Ну? Томас сказал, нужен тактильный контакт.

— Это не поможет, — мотает головой Сольвейг, — нужно хотеть работать в паре.

— А ты не хочешь?

— Можно подумать, что ты хочешь! — после очередного взмаха руками Сольвейг сбивает с потолка еще кусок лепнины и в этот раз успевает оттолкнуть Флинта в сторону от летящего на него камня.

— Мисс Ларсен, мистер Флинт! Минус пять баллов со Слизерина, — объявляет Томас. — Ко мне, оба.

Он дожидается, когда студенты нехотя подойдут к нему и шепчет заклинание, материализующее на их руках — правой Сольвейг и левой Флинта — магические наручники. Мантикора сраная, да он же их приковал друг к другу!

— Профессор, это что значит? — возмущается Сольвейг, дергая рукой. Рука Флинта, понятное дело, дергается туда же.

— Это, мисс Ларсен, маленький стимул для вас с мистером Флинтом найти общий язык, — усмехается Томас. — У вас, как я помню, тренировка сегодня вечером? Вот и постарайтесь разрешить все свои конфликты до этого времени. Полагаю, что летать вам будет не особенно удобно вместе с браслетами. Как только вы с сокурсником помиритесь и сможете адекватно взаимодействовать, так и браслет исчезнет. Можете идти, на своем занятии я вас больше не держу.

Вот же... Мордред.

Единственное, за что стоило благодарить Флинта в этой ситуации, он не сказал, что это все из-за нее.

Вот за это — реально, спасибо ему.

Сольвейг плелась на полшага позади Флинта, уверенными шагами направляющегося к Большой зал, где на обеде будет Малфой, который наверняка сможет эту связывающую их штуку деактивировать. Потому что сколько Сольвейг ни махала палочкой над их руками ("Ты умеешь левой колдовать? Круто!"), браслет даже сиять меньше не стал. Так и остался ярко-оранжевыми магическими нитями, не позволяющими друг от друга даже на полтора метра отойти.

— Мистер Флинт, не в моих правилах отменять чужое наказание, — развел руками Малфой, сохранив на лице маску безразличия. — Полагаю, у профессора Томаса были причины надеть на вас этот браслет, раз уж он так поступил.

— Но, сэр, у нас после обеда Трансфигурация, — напомнила Сольвейг. — Будет очень странно, если...

— Если кто-то еще узнает, что вы амбидекстер, мисс Ларсен? — вежливо уточнил декан и отправил их обедать.

Сольвейг презрительно посмотрела на него от стола Слизерина и села на единственно возможное сейчас место — слева от Флинта.

— Вот же... хорек.

— Хорек-альбинос, — прокомментировал Флинт, проследив ее взгляд.

Сольвейг была бы не собой, если бы смогла в эту секунду понадеяться, что их совершенно слаженная оценка характера Малфоя как-то повлияет на браслеты и они чудесным образом исчезнут.

Ну, ничего такого, собственно, и не произошло.

Весь остаток обеда они просидели на лестнице в подземелья, угрюмо уставившись в противоположные стены.

— Очень по-взрослому, — заметил проходивший мимо Пьюси. — Сразу видно, совершеннолетние маги, слизеринцы.

— Иди, куда шел, — попросил Флинт.

— На Трансфигурацию вообще-то.

— Вот и иди.

Пьюси замер на ступеньку позади них:

— А вы то есть на нее идти не собираетесь?

— Скажи Макгонагалл, что я упала с лестницы, — буркнула Сольвейг. — И Флинт благодаря этому, — потрясла она рукой — своей и Флинта, — тоже. Лежим в Больничном крыле.

— Она не поверит, — усмехнулся Пьюси.

— А ты сделай так, чтобы поверила. Ты же староста.

Тот вздохнул, глянул на часы и поспешил на урок. Со звоном колокола Сольвейг тоже поднялась на ноги.

— Пошли, — дернула она Флинта за связанную руку. — Есть одна сомнительная идея.

— Может, тогда расскажешь?

— Мне в коридоре тебе рассказать? А громкость голоса не добавить? — посмотрела на него, как на идиота, Сольвейг.

— Ладно, — Флинт встал и покорно пошел в сторону гостиной. Можно подумать, у них с этими браслетами много вариантов.

В гостиной терлись второкурсники, у которых в это время раньше стоял курс Полетов, но с холодами Хуч перенесла занятия на весну: после прошлогодних травм, полученных хаффлпаффцами, Попечительский Совет школы настоял на том, чтобы всех желающих летать учили этому два года. Малышня поглядела на прогуливающих урок старших без видимого интереса и вернулась к своим занятиям.

Сольвейг дошла до своей спальни, открыла дверь.

— Не думала, что скажу это, но заходи, — пригласила она Флинта.

— Не думал, что попаду в твою комнату при таких обстоятельствах, — процедил Флинт в ответ. Не то чтобы ему сильно хотелось хамить ей, просто вся эта ситуация откровенно бесила.

Они дошли до тумбочки, Сольвейг присела перед ней, заставив Флинта наклониться, вытащила откуда-то из-под одежды маленький пузырек.

— Это Веритасерум, — призналась она, закрывая тумбочку. — И я предлагаю его выпить. Обоим.

— После Непреложного Обета, — тут же добавил Флинт.

— Естественно, — кивнула Сольвейг. — Применение Веритасерума запрещено без ордера, насколько мне известно.

Она закованной рукой взяла Флинта за запястье, и он повторил жест. Единственное, что они обещали друг другу — никогда никому не говорить, что принимали сегодня Сыворотку Правды, и не использовать полученную друг от друга информацию во вред.

Отличная формулировка. Специально для змей, умеющих обползать любые клятвы. Кажется, Шляпа все-таки была права.

Золотистые нити оплели их руки и впитались в кожу.

— Это ты варила? — спросил Флинт, когда Сольвейг набирала две капли зелья пипеткой — если капнуть его под язык, в кровь всосется быстрее.

— Я. Сомневаешься?

— Нет, — пожал плечами Флинт и послушно открыл рот.

Веритасерум действительно не имел цвета, запаха и вкуса. Удивительная вещь.

Сольвейг капнула себе точно так же ровно каплю Сыворотки в рот и предложила Флинту садиться на ее кровать — больше в спальне все равно было некуда.

— В первый раз капли хватает на четыре часа, — предупредила Сольвейг. — Мне хватает на пять.

— Почему? — удивился Флинт.

— У нас разная мышечная масса.

— А, — удивление на его лице сменилось пониманием. — Ладно, давай свой первый вопрос.

Они сидели поперек кровати, прислонившись спинами к стене. Сольвейг глядела на тупые носки своих ботинок.

Она думала над тем, какой вопрос задать, минут пять, подбирая формулировки.

— Ты там заснула что ли? — поторопил ее Флинт. — Через три с половиной часа тренировка.

— Без тебя знаю, — огрызнулась Сольвейг.

Стоило еще, блин, Эйфорийного эликсира им обоим накапать, может, хоть лаяться бы перестали.

— Почему ты не разговаривал со мной с прошлой недели? — спросила Сольвейг, чувствуя, как краснеет.

Флинт молчал. Не рассказать правду под Веритасерумом можно было только так — отказываясь говорить. Но долго сопротивляться зелью сложно, с этим только очень сильные менталисты справляются.

— Потому что я ревнивый баран, — сказал он, и Сольвейг засомневалась, что в пробирке была действительно Сыворотка Правды. Может, Малфой устраивает, пока в комнатах никого нет, шмон и конфискует все незаконно хранящиеся зелья, артефакты, книги — или заменяет их крайне похожими?

— Погоди, — попросила Сольвейг Флинта и повернулась так, чтобы видеть его лицо. — Как тебя зовут?

— Максимиллиан Маркус Флинт.

— Ничего не понимаю, — призналась Сольвейг. — Тогда как ты смог так ответить на первый вопрос, если это все-таки Веритасерум?

— Правду сказал. А ты уже думаешь, что это не он?

— А ты слышал о том, чтобы на вопросы под Веритасерумом отвечали так, как на мой первый вопрос ответил ты?

— Просто чтобы ты понимала, Ларсен, под Веритасерумом, насколько мне известно, нельзя отвечать вопросом на вопрос.

— Можно, если увеличена сопротивляемость.

— У тебя увеличена?

— Да. Я пробую все зелья, которые варю, если они неперсонализированы.

— Ты варила яды?

— Да.

Они немного помолчали, не глядя друг на друга.

— Так почему ты меня игнорировал?

— Приревновал. Так понятно?

— Нет, — призналась Сольвейг, не зная, хотела она сама так ответить, или это все зелье.

— Почему ты не захотела работать со мной в паре на ЗОТИ? — спросил Флинт, почесав связанной рукой свободную.

— Разозлилась на Томаса. Он видел, что мы с тобой не ладим в последнее время, и поставил нас в пару специально.

— И поэтому мы потеряли баллы?

— Видимо, так.

— Вот же... Мордред, — заключил Флинт. — Ладно, твоя очередь задавать вопрос.

— Давай дальше про ревность. С чего и к кому?

Флинт шмыгнул носом. Просто тянул время.

— В ту пятницу я хотел позвать тебя в Хогсмид. Ты пришла откуда-то только перед отбоем, а в субботу аппарировала куда-то и ни слова никому не сказала. Я подумал, что...

— ...что у меня свидание? — закончила за него Сольвейг.

— Да.

— Ладно. Задавай вопрос.

— Куда ты ходила в тот раз?

— По делам.

Флинт хмыкнул:

— Развернуто.

— Сначала домой. Потом встречалась с подругой и ее женихом. Если тебя кто-то конкретный интересует, то так и скажи.

— Драганов.

— Драганов прислал записку, кстати, — Сольвейг приманила ее, так и оставленную в шортах, протянула Флинту: — Читай.

— Тут не по-английски.

Сольвейг заглянула:

— И правда.

Она перевела Флинту послание Драганова и уничтожила клочок пергамента. Он сгорел магическим огнем.

— И что это значит? — спросил Флинт.

— Что Драганов говнюк, но иногда берется за голову.

— Ты общаешься с ним?

— Нет. Я общаюсь с его совой. Бьянка заслуживает угощения и ласки, она все-таки из Болгарии летит.

Флинт усмехнулся.

— Ну и почему ты тогда не передала мне его извинения? Записка же еще в прошлую субботу пришла?

Сольвейг скрипнула зубами.

— Ты был занят.

— Все четыре дня?

— Когда я пришла передать тебе извинения, ты был занят, — Сольвейг помолчала, но Веритасерум заставил добавить: — какой-то рэйвенкловкой.

Флинт сдулся.

— Надо полагать, это ты зашла в спальню?

— Да.

— Понятно.

Отличный разговор. Спасибо тебе, неизвестный изобретатель Сыворотки Правды. Такими темпами они точно не избавятся от браслета до начала тренировки и, как два дебила, будут демонстрировать парный полет, держась за древко своих метел каждый одной рукой. Ни поохотиться, ни позагонять. Крутая получится тренировка. Свои тоже будут ржать, как кони, с этих станется.

— Ты приревновал меня к Драганову? — спросила Сольвейг уже совершенно спокойно. Десять минут в напряженном молчании сделали свое дело. Флинт не стал говорить. Просто кивнул.

— У меня ничего не было с Драгановым с Чемпионата мира. И не будет.

— Я этого не спрашивал, — заметил Флинт.

— Это мена. Я говорю это, а ты мне объясняешь про рэйвенкловку.

Приходилось признавать, что, да, это равноценная мена.

— Ну... был дурак.

— Я тебе еще сейчас Веритасерума капну, — пригрозила Сольвейг.

— Нет, правда. Это была ошибка. Я не хочу об этом вспоминать. Просто я... запутался.

— Понятно. Что ничего не понятно.

— Да что непонятного-то? — взорвался Флинт. — Ты спросила — я ответил! Ну, ревновал я тебя к Драганову, ну, переспал с какой-то девкой — да я имени ее даже не запомнил! Что еще надо? Ты спроси! Я все равно не смогу соврать!

Сольвейг открыла рот, чтобы ответить, и тут же закрыла.

И идея с Веритасерумом, и вообще этот разговор стал ей казаться даже не сомнительной, а очень, очень плохой идеей.

Лучше бы Малфой и впрямь заменил его на простую водичку — тоже ведь без цвета, вкуса и запаха.

— Твоя очередь задавать вопрос, — только и сказала она, отворачиваясь в сторону изголовья кровати. Комната ее была безликая, она не повесила на стены плакаты, которые при переезде из Осло не успела прикрепить в своей комнате в Лондоне — тоже безликой и нейтральной; не наколдовала себе магическое окно с видом на что-то поинтереснее озерной воды, плескавшейся снаружи подземелий; не поставила на тумбочку фотографию родителей — чтобы меньше по ним скучать. Когда у тебя нет практически никакого личного пространства (как в Дурмстранговской казарме), очень легко привыкнуть к тому, что в твоей комнате есть только кровать и тумбочка.

Флинт потянул ее руку вниз и стащил с ног свои ботинки, садясь на ее кровати по-турецки.

— Ларсен, ты обижаешься на меня из-за... того, что видела? — спросил Флинт, тронув ее за плечо.

Сольвейг не сбросила его руку, но и отвечать не спешила. Зелье было хорошим: оно действительно требовало ответить. Сольвейг казалось, что с каждой секундой, что она молчит, у нее где-то все сильнее зудит, но она не может определить, где именно, не может почесать, чтобы перестало.

— Я обижаюсь на себя, дуру, — сказала она, не оборачиваясь. — Потому что я позволила себе думать, что мы друзья, а потом ты перестал со мной разговаривать. Это было... больно. А потом я пошла к тебе поговорить и увидела тебя с этой... девушкой. Это тоже было... больно. Йотуново зелье! — она расшнуровала ботинки и тоже забралась на кровать с ногами.

Заставить их чувствовать себя глупо — вот чего хотел профессор ЗОТИ, не иначе.

— Ларсен, — позвал Флинт, и Сольвейг подняла на него глаза, — прости меня.

— За что? — не поняла Сольвейг.

— За то, что вел себя, как... как... как козел.

Сольвейг хмыкнула.

— Видимо, я тоже вела себя, как коза, — сказала она, поднося палец к расцарапанной камнем щеке Флинта и произнося Заживляющее заклинание. — Прости, что не сказала тебе, что у меня проблемы, когда ты спрашивал. Ну, тогда, перед Хогсмидом. Я и сейчас не скажу, даже не думай, — предупредила она, видя, что Флинт уже приготовился к этому, — это для твоего же блага, а не потому, что я тебе не доверяю.

— Ты задумала что-то незаконное?

— Нет, просто опасное. Но лучше не распространяться. Правда, извини, я не могу тебе сказать.

— Обет?

Сольвейг помотала головой:

— Не Обет, но... это касается только моей семьи, прости, Флинт. Я никому об этом не буду рассказывать.

Флинт посмотрел на нее внимательно и кивнул: он тоже про семейные дела не слишком распространялся.

— Ну, так что? Мир? — спросил он, протягивая ей правую, свободную руку.

— Мир, — согласилась Сольвейг, пожимая ее своей правой, связанной.

Браслет на это никак не отреагировал.

До начала тренировки оставалось полчаса.

— Давай попробуем Парные чары? — предложил Флинт, вытаскивая свою палочку и направляя ее на дверь, за которой раздавались шаги и голоса студентов, возвращавшихся в общежитие после уроков и каких-то своих дел.

— Коллопортус, — послушно сказала Сольвейг, когда Флинт взмахнул палочкой, и дверь, покорная их магии, запечаталась.

Они удивленно переглянулись.

— Ну-ка давай еще раз, — попросила Сольвейг. — Алохомора!

Дверь приоткрылась.

— Коллопортус! — закрылась.

— Офигеть, — прокомментировал Флинт, убирая палочку. — Получается!

— Да, — улыбнулась Сольвейг. — Я же говорила, что нужно хотеть работать в паре.

— А Томас говорил, что нужен тактильный контакт, — напомнил Флинт и повернулся к ней всем корпусом. — Надеюсь, такого хватит, — он аккуратно притянул ее к себе за затылок, распустил пучок, в который Сольвейг сегодня собрала волосы, погладил темные тяжелые пряди и наконец-то ее поцеловал. Сольвейг схватилась за отворот его мантии свободной рукой, придвигаясь ближе.

В дверь настойчиво постучали, а потом раздался строгий голос Малфоя:

— Я так понимаю, что вы там пытаетесь снять браслеты профессора Томаса, не так ли? На счет три я открою дверь и отправлю вас обоих на отработки к мистеру Филчу за прогул Трансфигурации!

Сольвейг отпустила мантию Флинта, которую, как оказалось, держала уже обеими руками.

— Смотри, браслет исчез! — она потерла запястье, более ничем не связанное.

Малфой за дверью уже сказал: "Два".

— Успеем обуться? — улыбнулся Флинт, и Сольвейг захохотала. Малфой открыл дверь в тот момент, когда она уже засовывала вторую палочку в ботинок.

— Ну? И чем вы здесь занимались, мистер Флинт? — поинтересовался Малфой, оглядывая их внешний вид и изрядно помятое покрывало на кровати.

— С девушкой целовался, — ответил Веритасерум голосом Флинта, и Сольвейг засмеялась, уткнувшись лбом во Флинтово плечо.

— Поздравляю, — кивнул Малфой. — Мистер Филч, полагаю, не заслуживает участи терпеть вас обоих на своих отработках. Итак, два вечера на пользу Больничного крыла за прогул Высшей Трансфигурации, — решил он. — Так и быть: среда и пятница, семь вечера, лаборатория. Будете варить Кроветворное, извольте повторить рецепт. И, да, рад, что вы справились с заданием профессора Томаса. Значит, на следующем практическом отработаете снятые за сегодняшний день баллы. Доброго вечера, — и декан ушел.

Флинт еще раз коротко поцеловал Сольвейг в губы и пошел переодеваться: тренировку никто не отменял.

Кроветворного пришлось варить много. То есть много — Малфой не поскупился на ингредиенты, сказал, что пока каждый из них не сварит ему по три котла, на свободное время может не рассчитывать. В пятницу вечером третий котел зелья варился особенно тяжело. Нет, к третьему котлу уже и Флинт перестал подглядывать в рецепт, руки вообще действовали отдельно от головы. Просто Сольвейг не могла перестать думать о том, что завтра наконец-то увидит родителей. И, да, им придется очень серьезно поговорить. Она не представляет, что именно сказал им Даниэль Кристоффер Эрвик и как в беседе участвовала Тея, с которой ее мама с папой хотя бы были знакомы, но, раз они начали пить ее зелья, значит, они смирились с тем, что их завтра ждет. Осталось только объясниться.

С этим у Сольвейг всегда было очень плохо.

Ее родители живут в маггловском мире не столько потому, что им это нравится, сколько потому, что магический от них отвернулся. У них просто вариантов нет других. Их семьи от них отказались. Конечно, сквиб в роду — позор семьи, скажете, это не в каждой чистокровной так? Не стоит врать.

Мама с папой встретились случайно; их, сквибов, от гостей всегда скрывали. Это же такое пятно на репутации! Проще сделать вид, что ребенок умер во младенчестве, чем признаться всем, что он дефектный. Грезэ и Андор для своих семей были как раз такими, порченными, и заботиться об их судьбе Главы Родов не посчитали нужным. Так что в восемнадцать лет их просто отправили в большой мир — как котят бросили в озеро: выплывут, ну, ладно, не выплывут — и того лучше. Но все детство они провели в доме чистокровных магов, где кровь ценилась, где родословной кичились, где слово Лорда было законом.

Вряд ли мама с папой хотели бы, чтобы их дочь оказалась той, кто решит нарушить слово Лорда.

Нет, конечно, они ее любили. Но поняли ли бы?

— Флинт, — она подошла к нему уже в гостиной, когда Малфой милостиво отпустил их из лаборатории, напомнив, чтобы больше не смели пропускать занятия в выпускной год, — меня не будет на выходных в Хогвартсе. Мне нужно к родителям.

— Что-то случилось?

— Пока нет. Завтра случится.

— Так и не скажешь, в чем там дело? — нахмурился Флинт.

Сольвейг легко покачала головой:

— Может быть, потом, когда все успокоится.

— И когда, Ларсен?

— Я скажу, правда, — пообещала Сольвейг, обнимая его со спины. — Только ничего не спрашивай сейчас. Я просто очень боюсь и не хочу сглазить.

В субботу за завтраком пришло письмо от отца с просьбой отпустить ее на выходные домой по семейным обстоятельствам, а в девять утра пришел камином Эрвик. Если бы Сольвейг не знала, что это не папа, она бы ни за что не догадалась. Макгонагалл напомнила, что в воскресенье вечером ждет ее в школе, и отпустила.

Они вышли из камина в "Дырявом котле" и аппарировали к дому Ларсенов недалеко от стадиона Уэмбли.

Родители, как и ожидала Сольвейг, хоть и были слабы — сказывался чудесный аутоиммунный фитококтейль, — но настроились на разговор весьма решительно.

— Сольвейг, а, может, лорду Ларсену все-таки виднее? — робко спросила мама, когда Сольвейг уже рассказала им обо всех нюансах операции, которые они заранее обсудили с Даниэлем.

— Мам, я прекрасно понимаю, почему ты так говоришь, но тогда ответь мне сразу: почему вы с отцом не отдали меня ему ребенком? Он бы вырастил из меня настоящую Ларсен, гордился бы хотя бы моим воспитанием, если не родовыми способностями, которых нет. Но вы ведь не отдали!

— Сольвейг, это вещи разного порядка... — начал было Андор, но Сольвейг перебила:

— Пап, ты чего? Он вообще-то собрался меня продать за контракт на свои артефакты!

— Детка, ну, может быть, твой жених еще окажется неплохим человеком, — взяла ее за руку Грезэ. — Ну, хочешь, я напишу письмо лорду Ларсену и спрошу, за кого он тебя прочит?

— Мам! — возмутилась Сольвейг, отдернув руку. — Да пусть он хоть принц наследный, пусть хоть самый чистокровный кобель, пусть его род идет от самого Аска! Единственное, чего я ему желаю — заблудиться в Железном лесу!

— Нельзя так говорить, Сольвейг!

— А продавать меня можно? Так выходит? Давайте выдадим меня замуж за человека, которого я даже не видела никогда, отлично придумано! И прощай, квиддич, прощай, колдомедицина, прощай Аврорат! Сольвейг Ларсен, а, нет, не Ларсен, Сольвейг с какой-то другой фамилией будет сидеть дома, вышивать на пяльцах и рожать наследников одного за одним! Ты так видишь мое будущее, мам?

— Не утрируй! — нахмурился отец.

— Пап, мне семнадцать! Мне рано замуж. Я не умею вести хозяйство, я не готова к рождению ребенка, я не хочу отказываться от своих друзей, своих интересов, своей профессии. Вы не говорили мне ничего, когда я решила поступать на боевку...

— Мы надеялись, что ты еще передумаешь!

— Я не передумаю! Я буду заниматься тем, что мне хорошо удается, мама! Ты, к примеру, знаешь, что будь я парнем, у меня были бы шансы вступить в Ковен? Я не хочу, чтобы какой-то Свартальвхейменский цверг мне мешал!

— Не выражайся.

— Папа, речь идет давно не о моих манерах! — Сольвейг даже ногой топнула от возмущения. — Сейчас я здесь, потому что лорд Ларсен пригрозил навредить вам, если я не соглашусь на помолвку. А я не соглашусь! Так что это, — она потрясла пакетом с кровью, который принесла Тея, — нужно для того, чтобы тебя, мам, случайно не сбила машина на выходе из Селфриджес, а тебе, пап, тоже совершенно случайно, не упал софит на голову!

— Ну, о чем ты говоришь, Сольвейг...

— Я говорю о вашей безопасности! Если вам действительно плевать на мою судьбу...

— Не говори так! — прижала ладонь ко рту Грезэ.

— ...то мне на вашу не плевать! Я сделаю так, чтобы все остались живы и ничьи интересы не пострадали. И если придется, я применю к вам заклятие Принуждения. Я все сказала, — она повесила пакет с кровью обратно на стойку капельницы и выбежала в сад.

Она, конечно, ожидала, что все будет непросто, но и представить себе не могла, что настолько непросто.

В одной толстовке в конце ноября на улице было уже довольно прохладно, Сольвейг не стала долго морозить нос, вернулась в дом. На кухне размеренно гудел холодильник, радиоприемник пел какой-то попсовый хит, в гостевой спальне отдыхали магглы-доноры, которых нашли Даниэль и Тея. Все нужные заклинания были выучены, операционная в подвале подготовлена. Оставалось совсем немного: взять у доноров несколько пункций, по полторы тысячи миллилитров смеси костного мозга и крови от каждого, для мамы и для папы, магически отделить в донорской крови Т-лимфоциты и уничтожить их, чтобы уменьшить риск состояния «трансплантат против хозяина», и ввести эту смесь родителям в вены через капельницу. Несколько часов, и останется только прокапать родителям преднизол, а ей ритуал провести — и все, они свободны, и никакой лорд Ларсен им не указ.

Почему они этого не понимают?!

— Сольвейг, — заглянула на кухню Тея, — тебя мама зовет.

— Спасибо.

Грезэ звала ее сказать, что они согласны.

Сольвейг просто заплакала от облегчения и бросилась матери на шею.

Поздно ночью, когда Сольвейг уже укладывалась спать, просматривая пропущенные сообщения от Петера в WhatsApp, в комнату влетел серебряный медведь незнакомого Патронуса.

— "Я надеюсь, что все, что ты задумала, прошло удачно, Ларсен. И я просто переживаю за тебя, вот и все. И у меня впервые вышел телесный Патронус. Просто я думал о том, как у нас с тобой получилось закрыть дверь Парными чарами. Спокойной ночи тебе и твоим близким".

Сольвейг улыбнулась, провожая глазами смешной медвежий хвост Флинтовского Патронуса, растворившийся в стене, и подумала, что должна не только спасти родителей. Она должна постараться для себя. Для того, чтобы, с кем ей быть, могла решать только она сама. Потому что ей очень нравился Флинт, очень, и оттого ей было мерзко обманывать его, скрывая, что ожидает ее в зимние каникулы; и она очень, очень хотела успеть провести ритуал сразу после матча с Рэйвенкло, даже была готова сразу сбить с метлы их ловца, покалечить всех охотников и вратаря — лишь бы успеть к этому, Салазар побери, полнолунию, которое наступало ровно в 12 часов 25 минут и 37 секунд 6 декабря 2014-го.

Лишь бы Лора Хиггс поймала снитч за два часа.

Через неделю — даже меньше, через шесть дней — все решится.

Один Всеотец, помоги. Пожалуйста.

* * *

Дорогие мама, Астория и Скорпиус!

Как вы смотрите на то, чтобы посетить последний матч сезона с участием сборной Слизерина? 6 декабря в 10-00 на Хогвартском стадионе. Мои змейки играют с Рэйвенкло. Порт-ключ сработает в 9-30, я буду встречать вас у школьных ворот.

Драко