Семейные ценности рода Блэк (гет)

Сольвейг проснулась среди ночи от сильной боли в груди, у солнечного сплетения. Она наложила на себя Диагностирующие чары, махнув рукой над животом и зажмурилась от яркости исходящего свечения. Оно было серебристо-голубым, как при вызове Патронуса, и Сольвейг не знала, что оно может значить. То есть, знала, что такое свечение появляется иногда при магических выбросах в очень раннем возрасте у магглорожденных, еще до использования магии бессознательно для самозащиты или наоборот при баловстве, но такое бывает довольно редко, и этому учили не её группу, кто совмещал колдомедицину с боевкой, леча, в основном, травмы и последствия заклятий, а других студентов, кто собирался этому посвятить жизнь. Сольвейг не собиралась, она до сих пор пока ничего не собиралась, и что делать с болью, которую будет не убрать анальгетиками и спазмолитиками, не представляла.

Она наугад призвала флакончик с Болеутоляющим бальзамом, сделала два маленьких глотка, поморщилась от неприятного вкуса и глянула на маггловские механические часы-будильник, найденные в пятницу на дне сумки. Шел четвёртый час ночи, и Сольвейг злилась на свой организм, так не вовремя решивший помучить её. Но вовремя никогда не бывает.

Через полчаса, когда свечение при следующем Диагностическом стало насыщеннее, а боль только усилилась, Сольвейг нашарила школьную мантию, влезла в ботинки, не зашнуровывая, взяла палочку из кобуры и пошла в Больничное крыло. Оно было где-то на третьем этаже, она плохо запомнила, когда они с Пьюси и Флинтом ходили навещать Хиггс. Но поди найдёт сейчас. Надо только добраться на четыре этажа вверх.

Идти было почти так же больно, как во время месячных, когда все внутри в принципе возмущается тем, что ты жива и как-то функционируешь. Радовало, что боль была лишь отдаленно похожей и гораздо выше, потому что Сольвейг бы умерла со стыда, не сумей она отличить признаки менструации от неизвестной ей хворобы, напоминающей магический выброс. Месячные вообще никакого свечения не дают, и живот болит в другом месте! Но, Всё мать Фригг, больно было просто невыносимо.

До гостиной Сольвейг доползла по стеночке, а там рухнула на диван. Хотелось бы поближе к камину, но в подземельях очень холодный пол, и никакие ковры не спасают от пробирающей до костей стылости. Просить помощи было неловко, а сама она никуда идти дальше уже не могла. Собрав в кулак последнюю волю, она добралась до двери гостиной, но сползла по косяку вниз, обнимая себя обеими руками. Посидев так чуть-чуть, она дернула дверь за ручку, приоткрыв ее, и взяла еще секунду передохнуть. Именно в этот момент, когда гостиная покачнулась перед ее глазами и начала уходить по дуге, сзади кто-то бережно обхватил за талию, помогая выпрямиться.

— На свидание, Ларсен? — спросил шепотом Флинт, и Сольвейг даже нашла силы улыбнуться.

— Ага, к мадам Помфри. Знаешь, какая она горячая штучка?

— Идти можешь? — тут же посерьезнел Флинт. — Могу тебя отлевитировать.

— Боюсь, такого унижения моя гордость не перенесет.

Флинт фыркнул и тепло рассмеялся ей в ухо, а потом подхватил на руки и вышел в коридор. Сольвейг попробовала повозмущаться, но Макс велел ей замолчать, и до Больничного крыла они добрались минут за десять, встретив по дороге только Филчеву кошку, но сам вредный старый завхоз на пути не попался.

Мадам Помфри, увидев на пороге их обоих, особенно, конечно, Флинта в одних пижамных штанах и стоптанных кедах, только всплеснула руками и сразу же велела положить Сольвейг на койку за ширмой. После этого она выслала парня из лазарета, разрешив зайти перед уроками, если обещает не опоздать. Врачебная тайна врачебной тайной, а капитан, настаивал Флинт, должен знать, что происходит с его игроком.

Свечение, так взволновавшее Сольвейг, не проходило, боль тоже не утихала.

— Мисс Ларсен, вы ничего не хотите мне рассказать? — спросила медиведьма, повторно сотворив чары. Свечение никуда не делось.

— Кеннеди убил Эрик Леншерр, — пробормотала Сольвейг сквозь зубы и скрючилась на постели. — Пуля вильнула.

Помфри удивленно на нее посмотрела, потом расслабилась:

— Шутить изволите, мисс Ларсен, — она принесла из шкафа колбочку с каким-то прозрачным зельем, поставила его на тумбочку и приготовила скарификатор. — Вашу руку, будьте добры, — она ловко проткнула Сольвейг безымянный палец, капнула кровь в колбу с зельем и потрясла. Зелье окрасилось в ярко-голубой.

Помфри выдохнула.

— Ну-с, я могу вас поздравить, мисс Ларсен, вы не беременны, хотя подобное вашему свечение обычно для магглорожденных волшебниц, ожидающих малыша. Думаю, в вашем случае подобная реакция могла быть вызвана вашим магическим совершеннолетием. Такое бывает нечасто, но, очевидно, ваш Род принимает вас...

— Нет у меня Рода, — перебила ее Сольвейг, вынимая раненный палец изо рта, который совершенно по-маггловски зализывала, забыв о том, что его можно залечить, из-за сильной боли. — Вечером пришло письмо: я пропала с родового гобелена рода Ларсен. Теперь я точно такая же, как магглорожденные.

— Нет, мисс Ларсен, вы говорите глупость. Ваше магическое ядро сейчас однозначно испытывает влияние некоей родовой магии. Думаю, в скором времени это закончится. Я оставляю вас в Больничном крыле как минимум на пару дней, а пока выпейте зелье, — медиведьма тут же протянула бокал с Зельем Сна-без-сновидений, и Сольвейг, уже выпив половину, подумала, что так и не поблагодарила Флинта.

Утром, когда Флинт, пробравшийся в крыло едва не на цыпочках, разбудил ее, боль стала тупой, но еще не прекратилась.

— Спасибо, — сказала Сольвейг, как только увидела его: сначала руки, сцепленные в замок на коленях, потом орнамент татуировки на запястье, потом упрямый подбородок.

Флинт приложил палец к губам.

— Помфри запретила тебя будить. Как ты?

— Лучше, — кивнула Сольвейг, приподнимаясь на локтях. — Как ты услышал, что я выхожу?

— Алекс ставит на дверь "следилку" каждый вечер, мы проверяем по очереди, — объяснил он. — Иначе как бы мы проследили за малышней, рвущейся исследовать замок под покровом ночи.

Сольвейг улыбнулась. Они бы с Петером, учись тут, конечно тоже потащились шляться ночью по коридорам. Да они и в Дурмстранге, само собой, потащились.

— Ловили пекусов, а поймали меня, — смутилась девушка.

— Ну, зато ты не откинулась где-то между подземельями и гостиной Хаффлпафф, — пожал плечами Флинт. — Я слежу за здоровьем своей команды, Ларсен. И я зайду еще вечером.

Но вечером Флинт не зашел, вместо него появились оба Пьюси с наколдованным из мандариновой корки дракончиком. Максу за перебранку с гриффами на Чарах влетело от Флитвика, Томас на ЗОТИ добавил за устроенную им же драку — и Флинт остался на отработке у Филча на два ближайших дня.

Арчи, не опуская палочки, заставлял дракончика летать вокруг Сольвейг, Алекс, развалившись на соседней койке поверх покрывала, читал полученное из дома письмо. Сольвейг, на несколько минут отвлекшаяся от своей нудящей боли за ребрами, улыбалась, помогая дракончику не падать. Она поблагодарила Арчи, когда чары развеялись, и мальчишка расцвел. Наверно, он тоже думал, что иногда маленькое чудо может помочь даже при самых страшных несчастьях.

Перед ужином мадам Помфри выгнала обоих визитеров из крыла, а потом Сольвейг приняла очередной бокал снотворного, и проспала до самого утра.

К обеду боль совсем прекратилась, и медиведьма выписала Сольвейг, попросив воздержаться еще денек от полетов.

Серебристо-синего свечения, проверила та, вернувшись в свою спальню, больше не было.

Писать родителям снова, узнавать, зачем лорд Ларсен соврал ей, зачем сказал, что Род отказывается от нее, Сольвейг не хотелось. Ей, в общем-то, было совершенно плевать, чистая у нее кровь или грязная, простые сквибы ее родители, или Сигурд с Кримхильдой, — лишь бы никто не мешал играть в квиддич, и ничто не болело так за грудиной, вызывая у колдомедиков неприличные подозрения.

«Ты сделала свой выбор!» — патетично возвестил глава Рода, но Сольвейг хорошо понимала, что она ничего — вот ничегошеньки — не делала. Не клялась Магией, не проклинала родных, не обручалась с не одобренным лордом Ларсеном женихом... Да, Локи Лафейсон, ничего не делала! Нахрена был этот спектакль? Просто помотать ей нервы? Ну, отлично получилось! Превосходно! Она же просто мечтала, чтобы Флинт потаскал ее на руках, а медичка, которую она видела второй раз в жизни, проводила ей тест на беременность! И уж, конечно, спала и видела, как бы пропустить теорию и практику Высшей Трансфигурации и заработать отработку на Высших Зельях, потому что Малфой все равно заставит ее прийти в лабораторию и сварить то, что полагается по программе. Ну, естественно.

Иногда Сольвейг удивлялась, что родители, которым вся эта родовая замеса была абсолютно побоку, не вышли из своих Родов, когда те фактически отказались от них.

Потому что сейчас ей нестерпимо хотелось сделать все и сразу, чтобы старик Ларсен действительно отсек ее от Рода. И захлебнулся там своим ядом насмерть.

Умиротворяющий бальзам Сольвейг переваривала три раза. В первый раз она недостаточно измельчила лунный камень, и зелье не стало реагировать с ним; во второй — помешивала его по часовой стрелке, а не наоборот, как в рецепте; в третий, наконец, сделала все, как надо, и, наполняя колбу образцом на оценку, заметила, как Малфой наблюдает за ней, оторвавшись от проверки стопки пергаментов.

— Что-то не так, сэр?

Малфой отложил свиток в сторону, поднялся, расправив стрелки на брюках, подошел к столу с другой стороны, заглянул в котел.

— С третьей попытки, мисс Ларсен. Зелье для пятого курса.

— Я немного не в форме, профессор.

Малфой поглядел на нее несколько обеспокоенно.

— Мадам Помфри сообщила, что вы провели два дня под ее наблюдением.

— Уже все в порядке, сэр. Просто... — она запнулась. — Нет, ничего. Все в порядке.

Малфой с сомнением оглядел ее еще раз, но кивнул, разрешая уйти.

Сольвейг не знала, почему все валилось из рук, вроде бы, она уже успокоилась, расколошматив накануне несколько трансфигурированных фарфоровых фигурок трансфигурированной же из носка бейсбольной битой и поорав в адрес лорда Ларсена маггловской матершины под Заглушающими.

Мама написала, что у них с отцом все хорошо, и что ей пришел контракт на две фотосессии от Moods of Norway, но, если Сольвейг не хочет, то они с папой не будут настаивать. Ну, и поздравляла с местом в команде. Сольвейг знала, что только из вежливости — мама бы предпочла, чтобы она увлекалась чем-нибудь другим. Ну, вот модой можно. А размахивание битой — это не женское все-таки. Мама была в некоторых моментах довольно консервативна.

У Сольвейг было несколько рубашек и кардиганов от Moods of Norway, и, если там ничего не сорвется, она бы съездила зимой посниматься. Их одежда честь студентки Хогвартса, слава Одину, не уронит.

В гостиной было относительно тихо, все сидели над домашним заданием, Флинт и Пьюси оживленно спорили над очередной схемой игры — вообще-то слышно не было, но схемы живописно валялись вокруг них, одну Сольвейг подняла, всмотрелась внимательно. На журнальном столике рядом лежал раскрытый «Квиддич сегодня», и схема Флинта была хитроумно скорректированной схемой игры "Сенненских соколов" из журнала.

— О, Салазар, всё, Макс, иди обсуди этот матч с Вудом. Серьезно, у меня больше нет сил спорить, — признался Пьюси, снимая Заглушающие.

— Это потому, что ты не прав, — самодовольно заявил Флинт. — А с Вудилой мы не разговариваем. Кстати, Ларсен, ты пропустила такое шоу!

— Да, — подсел к Сольвейг Крэгги, — грифферы извинились перед Хиггс.

— Ух ты, — подняла брови Сольвейг. — Круто, — кивнула она сидящей в кресле в другой стороне гостиной Хиггс. Девочка подошла к ним, отложив учебник, который конспектировала.

— Но кое-кто ждал, что Вуд выгонит их из команды, — заметил Пьюси. — А Вуд не выгнал. И Флинт теперь бесится.

— Но, кэп, ты бы тоже не выгнал, — сказала Сольвейг. — Им некого было больше брать, ты же сам видел.

Флинт выругался.

— У нас никто не бьет в спину.

— Флинт, не злись. Просто поставь себя на место Вуда.

— Я никогда не окажусь на его месте!

— Ладно тебе, Макс, — примирительно поднял руки вверх Пьюси, — Вудила сам изгрызет себя за это решение. Он же гриффер, честь и совесть факультета.

— Совсем как ты на Слизерине, — улыбнулась Хиггс, погладив Флинта по плечу. Тот мгновенно взревел, что не надо сравнивать его с гриффером и что это почти что оскорбление.

Лора Хиггс, уже вернувшаяся в свое кресло, поджала под себя ноги и, потянув перо, которым писала, ко рту, протянула:

— Если бы я познакомилась с тобой и Вудом вчера, Флинт, мне бы показалось, что вы разлученные в детстве братья-близнецы. И теперь каждый из вас делает вид, что совсем друг в друге не заинтересован.

Флинт покраснел.

— Я имею в виду, что тебе же нравится Вуд, он добрый парень, классно играет и такой же долбанутый на квиддиче, — пояснила Хиггс. — Почему бы тебе с ним не дружить?

— Разберусь как-нибудь без сопливых, — буркнул Флинт и вылетел из гостиной.

Пьюси только покачал вслед головой.

Через час Флинт вернулся, потрясая над головой пергаментом:

— Кто выбил команде лучшее время? Кэп выбил команде лучшее время. Вторник, четверг, с семи до девяти.

Команда поддержала Флинта радостными воплями.

— Представляю лицо Вуда, когда он узнает, что ты успел раньше него, — ухмыльнулся Пьюси.

— Нет, не представляешь, — заверил Флинт. — Но я покажу тебе в Думосборе на каникулах. Потому что я его встретил по дороге от Хуч.

Пьюси засмеялся. Сольвейг тоже улыбнулась.

Магия слушалась даже лучше, чем до того, как Сольвейг загремела в Больничное крыло. Это она поняла в тот момент, когда бросила Щитовые между Боулом и отскакивающим от среднего кольца бладжером, который сама же и отправила прямиком вратарю в затылок. Щит отбросил бладжер в сторону, где его принял Крэгги, отбивая далеко в сторону, Сольвейг поспешила к серьезно перетрусившему Боулу с извинениями.

— Ларсен, ну ты шизанутая! — заорал разъяренный Флинт, как только нагнал ее, примчавшись от других колец.

— Я поставила Щит!

— Ты могла его угробить нахрен!

— Флинт, — влез между ними Пьюси, — все обошлось. Замяли.

Флинт отпихнул его в сторону, подлетая к Сольвейг еще ближе.

— Нахрена, Ларсен? Ты можешь мне объяснить?

Сольвейг была вынуждена признаться, что причины были не слишком вескими. Просто она как раз рассчитала угол, и бладжер лег прямо под биту. Флинт орал на нее минут пять, обвиняя в безответственности, пока Боул сам не попросил его прекратить.

— Если бы нее ее Щитовые, я бы валялся на поле с проломленной башкой. Но Ларсен успела.

— Флинт, — Сольвейг очень спокойно посмотрела в глаза капитану, — я понимаю, что твоя реакция вызвана страхом за команду. Я обещаю, что больше не попробую сделать ничего, что способно причинить вред своим. Даже если знаю, что смогу их защитить. Прости меня.

Флинт сплюнул.

— Не подводи меня, Ларсен. Я знаю, что ты крутая. Но не надо так.

Сольвейг было невыносимо стыдно за этот инцидент.

Совсем так же, как на ЗОТИ, когда в учебном поединке она метнула в Данбара, назначенного ей противники, несколько трансфигурированных кинжалов. В этот раз Щиты она выставила тоже инстинктивно, поняв, что запыхавшийся Данбар не успевает закрыться. Сольвейг выдохнула, когда кинжалы сбрякали о пол, и взмахом руки развеяла их, превращая обратно в обломки перьев. Гриффиндорцы, замершие на мгновение с открытыми ртами, разом вышли из оцепенения, направляя на нее палочки.

— Ларсен, ты нормальная? — по-девичьи взвизгнул Данбар.

Сольвейг промолчала, убирая палочку, которой почти не пользовалась, в кобуру. Она никак не могла привыкнуть к тому, что нужно произносить заклинания на латыни, гораздо проще было колдовать невербально — магия слушалась, в конце концов, желаний, а не слов. Именно поэтому, говорил профессор Чар в Дурмстранге, важно не то, что ты говоришь, а что ты хочешь получить в результате. Магия ориентируется на помыслы, потому что пронизывает каждую клеточку тела колдуна, живет в его подсознании. Боевиков учили колдовать с палочкой и без палочки, на всех известных им языках, под Заклятием немоты, со связанными руками, с завязанным глазами — как угодно. Ее направление растило настоящих головорезов. Сольвейг была горда тем, что должна была окончить Дурмстранг в числе самых опасных молодых волшебников планеты. Отличных охранников, настоящих бойцов. Молодой армии. Их ждали Аврорат и секретные подразделения Министерства Магии Норвегии и других стран Скандинавии — конечно, только если они этого хотели. Пара ее товарищей из бедных семей, она знала, собирались стать телохранителями. Один из выпускников прошлых лет был охотником на некромантов — их на севере в последнее время было немало. Кто-то уезжал в Сибирь, и связь с ними постепенно терялась. Сольвейг не знала, хочет ли она ловить преступников или психов, уничтожать нечисть или охранять тоненьких и звонких девочек. А потом ей не дали закончить обучение.

— Мисс Ларсен, минус десять баллов за применение потенциально опасного заклинания, — отчеканил профессор Томас, останавливаясь между слизеринцами, вставшими в одну линию, и гриффиндорцами, столпившимися напротив них. — Плюс пять баллов за нестандартное применение трансфигурации и плюс пять — за спасение жизни товарищу. Все свободны, урок окончен.

Недорого же он оценил жизнь Данбара, — подумал Флинт.

— Чокнутая, — толкнул Сольвейг плечом Данбар, проходя мимо нее к своей сумке.

— Истеричка, — не осталась в долгу Сольвейг, и парень, резко развернувшись, швырнул в нее Секо. Сольвейг кувырком ушла из-под обстрела, сбив подсечкой стоявшего на траектории полета заклинания Вуда. Потом рывком поднялась, бросилась на гриффера и совершенно по-маггловски засветила Данбару по морде. Кто-то дернулся их разнимать, завязалась неравная драка, Сольвейг краем глаза видела, как кулак Флинта вписывается кому-то в живот, как Пьюси ломает кому-то нос, как рука Вуда с разбитыми костяшками пролетает мимо ее лица кому-то в челюсть...

Томас разбросал кучу-малу, в которую превратились семикурсники, залпами воды в разные стороны. Пьюси прилетел прямо на Сольвейг, врезавшись лбом ей в подбородок. Флинт ударился затылком о стену в нескольких метрах от них. Вуд в порванной рубашке почему-то тоже лежал недалеко, будто в безобразной сваре был на их стороне.

— Минус пятьдесят очков с каждого факультета. Мисс Ларсен, отработка с вашим деканом. На его усмотрение. Мистер Данбар, отработка с мистером Филчем. Нападать со спины — недостойно гриффиндорца.

Пьюси помог Сольвейг подняться, а потом вытолкал их с Флинтом из Дуэльного зала во избежание продолжения разборок.

Малфой отнёсся к назначенной Томасом отработке едва не индифферентно. Впрочем, за снятые баллы рассчитался с Гриффиндором на ближайшем занятии у факультета, проведя фронтальный опрос в стиле покойного профессора Снейпа. А вот перед Сольвейг открыл дверь лаборатории, разрешив делать в течение двух часов что угодно.

— Разве это не должно быть, ну, типа наказанием, сэр? — уточнила Сольвейг, прикидывая, сможет ли она одновременно сварить основу для мази от ушибов и синяков и сделать несколько травяных настоек от кожных высыпаний, которым собиралась подлечить Уоррингтона, на чью прыщавую рожу ей было физически неприятно смотреть.

— Я наказываю вас лишением свободного времени, мисс Ларсен, — ответил Малфой, слегка ухмыльнувшись. — Могу отправить вас мыть котлы, но с этим у меня хорошо справляются домовики и первокурсники. Так что используйте это время с пользой.

Сольвейг кивнула и на два часа пропала между тремя котлами и самыми разнообразными лечебными травами, которые нужно было заварить, нашинковать, растереть в пыль... Когда перед ней щелкнул таймер будильника, сообщающий, что отработка окончена, в первом котле доходила до готовности темно-зеленая густая основа. Сольвейг запечатала ее Консервирующими чарами и решила напроситься на следующую отработку сразу после выходных. Флакон с настойкой горькой полыни и замороженный отвар зверобоя в кубиках она упаковала в аптечный бумажный пакет и забрала с собой в гостиную. Уоррингтон понятливо кивнул и унесся прибирать лекарство.

— Ларсен? Есть планы на завтра? — подошел к ней Крэгги перед ужином. — Может, покажешь мне тот прием с отскоком от кольца?

— Не вздумай, — тут же выпалил Флинт, отрываясь от своего эссе по ЗОТИ. Если кто-то думал, что Томас ограничится отработками, так зря: профессор Защиты всем оставил на выходные эссе по нестандартному применению заклинаний в бою длиной не менее трех футов. — Учи Астрономию, Крэгги, этот прием основан на расчете траектории полета мяча и силы удара.

Сольвейг улыбнулась.

— Не знала, что ты углубляешься в дебри защиты, капитан.

— Я углубляюсь во все, в чем есть квиддич.

— Значит, Астрономия, — протянул Крэгги. — Теперь это так называется. Ладно.

Флинт нахмурился, но мальчишка уже догнал одноклассников, и они пошли в Большой зал.

В субботу они с Флинтом пошли в Хогсмид. Точнее, они с Флинтом и младшим Пьюси пошли в Хогсмид, потому что Алекс остался дежурным старостой в первый выходной и должен был половину субботы провести у ворот в школу, отмечая уходивших в деревню студентов в длинном списке ("Третий год подряд, я уже привык, — пожал он плечами. — Зато больше мне это не грозит"), а Арчи немедленно понадобились новые писчие принадлежности.

— Все мои перья сломались, — сообщил мальчик, встречая Флинта в холле. Сам Флинт шел следить за третьекурсниками, впервые отпущенными в Хогсмид, и Арчи по возрасту как раз подходил. Только он, судя по всему, не раз бывал в Хогсмиде, потому что сразу заявил, что пойдет за перьями в магазин мистера Писсаро. Ну, по крайней мере, Сольвейг так показалось. Она про магическую деревеньку услышала только в Хогвартсе, так что никаких ожиданий на ее счет не питала.

— Купи перьевые ручки, — посоветовала Сольвейг Пьюси, и мальчишка начал расспрашивать, чем они удобнее. В обсуждении преимуществ ручек-непроливашек перед гусиными и орлиными перьями они дошли до деревни, и Флинт начал по головам пересчитывать своих. Выглядев всех, он удовлетворенно кивнул и подтолкнул Арчи к канцелярскому.

— Мы тут подождем, давай, — он захлопнул за мальчишкой дверь.

— А он тебя не боится совсем, — заметила Сольвейг, оглядываясь по сторонам. — И не ненавидит.

— С чего бы ему? — удивился Флинт. — Росли, считай, вместе.

— Ну, он с Рэйвенкло...

— Промыть мозги на факультете могут только тем, у кого их немного. В Рэйвенкло гораздо меньше идиотов, чем в других Домах. Арчи очень умный, мы были рады, что он попал к таким же умникам.

— Но кто-то сломал ему все перья, — заметила Сольвейг, ежась от прохладного ветра.

— Я не сказал, что идиотов в Рэйвенкло нет совсем. Кое-кто — редкие подонки, — пожал плечами Флинт. — Сейчас отправим Арчи по всем детским лавкам, а сами возьмем вина в "Кабаньей голове" и пойдем с тобой в одно местечко. Когда малой набегается, сам нас найдет.

Местечком оказался полуразрушенный деревянный домишко с покосившейся крышей и затянутыми паутиной окнами. Он был такой старый на вид, что Сольвейг малодушно испугалась в него заходить. В темной передней не было ни души, только многолетняя пыль и грязь. Света в единственной открытой комнате, тоже не блещущей чистотой, не было.

— Добро пожаловать, — любезно наколдовал чистое кресло из старой доски Флинт. — Прошу.

Сольвейг оценила изумрудную обивку с серебристыми змейками по спинке. Кресло оказалось мягкое, прямо как настоящее.

— Как называется это место?

— Воющая хижина. Сюда никто не заходит. Ветер гуляет по комнатам, люди думают, что тут приведения. Но на самом деле перед Второй магической тут пережидал полнолуния оборотень, выл во время трансформации. Папа рассказывал, что этот оборотень даже преподавал ЗОТИ в школе на его последнем курсе. Но я не вспомню, как его звали. А еще тут убили прошлого директора Хогвартса в ночь на Последнюю Битву.

— И сколько человек собирается в этой хижине обычно?

— Обычно я и Пьюси. И старшие тоже не боялись заходить, кто выпустился в июне.

— Арчи тоже был здесь?

— И не раз. Ему нравится.

Сольвейг вздохнула.

— Ну, и зачем нам вино?

— Я захватил пряности и сахар, будем варить глинтвейн.

Вся прелесть колдовства заключалась в том, что сотворить можно было абсолютно все, что угодно душе, если четко себе это представляешь. Поэтому Сольвейг никогда бы не взялась за превращение человека в клюшку для гольфа, но была вполне способна помахать палочкой над грудой досок, соображая из них что-то вроде варочной панели, работающей от горелки. Кастрюля тоже удалась на славу — один в один мамина, с синими цветочками на белом боку. Сольвейг даже удивилась тому, как запомнилась ей эта кастрюля из всего посудного набора. Дома Сольвейг пользовалась той же техникой, что и родители. Ставила чайник на плиту, разогревала кашу в микроволновке, убирала суп на ночь в холодильник. Вела самую обычную жизнь, которой Крам всегда удивлялся. Его мать, цыганская красавица Рада, была очень сильна в Бытовых чарах. Она очень многое делала на уровне рефлексов, даже то, чему они с Петером упорно учились на первом курсе, когда выяснилось, что студенты Дурмстранга себя обслуживают полностью самостоятельно. И когда выяснилось, что книжка по Бытовой магии — самая популярная каждый сентябрь.

Варить глинтвейн успокаивало, причем гораздо больше, чем приготовление любого зелья.

Когда Сольвейг поставила вино разогреваться и бросила в кастрюлю гвоздику и корицу, пришел Арчи с полными руками различных детских лакомств и приколов.

— Достань, пожалуйста, из кармана, — повернулся он боком к Флинту, и тот достал парочку хороших тонкошкурых лимонов. — Еще я взял апельсины, только они где-то в пакете, — добавил мальчик и сгрузил свои покупки на трансфигурированный столик. В это время Флинт обработал лимоны Очищающими и полез за ножом. — Стой, — остановил его Арчи, доставая палочку. — Всегда хотел попробовать! — он порезал лимон кольцами с помощью Секо и победно вскинул руку с палочкой.

— Круто, где научился? — спросила Сольвейг, пробуя вино на температуру.

— Подсмотрел у мамы, — Пьюси дождался, когда Флинт выжмет сок из второго лимона в кастрюлю с нагретым винишком и ссыпал туда лимонные кругляшки. — Очень удивился, что она использует боевые заклинания на кухне.

— Еще больше ты бы удивился, если бы леди Пьюси использовала бытовые в бою, — наугад сказала Сольвейг, помешивая высыпанный Флинтом в кастрюлю сахар.

— Мама не леди, — вдруг расстроился мальчик. — Леди — бабушка. Она с нами не общается.

— Извини, — пробормотала Сольвейг, но Арчи уже улыбался.

— Ничего. Мама говорит, что это нестрашно.

Сольвейг тоже думала что это нестрашно: в конце концов, с ее родителями их мамы и папы тоже не общались, и с ней, внучкой, так же не горели желанием видеться. Подарки от лорда Ларсена на Йоль и его же гневные письма по любым поводам — единственное внимание, которое ей уделяли родственники. Что ж, если кто-то неуравновешенный псих, может, это и к лучшему.

Флинт, занятый частичной уборкой помещения, вернулся к ним с несколькими старыми досками в руках.

— Давай я буду мешать, а ты будешь трансфигурировать это во что-нибудь мягкое? — предложил он, забирая у Сольвейг деревянную ложку с длинной ручкой. — Тебе лучше это удается.

Сольвейг вытащила палочку из кобуры, задумалась. Она представила себе красный кожаный диван, какой был у них в гостиной, в Осло, и который мама решила оставить там, продав вместе с домом, в который они уже не собирались возвращаться после переезда в Англию, дистанцировавшись от Рода и всего, что могло обидеть Сольвейг. А она, о да, очень болезненно поначалу воспринимала всяческие нападки Фолквэра Ларсена. Это потом начала отвечать на его вопилки Патронусами. Когда Виктор Крам научил их с Петером.

Ее самым лучшим воспоминанием была первая игра в основном составе команды боевиков, когда они с Драгановым выбили вратаря колдомедиков из игры. Тогда она была счастлива от переполнявшего ее азарта и страха, и удовольствия, что это им аплодируют, что это ее фамилия звучит над стадионом, это ее хлопнул по руке самый красивый парень с направления...

Блять, опять этот Драганов.

Она взмахнула палочкой, и посреди Воющей хижины появился диван, который она и задумала. Лицо Флинта при виде обивки немного вытянулось.

— О, промахнулась с цветом, — понятливо пропел Арчи и покрасил диван в темно-серый. — Надеюсь, нейтральный вариант всех устроит?

Они сидели в комнате, попивая горячий глинтвейн (Арчи, хоть он и настаивал на вознаграждении за участие в приготовлении, Флинт выдал только бутылку сливочного пива, которое было едва ли крепче молочных коктейлей), разговаривая об учебе, Хогвартских обычаях, еще каких-то мелочах, а когда к ним присоединился Алекс Пьюси, безукоризненно одетый и причесанный, даже неуместный в этой только-только приведенной в относительный порядок обстановке, они поговорили о квиддиче и появившейся утром статье Джинни Поттер о тестах новых моделей метел: Арчи довольно сообщил, что его мама — штатный тестировщик "Нимбуса", и Алекс, скривившись, прокомментировал, что пора бы ей с этим уже заканчивать.

— Пьюси, я смотрю, ты сексист, — протянула Сольвейг. — Почему это женщине нельзя тестировать метлы, если она в этом хороша?

— Ларсен, не тупи, это все-таки опасно, — Алекс бросил на нее укоряющий взгляд. — Никто не против того, чтобы Кэти летала, но пускай она летает дома, когда мы всей семьей играем в квиддич.

— Да, папа постоянно говорит об этом, он же колдомедик, а мама не раз получала травмы на работе, — согласился Арчи. — Но все-таки это безумно круто — тестировать метлы. Но гораздо интереснее их разрабатывать! — он пустился в описание пространственных и левитационных чар, удерживающих метлу в воздухе и помогающих ей маневрировать, и Флинт закатил глаза. Сольвейг улыбнулась. Кажется, сейчас она отчетливо поняла, почему Арчи Пьюси попал в Рэйвенкло, и почему в его семье этому были только рады.

— Мой друг увлекается разными пространственными артефактами, — вдруг сказала она. — У его родителей есть доля в "Чистомете", в том году на артефакторике он занимался усовершенствованием двадцать третьей модели. Если хочешь, я познакомлю вас, когда начнется межшкольный Кубок.

— Хочу! — согласно закивал Арчи.

У Алекса Пьюси зазвенела напоминалка.

— Ужин через час, пора возвращаться в замок, — сказал он, поднимаясь с дивана. — Надо тут все закамуфлировать и запечатать, когда будем уходить.

Сольвейг с интересом наблюдала, как Флинт и Пьюси накладывают на Воющую хижину десятки отталкивающих и отвлекающих внимание магов чар.

— Перестраховщики, — фыркнул Арчи и побежал догонять какую-то девочку с Рэйвенкло.

Гербологию стоило ненавидеть просто за то, что она была смежной с Хаффлпафф. Профессор Лонгботтом то ли в насмешку, то ли из вредности постоянно ставил Сольвейг в пару с Люпином, не оставившим своей дебильной привычки менять внешность, едва видел ее, да к тому же неуклюжим, как щенок-переросток. В этот раз они собирали гной бубонтюбера. Лонгботтом специально обошел всех, убедившись, что студенты надели защитные очки и перчатки из драконьей кожи, доверху застегнули рабочие плотные мантии.

— Я напоминаю, что гной бубонтюбера очень едкий ингредиент, в разбавленном виде он применяется во множестве косметических средств для кожи, склонной к угреватости, — рассказывал профессор, вместе со студентами работая над сбором зеленого, чуть вязкого, воняющего бензином гноя.

Сольвейг думала, сколько студентов их курса знает, что гной бубонтюбера пахнет, как бензин. Наверняка же только полукровки и магглорожденные, да и то, такие полукровки, как Флинт, например, наверняка не знают, потому что в жизни не сталкивались с автомобилями.

Она механически выдавливала гной из блестящих припухлостей на черном склизком стебле бубонтюбера, когда увидела, что Люпин умудрился снять очки и тянет руку в перчатке к лицу.

— Ты дебил? — зашипела она, перехватывая его за запястье.

— Глаз чешется, — пожаловался хаффлпаффец. — Подержишь мою перчатку?

Сольвейг взялась за его перчатку, и Люпин вытащил из нее руку, почесал глаз, выковырял из него выпавшую ресницу.

— Спасибо, Ларсен, — улыбнулся он, глядя на нее невозможно синими глазами, какие Сольвейг видела по утрам в зеркале. Она чуть зубами не заскрипела. Эта постоянная смена внешности, которой Люпин пользовался не для чего-то полезного, а просто ради собственного удовольствия, ее неимоверно раздражала. Наверно, его родители тоже бесятся, что он так делает. Но это не ее дело.

До конца занятия оставалось совсем немного времени, когда Сольвейг, отвлекшаяся на разговор с работающим рядом Флинтом по поводу ближайшей тренировки, услышала вскрик напарника и резко развернулась к нему. Снявший зачем-то защитные очки Люпин держался за лицо. По его щеке стекал зеленый гной.

Лонгботтом, расталкивая учеников, бежал к ним, в другой конец теплицы.

— Убери руку, — приказала Сольвейг, доставай палочку. — Да убери же! — она отдернула его ладонь от лица и направила палочку Люпину на щеку. — Renset! Nøytraliser! — гной исчез с лица Люпина, оставив только некрасивые красные следы химического ожога. — Helbrede, — золотое свечение потекло из палочки, но рана на лице почти не изменилась, разве что ее края немного сузились, оставляя розовый слой новой кожи.

— Спасибо, — прошептал Люпин, когда Лонгботтом схватил его за локоть и потащил в Больничное крыло, преждевременно заканчивая занятия и веля сдать емкости с гноем, который они успели сегодня собрать.

Сольвейг поставила их с Люпином банку, плотно завинтив ее крышкой, и подписала фамилии маггловским маркером.

— Все-таки ты Мать Тереза, — вздохнул Пьюси, складывая их мантии в корзину, откуда домовые эльфы забирают их в прачечную. — Сначала Вуд, теперь Люпин...

— По-твоему, надо было оставить его с разъедающей раной у глаза? К тому же ожоги я раньше почти не лечила.

— Ну, я и говорю, Мать Тереза. Скоро тебя начнет любить вся школа, и репутация слизеринцев будет восстановлена.

— Мир не переживет таких изменений, — пробормотал Флинт, закрывая за ними теплицу.

На ужине Люпин, сверкающий белой повязкой на щеке, подошел к Сольвейг еще раз поблагодарить: боль она своими действиями уменьшила, и мадам Помфри отметила, что своевременно оказанная помощь облегчила ей дальнейшее лечение. Правда, с повязкой, под которую медиведьма нанесла целебное снадобье, придется походить, пожалуй, с неделю. Зелье под бинтами жглось, и щека чесалась. Сольвейг терпеливо выслушала Люпина, пожелала ему быть внимательней на занятиях с опасными растениями, хлопнула по плечу и ушла в подземелья.

А во вторник в раздевалке перед тренировкой столкнулась с грифферской охотницей Робинс, мрачно зыркнувшей на нее и спешно вышедшей во двор, и девчонкой-вейлой.

— Отвали от моего парня, Ларсен, — прошипела белобрысая Уизлетта, толкнув Сольвейг в шкафчики. — А то пожалеешь!

— Я бы не разбрасывалась угрозами понапрасну, — спокойно заметила Сольвейг, хотя стояла в одних трусах и спортивном лифчике. Ситуацию буквально скрашивало, что и вышедшая из душа грифферша была лишь обмотана полотенцем.

— Никто не говорит о напрасных угрозах. Не трогай Тедди!

— Один Всеотец, сколько страсти! Детка, мне никуда не уперся твой Люпин.

— Я тебя предупредила. Тронешь Тедди — получишь некрасивое фамильное проклятье в спину.

— Это вы, грифферы, умеете, — процедила Сольвейг. — Только со спины и нападаете.

Девчонка аж покраснела, по светлой коже поползли некрасивые пятна.

— Так, хорош! — втиснулась между ними Хиггс. — Уизли, одевайся и вали, мы пришли тренироваться, а не фестралов считать!

Вейла полыхнула глазами и унеслась в другой угол одеваться.

Сольвейг быстро влезла в свитер и бриджи, застегнула щитки и помогла застегнуть Лоре.

На поле она вылетела в странных чувствах, и, пока Флинт не рявкнул на нее, думала совсем не о квиддиче.

— Ларсен, твою мать, не хочешь играть — вали из команды! Я не держу!

Она помотала головой, поймала биту, брошенную ей Крэгги, отбила летящий в Монтегю бладжер.

— Я хочу, Флинт. Извини.

До конца тренировки она больше не думала ни о чем постороннем.