Серые кардиналы (джен)

С того памятного совета мы разошлись довольно поздно. Буквально за минуты до отбоя ввалившись в гостиную всей компанией, вместо того, чтобы, как это стало для нас обычным, подняться в спальни, мы направились к камину. Перед ним тесным полукругом стояли четыре кресла, обитых темно-коричневой материей, напоминающей велюр. Пол под ними покрывал то ли ковер то ли шкура, казавшаяся мягкой даже на вид. Мы часто устраивались там раньше. И в тот вечер, не сговариваясь, как на автопилоте, направились туда.

По пути Маклагген попытался прицепиться к Рону. Он встал на пути Уизли, выпятив грудь в своей обычной петушиной манере, и начал рассуждать на тему безголовых идиотов и маменькиных сыночков, которые даже за собственным соплями уследить самостоятельно не в состоянии. Что уж говорить о сестре?

Рон, видимо, будучи все еще слегка эмоционально примороженным, ко всеобщему удивлению ничего не ответил. Он просто уставился на задиру тяжелым немигающим взглядом. Казалось бы, ничего особенного, но это поведение настолько контрастировало с его обычной несдержанностью, что даже нас проняло.

— Моя сестра училась на этом факультете. Она прожила здесь почти год. — с видимой неохотой разлепил губы Рон, роняя слова, как камни: веско, по одному. — Я не заметил, что что-то пошло не так. Но знаешь, что? Того, что она одержима, не заметил никто из вас тоже. Ни ее соседки по комнате, ни Вуд, от которого она со своим квиддичем весь год не отставала... Видимо, запас сознательности факультета был израсходован на меня в прошлом году. Жаль. А ты… — Рон смерил Кормака еще одним тяжелым, пробирающим до костей взглядом. — Сначала попади на мое место. Потом справься с ситуацией лучше меня. Сможешь — тогда и поговорим.

Как только Маклагген начал докапываться до Уизли, в гостиной стихли разговоры. Мающийся бездельем народ с азартом ждал представления. Но явно не такого. Спокойный и злой Рон Уизли забавным не был. Он не размахивал руками, его лицо не приобрело свекольный оттенок, он не орал, давая ломающимся голосом «петуха» в самый неподходящий момент... А уж после его речи поголовно все присутствовавшие в гостиной гриффы опустили глаза и выглядели слегка пристыженно. Похоже, понятие разделенной ответственности впервые пришло им в голову и заставило серьезно задуматься.

Уизли же тем временем как ни в чем не бывало спокойно обогнул деморализованного противника и направился к нашему углу у камина. Остальная компания заторможенно, еще не вполне осознав, что защищать никого не надо, двинулась за ним. Удивление, правда, не помешало парням, проходя мимо Маклаггена, задеть его локтем или плечом — не со злости, а ради «закрепления педагогического эффекта», как потом с важным видом объяснил Финниган.

Уютно угнездившись в кресле с ногами, я, лениво скользя глазами по лицам ребят, рассматривала нашу компанию. Мальчишки расселись на полу, вытянув ноги к огню и привалившись спинами к креслам, которые они по-джентльменски оставили прекрасным дамам. Девочки, освобождая место для спин парней, подтянули ноги, следуя моему примеру. А Лав вообще свернулась в кресле клубком, как кошка, положив голову на подлокотник.

После нашей первой и такой богатой эмоциями встречи, хотелось просто посидеть и погреться. Всем вместе. Не хватало только Луны, но я почему-то была уверена, что она сейчас тоже сидит перед огнем, так же как и мы, наслаждаясь этим потрясающим ощущением единства и пополняя запасы сил. Не знаю, как остальные, но я впервые за долгое время почувствовала себя на своем месте. Эта передышка была очень кстати: учитывая то, что мы запланировали, отдых был явно не лишним.

Нет, достать директора или, на худой конец, его ближайших сторонников, не должно было представлять для нас особой сложности. В конце концов, у нас на руках был шикарный козырь. Также, в более-менее прямом доступе, имелся прожжённый интриган, который мечтал подобный козырь получить и незамедлительно использовать по назначению. Надо было лишь убедиться, что нужные люди в нужный момент услышат предназначенную для их ушей информацию. А уж подобные задачи для нашей компании было делом привычным, если не сказать рутинным.

Уже к концу «заседания» костяк плана был составлен и единодушно одобрен. Парвати и Лаванда пообещали организовать филигранную «утечку» информации. Следуя одним им известным законам распространения сплетен в школе, они с убежденностью заявили, что легко смогут обставить дело так, чтобы информация дошла до Драко через третьи руки и на нем застопорилась. Ведь важно было не только усыпить его бдительность, но и удостовериться, что информация не разойдется слишком широко и слишком рано, ставя под угрозу срыва весь наш план. Нам на руку играло то, что благодаря младшей Уизли первые курсы Слизерина и Гриффиндора не общались друг с другом вне Большого зала или библиотеки. Мы же с Фэй, Гарри и Невиллом начерно прикинули примерную тактику общения с Малфоем-младшим, буде тому приспичит обсудить с Лонгботтомом готовящуюся гадость.

Короче, план был готов, а роли более или менее распределены.

Сложность заключалась в том, что, кроме козыря для обвинения преподавательского состава Хогвартса в халатности, у нас в руках было письмо с откровениями Петтигрю. Пусть средний возраст нашего клуба манипуляторов составлял двенадцать лет, члены нашей подпольной организации идиотами не были. Предложения типа «просто подбросить письмо главреду Пророка, а дальше как сложится» даже не поднимались.

Когда об этом зашла речь, Невилл, вздохнув, решил поделиться своими опасениями:

— Это письмо — опасное пари, — заметив непонимание на паре лиц, он уточнил: — С одной стороны, если все получится, как мы того хотим, мы сможем не только вытащить из тюрьмы крестного Гарри, но и лишний раз поставить под вопрос «хорошесть» Дамблдора и справедливость правительства. Пусть прошлого, важен сам факт. И это как минимум. Но с другой стороны… С другой стороны, единственного неверного шага будет достаточно, чтоб провалиться с оглушающим треском. И если у нас ничего не получится, пострадают не наше самолюбие или счетчик баллов факультета. Мы можем легко лишиться письма, поставить под удар крестного Гарри, раскрыть нас самих и наши махинации или, как минимум, привлечь к себе пристальное и далеко не дружелюбное внимание...

— Ты прав, — уставившись в никуда, отозвалась Лаванда, — конечно, сложно судить по одной заметке в газете, но… У Блэка было все, чтоб выкрутиться: богатство, связи… Он входил в то секретное общество, которое боролось с мистером Зло, и основателем которого был сам Дамблдор. Да одного слова директора хватило бы, чтоб поставить под вопрос любой приговор. Если Блэка посадили, значит это было нужно кому-то очень могущественному. И если у этого могущественного типа получилось посадить единственного наследника древнейшего рода на всю жизнь в Азкабан по более чем невнятным обвинениям, то остановить публикацию письма не составит для него никакого труда. — Пожав плечами, она добавила: — Вероятнее всего, тот же главред Пророка сам отнесет интересное письмо тому могущественному магу. И тот, загадочно посверкивая очками, спрячет опасную бумажку куда подальше, где она и проведет остаток вечности.

Лаванда задумчиво выводила одной ей видимый рисунок на лакированной поверхности столешницы. Фэй, бездумно следившая за руками Лаванды, вдруг шумно вздохнула, будто вернувшись в реальность, и медленно подбирая слова, заговорила:

— Мы можем разработать нашу лучшую, самую хитрую и мудрую стратегию, но... Но на том поле, на котором нам придется сыграть, мы пока и до ранга пешек не доросли. Наши противники, пользуясь одним своим авторитетом, смогут и замять скандал, и ответить так, что от нас самих мало что останется. Нет, я не думаю, что стоит все отложить или что мы не справимся. Наоборот. Просто у нас не будет права на ошибку. И нам надо будет использовать все что могло бы приумножить наши шансы на успех. В идеале, надо сделать так, чтоб о письме Петтигрю все узнали из утренних газет, когда ничего уже сделать было бы нельзя.

Напряженно следившая за рассуждениями подруги, Парвати, похоже, поймала мысль и, чуть не подпрыгивая от возбуждения, подхватила:

— Да, точно! Надо воспользоваться тем шумом, который поднимет старший Малфой, чтобы все сконцентрировались на том, что происходит в школе. И вот, пока все будут заняты директором и разбором того, кто прав, а кто виноват, можно будет подбросить… — Парвати пощелкала пальцами, будто подгоняя мыслительный процесс. — Даже не само письмо, а информацию о письме! И сразу в несколько разных мест. Но так, чтоб ко всем одновременно. И если запустить обе части плана, с промежутком меньше чем в день... А что? — в ответ на скептическое хмыканье Дина, вскинулась она, — Чтоб запустить план «Возмездие» нам достаточно получаса — найти одного человека и пошептаться так, чтоб она нас услышала. И все! Мы уже в курсе, что задача Драко в школе — найти любую информацию, которая позволит дескри... дискре… Тьфу, максимально навредить репутации директора, — подруга наконец подобрала знакомую и подходящую формулировку. — Мы понимаем, что удар по МакГи ослабит директора. А Малфой не глупее! Нужно будет только дать ему зацепку и потом издалека приглядывать, чтоб не накопал чего лишнего. И он быстренько поставит на уши отца, а отец, с его-то опытом, возможностями и связями разыграет информацию наилучшим для него и для нас образом. И когда он отвлечет все внимание на себя...

— То есть, пока Малфой отвлекает Дамблдора и общественность школьной возней, мы перевернем с ног на голову весть остальной волшебный мир еще более громкой и убийственной новостью? — хмыкнув, спросил Невилл.

— Именно!

— Но тогда обвинение Дамблдора и Ко сойдет на тормозах, — возмутился Финниган.

Не все поняли что именно он имел в виду, но суть уловили и теперь притихли, прикидывая варианты.

— Не страшно, — подала голос я, — Дамблдор, что бы мы о нем не думали, является противовесом аристократии и мистеру Зло. Наша задача не в том, чтоб облегчить жизнь Малфою и остальным представителям магической аристократии в деле получения еще большей власти. Нам, по сути, надо ткнуть администрацию школы носом в их прокол и, в идеале, сменить директора. То, что случилось с твоей сестрой, Рон, не должно повториться. Что бы ни вышло из плана возмездия и как бы ни было это освещено в газете, все в школе будут знать, кто виноват и, наконец-то оставят тебя с братьями в покое. Мне кажется, что этого будет более, чем достаточно.

Народ призадумался. Им очень хотелось воздать директору по заслугам, но... Несмотря на юный возраст, ребята умели выбирать приоритеты. Они спокойно взвесили все "за" и "против", немного поспорили о том, как можно было бы повлиять на ситуацию и, поняв, что погнавшись за двумя зайцами рискуют не поймать ни одного, успокоились, решив что "титаны" разберутся между собой сами. И пока они заняты друг другом, мы в это время...

Я слушала ребят. Мозг привычно и отвлеченно просчитывал вероятные последствия того или иного плана действий. А на задворках сознания маячила мысль, что я создала монстров. И оставалось лишь радоваться, что эти «детишечки» безоговорочно включили меня в список своих друзей…

По итогам блиц-брейн-сторминга было решено, что оба плана должны были быть приведены в исполнение до каникул. Взрослым надо было оставить как минимум неделю на то чтобы переварить новость, уладить детали и организоваться.

Оставалась малость: придумать как, кому, когда и в каком виде подбросить письмо или информацию о нем. Всего-то!

В итоге, неделя пролетела со скоростью бладжера. Оглядываясь назад, я до сих пор не понимаю, как мы ухитрились столько успеть за шесть с половиной дней. Было ли это результатом азарта, злости, жажды справедливости — кто знает.

Несмотря на то, что та часть плана, в которую были замешаны Малфои, былa самой простой, именно она чуть не полетела коту под хвост из-за невовремя проснувшейся дотошности Драко. Непонятно с чего вдруг, но парень начал искать дополнительные сведения, вместо прямого и сиюминутного отчета отцу. Самое паршивое, что он закрылся и не попытался поговорить с Невом. В итоге ситуация чуть не вышла из-под контроля, а нам пришлось импровизировать, меняя планы буквально на ходу. Сказать по правде, мы сыграли на грани фола.

Но мы справились, сделали все от нас зависящее и дождались роковой пятницы, когда все должно было, наконец, решиться.

* * *

В пятницу, в двенадцать двадцать шесть по Гринвичу мир замер. На Большой Зал опустилась оглушающая тишина. Как будто не сидели за столами все ученики школы, только что создававшие невообразимый шум звоном столовых приборов о тарелки, смехом и разговорами. Как будто не вошел только что, чеканя шаг, в Большой зал Попечительский совет в полном составе в сопровождении нескольких магов в форменных мантиях авроров. Будто Малфой-старший не зачитал с победным видом, слегка растягивая слова, ноту обвинения декану Гриффиндора в преступной халатности, позволившей ей, мастеру, неоднократно изымать проклятый артефакт и возвращать его тем же вечером одержимой. Будто не подскочили единым фронтом все первоклашки-гриффиндорцы, чтоб, перекрикивая друг друга, защитить своего декана. Ну как защитить — потребовать в таком случае справедливости и для декана Слизерина, который тоже изымал дневник. Как будто Люциус Малфой, молниеносно оценивший как обыграть новый поворот событий, не поставил директора перед сложным выбором: отказаться от ответственности за произошедшее в школе и дать аврорам увести профессоров МакГоннагал и Снейпа или, "в кои-то веки", читалось за кадром, поступить, как это полагается истинному главе школы и принять всю полноту ответственности на себя.

Alea iacta est*. Маятник событий окончательно раскачался, все актеры сыграли свои роли и теперь нам оставалось лишь ждать оглашения выбора жертвы: заменить собой двоих своих протеже или, как всегда, умыть руки.

— Люциус, я думаю, что твой вопрос лишен смысла. Я — директор Хогвартса. И именно я несу ответственность за происходящее в ней, — после некоторой паузы, по сути, повторив слова аристократа, покровительственно улыбнувшись и сверкнув очками, наконец ответил Дамблдор.

Наше общество заговорщиков боялось пошевелиться. Закрученные нами события приводили к тем результатам, которых мы хотели добиться, но о которых, на самом деле, боялись даже мечтать.

— В таком случае, будьте так любезны проследовать за нами и назвать нам того, кого вы видите вашим преемником, — начал деловито распоряжаться лорд Малфой, почувствовавший себя увереннее.

— А вот здесь, Люциус, у нас, боюсь, проблема. Потому что я вижу своим преемником Минерву, — беззаботно кивнул Дамблдор на серую от волнения МакГоннагал, — а ты, рискну предположить, надеялся увидеть на моем месте Северуса. В свете того, что мы услышали — выбор становится все менее очевидным.

— Профессор Флитвик... — вопросительно позвала довольно молодая дама, причесанная по моде шестидесятых.

— И даже не смотрите на меня, мисс МакФергюсон, — замахал рукой декан Равенкло на, судя по всему, свою бывшую ученицу. — Лучше Помону попытайтесь уговорить. Она по складу характера и опыту просто идеально подойдет для этой вакансии!

Декан барсуков в тот самый момент как раз хлебнула из кубка… Пока несчастная женщина откашливалась, пока лихорадочно пыталась подобрать слова, дело уже было решено и большинством голосов Совета Помона Спраут была назначена директором Хогвартса. А Дамблдор, нарочито расслабленно улыбаясь, в теплой компании попечителей и авроров покинул зал и свой "шикарный" золоченый насест.

Лишь спустя минут десять после отбытия нежданных гостей, ребята мало-по-малу начали переговариваться и обсуждать произошедшее. Бывший декан Хаффлпаффа тоже отходила от стресса и начала шепотом что-то выговаривать Флитвику. Тот усердно делал вид что сопереживает, при этом хитро посмеиваясь в усы.

Когда Помона встала из-за стола, закончив с трапезой и собираясь заняться своими делами, ученики ее родного факультета слаженно поднялись и поприветствовали нового директора не слишком уверенными, но от того не менее дружными, аплодисментами. К ним, как ни странно, довольно быстро присоединились все остальные факультеты. Щеки женщины залил легкий румянец, а сама она чуть смущенно улыбнулась.

— Ну будет вам, хватит, — махнув на нас рукой, проговорила она, — доедайте скорее — и за работу!

Еле дотерпев до конца уроков, мы всей нашей компанией ввалились в Выручай-комнату, превратившуюся в малую гостиную мэнора Лонгботтомов. Мы стояли, глядя друг на друга шальными глазами и все еще не верили, что мы это сделали. Мы! Именно МЫ выжили из школы Дамблдора! Успех пьянил и пугал одновременно.

Первой не выдержала эмоциональная Лаванда. Она, тонко завизжав, подпрыгнула и обняла стоявших рядом с ней Невилла и Рона. Ее заразительное веселье разошлось цепной реакцией, и вскоре уже все обнимались, прыгали, орали, поздравляли друг друга...

— Надо бы отметить, — Рон толкнул локтем в бок Гарри.

— Сейчас, — отозвался Поттер и, набрав воздуха в легкие, гаркнул: — Добби!

Лопоухое существо появилось незамедлительно с легким хлопком.

— Гарри Поттер, сэр, звал Добби? — сложив лапки на животе, заискивающе спросил домовик.

— Да, Добби, звал! Ты не мог бы принести нам сидра?

— Ребята... — протянула я. — Сидр это, конечно, замечательно, но любой алкогольный напиток унюхают на раз. Зачем так глупо подставляться? Хотя, конечно, решайте сами… Только на меня тогда стакан не неси, Добби, у меня сегодня еще занятие со Снейпом. Я не самоубийца.

— Тогда может быть горячего шоколада? Он у тебя отменный получается, — тут же предложил Гарри.

— Добби мигом, сэр, — обрадовался домовик, когда все согласились, и исчез с хлопком.

Да, мы приручили домовика Малфоев. Но обо всем по порядку.

За четыре дня до описываемых событий, в понедельник, Рону пришлось практически пропустить обед. МакГоннагал задержала его после своего урока и, в итоге, парень, не желая опаздывать на Зелья, похватал кусков в Большом Зале, но, естественно, не наелся. Дело шло к вечеру, но до ужина оставалось еще часа два. Мы собрались в Выручай-Комнате и только успели рассесться, как его растущий организм, недополучивший свой ежедневный тазик калорий, начал выдавать громкие и выразительные рулады. С периодичностью минуты в три.

Тогда-то речь и зашла о домовике, которого было бы здорово попросить принести нам чего-нибудь перекусить. Проблема была в том, что если у большинства ребят домовики и были, то принадлежали они их родителям и должны были им отчитываться буквально за каждое свое действие. Поэтому непредвиденный детский ужин на десять персон при таком раскладе точно не рисковал остаться незамеченным. У Невилла, правда, был его личный домовик и достаточно плотно набитая холодная комната, где хранились запасы продовольствия, что позволило бы организовать перекус и не быть пойманными за руку. Вот только бабушка намертво вбила ребенку в голову, что в школу эльфов вызывают только "совершенно несостоятельные джентльмены, неспособные самостоятельно подняться с кровати". Так что он своего звать отказывался еще яростнее, чем все остальные.

Именно тогда Гарри очень удачно вспомнил о другом эльфе, который по собственному почину еще летом предложил ему свою помощь — надо было только позвать. Завязался разговор о том откуда домовик, можно ли его звать и можно ли ему доверять. Я решила, что насчет доверия — тут что-то проверить вот так, с ходу, было сложно, зато узнать, кому домовик принадлежал — без проблем.

Фокус был в том, чтобы позвать эльфа и попросить его накрыть стол для Гарри и парочки его друзей, но уточнить, что ни продукты, ни посуду нельзя брать из кухни Хогвартса. Почему — дело десятое. Гарри Поттеру, сэру, в конце концов, могла просто не нравиться кухня.

Не совсем понимая, чем нам это поможет, ребята тем не менее согласились. Все, кроме Поттера, вышли из комнаты, чтобы не попадаться непонятному домовику на глаза, а спустя минут пять торжествующий парень позвал нас обратно. В центре стола стоял поднос, на котором в блюдцах, тарелках, креманках и плошках живописными горками вздымались всевозможные легкие закуски — понемногу на любой вкус. Нам оставалось лишь внимательно осмотреть посуду, быстро освобождаемую Роном, Дином и Симусом. Как я и предполагала, на одном из блюд в элегантном растительном орнаменте притаился герб дома. Красноречивое "М" на щите в окружении драконов не узнать было невозможно.

Как использовать это знание, мы определиться сходу не смогли. Домовик, привязанный к магическому источнику дома, по словам ребят, которые в этих вопросах более или менее разбирались, со всеми потрохами должен был принадлежать своим хозяевам. Поэтому просить о чем бы то ни было домовика Малфоев, кроме того перекуса, не хотелось...

Но, плотно перекусив и поняв, что у нас все, в принципе, готово для приведения в действие плана «возмездие», мы вернулись у обсуждению того, как можно было бы обыграть письмо Петтигрю так, чтобы и шума поднять до небес и чтобы самим в стороне остаться.

Проработав и разложив по полочкам возможные варианты развития событий и учитывая, что времени у нас было в обрез, мы поняли, что без помощи домовика миссия была просто невыполнима. Вопрос о том, можно ли подключить к делу Добби, возвращался с завидным постоянством. Когда обсуждение пошло по третьему кругу, Луна влезла, заявив, что нам стоит попытаться. А, поскольку у нас нет нарглов, нам обязательно повезет... Нельзя сказать, что это стало решающим аргументом, но, поскольку остальные варианты были еще хуже, мы решили рискнуть.

Для этого, в среду, Гарри вызвал Добби на опушку Запретного леса. Люц предупредительно замер на ветке над головой Поттера : учитывая то, как замечательно ворон успокоил домовика в прошлый раз, начинать тяжелый разговор без поддержки крылатого транквилизатора казалось безумством.

Остальные конспираторы расселись метрах в пятистах на теплом клетчатом пледе на берегу озера, изображая пикник, благо, погода просто заглядение. Мы с Луной сделали вид, будто решили прикорнуть на солнышке, а сами сконцентрировались на Гарри, надеясь суметь помочь ему в разговоре. Безусловно, мы все проговорили заранее, стратегия была составлена довольно четко и обещала процентов восемьдесят успеха. Но сработает ли теория вероятности и стройные расчеты, когда речь идет о ненормальном домовике? Короче, мы решили подстраховаться.

Тон был выбран правильно. Гарри сетовал на то, что ему очень, ну просто позарез, нужна помощь такого замечательного друга, как Добби... Вот только сможет ли Добби помочь? Сможет ли пообещать, что о сверхсекретных заданиях никто и никогда не узнает?

Эльфа распирало от желания доказать, что он сможет все и даже немного больше. Но Гарри Поттер, сэр, все сомневался. Тогда Добби, желая доказать, что ему горы по колено и море по плечу, привел убийственный аргумент.

Одиннадцать лет назад его, оказалось, подарили новым хозяевам. Правда, подарок пришелся не совсем ко времени. Новые хозяева были очень заняты и забыли привязать Добби к дому. Другой домовик бы счел, что от него отказались и тихонько помер бы в уголке. А как иначе без привязки? Но гордый домовик Добби когда-то принадлежал благороднейшему роду Блэков! А там с этим строго. Кому отдали — тот и хозяин. Не привязали к источнику? Значит не заслужил. Работай больше, может быть дослужишься. И он, Добби, до сих пор работает, старается… И даже без привязки выживать научился. Так что он может значительно больше, чем любой другой домовик!

Луна, прошерстившая пару книг по волшебному домоводству в преддверие разговора, подсказала, что новым "эльфовладельцам" всегда советуют привязывать домовиков к источнику или к себе. Причем, желательно в первые же дни после покупки. Без этого магическое существо обычно выживало не дольше пары месяцев. С другой стороны, отсутствие привязки давало домовику определенную свободу воли. Хотя, чаще всего, именно это толкало бедняг в пучину безумия, как правило, радикально сокращая их продолжительность жизни.

Перед нами был уникум. Домовик, принадлежащий магической семье, и в то же время, способный проявлять инициативу и действовать без ведома хозяев.

Я ретранслировала умозаключения Луны Поттеру и, от себя добавила, что Гарри вообще-то тоже немного Блэк. Если учитывать крестного. Парень внял подсказкам и выдал:

"Понимаешь, нельзя чтобы кто бы то ни было узнал о том, что ты для нас делаешь. Никто, никогда и ни при каких обстоятельствах," — настоял Поттер, — "Если ты не сможешь мне этого пообещать, лучше уж я как-нибудь сам. Я ведь тоже немного Блэк".

Домовик, видимо под действием момента, запальчиво повторил обещание вслух именно в том виде, в котором требовал Поттер и сам же скрепил свой обет магией. Луна, пораженная до глубины души, подтвердила, что домовик принес вполне себе действенное и настоящее Магическое Обещание. Более легкий, но вполне действенный аналог Непреложного Обета. Гарри сердечно поблагодарил счастливого Добби и сказал, что позовет его, когда придет время. А сам отправился к нам, транслируя Луне и мне кривоватую картинку флакона зелья от головной боли.

Общее веселье подпортила Лаванда, потребовавшая, строго сведя брови, чтобы до исхода лета мы придумали, как помочь домовику окончательно уйти от своих забывчивых хозяев. А то, не дай Моргана, беднягой заинтересуются и заставят нарушить обет!

Мы не были против, в конце концов, никому не хотелось становиться причиной крайне неприятной смерти полуразумного существа.

В четверг мы уже все вместе вызвали Добби и попросили его зачаровать для нас Прытко-Пишущее перо и принести шесть конвертов.

До часа Ч оставалось чуть больше двадцати четырех часов, а успеть еще нужно было многое. Операция «Пророк» должна была быть запущена в ночь с пятницы на субботу. План был и прост и сложен одновременно. Мы хотели заставить всех поверить, что письменные откровения Петтигрю были написаны одиннадцать лет назад, до его героической смерти. Гарри подал чудесную идею о том, куда можно было спрятать письмо Петтигрю. Фэй предложила список тех, кого надо было направить на его поиски.

А Лаванда, в свойственной ей манере, придумала историю, давшую название нашему коварному плану. Суть была в том, что, якобы, некий пророк, пожелавший, безусловно, остаться неизвестным, узрел в прошлом страшную трагедию и несправедливость. Поняв, что он увидел, он решил приложить максимум усилий, чтобы исправить настоящее.

Добби был буквально подарком небес для исполнения плана. Именно на него возлагалась миссия курьера. Он должен был залезть в дом родственников Гарри. Там, на чердаке, в правом дальнем углу, под стропилами, в нише между третьей и четвертой балкой, если считать от стены, была небольшая жестяная коробка из-под конфет Quality Street. Гарри обнаружил ее прошлым летом, когда искал доказательства того, что его родственники заколдованы. Будучи мальчиком дотошным, он открыл коробку, чтоб проверить содержимое. А открыв — глазам не поверил. Там было несколько конвертов с письмами его мамы, которые парень перечитывал раз за разом; вскрытый конверт из министерства магии, извещавший единственного живого родственника Лили о ее смерти и несколько запечатанных конвертов, без адреса ни подписи, которые Поттер поостерегся трогать. К ним-то мы и собирались подкинуть запечатанный конверт с письмом Питера Петтигрю.

Понимая, что все должно было выглядеть достоверно, мы решили искусственно состарить бумагу. Магию могли распознать, да и подходящих случаю заклинаний мы не знали. Но к чему магия тем, у кого есть мозг? Термическая обработка и под пресс на полтора дня для письма и совсем немного крепкой заварки, которую мы нанесли ваткой на конверт и высушили у камина. И вуаля — красиво пожелтевшая бумага с выцветшими чернилами готова!

Буквально всю ночь с четверга на пятницу, мы всей компанией корпели над письмами. Луне пожертвовала свою тетрадку Парвати и примерно с полвосьмого вечера и до часов четырех утра, мы ломали головы, пытаясь придумать и сформулировать то, что заставит подпрыгнуть инертное общество магов. То, что писала я, не устраивало народ сухостью изложения, Лаванда перебарщивала с эмоциями, послание Дина звучало, скорее, как оскорбление, как и послание Симуса... Пришлось изрядно помучиться, чтобы, не видя друг друга, только имея возможность переписываться, договориться относительно каждого слова и каждой запятой.

Чтобы не давать дотошным писакам и аврорам зацепку в виде наших почерков, мы использовали зачарованное Добби перо. Жертва магии домовика писала не очень красиво, не вполне ровно, но довольно чисто и без ошибок, что в полной мере отвечало нашим целям.

Мы сидели, допивая горячий шоколад, и смотрели на стопку из пяти запечатанных конвертов в центре стола и, отдельно, желтоватый конверт с письмом Петтигрю. Через пару минут должен был вернуться Добби, чтоб забрать посуду и почту, которую после одиннадцати вечера, он должен был подбросить в вечернюю почту главам Аврората, Пророка и Министерства, а также, конверты без указания адресатов, как дополнительную осторожность, мы решили отправить в Визенгамот и Международный Совет Магов. Если уж устраивать безобразие, то с размахом.

Когда Добби вместе с почтой исчез с легким хлопком, мы тревожно переглянулись, будто спрашивая друг друга, а не перегнули ли мы палку... Но, давать задний ход было поздно. Оставалось только ждать.

А мне так и вообще стоило поторопиться, чтоб не опоздать на занятие со Снейпом. Распрощавшись с ребятами, я побежала в подземелья, в душе надеясь, что зельевар, находясь под впечатлением от сегодняшних событий, отменит урок.

На подходе к классу дорогу мне перегородил Драко. Точнее, сначала я услышала ленивые хлопки в ладоши, потом из ниши появился сам Малфой, продолжающий медленно аплодировать.

— Позвольте мне выразить мое глубочайшее восхищение, мисс Грейнджер, — с легкой улыбкой произнес Драко. — Чем дольше мы за вами наблюдаем, там меньше понимаем, как вы попали на Гриффиндор.

— Я не вполне понимаю о чем вы, мистер Малфой, — растянув губы в оскале, который я искренне надеялась замаскировать под улыбку, открестилась я, — Если мое распределение кажется вам неоправданным, полагаю, вам стоит обсудить это с бывшим директором и с Сортировочной Шляпой.

Малфой покивал, но было видно, что мой ответ он просто пропустил мимо ушей.

— В данной ситуации мне интересно только одно: что вы запланировали с резко поумневшим Лонгботтомом?

— Я, правда, не понимаю о чем вы, мистер Малфой. Вас интересуют наши планы на каникулы?

Малфой-младший пристально посмотрел мне в глаза. Улыбка, и так не затрагивающая глаз, окончательно сползла с его лица. Серьезно, на грани угрозы, Драко сказал:

— Видите ли, мисс Грейнджер, не так давно ко мне попала интересная информация. Она выглядела настолько хорошо и правдоподобно, что поверить в удачу было практически невозможно. Я попытался ее проверить, но, когда начал копать, стало понятно, что у информации есть срок годности. По сути, мне следовало либо использовать ее немедленно, либо… — Малфой выдержал многозначительную паузу, продолжая сверлить меня своими светлыми, чуть водянистыми глазами. — Я был вынужден начать действовать, не проверив всех данных, предоставив отцу неполные и непроверенные данные. Основная цель, конечно, достигнута, и это, пожалуй, единственная причина, по которой мы не планируем ответных действий... пока.

— Прошу прощения, мистер Малфой… — изобразив растерянность, участливо сказала я. — Но причем здесь мы с мистером Лонгботтомом?

Драко скривился, как от зубной боли, и, помедлив, ответил:

— В этой школе уже второй год за каждым безобразием виднеется ваша с Лонгботтомом тень. У меня нет доказательств, но… Я уверен, что и здесь без вас не обошлось. Поэтому, мисс Грейнджер, я обращаюсь к вам, как к более сознательной личности и искренне рассчитываю на ваш здравый смысл. Просто примите во внимание, что наше терпение не бесконечно. И если моя семья вновь будет использована в ваших планах, я должен быть уверен, что эти планы мне известны. И известны в полной мере, а не как сегодня, когда в самый последний момент открываются дополнительные детали, в корне меняющие ситуацию. — Драко веско помолчал, будто давая мне возможность переварить и как следует записать себе сказанное им на подкорку. — Надеюсь, я доступно выразил нашу позицию?

— Более чем. Очень неприятно, когда приходится менять планы в последний момент, подстраиваясь под непредвиденную ситуацию. И мне очень жаль, что это случилось с вами. — покладисто отозвалась я и добавила: — И если мне понадобятся ваше участие и содействие, я постараюсь поставить вас в известность в максимально полной мере. Но в данном случае, я, правда, не понимаю, о чем вы.

— Я рад, что был услышан, — кривовато улыбнувшись, не слишком довольный моей формулировкой, ответил Драко и, элегантно, склонившись, пропустил меня к классу зельеварения.

Снейп был крайне задумчив и за все занятие вряд ли проронил больше пары фраз. Только в самом конце урока, уже отпуская меня, он пробормотал то ли хваля мои старания, то ли еще что-то:

— Неплохо, мисс Грейнджер, совсем неплохо.

* * *

Сказать, что в субботу поднялась шумиха, было бы ничего не сказать. Утром никто из подписчиков газет не получил, взмыленные совы доставили их лишь к обеду. Одного взгляда на первую страницу было достаточно, чтобы понять, что заставило редакторов принять беспрецедентное решение задержать выпуск. Никто в здравом уме не мог себе позволить пропустить такую новость!

На первой странице "Пророка", занимая почти все пространство между крикливым титром "Судебная ошибка стоимостью в 7 лет. Конец судебного произвола" и парой сносок внизу листа, была напечатана фотография Сириуса Блэка. Измученный и исхудавший мужчина, выглядевший лет на шестьдесят, лежал на носилках и беспомощно вертел головой, болезненно щурясь на вспышки колдографов. Вокруг него суетились целители. Руку вчерашнего предателя уверенно сжимал министр, нахмурившись что-то втолковывая Блэку и изредка оборачиваясь к журналистам. Не надо было быть провидцем, чтобы догадаться, что ушлый политик активно открещивался от ответственности его предшественников и клял скорый на расправу военный суд.

"Мы разберемся в ситуации и накажем виновных. Но сейчас самое важное — доставить мистера Блэка в Мунго и позаботиться о его здоровье. " — цитировал "Пророк" слова министра в специальной сноске.

Нет, Сириуса, безусловно, не простили оптом за все. Он все же был виновен в том, что в запале битвы не смотрел, куда палил взрывающими заклятиями. В конце концов, в устроенном им взрыве, пусть он того и не хотел, погибло двенадцать человек. К тому же, трое из них были детьми. Ну и бонусом, шел тот факт, что он, бесспорно, нарушил статут, колдуя перед магглами.

Тем не менее, "справедливые" магические законы предполагали менее жесткое наказание за убийство не-волшебников. Свой титр газетчики написали не просто так. Основываясь на оценке одного авторитетного адвоката, учитывая отсутствие судимостей, состояние аффекта и другие смягчающие обстоятельства, Сириус должен был покинуть тюрьму, максимум, в восемьдесят четвертом. Три года за двенадцать жизней… Да даже и среди волшебников, убийство представителя или наследника старого рода наказывалось куда жестче убийства магглокровки. Простецы же, получалось, в прейскуранте уголовного кодекса стояли лишь чуть выше крупного рогатого скота.

Такие милые традиции, похоже, не особенно афишировались. Многие магглорожденные, даже со старших курсов, читая статью, впервые осознавали, как "высоко" в магическом мире ценятся их жизнь и жизнь их родителей. И это, мягко говоря, особого счастья ни у кого не вызывало.

Напечатанная на первом же развороте статья разбирала буквально по минутам погоню Сириуса за Петтигрю, их битву и последовавшие за ними арест и суд. Точнее, его практически полное отсутствие. О том, что именно слова Дамблдора, подтвердившего суду, что он слышал, будто Поттеры намеревались назначить Блэка хранителем Фиделиуса, послужили основным аргументом обвинения, склонившим весы правосудия к отметке "виновен", упоминалось лишь вскользь. Даже, я бы сказала, иносказательно. Сказать по правде, если бы я целенаправленно не искала, вряд ли бы нашла. Великого Светлого побоялись трогать.

Я понимала, что это временно. Пока Дамблдор все еще крепко стоял на ногах, а его репутация борца со злом надежно защищала его от стервятников пера, директор был бережно вынесен за скобку и его имя не привязали к событиям. Развенчивание идолов типа Дамблдора должно было быть процессом сложным и долгим. Да и развенчивая одного идола, надо было иметь в запасе другого, которого можно было бы поставить на освободившееся место. Пока таковых на горизонте не значилось, беспокоиться за интригана было глупо. Он вполне мог постоять за себя. Поэтому я была вполне довольна результатом и чаяла себя надеждой, что освобожденное от директорских обязанностей время он направит на то, чтобы предотвратить возвращение мистера Зло.

Вторым разворотом шла колдография Вернона Дурсля. Он был запечатлен перед входом в дом, который, растопырив руки, пытался защитить от рвущихся внутрь авроров. Колдография не передавала звуков и была, ко всему, черно-белой, но было вполне понятно, что Вернон был в ярости, орал, брызгая слюной и, судя по пятнам на лице и шее, был недалек от сердечного приступа. Наконец, кому-то из авроров надоело представление, и старшего Дурсля приласкали Ступефаем. В этот момент картинка сменилась и закольцованное изображение пошло по кругу. Дурсль вновь был на ногах, безуспешно и безнадежно пытаясь защитить тех, кто был ему дорог, от напирающих магов в форменных мантиях.

Статья пестрела цитатами из речи несдержанного маггла, делавших очевидным, что доверить ребенка таким людям мог только законченный садист. О том, кто был этим садистом, в статье, опять же, не говорилось.

На третьем развороте, где обычно была представлена «светская хроника», автор пустился в рассуждения о том, что будет делать дальше герой магического мира, юный Поттер. Очевидно, что к родственникам по материнской линии он вернуться не мог: мало того, что неизвестный предсказатель сделал их адрес общедоступным и известным слишком широкой общественности. Мало того, что никто, будучи в своем уме, не отправил бы ребенка к таким людям... Так еще и автор, перерыв за ночь все архивы, так и не нашел завещания Поттеров! И посему было непонятно, к кому должна была перейти опека над Гарри.

Безусловно, следуя обычной практике в отношении сирот, по умолчанию эти обязательства брала на себя школа. Но речь шла о наследнике древнего рода. Даже не особенно копаясь в родословной, в тесном мирке магической Британии легко можно было найти десяток более или менее дальних родственников-магов, которым можно было смело доверить опеку, раз уж родители не озаботились завещанием. Среди сонма имен самых очевидных вариантов были приведены фамилии Невилла и Драко.

В конце же, скупой цитатой, в виде вывода, министр обещал разобраться и с этим вопросом.

Пролистав газету от начала до конца раза три, мы, наконец обнаружили микроскопическую заметку, поздравляющую Помону Спраут с назначением на пост директора. Ни почему это произошло, ни что по этому поводу думал бывший директор, в статье сказано не было.

Долгие тренировки и медитации позволяли нашей компании изображать подобающие ситуации замешательство и волнение.

Как по звонку, согласно нашим расчетам, в Большой зал ворвалась леди Лонгботтом. Любимый внук буквально на днях рассказал ей, что Гарри, оказывается, был крестным сыном Алисы, невестки Августы. А это, вкупе с несколько удаленным и дремучим родством с семейством Поттеров, давало ей возможность взять мальчика под крыло.

Видимо, за два Рождества старая леди и правда прониклась к парню нежными чувствами, но ничего не предпринимала, пока думала, что ребенком занимается Дамблдор собственной персоной. Выпуск "Пророка", а, учитывая оперативность реакции, скорее, сова от главреда, развязали ей руки и она поспешила в министерство. Тот факт, что на мальчика могли заявить права социально неудобоваримые элементы вроде отсидевшего в Азкабане, да и изначально не слишком уравновешенного крестного или Малфоя, которого все считали бывшим упивающимся, убедили ее в том, что стоило поторопиться. В итоге, она сориентировалась раньше других. Респектабельная, уважаемая леди, с кристально-чистой репутацией, обладавшая, кроме всего прочего, убийственными аргументами в виде родства, положения крестной бабушки и даже заочного согласия самого Гарри, высказанного во время последнего Рождества... Естественно, министр, благодарно выдохнув, дал добро, подписал бумаги и пожелал новоиспеченной опекунше Поттера удачи и терпения.

* * *

Я сидела на нашем с Люцем бревне рядом с лесом и подставляла лицо яркому, по-летнему жаркому солнцу. На душе было спокойно. Рядом со мной, нахохлившись, сидел ворон.

— Ты его так голодом заморишь! — выводя меня из состояния своеобразного транса, заявила Луна, неслышно подошедшая ко мне, и усевшаяся рядом со мной плечом к плечу. — Ни одного мозгошмыга за последний месяц. Такого даже со мной не бывало.

Я безразлично пожала плечами. Что бы ни имела в виду подруга, я вряд ли могла что-то исправить. Да мне этого и не особенно хотелось, если быть совсем уж честной. За последний месяц благодаря моему состоянию я смогла принять несколько важных решений без оглядки на возможное чувство вины и без сомнений, которые могли притормозить наши действия. Чистота разума и отсутствие сомнений позволили нам добиться потрясающих результатов.

Если бы не мое странное состояние, Гарри не собирал бы сейчас свой сундук, шутливо пререкаясь с Невиллом, которого уже неделю он называл не иначе, как кузеном. Рон все так же нянчился бы с крысой, которая в любой неподходящий момент могла обратиться в не слишком надежного мужчину. Помона, сбиваясь с ног, не хлопотала бы по школе, доставая Совет Попечителей очередными просьбами и требованиями и не работала бы над организацией летней подготовительной школы для магглорожденных, готовящихся поступать в Хог в следующем году. Сириуса не поместили бы в Мунго на интенсивное лечение. А я ни за что не провернула бы ту совершенно дикую аферу...

Это было в тот день, когда Дамблдор триумфально покинул Хогвартс и свой пост.

Когда я вернулась от Снейпа, ребята кучковались в углу гостиной факультета, притворяясь, будто готовятся к экзаменам. На самом деле, рвением к учебе там, естественно, даже не пахло. Народ строил совершенно безумные планы, искал, как бы еще применить свои конспираторские таланты, и усиленно думал, что бы еще сотворить по-эпичнее. В какой-то момент, безусловно, разговор вернулся к мистеру Зло. Ребята решили, что дневник и то, что двигало Квиреллом, было одним и тем же: непонятно как зацепившимися за жизнь ошметками от того, чье имя никто почему-то не хочет называть.

Mеня как переклинило. В голове со скрипом начал складывался новый паззл. В нем еще было довольно много пробелов, да и то, что складывалось было похоже на бред сумасшедшего, но… Если были те неполные воспоминания, которые я спокойно оставляла на потом, в ожидании, когда рисунок станет более законченным, я чувствовала, что этот на потом оставлять было нельзя. Картинка называлась странно — Хоркрукс. Я понимала, что это тот самый якорь, который не позволяет мистеру Зло окончательно убиться. Я также поняла, что этих якорей было много. Больше пяти. Что, вероятнее всего, шрам в виде молнии на лбу моего друга имеет к этим якорям отношение и...

На самом деле уже этого было более чем достаточно, чтобы вывести меня из состояния полусонного спокойствия. Поэтому, отчитавшись о встрече и разговоре с Малфоем, я, пожаловавшись на головную боль и усталость, пожелала всем приятных снов и поднялась в комнату. Там, спрятавшись за пологом кровати, я достала тетрадку в переплете из светло-коричневой кожи, вокруг которой змеей обвился расписанный рунами шнурок.

"Здравствуй, Том."

"Ну привет."

"Скажи, Том, ведь твое альтер-эго... Oн пытался дискредитировать, уничтожить Дамблдора? Нет?"

"Да."

"Как далеко он смог зайти?"

"Тебе это прекрасно известно. Достаточно взять книгу по истории."

"Которую уже всяко несколько раз переписали. Но не в этом суть. Я хочу услышать это от тебя."

"Ему удалось уничтожить репутацию старика перед древнейшими родами. И, если бы не..."

"Понятно." — перебила его я, — "У него ничего не получилось."

Том промолчал. Я вполне могла себе представить как в подпространстве беснуется парень, коря неизвестную меня, по другую сторону тетради, всеми приличными и неприличными ругательствами, которые он успел узнать за свою жизнь. А учитывая его детство, таковых в его запасе должно было быть немеряно.

"Сегодня директор был выставлен из школы, сопровождаемый аврорами и Попечительским советом. Вот это я называю — чего-то добиться. А дирижировать рабами, распевающими многоголосием песню, которой сам же хозяин их и научил..."

"Как?"

"Не обязательно сворачивать горы, Том. Иногда достаточно всего лишь пнуть один маленький камушек, чтоб запустить лавину. И сложность не в том, чтобы ее запустить, а в том, чтобы убедиться, что тебя самого не заденет."

"Ты хочешь свалить Великого Светлого? Ты на стороне..."

"В принципе, нет. На оба вопроса. Понимаешь, Том, я не планирую никого, как ты выразился, «сваливать». Еще меньше мне хочется записываться на чью-то сторону, чтоб ходить строевым шагом под чужими знаменами. Просто... Мне не нравится волшебный мир. Но, поскольку мне приходится в нем жить, мы оба будем должны измениться. Возможно, в большей степени я. Но я точно знаю, что у меня есть некоторый предел гибкости... Скажем так, я могу меняться до тех пор, пока изменения не станут изменой себе. Поэтому, в меру своих скромных сил, я меняю то, с чем я точно не смогу смириться."

Не дождавшись едких комментариев со стороны Тома, я продолжила: "Мистер Дамблдор устроил из Хогвартса лабораторию. Его присутствие в школе грозило созданием большого количества очень неприятных для меня ситуаций, которые было бы сложно обойти, не предав себя или кого-то из тех, кто мне дорог. Также я считаю, что процентов на восемьдесят несправедливость и глупость законов и устоев магического мира обусловлены стилем преподавания и воспитания, практиковавшегося нашим многонеуважаемым бывшим директором. Поэтому сегодня директором школы стала Помона Спраут." — написала и, подумав, добавила: — "Примерно по той же причине меня не устраивает возможность возвращения твоего альтер-эго. Пожалуй, по сравнению с ним, даже Дамблдор выглядит более-менее привлекательно. Волдеморт хотел разрушить этот мир, а не создать новую систему."

" Интересно… В принципе, твой вывод недалек от истины. Но одно другому не мешает. Он видел моими глазами насколько не идеален магический мир и сделал свой вывод. Он решил, что пытаться выровнять кривое здание слишком сложно. Лучше все сломать и построить новое. У тебя никогда не возникало вопроса, почему среди долгоживущих магов так мало стариков? Волдеморт планомерно уничтожал старое поколение, носителей старых традиций, закостенелых в своих привычках и ритуалах. Сначала он убрал их. Потом поработил их детей. Затем он собирался заменить собой Дамблдора и взяться за выращивание нового поколения магов под своим полным контролем, в условиях полной оторванности от семьи и постороннего влияния. Это поколение было бы воспитано на принципах равенства, где каждому воздавалось бы по заслугам и по силе. Понятие «грязнокровки» перестало бы существовать. Он планировал забирать одаренных детей в независимости от того магглы ли их родители или волшебники, после первого стихийного выброса. Потом достаточно было бы подправить детям память и учить и воспитывать их с самого раннего возраста. Таким образом он собирался обеспечить приток чистой и новой магической крови, дать всем равные возможности и повысить общий уровень магического мира, застрявшего по развитию, по сравнению с маггловским, на уровне начала столетия."

"Напоминает программу Лебенсборн."

"Да. Он вообще многое взял из существующих идеологий: франкмасонство, евгеника, фашизм... А почему нет? У него трепетной ненависти к какой-то определенной идеологии не осталось, как собственно и особой разборчивости в методах." — ответил Том, — "Зачем изобретать колесо, если все уже есть: опробовано, отлажено и отполировано? К тому же, он сделал ставку на аристократию. А идея фашизма для тех, кто хочет укрепления своих позиций с минимальными трудовыми затратами, подходит просто идеально. У вас родился слабый маг? Идиот? Урод? Ничего страшного, его жизнь все равно сложится прекрасно, ведь он чистокровен!"

"Логично..." — я выдержала паузу, — "Только изначально разговор планировался не об этом. Я проверила часть твоей истории. Пока все сходится. Тем не менее, очевидно, что ты не доверяешь мне и ищешь способ избавиться от меня, не нарушая клятву. Я, естественно, не вполне доверяю тебе. Точнее не доверяю абсолютно. И это очень неудобно. Меня утомляет необходимость дистилляции информации. Это не эффективно. Поэтому у меня для тебя предложение."

Я помедлила несколько секунд. Том молчал.

"Я задам тебе три вопроса, ответы на которые позволят мне окончательно определиться с тем, могу ли я тебе доверять. Держать тебя на привязи с помощью клятвы или угроз мне не кажется целесообразным. К тому же, переписываясь с тобой, я подумала, что, если убрать из нашего общения взаимные настороженность, недоверие и подозрительность, мы стали бы хорошими собеседниками друг для друга. Что скажешь, Том? "

"Если не забывать о том факте, что у меня по сути нет выбора. Извини, но это правда. Я являюсь твоей собственностью, сама магия не позволит мне причинить тебе вред!"

"Если ты хочешь, чтобы наше общение оставалось на уровне "собственность — хозяин", кто я, чтоб отговаривать тебя. Я просто буду открывать твои страницы, когда ситуация того потребует, получать нужную информацию и забывать о тебе. И так, пока я не забуду тебя окончательно. Мое предложение ты знаешь. Настаивать я не буду, как и повторяться. Думай, Том. Решай. Поговорим завтра."

На следующий вечер, укрывшись от перевозбужденных подруг, на радостях устроивших в комнате форменный бедлам, за балдахином кровати под защитой заглушки, я достала тетрадь. Открыв обложку, я уставилась на молочную белизну страницы. Том знал, когда его дневник был открыт, поэтому я просто давала ему возможность заговорить тогда, когда он будет готов.

"Что ж. Предложение крайне заманчиво. По сути я ничего не теряю. Разве что кроме возможности успокаивать себя мыслью, что я не сдался и боролся до последнего."

"Не волнуйся, я всем скажу, что ты боролся именно до последнего."

"Ну раз уж ты обещаешь… Что ж, тогда у меня только одно… нет, не условие, не в моем положении диктовать тебе что бы то ни было. У меня просьба: ты спустишься в мое подпространство. Я хочу знать, с кем я говорю."

"После того, как ответишь на мои вопросы."

А на следующий день в коридоре пятого этажа, в восточном крыле, я нашла барельеф воина, поражающего змея мечом — Салазар определенно обладал своеобразным чувством юмора: чтобы открыть ход, надо было вдавить глаза мага.

За входом скрывалась винтовая лестница из светлого камня, напоминавшего песчаник. Лакированные деревянные перила были покрыты таким слоем пыли, что казались мохнатыми. Лестница поднималась по ощущениям этажа на два, как минимум, и заканчивалась проемом в потолке. Проем был входом в просторное круглое помещение. Именно так выглядела комната Тома в подпространстве. За исключением, разве что, толстенного ровного слоя пыли, покрывавшего все поверхности.

Пообещав себе разобраться с этим позже, я направилась к письменному столу. Отсчитав третий камень кладки вверх от середины столешницы, затем два влево, один вниз и четыре вправо, я достала палочку и прошептала "откройся", направив ее точно по центу булыжника. Вызвав дуновение ветра, поднявшего в воздух тучу пыли, тайник открылся. В нем, на кипе полуистлевших пергаментов, лежал здоровенный желто-коричневый клык. Но меня интересовал не он. Чуть дальше в малюсенькой колбе, вычурностью форм напоминавшей старинные флаконы из-под духов и эссенций, оставляя на стенках масляные разводы, плескалась янтарно-желтая жидкость. Я открыла ящик стола. Как и говорил Том, в нем лежали перчатки из драконьей кожи и небольшой стилет. Не оружие, просто красивая и старая вещица. Теоретически, его предназначением было вскрывать письма. Но… Слизерин во всем любил роскошь. Стилет был творением гоблинов. Собственно, это и решило его дальнейшую участь. Надев перчатки, которые подогнались к размеру моих рук, едва я застегнула ремешки на запястьях, я очень медленно и осторожно вымазала лезвие жидкостью из колбы. Стилет работы нечеловеческих мастеров впитал то, что сделало его крепче и сильнее: настоявшийся, концентрированный яд василиска, отданный добровольно.

У стилета были ножны… По словам Тома, они валялись где-то там, в комнате. Мне понадобилось минут двадцать, чтоб их отыскать. Еще пятнадцать ушло на то, чтоб перестать чихать из-за поднявшейся в воздух пыли и еще минут десять, чтоб привести себя и одежду в божеский вид. Но оно того стоило. Я получила безопасно упакованное, аккуратное, незаметное, смертоносное оружие, способное, плюс ко всему, уничтожить практически любое заклятие, включая якоря души и хранители памяти. Так же известные в простонародье, как Хоркруксы.

Еще через час, стоя у выхода из Выручай-Комнаты, превратившейся в склад различного хлама, я вновь пыталась убрать с мантии и волос паутину и пылевые разводы и, хотя бы пальцами, чуть причесать растрепанные волосы. Диадему я вернула на голову накренившейся статуи. К счастью, разрушение хоркрукса не потребовало разрушения носителя. Надо было лишь увидеть и обрезать нить привязки магического кокона к объекту. По сути, именно так и работали разрушители заклятий.

Единственное, что я не рассчитала, так это то, что разрушение привязки якоря к диадеме спровоцирует неслабый выброс чистой силы, вызвавшего порыв ветра достаточно сильного для того, чтоб разметать горы хлама и поднять в воздух всю, копившуюся там столетиями пыль.

Люц недовольно каркнул мне в ухо, вырывая из воспоминаний.

— И что ты предлагаешь? — безразлично спросила я.

— Ничего, — беззаботно ответила странная девочка по имени Полумна Лавгуд. — Но в какой-то момент, если ты не хочешь стать абсолютно бесчувственным бревном, тебе придется оттаять. Хотя... становиться ли новым Дамблдором — только твой выбор.

— Почему?...

— Не обращай внимания. Путешествия накладывают свой отпечаток, заставляя видеть все немного по другому. Ты, конечно, вторым Дамблдором не станешь. Что бы ты ни делала, борода и очки-половинки тебе не подойдут. Да и фиолетовые мантии с желтыми звездами — явно не твое. Но, — посерьезнев сказала она, — я видела, как ты просчитываешь вероятности вместо того, чтобы просто решить для себя, как будет правильнее. Последний месяц ты как будто разыгрывала шахматную партию. К счастью никем из фигур-друзей тебе жертвовать не пришлось. Но если придется...

— Я тебя услышала, — задумчиво ответила я, продолжая сквозь веки смотреть на солнце. — Поезд отходит через два часа, нам лучше поторопиться.

* с латыни, Жребий брошен.