Серые кардиналы (джен)

В отель мы вернулись где-то без десяти шесть. То есть за десять минут до момента, когда ученикам следовало вернуться на территорию школы. И были буквально атакованы мисс Пэддингтон, владелицей съемных комнат.

— Мистер Данбар! — раскрасневшаяся женщина подлетела к папе Фэй, зашипев: — Вы обещали быть к пяти!

— Непредвиденная задержка, — с чувством собственного достоинства отозвался тот, отступив, тем не менее, на шаг от рассерженной ведьмы, непроизвольно увеличивая тем самым дистанцию.

— Ну конечно! Только со Снейпом теперь сами разбирайтесь! — ответила она и яростно ткнула пальцем в угол, где, незамеченный с момента нашего появления, притаился зельевар.

— Дети были со мной в Лонгботтом-мэноре, — обернувшись к нему и стараясь сохранить видимое спокойствие, ответил мистер Данбар. — Что-то случилось?

— Всего-ничего... — отвлеченно ответил Снейп, прокручивая в руках палочку. — Всего лишь нападение дементора на ученицу четвертого курса и чрезвычайное положение, в результате которого всех учеников вернули в школу три часа назад. Всех, кроме вот этих молодых людей, которых учителя все это время безрезультатно разыскивали по деревне. Но это не страшно, нам же нечем больше было занять субботний вечер. И такие встряски — самое то, чтобы держать себя в форме... — последние фразы прозвучали угрозой.

— Леди Лонгботтом, насколько я понял, предупредила директора о том, что дети будут у нее, — чуть дрогнув, но все еще изображая уверенность в себе, отозвался отец Фэй.

— Возможно, — притворно покладисто отозвался Снейп, — только ее нет в Хогвартсе, а больше никто, даже деканы учеников, не были поставлены в известность относительно вашего местонахождения.

— Хм-м-м... — протянул мистер Данбар, выглядя чуть смущенно, — неприятно получилось.

— Неприятно — это мягко сказано. — произнес зельевар и с улыбкой Джека Потрошителя добавил, — хорошо еще, что мисс Пэддингтон была так любезна, что объяснила ситуацию.

У означенной мисс совершенно отчетливо дернулось веко. Видимо, любезность с ответами на вопросы выведенного из себя Снейпа не имела ничего общего...

— Молодые люди, — тем временем переключил свое внимание на нас учитель, — берем летучий порошок и стройными рядами идем камином в кабинет декана Гриффиндора. Быстро и, ради всех святых, молча! — последнее слово Снейп буквально прорычал, неотвратимой черной стеллой мести вставая из кресла. — Мистер Данбар, — кивнул он, — мне не надо озвучивать очевидное и просить, чтобы впредь, если детей вновь начнут выпускать в деревню, а вам придет в голову сводить их в гости, вы будете так любезны предупредить ВСЮ администрацию школы?

— Да, конечно, — сдулся отец Фэй и, бросив на нас сочувствующий взгляд, не удержался и пожелал нам удачи.

На наше счастье, леди действительно предупредила директрису и нашей вины в сложившейся ситуации не смог найти даже декан Слизерина. Поэтому, отделавшись малой кровью, нас, покрывшихся испариной под недобрыми взглядами преподавателей, отправили по гостиным.

— Живы... — окинула нас взглядом Гаральда, как только мы пересекли порог Гриффиндорской башни, — даже странно. Я думала, Снейп вас убьет. Даже речь на похороны готовить начала... — выражение лица Гриффиндорской старосты мало чем отличалось от снейповского. Видимо, перенервничавшие преподаватели успели поставить на уши решительно всех, а уж из теоретически ответственных, вообще душу вытрясли.

Сочтя за лучшее не мутить воду и не нарываться мы потупились и, шаркая ножками, попытались извиниться. Как всегда в таких случаях, роль парламентеров на себя взяли Парвати и Лаванда. Они лучше всех остальных умели изображать невинных агнцев и жертв обстоятельств. Испуганные, широко распахнутые карие и голубые глаза и горячие уверения в том, что «если бы мы знали, мы бы никогда...», к счастью, как всегда сделали свое дело.

Спустя каких-то полчаса нас если и не простили, то махнули на нас рукой, убедительно попросив, больше так не делать. Мы покивали и ретировались в свой угол, где демонстративно разложили учебники, изображая усидчивых студиозусов. Парвати с Лавандой нас покинули, чтоб по одним им известным каналам собрать информацию и понять, что же именно произошло.

Вскоре девчонки вернулись, чтоб поделиться сплетнями.

— Саманта Фрэйли с Рейвенкло. — отрапортовала Парватти. — Этот кретин МакЛагген назначил ей свидание на выходе из деревни со стороны Воющей Хижины. Только сам идти даже не собирался. А девчонка в него, похоже и правда влюблена была. Поэтому сначала постояла на дороге. Потом засомневалась, достаточно ли далеко ушла, и решила, что, возможно, «возлюбленный» ожидает ее ближе к хижине. Она отошла подальше, потом еще дальше, пока, собственно не оказалась чуть ли не на пороге развалины. Вот только ни она, ни администрация школы не были в курсе, какую защиту на деревню установило Министерство. А эти «многомудрые» запустили по периметру дементоров!

— Что?! — чуть не подпрыгнули Дин с Роном.

— Сэкономили на живой рабочей силе... — покачав головой, сделал предположение относительно министерских мотивов Джордж. — Чтобы их самих по ночам дементоры охраняли и перед сном в обе щечки чмокали... С особым рвением...

— И не говори, — согласилась Парвати. — Ну так вот. Хижина — она же на самом краю деревни, никто туда не ходит. Похоже, что в круг, за который стражам запрещалось заходить, она то ли не попала, то ли попала, но лишь частично...

— С ней все в порядке? — спросила я.

— В Больничном крыле, — ответила Парвати. — Вроде жива-здорова, но перепугалась сильно. Шок и все такое. Все-таки дементоры — это не шутка.

— Ну и Мерлину слава, что все обошлось, — вздохнул Рон и деловито добавил. — То есть теперь Хогвартс, как Азкабан, дементоры охраняют? И надолго?

— А вот это пока никто не знает, — пожала плечами Лаванда. — Но надеяться на частые выходы и веселые прогулки я бы не стала...

— Ну, хорошо хоть, что мы все важное сегодня решить успели, — тихо буркнул Рон.

Лаванда посмотрела на друга, как на флоббер-червя.

— Слушай, Уизли, я, в принципе, конечно, согласна, но должна сказать, ты — бесчувственный чурбан.

— Да нет, — все так же задумчиво отозвался Рон, — просто я говорю вслух то, что вы все про себя думаете.

Мы с Поттером переглянулись и решили, что рыжего пора спасать, а то еще пара лет и в нашей компании появится второй Смартвелл. И тогда спасать будет уже нужно нас.

— Ну, в принципе, братишка прав. Все насущные вопросы вне школы мы решили, — тем временем поддержал Джордж младшего брата. — Даже странно как-то. Вроде еще вчера бегали, как ошпаренные, а сегодня уже все... Тишь да гладь.

— Трудовое шило покоя не дает? — хмыкнул Дин.

— Как ни странно, да. Нам понравилось, — широко улыбнулись братья. — Прямо не терпится за новый проект взяться... — и хитро покосились на Симуса.

— Слушайте, вы и сами понимаете, что для нашей задумки нужен ваш отец и выбраться из школы. Так что минимум до Рождества придется подождать, — отозвался он.

— Ну можно же сделать хоть что-то?

— Можно, конечно, — почесал затылок Финниган. — Я могу попросить отца прислать мне пару-тройку его тетрадей с записями. Он в юности этими делами увлекался...

— Спасибо, конечно, но мы — не теоретики. — отозвался Фред. — Вот если бы можно было разобрать-собрать парочку...

— Ага, разобрать, собрать, пересчитать «лишние» детальки и в итоге получить что-то совершенно отличное от оригинала, — поддакнула Фэй. — Нет, ребят, давайте вы лучше по учебе подтянетесь, а то за прошедший месяц вы, по-моему совсем из жизни выпали. Вуд вас и так уже готов порвать на сотню клочочков.

— Да пусть что хочет делает, — легкомысленно отозвался Фред. — Мы все равно из команды уходить собрались.

Я остолбенело уставилась на парней. Но мысль мою, как всегда, озвучил Рон. Получилось непечатно, но емко и очень в тему.

— Почему? — перевела на литературно-корректный язык Лаванда.

— Это, кажется, мы с сестрой виноваты, — потупилась Парвати.

— Да нет, — улыбнулся Джордж. — Хотя именно Падма, пожалуй, в самый нужный момент поставила жирную и окончательную точку.

Откинувшись в кресле и опасно балансируя на задних ножках, он закинул ноги на стол и рассказал, как все было. А было все до омерзения обыденно. Пока они работали над игрой, выяснилось, что у парней проблемы с кистями рук. Каждый раз, когда приходилось работать с мелкими деталями, у них очень быстро начинало сводить мышцы и пропадала чувствительность в кончиках пальцев. Обеспокоенные парни обратились к Смартвеллу. Ответ целителя их не порадовал. Оказалось, что игра в качестве загонщиков не слишком хорошо сказалась на их здоровье.

Он провел обследование и заявил, что каждая из восьми костей, из которых состояли их запястья, была покрыта, как паутиной, сетью разных по стадии зарастания трещин. К этому добавились хроническое воспаление суставов локтя и плеча, хронический вывих пястных костей и многочисленные повреждения связок. Это стало настоящим сюрпризом для близнецов, но не для целителя. Он, в своей обычной манере обругал их и квиддич на чем свет стоит, добавив, что только кретины могли догадаться посадить на метлу детей, дать им в руки биты и предложить отбивать железные мячи десяти дюймов в диаметре. И это с тринадцати лет!

Монолитный металлический мячик в пятнадцать фунтов, плюс скорость, плюс собственная скорость полета ребят в момент отбивания мячей, давали в итоге довольно серьезные, брутальные и резкие нагрузки на кисть, локоть, плечо и позвоночник. А, учитывая, что тренировки проводили подростки, достаточного внимания разогреву никто никогда не предавал. Как никто не предавал серьезного значения легким ненавязчивым болям в суставах от постоянно повторяющихся травм, с которыми, естественно, никто из мальчишек в Больничное крыло никогда не обращался.

В принципе, близнецы бы, наверное, забили бы и на целителя и на его умозаключения, если бы не Падма. Язвительная девчонка в своем обычном стиле, вновь услышав их жалобы, проехалась по самолюбию парней, сказав что-то вроде «правильно, зачем вам лечиться и себя беречь? Все равно эти покалеченные конечности не оттуда, откуда надо растут. Это настоящим Мастерам нужны здоровые руки, а всякую дребедень клепать и культяпками можно».

— Так вот зачем вы меня доставали с вычислениями массы тел в зависимости от скорости! — наконец-то догадалась я.

— Ну да, — беззаботно пожал плечами Джордж. — Смартвелл, конечно, крут и все такое, но то что он говорил как-то совсем невероятно было. Вот мы и решили проверить.

— И оказалось, что ему не казалось, — закончил мысль брата Фред.

— А у нас, что бы там ни думала себе эта мелкая язва, большие планы на будущее, которые не предполагают инвалидность до совершеннолетия. У нас есть и талант, и идеи, и...

— И мир вздрогнет, когда вы решите развернуться во всю ширь вашего таланта... — по-своему закончил фразу Рон, под сдавленные смешки остальных ребят.

— Конечно, вздрогнет! — как ни в чем ни бывало согласился Джордж. — А твой отец точно не может прислать...

— Нет, — отрезал Симус. — Да и на кой? В Хогвартсе все равно электроника не работает.

— А вы не заскучаете без полетов? — вернулся к прерванной теме Гарри.

— Ну... жаль конечно. Летать — это... Словами не передать! Да вы и сами знаете!

— Я знаю только то, что по своему желанию я на метлу не полезу, — отозвалась я. — Нет, ну серьезно! Мне вроде как все объяснили и я даже более-менее понимаю, что я делаю и как. И сижу правильно и вообще... но... Это же черенок от метлы! Вы по три часа висите в воздухе, сидя верхом на черенке от метлы! И не просто висите, вы выделываете всякие финты сидя на тонкой, жесткой перекладине!

— Верхом! — дополнил, потешаясь, мою тираду Фред.

— Именно! — не дала себя смутить я. — В моем мире есть велосипеды — такие двухколесные машины. Там тоже сидения бывают... мягко говоря не очень удобные. Но это все равно — сидения, а не тонкие деревянные палки! И велосипед двигается только в одной горизонтальной плоскости.

— Не понимаешь ты радости полета! — постановил Рон.

— Такого — нет! А вот на борде, по свежевыпавшему снегу, да через лес, оставляя за собой первую змейку на чистом нетронутом склоне...

А дальше, естественно, пришлось объяснять, что такое борд, змейка, почему снег должен быть именно свежевыпавшим и много всего другого. К концу рассказа ребята загорелись попробовать на себе радости сноубординга.

— А почему бы и нет? — задумчиво протянула я. — Мы с родителями на каждые рождественские каникулы ездим. Всяко и там тоже ЮСПА есть. Давайте предложим? Мы с вами в лагерь, а родители на той же горнолыжной станции могут снять шале. В конце концов, я убеждена, что... — несмотря на заглушающие чары вокруг нашей компании, я не хотела произносить название игры вслух, — вы-знаете-что будет иметь оглушающий успех и это все равно надо будет достойно отметить! Почему не так?

Парвати и Лаванда не разделили моего с мальчишками энтузиазма, но после того, как я перечислила перечень других развлечений, обычно доступных на горнолыжных курортах, для тех, кто не хотел носиться по склонам, согласились, что опыт может быть интересен.

Мы еще немного поболтали и уселись-таки за домашние задания. Больше скажу, мы даже близнецов сподвигли начать раскапывать ту гору хвостов, которая у них накопилась за последний месяц... Посмотрев на тихих одинаковых рыжих за учебниками, проходившая мимо Гаральда осторожно, чтоб никто не заметил, показала нам поднятые вверх большие пальцы. Остальные гриффиндорцы, тем не менее, смотрели на нас с настороженностью. Вечные шутки близнецов о том, что наше занудство заразно, похоже, переходили из статуса хохмы в статус факультетской легенды.

Тем не менее, остаток вечера прошел спокойно, мирно и тихо. Где-то к полуночи, когда гостиная окончательно опустела, близнецы, осознав, что провели за книгами больше трех часов к ряду, обвинили нас в том, что мы обманом вынудили их потерять целый вечер и, душераздирающе зевая, поплелись спать. Остальная компания выглядела не лучше и, воспользовавшись примером старших Уизли, ребята пожелали друг другу спокойной ночи и начали расползаться по своим комнатам.

Я махнула девчонкам рукой, прося не дожидаться, а сама направилась к креслу у камина.

— Только обещай, что опять меланхолить не начнешь, — обняв меня за плечи и положив голову на плечо, а точнее, буквально повиснув на мне, как будто я была вертикальной периной, неразборчиво буркнула Лаванда и, чмокнув меня в район уха, удалилась вслед за подругами.

Не успела я усесться в кресло, как заметила движение справа. В соседнем кресле возился, устраиваясь с удобством, Поттер. Решив, что если он хочет о чем-то поговорить — сам начнет разговор, я улыбнулась ему, показывая, что отметила его присутствие и погрузилась в уютное созерцание танца пламени.

— Я все-таки не понимаю, почему... — минут десять спустя признался Поттер.

— М-м-м?..

— Почему ты отказалась от должности редактора в пользу Лаванды, а в управляющий комитет H&S предложила Симуса и Лавгуд. Нет, в принципе, они все более чем подходят для этой работы, но... Это же ты придумала. Ты могла совершенно спокойно доучиться в Хогвартсе и не волноваться о будущем... Да даже ну его, будущее, я, в принципе, согласен, что далеко загадывать в нашем случае глупо. Просто это — твое. По тебе прямо видно, что ты в этих вопросах, как рыба в воде. И где только набралась?.. Тебе сама судьба велела...

— Судьба, говоришь?.. — грустно улыбнулась я. — Судьба — это отговорка для ленивых. Знаешь, это как когда люди решают кардинально изменить свою жизнь. Заявляют, что то, чем они занимались до этого — «не их чашка чая», все бросают и уезжают далеко-далеко, чтобы начать свою жизнь заново. Они думают, что если полностью изменят декорации, смогут измениться сами, стать кем угодно. И забывают, что куда бы они ни сбежали, они все равно берут с собой себя. Именно такого, какой есть. И, в итоге, воссоздают то, что у них было до отъезда, грустно вздыхают и, мямля что-то про судьбу, воссоздают привычную им жизнь, но уже на новом месте. Они не понимают, что любое изменение начинается с самого себя, — я чуть помолчала. — Помнишь, когда-то ты сказал, что всю жизнь плыл по течению. Все в твоей жизни получалось будто само собой, а ты был кем-то вроде наблюдателя. Занесло к Дурслям — хорошо. Подружился с Роном — замечательно. Попал под опеку к Лонгботтом — и того лучше. И не то чтобы тебе что-то не нравилось, но тебе хотелось решать самому. Самому чего-то добиваться, а не плыть по течению упавшим листом. Можешь считать, что отказавшись от руководительских позиций в издательстве, я, по сути, пыталась добиться того же самого. Не плыть по течению и решать самой, что мне интересно. Да, у меня неплохо получается, но реклама и журналистика — это не мое. Вот правда. Я не люблю средства массовой информации. Я им не доверяю. Они вызывают у меня тревогу и чувство легкого отвращения, потому что они манипулируют сознанием людей. Я не против этого, но заниматься этим на постоянной основе не хочу. Писать статьи в пару рубрик для общего развития — почему нет, но не более того.

— А чего ты хочешь? — задумчиво отозвался Гарри, когда пауза начала затягиваться.

— Лечить людей, — мечтательно улыбнулась я. — Я хочу открыть свой кабинет и вырастить его до размеров клиники.

— Ты это после того случая с леди Лонгботтом решила?

— Ага... Понимаешь, это нормально, что врачи выстраивают вокруг себя защитный кокон безразличия. Это и правда психологически тяжело переживать за каждого пациента. Но иногда их бесчувственность и безразличие приводят к преступной халатности по банальной невнимательности. «Ах, пациент жалуется? Так они все только этим и занимаются!». И среди пациентов и правда куча ипохондриков. Но бывают случаи, когда проигнорированный симптом...

— Не объясняй мне прописных истин, вместе ведь у Смартвелла страдаем... — усмехнулся Гарри и, вздохнув, вернулся к своей первой мысли. — Нет, конечно, у тебя есть способности и в той, и в другой области, и идея с клиникой мне нравится. Сам о чем-то подобном думал. Просто чтобы дать возможность магам получить «второе мнение», если ответ или предоставленные в Мунго услуги не удовлетворили. Но редактура и реклама у тебя так хорошо идут... Ты уверена, что из упрямства не отказываешься от своего призвания?

Я с прищуром уставилась на Поттера.

— А ты сейчас, случаем, не пытаешься переложить мое решение и выбор на свою собственную ситуацию с пророчеством?

— Грешен, отец мой... — с виноватым смешком отозвался он. — Есть такое дело.

— Только не говори мне, что ты все еще сомневаешься в правильности твоего выбора, — нахмурилась я.

— Да... Нет... ну... разве что самую малость... — замялся тот. — Просто предсказания... Это как одна из основ магического мира. Все местные относятся к ним, как... к законам физики у нас. И да, может быть, я и идиот, что так чувствую, но мне сложно просто взять и сказать, что все это — недостойная внимания дребедень.

— Гарри, если ты воспринимаешь предсказания, как законы физики, то вспомни, пожалуйста, что и они могут быть относительными, включать в себя погрешности и быть пересмотрены постфактум, благодаря новым открытиям. Например, время. Вот уж, константа из констант физики и математики. И что в итоге? А в итоге появляется Эйнштейн и заявляет, что время — всего лишь упрямая иллюзия, которая зависит от того, где находится наблюдатель, с какой скоростью он движется и какова гравитация в том месте, где он находится. Единственный более или менее абсолютный закон, которому подчиняется все, что есть в этой вселенной — это энтропия. Хотя, если подумать, и его уже неслабо подправили. Я это к чему? Нельзя мыслить догмами. Знаешь, есть один итальянский, кажется, психолог, по имени Антонио Минегетти. Несмотря на то, что большинство его рассуждений вызывают у меня легкое чувство гадливости, там есть несколько полезных и неглупых мыслей. Он сказал, что человек с амбициями должен обладать трансцендентным мышлением⁽¹⁾...

— Ге... Кхм-м-м... Гермио-о-она-а-а... Ты... Ты сейчас с кем говорила, а?.. — собравшись с мыслями, наконец укоризненно сказал Гарри. — Вот вроде и говоришь по-английски... и выглядишь, как нормальный человек... Но откуда у тебя все это и почему я твоего английского не понимаю? Вроде бы нормальные слова, даже привычней, чем в заклятиях, но все равно ощущение, будто ты с серьезным выражением лица призываешь Ктулху. Энтропия, транце... язык сломаешь...

— Энтропией если кого и призовешь, то разве что Клаузиуса... ⁽²⁾... — скованно отшутилась я, лихорадочно соображая, как выйти из глупого положения, в которое, забывшись, сама себя засунула. — Скажу тебе по секрету. Во всем виновата полка в туалете.

— Чего?!

— У отца привычка — если ему приходится куда-то ехать, даже просто в пригород, он покупает себе научно-популярные журналы. Типа «Популярной Науки» и иже с ними. Потом он вспоминает, что не может читать в транспорте, потому что его начинает укачивать, и привозит журналы домой, где методично разбрасывает по всем ровным и не очень поверхностям. Мама их находит и терпеливо складывает на ту самую полку в туалете... Забавно, но даже после переезда, когда изменилось все, полку они в туалете прикрутили точно такую же. Вот уж константа из констант... — воспоминание вызвало улыбку. — Ну а уже оттуда их забираю я...

— И ты хочешь сказать, что понимаешь все то, что там написано?

— Ну, не все, естественно, но отцу очень нравится физика. И он любит садиться со мной и объяснять всякие разные штуки. До сих пор помню: когда произошла авария в Чернобыле, а я поимела глупость спросить его, почему это так уж страшно, он сел рядом за стол, взял мои листочки и фломастеры и начал рисовать молекулы урана-235, нейтроны и схему цепного деления, которая происходит в атомном реакторе. Общий смысл я тогда все-таки уловила...

— Ну да... тяжелое детство... — потерянно отозвался Гарри. — Это многое объясняет...

Очумелая физиономия друга выглядела настолько уморительно, что я, не сдержавшись, прыснула в кулак, а потом и рассмеялась в голос. Чуть погодя ко мне присоединился и Поттер.

— Понимаешь, — отсмеявшись и хитро скосив глаза на друга, решила укрепить свой успех я, — пока мы дети, сложные слова — это как оружие. Ну вот кто ожидает от девочки-подростка услышать про энтропию или трансцендентное мышление, которое, кстати, означает всего лишь «думать, не опираясь на стереотипы»? Просто я не умею, как Рон, говорить все, что в голову придет. Поэтому мне нужны заточенные под меня и мою личность приемы. И это — один из них. Хотя меня, и правда, иногда заносит.

— Иногда... — хмыкнул Поттер. — Ладно, объясни хоть, что такое энтропия, — улыбнувшись, попросил он. — Только без рисунков, если можно. Это, пожалуй, та область, в которой у тебя таланта ни на гран!

— Ладненько! Я даже тебе прощу нелестную и необоснованную оценку моих талантов, — и, понизив голос, добавила. — Видел бы ты те папины схемы — мои каракули тебе бы произведением искусства показались, — и вернув голосу прежнюю громкость, продолжила. — Но это, если ты пообещаешь, что больше не будешь маяться сомнениями по поводу истории с пророчеством!

— Договорились! — широко и открыто улыбнулся Гарри, которого, похоже наконец-то окончательно отпустило.

* * *

В среду первого декабря за завтраком пространство Большого зала заполнило хлопками нескольких сотен крыльев. Новый номер «Моего Мира» доставляли подписчикам, а мы сидели и не верили. Нет, мы были с курсе, что подписчиков было много, но... одно дело — знать цифру, совсем другое — наблюдать за массовой единовременной доставкой нашей... НАШЕЙ работы практически всему населению Хогвартса. Это, пожалуй, было самым волшебным моментом по крайней мере в моей жизни. Я была на седьмом небе от переполнявшей грудь гордости за хорошую и качественную работу.

Журналы, конспирации ради, доставили и нам. Естественно, не сдержавшись, мы тут же их открыли. Ведь в отпечатанном виде мы их еще не видели. Только макет, который скоренько отшлифовали в субботу в Лонгботтом-мэноре. Лично я искала рекламу «Империи».

Сэми влюбился в игру с первого взгляда и ради рекламы его «прелести» расстарался как мог. А мог этот талантливый парень немало. Он каким-то чудным образом умудрился скомпоновать колдографии игры, несколько особенно интересных карт персонажей... Текст для описания «Империи» разрабатывала Молли. Я, если честно уже давно оценила по достоинству ее способность кратко, емко и так, чтоб за душу брало, писать даже о самых скучных вещах. Но в случае «Империи», ей было интересно. Соответственно и текст вышел даже лучше, чем обычно.

Тем же вечером, Лаванда и Парвати подтвердили, что совместное творение двух основателей H&S произвело необходимый эффект и, как за завтраком на Хогвартс случился массовый налет сов, вечером того же дня, после занятий, из школы случился их почти такой же массовый исход. Ученики либо отправляли в журнал отрывной купон с заказом на игру и галлеоны, либо отправляли его же, но родителям, с просьбой заказать новинку в качестве подарка на Рождество.

Единственным человеком, которого сложившаяся ситуация не особенно радовала, была Падма. Она вообще не отличалась особенным оптимизмом по жизни и ждала катастрофы. Близнецы шутили над ней и не верили, что что-то может пойти не так. И, забегая вперед, каждый из них оказался прав. Производство, учитывая наличие хорошо оборудованной типографии и Мастера-артефактора, справилось с задачей и ни один заказчик не остался без подарка. Вот только прошло все не настолько гладко, как рассчитывали близнецы. Им с сестрами Патил уже утром второго декабря здоровенный филин доставил пакет. В пакете было сквозное зеркало, которое нагрелось как только было извлечено из оберточной бумаги. Ребята мудро решили, что отвечать при всех не было хорошей идеей. Поэтому до Большого зала донесся лишь отголосок сердитого баса на хинди.

Короче, до самых каникул две пары близнецов работали не покладая рук вместе с мистером Патилом над оптимизацией заклятий для игры и стандартизацией производства.

— По крайней мере вам больше не скучно! — хихикал Симус. Но тихо, очень осторожно и из-под Протего. Потому что разработчики игры очень быстро разучились понимать сарказм и шутки. Зато сглазы и легкие проклятия у них, казалось, отлетали от зубов и получались на диво мощными.

Мы тоже не скучали. Несмотря на ярый протест, высказанный директрисой по поводу присутствия вокруг школы и деревни тюремной нечисти, Министерство наотрез отказалось пересматривать свое решение. И, испробовав все более или менее разумные доводы, директор Спраут отступилась. Но, как и любая женщина, нашла как извлечь из неприятной ситуации свою выгоду.

Естественно, отпускать в деревню беззащитных учеников она не могла. Как не могла и полностью отменить походы на неопределенное время. Поэтому, покрутив проблему с разных сторон, она нашла нетривиальное решение, которое озвучила в Большом зале, за очередной трапезой.

Выход с территории школы до момента вывода дементоров из земель вокруг Хогвартса и Хогсмида разрешался только тем, кто мог использовать заклинание Патронуса. Телесного. Вызванного перед преподавательской комиссией... Народ, мягко говоря, новости не обрадовался. Отовсюду доносились удивленные, раздраженные, растерянные и злые шепотки.

— Но это же высшая светлая магия...

— У меня даже родители его вызывать не умеют...

— Вот счастья-то привалило...

— Здоровьица Фаджу... Крепкого... За такие подарочки...

Учитывая, что среди возмущавшихся особой популярностью пользовались пожелания разной тяжести травм министру, а также, что все эти ребята были магами, мне не терпелось получить следующий выпуск «Пророка». Просто проверить, а не сбылось ли что-нибудь? В конце концов, если сглаз существует в обычном, маггловском мире, мне казалось более чем нормальным, что и в магическом крепкие пожелания значили что-то кроме обычных слов.

После директрисы из-за стола встали профессора Блэк и Люпин, заявив, что для всех учеников, начиная с третьего курса, будут организованы факультативы, чтобы желающие могли научиться новому заклятью.

— Круто! — отреагировал Рон. — В кои-то веки что-то действительно полезное, что не надо искать и разучивать самостоятельно!

— Снейп говорил, что это — высшая магия... — неуверенно протянула я. — Нам рановато...

— Перестраховщица, — припечатал Рон, но тут же сбавил тон. — Слушай... ну если преподаватели сами предлагают, значит, все нормально...

— Да я не отказываюсь. Нам необходимо иметь возможность выходить за пределы школы. И если это — единственный вариант — у нас, считай, нет выбора... Но...

— Да поняли мы, поняли, что для протокола — ты была против, — отмахнулся он.

Я, прищурившись уставилась на рыжую заразу и максимально нежным и добрым голосом протянула:

— Ро-о-он... Ты нарываешься?

— Нет-нет, абсолютно точно — нет, — изобразив испуг, откликнулся нахал и широко улыбнулся. — Но даже если бы и нарывался, ты меня все равно простишь, потому что я милый и ты меня именно таким и любишь!

— «Рука-лицо», — отреагировала я, производя означенный жест. — Ты бы поаккуратнее себя вел все-таки, а? А то ладно я... от кого-нибудь другого тебе когда-нибудь точно промеж глаз прилетит.

— Ну если прилетит — ты же и вылечишь! — еще шире улыбнулся он.

— Нев, мой рыцарь, он меня обижает, — ткнув пальцем в Уизли, пожаловалась я.

— Моя нежная леди, — вздернув нос, вошел в предложенную роль Лонгботтом, — ради вас, я победил бы дракона... но это... Мелковато как-то для подвига.

— Ни фига себе «мелковато», — вскинулся рыжий, — я тебя на пол головы выше!

— Обалдуи, — постановила я, оглядывая парней, — оба. Но — оба любимые. Чем бы мне вас порадовать?.. — постукивая в мнимой задумчивости по губе пальцем, спросила я сама себя. — Надо будет с близнецами посоветоваться. А то вы так старались поднять мне настроение... я просто обязана вас отблагодарить! Чтобы вам стало так же весело, как и мне.

— Я жестоко покараю этого огра за то, что он посмел обидеть леди, — пафосно заявил Нев, моментально оценив ситуацию.

— Огр самоуничтожился, — так же быстро отреагировал Рон, — не надо близнецов...

Веселую перепалку прервал крестный Гарри. Он тихо подошел и положил ладони на плечи сидевших рядом Поттера и Браун, отчего последняя втянула голову в плечи и замерла сусликом.

— Огры? Вы чего-то замышляете? — спросил он строго, но тут же улыбнулся. — Я в деле!

— Да нет, это мы шутим, — отозвался Гарри.

Неловкая пауза затягивалась. С нашей стороны, посвящать Сириуса в совершенно дурацкий и бессмысленный диалог никто не хотел. Он же сам молчал, никак не объясняя своего появления.

— Кхем... — наконец прервал он паузу. — Что ж... я просто хотел вам сказать, что факультатив по Патронусам у вас будет вести Ремус... И я подумал, что... Ну, в смысле... Если хотите, я мог бы... В гостиной, после уроков... Ну...

— Спасибо, Сириус, — улыбка Гарри потеплела, — если нам понадобится помощь или что-то будет непонятно, мы обязательно к тебе обратимся.

Дождавшись ухода повеселевшего Блэка, Лаванда медленно, с видимым усилием, расслабила плечи и тихим, но твердым голосом произнесла:

— Через мой труп. Все что угодно, но я с ним заниматься не буду!

Парни удивленно уставились на обычно такую мягкую и чуть легкомысленную девчонку и не могли понять, чем вызвана такая реакция.

На самом деле, все было просто. Браун была человеком с тактильным восприятием. Ей просто физически необходимо было постоянно чувствовать близость приятных ей людей. Она легко могла пройтись по школе, держась за руку с любым парнем из нашей компании. Даже несмотря на то, что это вызывало волны шепотков и сплетен. Она легко могла обнять любого из нас, своих друзей...

Но, как и у любой медали, у тактильного восприятия мира была оборотная сторона. Близость неприятных ей людей вызывала у Браун практически физический дискомфорт. Вплоть до отвращения. И в случае с Сириусом... Наверное, можно сказать, что там «коса нашла на камень». Блэк тоже был «тактильным». И нас он записал в «близких». Оптом. Всех и сразу.

Хотя, вру. Что я, что Фэй, мы обе изначально дали ему четко понять, что от нас лучше держаться подальше. И, почувствовавший неприятие Сириус обходил нас по дуге. Тем не менее, общаясь со всеми остальными, он каждый раз не упускал возможности поддержать этот чертов физический контакт. Похлопать по спине, растрепать волосы, приобнять, просто положить руку на плечо... Парни относились к панибратству спокойно и не видели в этом ничего такого. Им от поведения Сириуса было ни жарко ни холодно. Парвати вела себя слишком тихо, да и последний месяц пропадала с сестрой и близнецами. А когда была с нами, бедняга была настолько измотана, что мало на что обращала внимание. Зато Лаванда...

Вначале она просто не хотела обижать крестного Гарри, поэтому терпела. Даже сама пыталась через собственное «не хочу» вести себя приветливо и нормально воспринимать его поведение. Потом убеждала себя в том, что ему и так по жизни досталось, и с ее стороны это мерзко — отталкивать несчастного человека, просто пытающегося выстроить нормальные отношения с крестником и его друзьями. Тем более, он же ничего такого в виду не имел. Но... какие бы аргументы для себя самой она ни придумывала, негатив копился, как давление в герметичной емкости, грозя взрывом.

Пару недель назад Блэк по своей привычке забежал в башню. Плюхнувшись на диван между Лавандой и Гарри, он приобнял обоих за плечи, рассказал пару шуток, сам же им посмеялся и, поняв, что отвлечь нас не получится, пощекотав на прощание Браун, сбежал к Ли Джордану и Вуду в другой угол гостиной. Ничего особенного... Вот только для Лаванды это стало последней каплей.

Сославшись на головную боль, она, как деревянная марионетка, которую вел не слишком умелый кукловод, неловко и дергано поднялась с дивана и со все так же неестественно прямой спиной удалилась в спальню. Где мы ее и нашли, замотанную в плед, как гусеницу в кокон, сидящую на широком подоконнике, когда, почувствовав неладное, поднялись вслед за ней. Мы тормошили ее и так, и эдак с полчаса, прежде чем она, запинаясь и перескакивая с одного на другое, попыталась спросить, считали ли мы нормальным то, что с ней происходило. Из того сумбура, который выдала Браун, мы, естественно, поняли очень мало. Еще полчаса уговоров спустя, мы таки добились более или менее вразумительных ответов, объяснивших ситуацию.

— По-моему, ты слишком хорошо научилась молчать, дорогая, — общее мнение, как всегда высказала Фэй.

— Да, но... как ему об этом сказать? Для него это поведение нормально, он не делает ничего плохого. Я со своими претензиями и так уже выгляжу, как истеричка...

— И что, будешь и дальше терпеть? — подняла бровь Фэй.

— Ну... нет. Просто дам ему понять, что мне это неприятно...

— Как говорит твоя мама: «Чтобы мужчина о чем-то догадался, скажи ему все прямо. И не стесняйся повторять объяснения столько, сколько понадобится. Использование подручных средств в виде картинок, кубиков, куколок и других наглядных пособий приветствуется. Если пытаешься объяснить мужчине что-то из области отношений, не бойся слишком упростить. Это невозможно», — покачала головой Парвати.

— Да как я ему это объясню? Я сама не понимаю, почему так реагирую... Он же ни в чем не виноват, это я...

— Ты, не ты... Какая разница, если тебе от этого плохо? Не хочешь выяснять с ним отношения при всех — я тебя понимаю. Но можно же и отозвать его в сторонку и сказать, что его панибратство тебя напрягает, — не понимая, в чем проблема, легкомысленно отозвалась Фэй.

— Ага, вот так ни с того, ни с сего... Ты не понимаешь... — обреченно отозвалась Лаванда.

Несмотря на то, что в душе я была абсолютно согласна с Фэй, рационально я могла понять и Лаванду тоже. Дело было в том, что равноправие между мужчинами и женщинами в магической Британии было вещью замечательной, но... не идеальной. Просто это равноправие предполагало абсолютную идентичность в подходах к оценке как женского, так и мужского поведения, совершенно не принимая во внимание разницу восприятия и психологии. А она, хоть ты расшибись, была, есть и будет.

Хотя, в принципе, эта система не так уж и плохо срабатывала для большинства представительниц слабого пола. Типа меня или Фэй. Но мир, естественно, рассудочными нами не ограничивался. На свете жили и такие ранимые, трепетные и сострадательные создания, как Лаванда. И в условиях вышеописанных норм взаимоотношений в обществе, их характер, в итоге, загонял их в натуральный заколдованный круг. Точнее даже не круг, а спираль. Когда они, руководствуясь собственными добротой, жалостью или обостренным состраданием, позволяли определенное отношение к себе. Даже если оно им было неприятно. Потом, чувствуя ответственность и вину за собственные же мягкость и попустительство, заставляли себя терпеть и подстраиваться. В то время как тот, под кого они подстраивались, считал это нормальным и позволял себе все больше... И круг за кругом они, получалось, все сильнее затягивали петлю на собственной шее... Как ложь, которую ты безнадежно пытаешься поддержать, добавляя все больше и больше новых деталей, с каждым разом лишь ухудшая ситуацию. Просто Лаванда думала, что уже слишком много сделала и позволила, чтобы суметь бескровно и легко изменить сложившуюся ситуацию.

В тот вечер подруга была слишком на нервах, чтоб услышать разумные доводы. Единственное, чего мы добились — обещание пожалеть себя и, когда будет готова, либо поговорить с Блэком, либо попросить об этом кого-нибудь из нас.

Естественно, как итог, добрая Браун убедила себя, что все образуется как-нибудь само собой, и ничего не сделала. Плюс ко всему, разработка игры выходила на финишную прямую, не за горами был выпуск журнала, работу над которым я почти целиком спихнула на нее... Все это помогло ей отвлечься и спрятать все мысли о Блэке куда-то на задний план. Вот только... Как это обычно бывает, пройдя точку невозврата, первое же появление Блэка выбило ее из колеи, как бладжер первокурсника с метлы.

— О да, — попыталась я отвлечь мальчишек. — Мне тоже его уроков в начале года хватило за глаза.

Лаванда поняла, что сморозила, и пристыженно уткнулась в тарелку.

— Лав, у меня там, по-моему, Люц вернулся. — как ни в чем не бывало продолжила я. — Сходишь со мной? А то одной лениво...

— Да, конечно... — пробормотала она. — Доедай тогда. Я уже наелась...

Время ходьбы до нашего с вороном поваленного дерева Браун использовала с пользой. Она восстановила дыхание, успокоилась и, когда мы пришли, чинно уселась на «скамейку», предварительно кинув в ствол пару заклятий очищения и сушки.

— Ну, давай уже свое нравоучение, — грустно улыбнувшись, сказала она.

— А оно тебе нужно? — спрятав удивление, спросила я.

— Не знаю... Но я его точно заслужила, — пожала она плечами и перевернула носком ботинка горку мокрых опавших листьев. — Убеждать меня, что я не права, не надо. Я и так это знаю. Но я почему-то уверена, что ты этим и не будешь заниматься... Иногда мне кажется, что ты — ровесница моей мамы. С той разницей, что ты — не моя мама и относишься ко мне без материнской снисходительности. Поэтому, наверное, да. Мне будет полезно узнать, что ты хочешь мне сказать. Возможно, ты найдешь правильные слова, чтобы я не чувствовала себя виноватой в этой ситуации и наконец-то решилась уже... да хоть на что-то. Уже не важно, на что...

— Кхем... — кашлянула я, стараясь не выдать собственного замешательства и на ходу экстренно меняя выбранную линию поведения. Друзья повзрослели... я больше не могла это игнорировать и рассчитывать на то, что старые фокусы будут все так же безотказно работать. — На самом деле я просто нашла повод, чтобы вытянуть тебя на улицу и дать тебе возможность прийти в себя.

Из леса, вспугнув пару пичуг, вылетел Люц и, сделав круг почета, забил крыльями над Лавандой.

— Похоже, сегодня он выбрал в качестве насеста твое плечо, — улыбнулась я.

— Естественно, — улыбнулась она поднимая ворону согнутую в локте руку, — такой же ведь мозгоправ, весь в хозяйку. А из присутствующих помощь, очевидно, больше нужна мне, чем тебе.

— Тебе не помощь нужна. А пинок под мягкое место, — делано сердито проворчала я. — Лав, Мне нечего тебе объяснять. Ты все сама прекрасно понимаешь. Ты же сама в прошлом году объясняла Парвати, что нельзя приносить себя в жертву чужому счастью, если знаешь, что не сможешь посвятить этому всю свою жизнь. Ты, как Поттер, хочешь быть хорошей, чтобы тебя любили и хвалили. Поэтому пытаешься все делать хорошо и правильно. Так, как думаешь, окружающие хотели бы, чтоб ты себя вела. Беда в том, что то, что сделает счастливым одного, обидит другого, и так будет всегда. У каждого должны быть люди, ради счастья которых он многим может пожертвовать, но... Чтобы дарить счастье другим, тебе в первую очередь нужно самой быть счастливой. Наши увлечения, интересы, все, что составляет нашу жизнь — это как круги, — сказала я и, подняв прутик начертила первый большой круг. — Здесь — внешний мир. Все, кто фигурантами проходят по твоей жизни, — в большом круге я начертила второй, поменьше. — Здесь — те, кого ты знаешь лично. Школьные знакомые, приятели... Те, с кем ты общаешься, но чьего отсутствия, случись такое, не заметишь, — я добавила еще два круга один в другом. — Тут — лишь тебе решать, что для тебя важнее: семья или друзья. Это — твои внутренние круги, куда ты пустила тех, кто стал тебе действительно дорог. Чье мнение для тебя и правда важно. А теперь угадай, что в центре?

Люц во время разговора перебрался с предплечья на колени Браун. Я его понимала, устроиться на покатых плечах хрупкой девчонки для ворона в самом расцвете сил было задачей не тривиальной. Поэтому оценив варианты, мой любимый бандит вновь посягнул на «котиковые» лавры и с удобством разместился на коленях подруги. Та, как зачарованная, чесала ему черепушку и нежно пробегала пальцами по перьям крыльев. Ворон, поняв, что я задала его добровольной массажистке вопрос, на который все еще жду ответа, завозился у нее в руках. Будто сбросив оцепенение, подруга подняла на меня свои чистые голубые глаза и тихо сказала.

— Я... Внутри главного круга — я.

— Именно. Не теряй этот ориентир, потому что все мы любим того человека, который внутри этого круга, а не расплывчатое представление о тебе в головах неинтересных нам людей с периферии.

— Я же говорила, — улыбнулась подруга, — ты всегда найдешь слова, чтобы заставить окружающих услышать и поверить... в самих себя.

— Я рада, — растянув губы в улыбке, ответила я, — но если ты не соберешь себя в кучу и не решишь уже свою проблему, за следующий сеанс психотерапии и начну брать деньги!

* * *

— Итак, молодые люди. Смотрим движение палочкой, — профессор Люпин медленно нарисовал круг.

Если представить себе циферблат часов, начал он примерно с трех и закончил на четырех, будто собирался рисовать спираль, но в последний момент передумал. Движение было идеально понятно всем ученикам. Во многом благодаря новой методике преподавания, которую он нашел и ввел в употребление. Поскольку ему доверили младшие классы, а сам преподаватель очень ответственно подходил к своей работе, он продумал и нашел несколько революционных способов, чтобы облегчить жизнь юным студиозусам. Один из них он как раз и использовал, чтобы объяснить движение, необходимое для активации заклинания. Он заставлял разгораться что-то похожее на огонек на конце своей палочки и, когда начинал движение, получалось, будто рисовал светом. Таким образом студиозусы не только могли отследить и понять требуемый рисунок, но и уловить нюансы. Например, круг Патронуса, который вывел профессор, выглядел абсолютно ровно. Линия не меняла ни толщины, ни яркости... пока описывала круг. Зато кончик, тот, который выходил за контур изначально начерченного круга, будто истончался. Это значило, что движение становилось резче и быстрее.

Мы покивали и, с энтузиазмом пробубнив «Скрибо Люцем», то самое заклятие, позволяющее писать светом, начали тренировать движение палочкой.

Это было первое занятие по Патронусам, и все мы где-то в глубине души искренне верили, что благодаря нашим знаниям, дополнительным занятиям и еще бог весть чему, справимся легко и быстро. Чуда не произошло. То ли мы выбирали неправильные воспоминания... то ли у нас не хватало сил, но ни одна палочка не выплюнула даже жалкой пародии на серебристый дым, о котором говорил профессор, как о первой стадии овладения заклинанием.

Расстроились ли мы? Безусловно. Хотя тот факт, что ни у кого ничего не получилось, неслабо обнадеживал. К тому же уже на втором занятии дела пошли на лад. Поттер вызвал облако серебристого дыма. Посмотрев на него, Малфой поднатужился и выпустил такое же. Дух соперничества оказался шикарной мотивационной силой. К конце занятия разной степени плотности серебристый дым получался практически у всех. Кроме двух слизеринцев, троих хаффлпаффцев и... меня.

Я перебрала все теплое, радостное, доброе и просто приятное, что было в моей памяти... и по нулям. И... сложно сказать, действительно ли меня это задевало. Да, было что-то типа ревности, потому что у меня не получалось то, что получалось у других, но... бесило меня не это.

— Не переживай! У тебя получится! — подбадривали меня поочередно все знакомые. Даже те, кого на занятиях не было. Все. Абсолютно. Постоянно и без перерывов на обед. У меня сложилось ощущение, что новость о том, что Грейнджер не смогла вызвать даже намек на Патронус, облетело школу и, ни с того ни с сего, заставило поголовно всех проникнуться ко мне смесью жалости, злорадства, желания помочь или, а в некоторых случаях и «и», поиздеваться.

Естественно каждый везде и повсюду считал своим долгом поделиться почерпнутой мудростью, собственным опытом и всевозможными советами... Это не заканчивалось даже в башне.

— Ну вот что ты вспоминаешь? — вольготно усевшись на диване и широко разведя колени, спросил МагЛагген, когда мы после уроков поднялись в гостиную. — Если про всякие брошки-камушки, даже не надейся. Таким Патронуса не вызовешь.

— Кормак, завянь, — с угрозой попросил Рон. Между собой мы могли пикироваться хоть до посинения, но то — между собой. Когда до кого-нибудь из девчонок нашей компании докапывался кто-то левый, парни быстро и слаженно вставали горой, сурово сверля глазами обидчика. Даже если парень просто пытался познакомится поближе... Что пока еще не стало причиной ссор в компании, но вскоре могло ею стать... По крайней мере Лаванда уже пару раз испытала на себе прелести «братской» защиты от понравившегося ей парня и не была в восторге от пережитого экспириенса.

— Иди уже лесом, Уизли. Не видишь, я пытаюсь помочь нашей местной реинкарнации МакГонагалл, — едко ответил он. А я почувствовала, что чаша моего терпения наконец-то переполнилась. И пока Рон и остальные парни, слаженно сделавшие шаг вперед, не успели полезть в бутылку, заговорила сама.

— Единственное, что я вижу, Кормак, — нежно улыбнулась я, — так это что ты очень талантливо имитируешь позу альфа-самца человекообразных обезьян. Широко-разведенные колени и, при этом, расслабленная поза. Мы все поняли, можешь сворачивать демонстрацию. Ты первый из альфа-бабуинов, — его лицо начало заливать краской. — Еще у кого-то найдутся для меня добрые советы? Из того что не было повторено за прошлые две недели триста сорок восемь раз? Нет? — все, кому не посчастливилось в тот момент находиться в гостиной Гриффиндора, вели себя тихо, будто боялись попасть мне под горячую руку. — Ну вот и чудненько. Доброго вечера.

Общаться ни с кем не хотелось... Не хотелось даже, чтоб этот треклятый Патронус получаться начал. Хотелось просто, чтобы меня перестали жалеть и оставили в покое. Поэтому, не обращая внимания на попытавшихся меня остановить ребят, я вышла из башни и... просто пошла. Куда кривая выведет.

А вывела она меня, как ни странно, к давно знакомой облицованной железными скобами двери из массивных деревянных брусьев. Осознав, куда меня занесло, я уткнулась головой в дверь. Железо приятно холодило лоб, помогая прояснить мысли. Чуть погодя я окончательно успокоилась, глубоко вздохнула и собиралась уже двинуться обратно в башню, когда из-за двери прозвучало.

— Мисс Грейнджер, отлепите лицо от двери. Я и так уже с избытком проявил свое терпение, ожидая, пока вас отпустит, и я наконец-то смогу воспользоваться выходом из лаборатории, не повредив при этом ваш лоб.

— Добрый вечер, профессор Снейп, — выдохнув и улыбнувшись, сказала я и сделала шаг в сторону. Дверь медленно открылась. За ней стоял профессор. Без своей обычной свободной мантии. В черной рубашке с закатанными рукавами, он выглядел по меньшей мере странно... Как-то... молодо, что ли? Неофициально?

— Глядя на вас, что-то я в этом сомневаюсь, — ответил он, скрестив руки на груди. Окинув меня взглядом с головы до пят, он посторонился, произнеся: — Мне пришла партия корней Асфоделя.

— В порошок? — понятливо спросила я.

— Да. Это для первого года, так что помол грубый, как кофе для френч-пресса.

— Да, профессор.

А потом было полчаса тишины. Долгожданной, сладкой, чистой тишины в прохладном, таком знакомом и практически родном помещении, пропитанном от пола до потолка запахами трав... и не только. Многих от него воротило. И, в принципе, это было нормально. Мало кому запах лаборатории мог прийтись по вкусу. Все-таки он был... сильно специфическим. Но мне нравилось. Он меня успокаивал. Почти так же, как возможность механически раз за разом повторять одно и то же движение, ни о чем не думая. Впервые за последние полтора месяца. Именно то, что мне было надо. Мои размышления прервал Снейп.

— Хм-м-м... Ладно, эту партию я заберу в свою лабораторию. Тем не менее, Мисс Грейнджер, посмотрите в ступку. Этот помол, если у вас проблемы со зрением или головой, называется «в пыль». А я какой просил?

— Грубый... — покаянно ответила я, тем не менее, абсолютно не чувствуя угрызений совести. — Простите, задумалась.

— Терять концентрацию в лаборатории — крайне болезненный и не очень чистый способ покончить жизнь самоубийством, — нахмурившись заявил он. Чуть помолчав и пронаблюдав, как очередная партия корешков перекочевала со стола в ступку, была истерта до нужной консистенции и пересыпана в отведенную для этого тару, он вновь подал голос.

— У вас не выходит Патронус. Как вам объяснили процесс вызова защитника?

Запретное слово было сказано. Очарование момента рассыпалось мириадами осколков, а в душе вновь заворочалось раздражение. Не удержавшись, я скорчила кислую мину и продолжила с остервенением растирать несчастные корни.

— Мисс Грейнджер, я не ваш друг, я ваш учитель. Меня не впечатляют ваши закатывания глаз. Если вы не хотите, чтобы мы об этом говорили — скажите это вслух. С моей стороны интересоваться чем-то не входящим в сферу моего интереса и нашего контракта — уже непозволительное попустительство вашим капризам и перепадам настроения. Ваше поведение абсолютно недостойно мага, желающего стать зельеваром, да и просто хорошего мага, должен заметить. Но, так и быть, сделаем поправку на возраст в виде исключения. Я вижу, что эта ситуация мешает вам эффективно работать. Поэтому я готов пожертвовать своим драгоценным временем. Но дважды предлагать я точно не буду.

— Простите, профессор. Вы правы, — вздохнула я. — Профессор Люпин...

— Мистер, мисс Грейнджер, мистер Люпин. Как вы однажды заметили, профессор — не должность, а титул. У мистера Люпина его нет. В учебном процессе и среди других учеников субординация должна соблюдаться неукоснительно, это правда. Поэтому, в других ситуациях, продолжайте обращаться к нему, как к профессору, но при мне, будьте так любезны употреблять точные термины.

— Мистер Люпин, — спокойно поправилась я, — настаивает на необходимости использования счастливого воспоминания. Ни одно из моих не дает нужного эффекта.

— Мне всегда было интересно, зачем гриффиндорцы вечно вокруг всего придумывают мистически-спиритуальную шелуху... — будто разговаривая с самим собой, спросил Снейп. — Патронус принадлежит к высшей магии. А высшей магией считается та, которая для своего исполнения требует влияния силы воли волшебника на магию. Для исполнения Левиосы, Репаро и иже с ними, вам нужны волшебная палочка, как проводник вашей магии; жест, чтобы посыл принял форму и слово-активатор. В высшей магии и жест и слово имеют значительно меньшее значение. Важен ваш посыл. Экспекто Патронум, — спокойно сказал он, и по лаборатории загарцевала стройная, тонконогая лань. — Для вашей информации, я думал о том, как меня раздражает необходимость объяснять вам такие банальности. И мой Патронус не стал от этого менее эффективным, чистым или светлым. Важно ваше желание. Перевод заклинания звучит как «Ожидаю Защитника». Если бы все зависело исключительно от абстрактного счастья и воспоминаний, заклинание звучало бы как «Мечтаю вновь стать пятилеткой и пообниматься с мамой». Светлые воспоминания — упрощение для слабых интеллектом. Вас настраивают на поиск теплого и счастливого момента. Момента, когда вы чувствовали себя защищенной и уверенной в себе. Одновременно с этим, вам говорят взмахнуть палочкой и вызвать сияющего зверя, «сотканного из вашего счастья»... — на последних словах Снейп поморщился и, понизив голос, добавил, — и надо же было придумать такой идиотизм! — вернув голосу прежнюю громкость, он продолжил. — Уверенность в себе, плюс спокойное, очищенное сознание, плюс желание вызвать защитника. Ну и движение палочкой и слово-активатор. Вот и все. Рискну предположить, что вас просто сбивала эта чепуха со счастливыми воспоминаниями. Она вам не помогала сосредоточиться. Наоборот, как костыли не помогают ходить здоровому человеку, так и необходимость копаться в памяти в поисках «счастливых мыслей» мешает вам получить требуемый результат, на который вы более чем способны. Попробуйте снова в спокойной обстановке, просто сосредоточившись и очистив сознание. И все у вас получится.

Посмотрев, на замершую и переваривающую его монолог меня, он скривился.

— Ладно уж, пробуйте сейчас, если без этого никак.

— Я... — попыталась было возразить я.

— Вызывайте уже этого дракклова Патронуса, чтобы мы, наконец, смогли закрыть эту тему и перейти к чему-нибудь более полезному, — раздраженно перебил профессор и хмуро и выжидающе уставился на меня.

Не знаю, что сыграло свою роль: желание, чтобы профессор перестал меня рассматривать, как ученый тупого бонобо или раздражение на это дурацкое заклятие, которое две недели подряд служило для меня источником глухого раздражения но... Взмах палочки, слова активаторы — и на полу лаборатории появилась небольшая, очаровательная лиса. Понюхав воздух, она воспитанно уселась, обернув вокруг себя кольцом пушистый хвост, и, склонив голову набок, с интересом посмотрела на Снейпа.

В тот момент, когда я увидела лису, я поняла, что она однозначно стоила затраченных на ее вызов нервных клеток. Ее так и хотелось погладить... я даже, кажется, протянула к ней руку, когда...

— Ну все, развеивайте уже ее и, если вы не забыли, вас с нетерпением ожидают еще полтора фунта корней Асфодея, — Снейп оттолкнулся от стола, на который присел, пока объяснял мне чары Патронуса и, заложив руки за спину, как ни в чем ни бывало, двинулся к своему столу.

— Да, профессор, — ответила я, с чувством легкого сожаления, развеивая свою лисицу.

Весь час, который потратила на приготовления оставшейся кучи корешков, я изо всех сил сдерживалась, чтобы губы не растянулись в широкой улыбке. Счастливый смех, который пыталась удержать, почти физически щекотал изнутри, будто прося, чтобы его выпустили наружу.

Пусть профессор второй раз за день обломал мне кайф. И пусть он был той еще... скажем, человеком с тяжелым характером и серьезными проблемами со способностью к социализации... И пусть я все равно его слегка побаивалась... Пусть!

«Вы — шикарный учитель!» — отчетливо подумала я, на секунду вскинув взгляд на склонившегося над свитками Снейпа, и вновь уткнулась взглядом в ступку.

1) Речь идет о книге "Психология лидера". Спорный опус, в котором лично мне многое кажется... не слишком корректным, но, как сказала Гермиона, и с этой паршивой овцы можно получить хоть шерсти клок.

Вернуться к тексту

2) Клаузиус в 1865-ом ввел понятие энтропии в термодинамике. В термодинамике энтропия означает меру рассеивания энергии, но набрав «энтропия» в интернете вы также найдете такие определения как мера беспорядка или стремление к хаосу. Сегодня оно применяется очень много где. Его начали использовать в расчетах для предсказаний изменений курсов на бирже и так далее и тому подобное. Примеры энтропии вокруг нас? Остывший кофе, растаявший лед в мохито, запах жареной курицы из духовки, который вы чувствуете, только выйдя из лифта... Короче, хотите сломать себе мозг пытаясь понять что-то очень-очень сложное, с чем вы, тем не менее, сталкиваетесь каждый день? — вперед, вот первая ссылка! https://habr.com/post/374681/

Вернуться к тексту