Смертник (джен)

Они смотрели друг другу в глаза — арзак и менвит.

И воздух в машинном отделении, казалось, звенел.

От напряжения.

Или, может, от боли...

Раб смотрел упрямо, и в его взгляде была... Будь Кау-Рук поэтом, сказал бы — бездна.

А так...

Штурман неторопливо кивнул своим мыслям и сдержанно произнёс:

— Потрудитесь объяснить, что вы здесь делаете, господин главный инженер.

Уголок рта раба дёрнулся:

— Провожу планово-предупредительный ремонт, господин штурман.

— Разумеется. В два часа ночи.

— А мне в другое время некогда.

Дерзит. Это от отчаяния.

Ну ещё бы. Если тебя застукал с поличным человек, который выше тебя, сильней, да ещё и к гипнозу прибегнуть может...

Не дёрнешься.

Но как он держится!

Кау-Рук аккуратно заглянул за плечо Ильсора и констатировал:

— Мина.

* * *

Случайность.

После посадки на Беллиору «Диавона» б?льшую часть времени пустовала: оборудование выгрузили, лаборатории разместили в замке — там было намного просторней, да и спать все предпочитали на свежем воздухе, а не в каютах...

Но книги оставались на корабле. А штурману после неудавшегося налёта на Изумрудный город совсем не спалось. Вот так и случилось, что, выходя из библиотеки, он заметил мелькнувший в конце коридора силуэт в рабочем комбинезоне.

И пошёл следом.

* * *

Значит, мина.

Вот это да.

Кау-Рук обогнул Ильсора и опустился на колено, внимательно осматривая адскую машину. Таймер не выставлен. Странно...

— И каков радиус поражения?

— Около километра, — тихо сказал Ильсор, глядя в стену.

Штурман замер.

Сколько?

Всех нас, это же он всех нас!..

С этим знанием трудно было справиться, но дисциплина помогла. А, собственно, что ты хотел? Арзаку не за что любить менвитов.

Но неужели же?

Кау-Рук обвёл глазами машинное отделение и гневно спросил:

— А её вам тоже не жалко?

Ильсор обжёг его взглядом полным возмущения и тоски.

Ого.

— Жалко, — заключил Кау-Рук.

От сердца немного отлегло.

Парадокс...

У него всё внутри обрывалось, когда он думал, что что-то может случиться с его красавицей, с его гордой и могучей «Диавоной»... Но ведь и Ильсор должен был чувствовать то же самое. Он же её создал.

Что ж...

Кау-Рук снова повернулся к мине, намеренно демонстрируя арзаку спину. Будто предлагая ударить...

Или сбежать.

Он ждал топота, может быть, звука запираемой двери, — а его нескоро найдут, если Ильсор решит сделать так, — но не услышал ничего. Его противник не тронулся с места.

Штурман тихо хмыкнул.

Правильно.

От своего дела бегают только рабы. А этот, похоже, всегда был свободен.

Он выпрямился и снова встал перед Ильсором. Кивнул на мину.

— Красиво сделано. Вы всё делаете красиво, господин главный инженер? И когда только успели...

Тот молчал и продолжал угрюмо глядеть в стену. Кау-Рук раздражённо вздохнул.

— Я не собираюсь спрашивать, кто вам помогал. И гипнотизировать не собираюсь, Ильсор, вы же знаете, что это не в моих правилах. Я хочу поговорить. Но вам, кажется, больше нравится разглядывать переборку? — ехидно добавил он.

Вот так-то лучше.

— Говорите. — Арзак смотрел на него с вызовом.

Штурман слегка смутился. Он прекрасно умел говорить по делу, но обсуждать жизненные принципы... Такого опыта у него не было.

Зато была храбрость.

— Почему? — спросил он. — То есть... Я хотел спросить, почему так жестоко?

Ильсор усмехнулся.

— А почему вы... так жестоко с беллиорцами?

Он не сказал «с арзаками».

Что ж... И на том спасибо.

Ильсор продолжал:

— Вы, менвиты... всюду, куда бы вы ни...

— Не надо, Ильсор, я понял.

— Вы не поняли! Это не месть!

— Но вы имеете на неё полное право.

Его собеседник осёкся.

Кау-Рук вздохнул:

— Менвиты — нация воинов, и понятия чести для нас — не пустой звук. Ну... были когда-то, — горько добавил он.

И отвернулся.

Они довольно долго молчали.

— Интересно, вы один такой, или все арзаки прикидываются?

— Не все, не волнуйтесь. Если и есть ещё такие, как я, то мне о них неизвестно. Остальных вы превосходнейшим образом превратили в марионеток.

— А вы — особый случай? Любопытно, почему. Может, среди ваших предков есть менвиты? Говорят, было время, когда наши народы смешивали кровь...

— Всё может быть, господин штурман. Кто знает, может, и в вашем роду не без арзака! Вот ужас-то.

Кау-Рук улыбнулся:

— Никогда не интересовался генеалогией, авиация была интересней. Но, может, и стоит как-нибудь...

В глазах Ильсора мелькнула боль.

— Желаю удачи в изысканиях, господин штурман.

И демонстративно сложил руки за спиной — поза арестанта...

— Прекратите! — воскликнул Кау-Рук. — Опустите руки!

Ильсор устало посмотрел на него.

— Я понимаю вас, господин полковник. Правда, понимаю. Вам претит быть рабовладельцем. Но вы привыкнете рано или поздно, это только вопрос времени. Так что начинайте уж сейчас, потому что не всегда у вас будет такой рассеянный и благодушный командир, как Баан-Ну.

Кау-Рук задохнулся, как от пощёчины.

Вот оно как...

А, собственно, почему бы и нет?

Заслужил — носи.

И не имеет значения, что ты думал об этом уже давно. Ведь только думал — не делал.

— Я могу попытаться отстранить генерала, — глухо сказал штурман.

Ильсор вздохнул.

— Забыли Устав? Отстранить командующего военной операцией можно только в случае его ранения, связанного с потерей дееспособности, или помутнения рассудка. А Баан-Ну хоть и... но вполне в своём уме. Лон-Гор не подтвердит диагноз, да и люди за вами не пойдут: вспомните, что было во время налёта...

Несгибаемому штурману потребовалась вся его выдержка, чтобы не вздрогнуть.

Налёт. Воспоминание о нём все эти дни буквально отнимало желание жить. Он любил лётчиков, он сам был одним из них. Его товарищи, его друзья, почти семья! — он верил в них, верил в то, что они понимают его...

Но они продолжали упрямо лететь к городу. Даже после того, как он сказал, что не надо. После того, как подал пример! Но им было плевать и на его слова, и на действия, — что ослепило их, что они готовы были бомбить мирных жителей? Убивать беззащитных?

Это не воины. Хищники. Хуже тигров, хуже волков... А он не умел говорить на языке животных.

— Как вы собирались уходить?

Ильсор растерянно посмотрел на него.

— Что?

— После того, как активируете мину. Как?

— Уходить одному? — его собеседник презрительно усмехнулся.

Кау-Рук замер.

— А остальные знают? — тихо спросил он.

Ильсор кивнул.

— Они согласны.

Штурман подавил желание зажмуриться.

Сколько же в их сердцах ненависти?

Или сколько любви...

Но решение уже было. Оно пришло мгновенно, даря уверенность, что всё правильно. Только нужно уточнить...

— Скажите... Я думаю, вам и это известно. Беллиорцы и в самом деле такие мирные и добрые люди, какими кажутся? Просто теперь я не знаю, верить ли своим глазам, — у вас тоже была репутация самого послушного раба.

Самый послушный раб кивнул.

— Да, они в самом деле такие.

— Прекрасно. Пошли.

Они выбрались в коридор, и Кау-Рук захлопнул дверь.

— В рубку.

В рубке он быстро загерметизировал машинное отделение. И запечатал личным кодом.

— Чтобы его взломать, вам потребуется часа два, я думаю. Другому бы дал пять, но вы же — гений, не так ли?

Ильсор насторожённо молчал.

— Вы когда собрались взрывать? Ну, Ильсор, чего уж теперь-то?

Тот поднял глаза.

— Не знаю пока. На днях.

— Как узнаете, скажите мне. Я сниму охрану с периметра, и уводите ваших людей. А я взорву.

Святое небо, вот это взгляд...

— Я... нет!

— Да. Менвиты и в самом деле не заслужили ничего хорошего. Но арзаки не виноваты в наших поступках. И уж тем более — в наших преступлениях. Я надеюсь, беллиорцы поймут это и примут вас.

— Мой штурман!

— Ильсор. — Кау-Рук задумчиво смотрел в экран, который показывал предрассветный земной пейзаж. — Позаботьтесь о людях. Вам ведь не привыкать, правда? А я... Пожалуйста, — он обернулся и посмотрел собеседнику в глаза, — прошу вас, уступите. Не внушению, не приказу — просьбе. Просьбе менвита... — и он с насмешкой покачал головой.

— Мой штурман, менвиты...

— Когда-то мы были великим народом, Ильсор. Пока не стали тем, кем стали. — Кау-Рук вздохнул и снова взглянул на экран. — Ну ладно, пойдем, а то, вон, уже светает. Вам надо хоть чуть-чуть поспать, пока наш баснописец не продрал глаза.

Всю дорогу до замка Ильсор молчал. Но на пороге остановился.

— Я хочу сказать, что вы неправы, мой полковник, — произнёс он и посмотрел на него ясно, открыто, — менвиты и сейчас великий народ...