Скованные одной цепью (джен)

Некоторое время они отчаянно, изо всех сил, до боли в сердце надеялись, что вертолет вернется.

Вынырнет из-за скалистого гребня, вновь серебристой стрекозой промчится над лесом и опустится на пятачок земли рядом с двойниками, точно ангел, ниспосланный с небес самим Провидением... металлический такой ангел, большой и добрый, шумный и блестящий, воняющий керосином и нагретым машинным маслом. Но над долиной глухо и неумолимо стояла тишина... Не мертвая, вовсе нет — мирная тишина обычной лесной повседневности: шелестел легкий ветерок в кронах деревьев, распевались в траве цикады, басовито жужжал над цветком клевера круглый полосатый шмель. В небе, широко распластав крылья, по-прежнему парил силуэт какой-то большой птицы — парил, и бесшумно нарезал круги над головами двойников, и что-то высматривал внизу, в долине, наблюдал и ждал, ждал, ждал… Орел? Гриф? Стервятник? Что он высматривал, чего ждал? Говорят, эти трупоеды чуют приближение смерти…

Антиплащ устало потер ладонями щеки.

— Пошли…

— Куда? — пробормотал Дрейк. Ему сейчас хотелось сдохнуть, как никогда. Порадовать птичку… Во всяком случае, оправдать её ожидания.

— К реке, — отрезал Антиплащ. — Я хочу пить.

И тон его не терпел никаких возражений...

Следующие несколько часов слились для Черного Плаща в один долгий непрекращающийся кошмар.

Сколько миль оставалось до берега — три, четыре… десять? Пять тысяч шагов? Пятнадцать тысяч? Сто пятьдесят? В голове Дрейка не было ни единой мысли. Сознание его словно бы выключилось, он брел, едва понимая, что делает, спотыкаясь на каждом шагу, бессильно повиснув на плече спутника. Понадежнее умостить костыль в земле… перенести на него тяжесть тела… опереться на плечо двойника… подтянуть ногу… сделать шаг… снова и снова, раз за разом повторять изнурительный алгоритм… ни о чем не думать… упереть костыль… подтянуть ногу… минута за минутой, шаг за шагом… раз и два… три и четыре… десять и пятнадцать… сто и двести… тысяча и…

В какой-то момент ноги Черного Плаща вконец подогнулись — и он мешком рухнул на землю, слишком обессиленный для того, чтобы сделать следующий шаг.

— Я больше не могу.

Ему казалось, что он прокричал эти слова, проорал их на весь замерший, настороженно прислушавшийся лес — но на деле он пробормотал их невнятно и едва слышно, с трудом ворочая высохшим костенеющим языком... Антиплащ с раздражением повернулся к нему.

— Что?

— Я… больше не могу идти. Я…

— Вставай.

— Нет.

— Вставай, кому сказано! — Антиплащ яростно дернул спутника за руку. — Нашел время ныть… Ну?

— Оставь меня в покое…

— Вставай, черт бы тебя побрал! Я на собственном хребте тащить тебя через лес должен, да?

— Да пошел ты…

— Вставай… с-сука! Убью! — прохрипел Антиплащ. Он бешено затряс спутника за грудки; его злобное, перекошенное, пылающее от гнева лицо угрожающе нависло над Дрейком, и Черный Плащ понял, что сейчас его начнут поднимать пинками…

Но ему было все равно.

— Ну, давай, убивай… Рано или поздно именно этим все и закончится… Я больше не могу… идти… не могу… трепыхаться…

Звонкий звук пощечины пропорол хрупкую лесную тишину, и щека Дрейка вспыхнула от удара.

Он нисколько не удивился.

— Не можешь, да? Сдался, тряпка? — голос Антиплаща осип от бешенства. Он тяжело, со свистом дышал, и его растрескавшиеся, пересохшие губы тряслись не то от гнева, не то от слабости, не то от отчаяния. — Сдохнуть решил на лесной полянке под порхание бабочек и пение птичек? Слабак! С-слякоть! Размазня проклятая! Наплевать на все, да? И на меня тебе наплевать… и на себя… вот так, да? Так? Наплевать?

— Да. Наплевать, — бессильно хрипел ему в лицо Дрейк. — На все наплевать… На всех наплевать... И на себя наплевать… и на тебя — в первую очередь… понял, ты, гад, сволочь, бандюган проклятый...

Антиплащ свирепо скалился в ответ — жутко и зловеще, словно устрашающая тотемная маска.

— Ах, так? О дочери своей вспомни, кретин! Или тебе на неё тоже начхать с высокой колокольни?

— Заткнись…

— Нытик грёбаный! Соберись… ну же! Вставай! Вставай, черт побери! — Он не то всхлипнул, не то яростно фыркнул, еще раз остервенело встряхнул Дрейка — и тяжело бросил его на землю, точно осознав тщету своих бесплодных усилий... утер рукавом потное и осунувшееся, испятнанное серыми разводами грязи лицо. Добавил негромко и прерывисто, чуть ли не просительным тоном: — Вставай же, ну... Осталось недалеко… недалеко... до реки. Потом… будет легче.

Правда, легче? С чего бы это, вяло подумал Дрейк. Он лежал, закрыв глаза, прислушиваясь к непрекращающейся грызне в сломанной ноге: проклятые зубастые тварюшки работали на ура, в три смены, не зная ни сна, ни отдыха. Джоселин… она, конечно, уже знает о крушении… и о том, что поиски не увенчались успехом… но еще не знает о том, что Дрейк жив. И… что? Еще на что-то надеется? Мучается от неизвестности? Ждет, когда её вновь запихнут в холодные неприветливые стены приюта? Если Черный Плащ не вернётся домой…

Он судорожно вздохнул, тщетно стараясь протолкнуть в горло застрявший в глотке горячий и горький ком. Воды, подумал он умоляюще, господи, полцарства за глоток воды, полцарства — и наследную принцессу в жены…

Антиплащ больше не бесился — сидел рядом на траве, тяжело дыша, бессильно свесив руки, опустив голову и глядя в землю — и такой усталостью, таким безнадежным отчаянием веяло от его поникшей фигуры, что Дрейку окончательно стало не по себе. У двойника дрожали пальцы... лицо было измятым, землисто-серым, измученным, глаза — запавшими и воспаленными, и Дрейк внезапно понял, что он — это он-то, железобетонный Антиплащ! — тоже смертельно устал: устал от этих бесконечных опостылевших блужданий по лесу, устал в прямом и переносном смысле тащить на себе бесполезный балласт, устал бороться не только с самим собой, но и с отчаивающимся на каждом шагу спутником, устал трепыхаться…

Но сдаваться не собирался. Впрочем, у него-то не было ни мутного горячечного жара в теле, ни назойливого дятла в голове, ни сломанной ноги…

— Сколько до реки, как по-твоему? — едва слышно пробормотал Дрейк.

Антиплащ не то дернулся, не то нервно мотнул головой, отбрасывая со лба лезущие в глаза сальные волосы. Поскреб грязными ногтями комариный укус на шее.

— Не знаю. Полмили… миля. Нам надо… дойти. Надо, понял? Доберемся до реки — там дело пойдет легче. Может, удастся построить плот…

— Плот? Из чего? И, главное — чем?

Антиплащ промолчал. У него был вид человека, отчаянно цепляющегося за соломинку — и притом прекрасно осознающего, что соломинка-то вот-вот переломится…

Итак… Понадежнее умостить костыль в земле, перенести на него тяжесть тела, опереться на плечо двойника, подтянуть ногу, сделать шаг, умостить костыль, снова и снова… Дрейк заставил себя ни о чем не думать и всецело отдаться размеренному монотонному алгоритму. Последующий час бесследно выпал из его памяти, впоследствии он не помнил, ни каким образом он сумел подняться на ноги, ни как одолел оставшиеся до реки полмили… Ему казалось, что эта пытка никогда не закончится, он грезил наяву, ему мнилось, что он — дома, в Сен-Канаре, что он вновь — десятилетний мальчик, отправившийся с отцом на рыбалку: низко парят над водой пронырливые чайки, где-то далеко шумит проходящий мимо прогулочный катер, мягко покачивается на воде яркий поплавок, бормочет и потрескивает на носу лодки карманный радиоприемник, и, в такт плеску волн о высокие некрашенные борта, старая плоскодонка тоже неторопливо покачивается на воде, словно теплая уютная колыбель, дарующая усталому существу покой и отдохновение, — покачивается, покачивается…

Он пришел в себя от того, что окунулся лицом в ледяную воду.

Он лежал ничком на травянистом берегу, и голова его свешивалась над негромко журчащей, быстро бегущей мимо темной водой. И, по-прежнему ни о чем не думая, инстинктивно, точно теленок, он потянулся к ней губами — и пил, пил, пил до тошноты, чувствуя, как разливается по венам живительная влага, как оживает истерзанное тело, как просыпается окостеневший мозг и проясняются мысли, и…

И первое, о чем он подумал, было: Антиплащу сейчас даже не нужно ничего делать, только чуть-чуть притопить меня в речке и подержать мою голову под водой минут пять… А второе: до каких пор меня будет одолевать эта назойливая чертова паранойя, а? Или это — не паранойя, а всего лишь здравая, вполне обоснованная обстоятельствами подозрительность?

Дрейк облизнул губы. Интересно, спросил он себя, почему Антиплащ действительно до сих пор от меня не избавился? Чего он ждет? Пока двойник ослабнет настолько, что уже попросту не сможет сопротивляться? Или… у него есть на Дрейка какие-то другие, особые, далеко идущие планы? Взять его в заложники, например... потом, когда они выберутся к людям: приставить нож ему к горлу и потребовать в обмен на его жизнь безоговорочную свободу и двухместный вертолет в личное пользование? Да не, что-то слишком уж сложно… по совести говоря, Антиплащу куда проще подобрать сейчас крепкий булыжник, и…

Чего он ждет?

Что произошло там, в Гринвилле? Может быть, он действительно невиновен?

«Тебе не приходило в голову, что я тут вообще ни при чем, м-м?» Ага. Совершенно не приходило, черт побери. А должно было приходить, да? Бред...

Черный Плащ закрыл глаза. Потом, все — потом. Сколько уже можно мусолить одно и то же...

И все-таки — почему он медлит? Чего он ждет, а?

Видимо, последнюю фразу Дрейк, забывшись, произнес вслух, потому что Антиплащ, распластавшийся рядом на земле, вяло повернул к нему голову:

— Что?..

— Ничего. — Черный Плащ в изнеможении пал щекой на пучок травы. — Это я так... не обращай внимания... мысли вслух...

— Мысли? Угу, — Антиплащ хмыкнул с непонятной интонацией: то ли сочувственно, то ли язвительно...

Некоторое время они молчали — и безвольно лежали на берегу, пытаясь дать отдых натруженным ногам и собраться с силами для дальнейшего самоистязания. Смотрели на реку — к которой до сих пор стремились безумно, страстно и самозабвенно, точно к источнику неведомой космической энергии. М-да... а стоило ли стремиться?

...Река была неширока, ярдов двадцати от берега до берега, но, видимо, достаточно глубока, с темной ледяной водой, зловеще бурлящей на стремнине, с обрывистыми глинистыми берегами и порожистым руслом, с течением свирепым, шумным, быстрым и сильным. Кроме того, текла она, вопреки надеждам двойников, вовсе не в сторону Рейнира, а от него. С востока на юго-запад.

Ясно было одно: чтобы держать путь дальше на север и добраться до цивилизации, речушку следовало пересечь. Как? Дрейка бросало в дрожь при одной мысли о том, что ему придется со сломанной ногой лезть в ледяную воду под равнодушно-мощный напор течения. Немного придя в себя, Антиплащ выломал в подлеске какой-то длинный трухлявый шест и измерил им глубину реки возле берега. Шест погрузился в воду ярда на полтора.

— Надо поискать брод, — пробормотал Антиплащ. — Не может же она повсюду быть глубиной по горло.

— Ага, — пробормотал Дрейк. И призвал все оставшиеся силы на то, чтобы вновь сосредоточиться на спасительном алгоритме.

К счастью, сразу за ближайшей излучиной обнаружился перекат. Река здесь раздавалась вширь и образовывала вязкий нанос песка и ила, поднимающий дно на пару футов. Торчали из воды облизанные волнами щербатые камни — будто гнилые зубы, пораженные кариесом. Между ними течение натащило водорослей, веток и мелкого серого песка. Кипели вокруг валунов речные струи, пенились и рассыпались каскадами брызг, закручивали там и тут мутные воронки водоворотов… Конечно, при известной ловкости и сноровке перебраться по камням на противоположный берег не составляло особого труда, но…

Дрейк глотнул.

Антиплащ выплюнул изо рта изжеванную травинку. Хмуро покосился на Дрейка.

— Подумай о дочери. Сейчас, — ровным голосом произнес он. — Подумал? Тогда пошли.

Справа от переката, выше по течению, было мелководье, и серебристые блики весело поблескивали на поверхности реки; слева вода чернела густой темнотой — в этом месте нанесенный течением песчаный вал обрывался на неизвестную глубину, образовывая неведомую придонную яму. Воды на перекате оказалось по колено, но, черт побери, Дрейк до сих пор и представить не мог, что она может быть настолько холодной, не превращаясь при этом в лед; он брел, повиснув на плече двойника, с трудом переставляя левую, здоровую, ногу, которая вскоре онемела до такой степени, что хоть оторви и выбрось; и ему совсем не нравилось то обстоятельство, что его погружающийся в хлюпкое месиво костыль с каждым шагом увязает в топком придонном иле все глубже и глубже. Если я потеряю равновесие, думал он, как там, на обрыве, то… то что? Придется как минимум искупаться, а как максимум — утонуть? Дно было неверное, скользкое, глинистое; клокотала и пенилась вода меж острых камней, летели в воздух радужные брызги, река тащила по течению какой-то мусор: кривые сучья, и траву, и островки из переплетения водорослей и мокрых черных веток, и еще какую-то дрянь… Весьма крупногабаритную дрянь: Антиплащ вдруг поднял голову и хрипло выругался. Дрейк проследил за его взглядом — и похолодел: как раз в этот момент река выволокла из-за поворота нечто огромное, ветвистое, облепленное водорослями, похожее не то на диковинного речного монстра, не то на зловредного индейского духа… Это было сломавшееся где-то выше по течению и рухнувшее в воду разлапистое дерево — река подхватила его и потащила на своей широкой спине, точно соломинку, крутя в водоворотах, омывая волнами, навешивая на корявые, торчащие во все стороны сучья ленты водорослей и шматья сухой травы, превращая сломанное бревно в устрашающий плавучий таран... О, черт возьми! Теперь это чудовище, обросшее, точно неопрятной бородой, зеленоватыми лохмотьями тины, мчалось по течению прямиком на двойников, грозя подмять их под себя и утащить за собой, в студеную пучину, в неведомую яму за перекатом.

— Дьявол! — выругался Антиплащ. — Откуда оно взялось? Эта махина нас собьет, как парочку кеглей… Быстрее! Давай, шевелись!

Но "шевелиться" было не так то просто... Дрейк изо всех дергал костыль, который увязал в песке и поддавался с трудом… с одной стороны на Дрейка напирало течение, с другой — Антиплащ, который отчаянно торопился перескочить с камня на камень. Противоположный берег был совсем близко, рукой подать, двойники судорожно прыгали по воде, пытаясь достичь его раньше, чем до них домчится злополучный плавучий таран, но — не успевали, не успевали… не успевали…

Бородатое бревно оказалось быстрее.

Дрейк попытался оттолкнуть его костылем, но куда там! С таким же успехом он мог бы тыкать спичкой в бегемота… Бревно не обратило на него внимания, как не обращает внимания на попавший под колесо прутик могучий паровой каток: оно налетело мощно, равнодушно, неумолимо, — и последним, что Дрейк услышал перед тем, как оказаться по уши в воде, была хриплая, захлебывающаяся от страха, боли и гнева брань Антиплаща…

В какую-то секунду он ощутил себя беспомощным котенком, которого топит в помойном ведре чья-то безжалостная рука. Подумать только, еще час назад Дрейк смертельно изнемогал от отсутствия воды — теперь же воды вокруг него оказалось слишком много: она была и сверху, и снизу, и со всех сторон, она обхватила его плотными тугими объятиями, и обволокла холодом, и потащила, ослепленного и оглушенного, куда-то сквозь мутную пучину, безжалостно трепля, кидая и швыряя на камни. Река была не так уж и глубока, вряд ли, встав на дно, двойники погрузились бы в воду с головой, но весь ужас как раз в том и заключался, что нащупать дно и утвердиться на нем они никак не могли, потому что свирепое течение тут же сбивало их с ног и вновь безо всякой пощады опрокидывало кувырком. Избитые и задыхающиеся, они беспомощно барахтались в реке, едва понимая, где они и что они; в первые секунды, оказавшись в воде, они еще делали слабые попытки плыть и бороться с течением, но неистовая мощь стремнины пресекла все эти глупые потуги в два счета — и потащила их дальше по каменистому руслу, по порогам и водоворотам, играя с ними, словно с парочкой слепых щенят, захлебывающихся, беспомощных и совершенно ополоумевших от страха. Сколько времени это продолжалось — пять минут или два часа — ни один, ни другой впоследствии не могли бы сказать; их, конечно, давно растащило бы в стороны, если бы не злосчастные наручники, которые в равной степени не позволяли им как потерять друг друга в буйстве водной стихии, так и элементарно из неё, из этой распроклятой стихии, выплыть. Раненый и полубесчувственный, Дрейк вскоре совершенно выбился из сил и успел несколько раз хлебнуть ледяной воды, влачимый течением по угловатым валунам; намокшая одежда тянула его ко дну, он задыхался, утратив всякое представление об окружающем, повинуясь одним лишь слепым инстинктам, каждую секунду усилием воли заставляя себя встряхивать угасающее сознание. В одно из кратких мгновений просветления он расслышал сквозь шум воды голос Антиплаща, что-то истошно кричавший, но слов не разобрал — и, лишь подняв голову над водой и с трудом разомкнув слипшиеся веки, понял причину волнения, охватившего двойника.

Где-то впереди рев реки, и без того оглушительный, усиливался неоднократно и словно бы висел в воздухе килотоннами мощных ушераздирающих децибел… Водопад? Это был водопад?! Или… что?

Нет, это был не водопад. Просто впереди русло реки втягивалось в узкое порожистое ущелье, в котором вода, прокладывая себе дорогу по каменному тоннелю, ярилась, пенилась и бурлила, точно кипящая похлебка в адском котле. Это была настоящая мясорубка… это была — смерть, такая же мучительная, верная и безжалостная, как и падение в шахту высотного лифта. Перед устьем ущелья, словно клыки неведомого чудовища, толпились уродливые, иссеченные водой валуны с острыми, как лезвие топора, гранями — течением двойников тащило прямо на этих гранитных стражей, выставивших навстречу стремнине все свои орудия обороны. Раздался треск — это налетело на камни злосчастное дерево, плывшее где-то обочь, за компанию с двойниками; налетело — и на какое-то время застряло между каменными зубцами… Антиплащ судорожно ухватился за вставшее поперек течения бревно, впившись в мокрую скользкую кору с неистовой силой рыбы-прилипалы...

— Держись!

Дрейк тоже зацепился за бревно… вернее, это бревно зацепило его своими сучьями, преградив дорогу — и от удара о плотную шершавую шкуру старого клена у Черного Плаща помутилось в глазах. Вода захлестывала его с головой, забивалась в горло и в уши, и он с трудом сумел расслышать прерывистый хрип двойника откуда-то сбоку:

— Надо… выбраться на берег… давай…

Они попытались продвинуться к берегу, нащупывая ногами глинистое дно и перебирая руками по бревну, но это было не так-то просто: течение вышибало из-под них твердую почву, норовило оторвать от единственной опоры и утащить прочь, в жерло мясорубки, в жуткое клокочущее ущелье, в настоящую пасть Харибды... И тем не менее, медленно, но верно, они все же продвигались к берегу, пока… хрясь! Сломалась какая-то ветка, удерживающая бревно на месте — и оно медленно развернулось, точно неуклюжая морская корова, готовое вновь отдаться на милость течения…

— Н-ну! — Прежде, чем бревно пустилось в дальнейший путь, Антиплащ отчаянным рывком бросил тело на берег и ему почти — почти! — удалось вырваться из-под всесокрушающей власти реки… Дрейк попытался последовать его примеру, ухватиться за полоскавшиеся в воде длинные стебли травы… за ветки склонившихся над водой деревьев… за торчащие из воды мокрые камни... за... за... за что-то еще... — но его онемевшие пальцы не слушались и неумолимо соскальзывали, вода забивала ему горло, бурлящая темнота застила глаза, нестерпимый холод скрючивал тело… и в следующий миг — наконец-то! — сильный удар в висок разом избавил его ото всех проблем... и больше он ничего не видел, не слышал, и не чувствовал, тут же провалившись в холодную черную глубину.