О мифах и магии (гет)

Снейпа больше не удивляло то, что она умудрилась найти его. Но вот то, что она ему обрадовалась…

— Вероятно, ваш разговор с матерью прошёл лучше, чем я думал.

— Не сказала бы, — ответила Гермиона. Она прижала к себе свою сумку; улыбка увяла. — Но он и не мог, правда? Не на эту тему.

— Пожалуй, нет, — смягчился он.

Они замерли на расстоянии неловкости друг от друга — между ними свободно проходили пассажиры, слишком поздно замечая и делая виноватые лица, — на полпути от одной части диалога к другой. Заставить себя подойти ближе Снейп не мог. Ему подумалось, что это покажется признанием.

— Кроме того, — продолжила Гермиона, — мне невыносимо снова и снова слышать, что я ошибаюсь. — Она заправила за ухо непокорный локон и выпятила подбородок. — Никак к этому не привыкну. И больше не стану терпеть.

Снейп сунул руки в карманы и вжал голову в плечи, прячась под воротником.

— Куда же вы в таком случае направляетесь? — спросил он, желая, чтобы разговор наконец закончился.

Гермиона сдвинула брови.

— С вами, — ответила она, не озвучив, но явно подразумевая «конечно же». — Возражения есть?

«Миллионы», — подумал Снейп, а вслух выдал:

— Почему?

Их разделило очередное спешащее мимо семейство; Гермиона, досадуя, взялась за рукав Снейпа и притянула ближе. Он, уставший от бесцеремонности чужаков, высвободился, когда её пальцы задержались на обшлаге. Этот разговор — который, начнём с главного, вообще не должен был состояться, и потому его хотелось избежать особенно — вёл к чему-то, чего Снейп не ожидал. Зато, судя по выражению лица Гермионы, складывался в соответствии с её задумкой.

— Я больше не могу действовать так. — Её рука безвольно повисла. — Это слишком…

— Сомневаюсь, что вы по-настоящему действуете.

— Вот и я о чём! — резко бросила она. Ей передалось раздражение Снейпа. — Я напрасно трачу свою жизнь. Теряю время, не помня себя из-за лекарств, прописанных мне потому, что все говорят, будто я ошибаюсь. Но вот появляетесь вы и… — Она опять вцепилась в его многострадальный рукав. — И значит, я не ошибаюсь. Я уже не ребёнок, и, чёрт подери, думаю, что пора мне вести себя соответственно.

О, как она гордилась своим выступлением! Уж он-то видел. Наверное, годами готовила эти слова, проговаривая про себя в ожидании подходящего момента. Наверное, представляла, как скажет их родителям, а не ему. Впрочем, если подумать, она, видимо, так и сделала, прежде чем явиться сюда и найти его. Это объясняло, почему у неё горели щёки. Снейп представлял, как она, отказавшись подчиниться требованию матери пойти в кабинет, вышагивает по кухне, наверняка сильно жестикулирует, защищаясь, прося, чтобы её хоть раз услышали, желая, чтобы её поняли.

— Мне эта идея хорошей не кажется, — произнёс он.

Гермиона воинственно сверкнула глазами:

— Отчего же?

— Это не здорово, — объяснил Снейп. — То, что мы делаем.

— Разве это вредит кому-нибудь?

Он прикусил язык, сквозь зубы втянул слюну с медным привкусом.

— Пока нет.

Теперь её глаза расширились.

— Умоляю, пусть это не будет угрозой, — прошептала она.

— Что? Нет! — краснея, возразил Снейп. — Разумеется, не угроза. Я не чудовище.

Гермиона как будто успокоилась, но её пальцы продолжали нервно крутить пуговицу на его рукаве.

— У меня есть немного денег, которые я откладывала на университет. Не пригодились, как вы понимаете. Могу оплачивать своё питание. И буду помогать по дому… Нам просто нужно место, чтобы проводить исследования, правильно? И тогда мы выясним, что происходит. Я в самом деле чувствую, что должна… То есть я думаю, нам лучше поехать вместе. На север.

— Гермиона, послушайте…

Громкоговоритель исторг объявление: поезд Снейпа отправлялся. Пронзительные гудки сигнализировали, что сейчас окончательно закроются двери.

— Поедемте? — Она взглянула снизу-вверх.

Ох, эти глаза.

Проклятье, а не глаза!

— Вы мне доверяете? — спросил Снейп

Не стоило спрашивать. Гермиона снова широко распахнула свои чёртовы глаза. И ведь знала, безошибочно знала, что просить о том, о чём она просит, — не правильно, как и хотеть того, чего она хочет. Правильные девочки не сидят в пабах со странными типами, не тащат тех к себе домой и уж точно не переселяются к странным типам для каких-то исследований.

— В достаточной мере, — ответила она, сминая его рукав.

— Тогда поехали, — сдался он, и они, схватившись за руки, бросились бежать.

* * *

Снейп не представлял, как можно спать под грохот и пыхтенье поезда, неумолчное бормотание пассажиров по соседству, регулярные объявления по громкоговорителю и шуршание тысяч и тысяч упаковочных пакетов, которые то засовывали на багажные полки, то доставали оттуда. А Гермиона всё-таки спала. Он сидел рядом, приникнув к дальнему от неё подлокотнику, чтобы не касаться её ног своими, и читал дневник.

Хорошо, что она уснула. Иначе наблюдала бы за Снейпом и заметила, как он краснеет из-за заметок, не предназначенных для посторонних глаз. Ему казалось, Гермиона слишком молода даже для того, чтобы читать о подобных непотребствах, не говоря уже о том, чтобы о них писать. Но она, питая слабость к рыжим, почему-то считала необходимым фиксировать свой опыт в мельчайших невыносимых подробностях.

На второй такой заметке Снейп не выдержал и спрятал дневник в карман пальто. Потом купил у неприветливого продавца с тележкой чай и газету и остаток поездки старался игнорировать попутчицу.

— Коукворт, — пробормотала она, когда он растолкал её на конечной станции. — Так вот где вы живёте.

— И что, это проблема?

Он приготовился услышать в ответ «да», ведь на её месте ответил бы именно так — уж слишком её вечнозелёный столичный пригород отличался от его холодного промышленного городишки, — но она, зевнув, сказала только:

— Никогда бы не догадалась.

Снейп хотел поднести её сумку, но Гермиона отказалась. Она была одета не по погоде северных центральных графств. «Прямо как в Йоркшире», — выйдя из здания вокзала, заметила она, хотя и с меньшим ядом, чем ожидалось от всякого, кто впервые видел высокую дымовую трубу, проткнувшую небо за рекой. Отвергла и предложенный Снейпом шарф, предпочтя дрожать всю дорогу до Тупика Прядильщика. По пути они молчали. Когда пришли, и Снейп, распахнув дверь, включил свет над крыльцом, отчего немедленно взорвалась лампочка, Гермиона тоже не произнесла ни слова.

— Добро пожаловать, — пробурчал Снейп. В ответ она не то беззвучно хмыкнула, не то вздрогнула. — Будьте как дома.

Войдя, она разулась вопреки его протесту и без приглашения прошла в гостиную, всё ещё одетая в пальто и с висящей на плече сумкой.

— Туалет под лестницей, — проинформировал он, не зная, что говорить дальше. Быть любезным он не умел и к тому же не знал никого, кто захотел бы жить у него. — К сожалению, во второй спальне кровати нет, но диван не слишком неудобный. — Тут он залился краской, точно допустил бестактность, и добавил: — Хотя кровать можете занять вы. А я буду спать внизу.

— О, благодарю вас, нет, — отказалась Гермиона, обнаружив дверь в кабинет и заглядывая внутрь. Она нащупала выключатель и ахнула, когда в свете жужжащей лампочки показались заставленные книгами полки.

— Это — кабинет, — без надобности объяснил Снейп.

— Он замечательный!

Снейп снова покраснел, как и Гермиона, у которой вдруг громко заурчало в животе.

— Вы голодны, — констатировал Снейп. Он застыл, осознав, что у него в буфете, наверное, только макароны да консервированные бобы. — Хм…

— Голодна, — признала она, и, расстегнув сумку, принялась перебирать одежду. — Что-нибудь индийское будет в самый раз. На углу я видела закусочную. Возражения есть?

Он не ответил, и она отвлеклась от сумки на него. Свет, падая сбоку, золотил её спутанные кудри.

— Не нравится индийская кухня? — Гермиона подняла брови.

— Да нет, приемлемо, — выдавил он хрипло.

— Чудесно, — сказала она, выудила из сумки кошелёк и сунула его в карман. — Я угощаю.

Уже выйдя в коридор, она внезапно вскрикнула, потом ворвалась обратно в кабинет и двадцать секунд изучала содержимое полок, прежде чем выбрать самую толстую книгу из имевшихся и зажать её подмышкой.

— Скоро вернусь, — пообещала с улыбкой Гермиона.

Каким-то образом за нею входная дверь плотно закрылась сама, впустив напоследок порыв холодного воздуха, сырой и пронизывающий.

А Снейп в который раз задался вопросом, понимает ли он, во что ввязался.

* * *

С возрастом Гермиона научилась подавлять собственное разочарование. Ребёнком она проявляла огорчительную склонность не прятать чувства. Тем легче было противникам Гермионы — безмозглым хулиганам в начальной школе и поднабравшимся ума конкурентам в старшей школе — лишать её уверенности и заставлять думать, будто целеустремленность, амбиции и жажда знаний не то, чем следует гордиться. Хорошо ещё, она «проснулась», когда ни ей, безнадёжно стискивающей лоскуты разорванного полотна реальности, ни родителям уже не приходилось встречаться с её одноклассниками.

Вообще родителям Гермионы её новоприобретённая способность скрывать чувства казалась губительной.

— Ты же прежде рассказывала мне всё. А теперь боишься? Почему? — сокрушалась мать за несколько минут до того, как Гермиона, прихватив сумку, ушла.

Она не сообщила, куда направляется. То есть сообщила, но неправду: сказала, что переночует у бывшего приятеля, рыжего безобидного библиотекаря, и, возможно, вернётся на следующий день, если будет готова продолжить беседу без криков. Матери это не понравилось, но она молчала, пока Гермиона с видом взрослого и уверенного человека собирала вещи и выходила через переднюю дверь, не прощаясь.

Однако сейчас, за тысячу миль от дома, она почувствовала, что уверенность покидает её. Она с трудом сдержала дрожь в голосе, делая заказ у прилавка, и никак не могла сосредоточиться на книге Снейпа, оказавшейся устаревшим несколько десятилетий назад учебником по химии.

Гермиона пыталась читать, но постоянно отвлекалась: то на редкого в этот поздний час прохожего, прошагавшего мимо окна в нескольких дюймах от её лица, то на кота, который сидел на обочине и, помахивая хвостом, наблюдал, как под фонарём на противоположной стороне улицы прошли старушка со своим терьером. Сердце заныло при мысли о брошенной Косолапке, хотя, конечно, отец с мамой не дадут кошке умереть с голоду.

Живот подвело, и Гермиона начала терять терпение, когда над дверью тренькнул колокольчик. Раздался приятный женский голос, дружески поприветствовавший скучающих за прилавком мужчин:

— Добрый вечер. Как вы?

Заложив пальцем страницу, где не прочла ни слова, Гермиона подняла взгляд от книги. Мужчины, очарованные, улыбались. Женщина с тёмно-рыжими волосами, едва тронутыми сединой и собранными на затылке в аккуратный хвост, стояла к ней спиной. Лица Гермиона не видела, но и без того у неё в голове словно бы вспыхнули огни и завыли сирены. Сигнализация сработала: вот оно. Язык прилип к нёбу.

Мужчины между тем приняли у новой посетительницы заказ и расспросили её о муже и детях. Та отвечала с притворным раздражением:

— Что им сделается? Голодны, как и всегда.

В ожидании заказа женщина достала газету и села, скрестив стройные ноги, через три стула от Гермионы. Лица так и не было видно — оно скрылось за большим снимком очередного уличённого в бесчестии политика на первой странице «Гардиан».

Гермиона поёрзала на стуле, отложила книгу и прочистила горло. Из-за отогнувшегося верхнего края газетного листа показались поразительно зелёные глаза и изящно вылепленный нос, усеянный веснушками.

— Извините, — решилась Гермиона, и женщина приподняла брови, — мы прежде не встречались?

Растянув губы, та изобразила любезность.

— Думаю, нет.

И она снова вскинула газету, но Гермиона не отступила:

— Мой вопрос может показаться странным, но у вас есть способности к магии?

— Что, простите? Вы имеете в виду какие-нибудь салонные фокусы? — удивилась женщина. — Боюсь, что нет. — Она перестала улыбаться и нахмурилась. — Всё ли с вами хорошо, дорогая? Может, помощь нужна?

Пунцовея, Гермиона, перетащила книгу Снейпа на колени и сказала:

— Я в порядке.

Книга опять раскрылась, газета опять расправилась, и на том разговору ожидаемо пришёл конец.