Передавайте Бродскому мои наилучшие пожелания (джен)

— Чему я обязан честью вашего визита столь ранним утром, леди Форпатрил?

Вообще-то утро не было ранним, почти одиннадцать, однако хозяин дома встречал Элис у двери в пижаме — в изящной шелковой пижаме сизовато-голубых тонов. Он пытался напустить на себя вид эксцентричного монарха, который может править двором и в пижаме, если того пожелает, но эффект слегка подпортил тот факт, что ему было двадцать с небольшим, его терзало жесточайшее похмелье, и он сейчас говорил с особой, которая была близка к настоящему императору. (Грегор был примерно тех же лет, но в эти юные годы в нем уже присутствовала весомость, которой молодой человек перед нею был начисто лишен).

— Я думаю, вы знаете, зачем я пришла, — отозвалась она.

Он невидяще заморгал. У него были поразительно красивые карие глаза, опушенные длинные ресницами, но это отнюдь не расположило ее к юноше. У людей ее поколения такие глаза вызывали определенные ассоциации.

— Ну, у меня есть некоторые мысли на этот счет. Могу я предложить вам кофе?

Элис согласилась на кофе, в основном потому, что молодой Форратьер выглядел так, словно готов упасть замертво, если не подкрепит себя кофеином немедленно, и она не была так жестока, чтобы ставить преграды на его пути к кофе.

— Хотите к кофе чего-нибудь? Воды, болеутоляющих, водки? Нет? Тогда вы не будете возражать, если я не откажу себе во всем вышеперечисленном?

— Ни в малейшей степени, — сказала Элис. Его манеры также не были основанием для симпатии; его вежливость была безупречной, но настолько гиперболизированной, что за ней явственно чувствовалась ирония. "Даже и не думай, что в светских нюансах ты способен меня переиграть, юноша". Если он и был любимым кузеном Донны Форратьер, как из достоверных источников узнала леди Элис, это не говорило и в пользу Донны тоже.

Форратьер проглотил пару таблеток, налил кофе в две большие чашки и сделал жест в их сторону.

— Выберите свою сами, миледи. Чтобы удостовериться, что я не пытаюсь вас отравить.

— Не будьте смешным, — отрезала Элис точно рассчитанным тоном, долженствующим напомнить Форратьеру о его молодости. — С чего мне подозревать вас в попытке отравления?

Форратьер налил в кофе молока, хлопнулся на кушетку и подвинул гостье через стол бутылку с молоком и сахарницу: жест скорее дружелюбного гостеприимного студента, чем утонченного сибарита. И он не достал никакой водки, хотя упомянул о ней, что подтверждало впечатление Элис: он притворялся более испорченным, чем был на самом деле.

— Что ж — это не совсем дружественный светский визит, верно? Я так понял, вы здесь потому, что не доверяете всему нашему клану и рассчитываете вырвать вашего сына из хватки моей знаменитой кузины Донны. Утешьтесь, миледи, все не так плохо. На ее месте мог быть я, к примеру.

— Нет, вряд ли. Не с Айвеном.

— Верно. Столь соблазнительный Айвен, увы, кажется неподатливым к моим мужским чарам. И не за отсутствием попыток с моей стороны, могу вас заверить. С сожалением сообщаю вам, миледи, что ваш сын гетеросексуален, и это доказано.

Молодой Форратьер совершенно точно пытался ее шокировать, но он и понятия не имел, что невозможно шокировать человека, чьей лучшей подругой уже два десятилетия была бетанка. Во всяком случае, шокировать подобными темами.

— Да, — сказала Элис. — Я тоже разочарована.

Он покосился на нее с быстрой и удивленной улыбкой, не подходящей пресыщенному типу, которого он пытался изображать, и очень быстро превратившейся в ироничную усмешку. Элис поняла, что ей мог бы понравиться этот молодой человек, если бы он постоянно не строил из себя кого-то.

— Как бы то ни было, Айвен все равно не совсем в моем вкусе, — прибавил он, неожиданно отбросив большую часть своего притворства. — Мне нравятся ревностные. Даже полные энтузиазма. И Донне, заверяю вас, тоже.

Интересно, не отметил ли он сейчас просто, что Айвен отвечает за происходящее не меньше, чем Донна... или он знает достаточно, чтобы по неким основаниям предположить, что этот роман волнует Элис больше, нежели прочие любовные приключения ее сына. Мало было просто знать, что Айвен бросился в этот роман со всем пылом и добровольно: уже бывало, что люди по своему желанию заводили роман с Форратьерами, и все равно это для них плохо кончалось. Но Элис показалось, что он искренне попытался ее утешить, а это уже было кое-что.

— Кстати, могу я поинтересоваться, почему вы обратились ко мне, а не к моему кузену-графу? Пьер, по крайней мере, теоретически, имеет над Донной власть. А я — нет. Если мы, конечно, исходим из тезиса, что мужчины обладают властью по отношению к своим родственницам, а в этом случае лично для вас некоторые последствия кажутся неблагоприятными.

Последняя реплика была по сути ошибочной, зато определенно нахальной, и Элис смерила Форратьера взглядом, предупреждающим, чтобы тот больше подобного не пробовал.

— Я уже звонила графу Форратьеру.

— И?..

— Он притворился, будто уверен, что я — тайный агент Цетаганды. Или, возможно, он действительно в это верит, но тогда я могу это рассматривать лишь как наиболее экзотичный комплимент из всех, что я когда-либо получала. Но я склонна думать, что он притворялся.

Форратьер кивнул:

— Пьер действительно бывает безумен точно Шляпник, но не так часто, как делает вид. Он находит это удобным: ведь тогда люди убираются прочь и оставляют его в покое... Итак, потерпев неудачу в попытке добиться чего-либо от моего антисоциального кузена графа, вы обратились ко мне. Даже если, гипотетически, предположить, что у меня есть возможность прекратить роман Донны с вашим сыном, почему я должен захотеть это сделать?

Во время этого разговора Элис рассеянно оглядывала квартирку Форратьера; там было множество довольно плотно набитых книжных полок — определенно, он любил читать больше, чем предпочел бы это показать. Одна книга привлекла ее внимание: "Чистейший цвет форства" Сесилии Форвейн.

— Очень рада встретить еще одного любителя книг Форвейн. Исторические любовные романы — моя слабость. И, кажется, именно этот я не читала. Можно?

Форратьер перепуганно вскочил и потянулся к книге.

— Нет, пожалуйста... я хочу сказать, мои извинения, это личный подарок, от друга... и я не хочу, чтобы там были растрепаны страницы.

Однако Элис уже успела ее взять. Даже не потрудившись открыть томик, она произнесла:

— Я так понимаю, ваш друг собирается пройти обучающий курс СБ для гражданских оперативников?

В первый раз Форратьеру, казалось, не хватило слов; он побледнел, его глаза широко открылись.

— Миледи, — выдавил он после того, как несколько секунд просто разевал рот, — откуда вы знаете?

— Для обучающих материалов есть множество фальшивых обложек, — ответила Элис. — Существует даже маскировка под справочник номеров комм-сети, для нелюбителей читать, у которых нет дома других книг, среди которых можно спрятать эту. Конечно, это всегда прошлогодний справочник, чтобы никакой случайный посетитель за ним не потянулся. Я уверена, Лев Бродский вас проинструктировал — вы ведь один из мальчиков Бродского, верно? — выбрать такую обложку, которая будет походить на прочие книги у вас на полках. А не взять ту, которая больше прочих вас рассмешила или которая позволит вам в собственных целях сыграть на установках людей относительно того, что пристало мужчинам или нет. Конкретно эта обложка стала бы подходящим выбором, будь вы на самом деле заядлым читателем дешевых любовных романов, однако по прочим книгам в вашей библиотеке ясно, что это не так. Кроме того, если ваш гость все же потянется к учебнику СБ, не стоит реагировать так откровенно. Если он это сделал намеренно, вы лишь подтвердите его подозрения, а если нечаянно, то есть более тонкие и эффективные способы его отвлечь. Вы могли, например, предложить мне еще кофе, или переключить мое внимание на другую книгу на полке, спросив, не читала ли я ее. И то, и другое, кстати, было бы не столь невежливо, как пытаться выхватить книгу у меня из рук и намекать при этом, что я не умею бережно с нею обращаться.

На протяжении этой речи Форратьер сникал все сильнее, но к ее концу несколько воспрял духом. Пожалуй, у него было чувство юмора, которое давало хоть какую-то защиту от наиболее гневных тирад начальства. Что ж, оно ему еще понадобится.

— Пьер был прав. Вы на самом деле тайный агент, просто — не Цетаганды. — Он откинулся на кушетке и расхохотался. — И — о боже! — вы наверняка зашли сейчас ко мне сообщить, что будете моим контактом или чем-то эдаким, а я-то предположил, что вы тут по поводу Донны с Айвеном...

— Никогда не игнорируйте свои изначальные инстинкты, агент. — Хотя он еще не обученный агент, но немного лести никому не вредило. — Я пришла сюда, без всяких задних мыслей, поговорить насчет Донны с Айвеном. Но теперь весьма вероятно, что я стану вашим контактом после того, как раскрыла ваш секрет — ведь мы оба будем вынуждены доложить об этом, а СБ предпочитает избегать... дублирования функций. Так что в интересах нас обоих предпринять все усилия для налаживания отношений.

Форратьер оборвал смех; его руки сжались в кулаки.

— Другими словами, мне надо постараться и найти способ разлучить Айвена с Донной, если я хочу сохранить работу.

"Ради Донны он вступил бы в бой". В свете всего остального, что она о нем знала, это открытие было скорее приятным.

— Нет. Я этого не говорила и предпочла, чтобы вы не обвиняли меня в шантаже, если мы намерены работать вместе. Я сказала, что пришла поговорить, и именно это имела в виду.

— Если это поможет, — произнес он после секундной паузы, — и если вы мне верите, то... я знаю Донну с нашего общего детства, и она была не из тех детей, что ломают свои игрушки, а потом подсовывают другим. Когда приходило время, она отдавала своих кукол другим девочкам целыми как новенькие. Или даже лучше. Вы случайно не заметили, не изменилось ли отношение Айвена к женщинам в последние несколько недель?

Элис кивнула. Если так подумать, она подозревала, что леди Донна устроила Айвену на дому несколько уроков, которые сама Элис уже отчаялась в него вдолбить.

— Это помогает, и я вам верю. Спасибо.

Форратьер начал понемногу опускать иголки и теперь глядел на нее с выражением, которое можно было бы счесть началом доверия. Оно заставляло его выглядеть моложе, и Элис вдруг вспомнила одну давнюю вещь.

— А знаете, мы с вами уже встречались.

— Правда? Я не припоминаю.

— Вам было всего полтора года. И это было на вечеринке в честь помолвки одной из моих школьных подруг и кузена вашего отца.

— И мы тогда поладили?

— О, да. Вы сделали мне самый экстравагантный комплимент. Вы как раз только что выучили слово "прелестный" и назвали им мое платье, волосы и украшения. — Она припомнила глаза с длинными ресницами и крохотные ручки, которые хватали все яркое и блестящее, до чего могли дотянуться. Руки и глаза, которые еще не умели ни лгать, ни защищаться. — Боюсь, я тогда вернула комплимент, назвав вас прелестной маленькой девочкой.

Он рассмеялся — впервые от души, а затем уже с иронией:

— О-о, держу пари, мой папаша был потрясен.

Он посмотрел на нее с гораздо большим дружелюбием во взгляде, нежели прежде, и в его выражении она прочла: "Любой, кто задевает моего отца, мне союзник". Довольно детская реакция, но, припомнив тот прием, она не могла его винить.

— О да, он воспринял это не слишком хорошо. — Но дальнейшее она пересказывать Байерли не намеревалась. Определенно не стоило ему говорить о том, что случилось дальше — как Джес Форратьер рассмеялся и произнес: "Кто тут у нас, многообещающий эстет, вот как? Как мило с твоей стороны, братец, иметь рядом с собой кого-то, кто всегда напомнит тебе меня". Жак Форратьер кинул на брата взгляд, полный крайнего отвращения, а когда Джес, нимало им не тронутый, скрылся в толпе, точно так же посмотрел уже на своего собственного маленького сына.

Тут же Элис захлестнула еще одна волна воспоминаний: сестра Байерли некогда тоже была ей представлена, разумеется. (Элис заверили, что слухи об инцесте беспочвенны; она увидела в этой тихой и умненькой девочке потенциал. Грегор один раз протанцевал с ней по обязанности и второй — с явным удовольствием, а потом некоторое время беседовал с нею тет-а-тет. А затем, необъяснимым образом, он отказался проявлять какой-либо интерес к поддержанию этого знакомства, и леди Элис так и не сумела его уговорить. Она не слишком на него давила, ощутив в тот момент некоторое облегчение. Байерли был прав. Она испытывала недоверие ко всему их клану).

Она вздохнула. Все сложилось в один трагический и неизбежный рисунок. Что бы сделала сейчас Корделия на ее месте? Обняла бы его со словами: "Все хорошо, мальчик, ты ни в чем не виноват"? Ни Элис, ни Байерли не были бетанцами и определенно не такими людьми, которые захотели бы утешающих объятий. Так что она сказала лишь:

— Но... вы ведь кое-что знаете о людях, которые привыкли ломать свои игрушки?

— Да. Достаточно, чтобы гарантировать, что Донна не из таких... А на той вечеринке она тоже была?

Элис кивнула, припомнив маленькую девочку в ворохе темных кудряшек.

— Ей было примерно пять-шесть лет. Я помню, вы у меня стащили брошку, а она мне ее вернула позже вечером.

— Да, она говорила мне, что я был маленьким воришкой. Надеюсь, брошь вернулась к вам неповрежденной?

— Как новенькая.

— Что ж, хорошо. — Он подумал и добавил: — Можно мне задать вопрос?

Элис чуть напряглась.

— Ну, разумеется, можно. А отвечу ли я на него, зависит от самого вопроса.

— Айвен знает? Я имею в виду, про вас?

Она расслабилась. Разумеется, откуда ему знать, что промелькнуло в ее голове, пока она думала про его семью, и, разумеется, он должен умирать от любопытства относительно ее тайной службы.

— Нет, и вы ему об этом говорить не будете. И ваша кузина Донна не будет знать про вас. Никто из самых близких вам людей не будет знать, кем бы они ни были.

Он кивнул, принимая от нее это окончательное "не будет". Этот конкретный молодой человек воспринял бы "должен" или любое сослагательное наклонение как вызов.

— Понимаю. И, если мне будет позволено спросить еще, как давно вы, э-э...

— Около восемнадцати лет.

— Ого! — Он слегка присвистнул. — Теперь я жалею, что спросил, потому что умираю от желания поделиться этим с кем-то и не могу.

Она улыбнулась:

— Я думаю, вы получите компенсацию за ваши страдания, агент. Спасибо за кофе, и передавайте Льву Бродскому мои наилучшие пожелания. Я буду ждать того времени, когда начну работать с вами.