Make Love Not War (джен)

Барти Крауч очнулся от того, что его голова несильно, но весьма ощутимо ударялась об пол, и понял, что его тащат. Пока он пытался собраться с мыслями — что после почти двух с половиной лет, прошедших с того момента, как вместо заслуженной премии в честь добросовестно отработанного учебного года в должности преподавателя по ЗОТИ или хотя бы благодарности Лорда, он получил поцелуй от дементора, выходило у него с большим трудом — мир вокруг него сжался, как это бывает при аппарации, а потом в глаза ему ударил цветной яркий свет, а по ушам неприятно резанула странная, незнакомая музыка. Барти несколько раз моргнул, прежде чем глаза наконец привыкли к этому безумному хаотичному освещению, и понял что со стены на него смотрит странное существо, отдаленно напоминающее нет, не человека — с трудом в голове начали появляться какие-то ассоциации — и не гоблина… Обезьяна, сообразил он. Это же обезьяна в смокинге! Что за…

— Барти! — услышал он требовательный голос Родольфуса. — Давай уже, приходи в себя. У нас тут проблема. И, между прочим, проблема общая, и тебя касается не меньше, чем всех остальных.

— А? — Барти постарался выразить в одном вопросительно-удивленном звуке всё те незаданные вопросы, раздирающие его мозг, а затем безуспешно пытаясь будто бы чужими, как после долгого сна, руками потереть глаза, все таки сумел уточнить: — Как… Кто… Где Поттер?

— Там, — махнул куда-то в сторону Родольфус. — Ты не о том думаешь.

— А Лорд? — вскинулся Барти, хватая его за руку. — Лорд же вернулся, нам всё удалось?

— Да не до Лорда сейчас, а насчёт удалось… — сокрушенно покачала головой Беллатрикс, подходя ближе. Достав роскошный серебряный с россыпью изумрудов на рукояти гребень, она несколькими ловкими движениями расчесала растрепавшиеся волосы Барти. — Забудь про Лорда пока, — велела она, почему-то очень сердито глядя на мужа. — У нас сейчас проблема глобальнее.

— Как забыть? — ошеломлённо спросил Барти, недоверчиво на неё посмотрев. Беллатрикс поправила лиф своего… темно-зелёного платья и, почему-то снова бросив обжигающе-злой взгляд на своего законного мужа, с непонятной мстительностью произнесла:

— А вот так, — тряхнула она чёрной копной волос. — Пусть тебе лучше отец расскажет, всё-таки семейное дело.

— Отец? — непонимающе переспросил Барти — и увидел призрак собственного отца, плавно опустившийся откуда-то из-под зеркального потолка на край ярко-красной кушетки, на которой Барти сейчас и лежал.

— Мы все забыли о своём главном и основном долге, — сурово произнёс он, строго глядя на сына. — Долге перед Родом, долге перед Семьёй!

— Не пугайте его, Мистер Крауч, он ещё в себя не пришел, — выручила растерянного и ошеломленного Барти девушка с малиновыми волосами. — Привет, Барти, — сказала она, подходя ближе и дружески пожимая ему руку. — Будем знакомы — я Тонкс, хотя ты и так меня знаешь — я рада, что ты вернулся и у тебя сейчас обе ноги и свой глаз.

— Чем нас здесь больше — тем лучше, — поддержала её… обнаружившаяся у барной стойки… Молли Уизли! Да что тут творится… он, наверное, спит. Он наверняка спит — вероятно, поцелованным дементорами всё-таки снятся сны, просто очень странные, даже абсурдные, вот осколки его разума и сыграли с ним подобную шутку. О дементорах же очень мало известно — возможно, об этом эффекте и не знает никто, а значит…

Но даже пусть и во сне, Барти ощущал себя очень странно: в последний раз так легко, ясно и, как бы это сказать… нормально он воспринимал мир, ещё учась в школе. Потом ко всему стала всё сильнее примешиваться обида на отца и желание хоть как-то привлечь его внимание, а затем уже — и ярость, и ненависть, а когда он вновь встретил Лорда, и у него, наконец, появилась, Цель… а потом всё это исчезло, поглощённое ужасающей гнилой темнотой, а сейчас он оказался вдруг в этом мире и с любопытством его изучал.

Мир казался ему невероятно странным. Барти лежал на ярко-красной, обитой кожей кушетке в просторной комнате, пожалуй, размером с его учебный класс. Стены кричащих цветов были украшены огромными и почему-то неподвижными изображениями огромных шимпанзе, хамелеона, бабочки и даже орла — или кого-то другого из ястребиных, Барти соображал пока что с трудом — а ещё слона и, кажется, носорога. Все они были фантастических, неестественно и ненормально ярких расцветок (особенно носорог, который почему-то был синим), и в цветных лучах, отражённых огромных зеркальным шаром, медленно вращающимся под потолком, заставляли голову Барти кружиться похлеще, чем оборотное. Самой нормальной вещью, на которой он всё же смог сосредоточиться, был аквариум — тоже огромный и полный ярких жёлто-оранжевых рыб, больше напоминающих какие-нибудь экзотические цветы.

Взгляд Барти скользнул левее и упёрся в ярко-синий диван, на котором сидели, держась за руки, и ели мороженое… Барти зажмурился и замотал головой. Нет, этого точно, совершенно точно не могло быть!

Лонгботтомы. Фрэнк и Алиса Лонгботтомы — как и положено им, постаревшие, но совершенно вменяемые на вид… разве что слишком улыбчивые и очень, очень довольные. Приоткрыв глаза, Барти, словно во сне, увидел, как сидящий рядом с ними третий Лонгботтом… как же его, этого неуклюжего юношу… точно, Невилл, рядом с которым устроилась сияющая девочка с Хаффлпаффа, подруга племянницы мадам Амелии Боунс… мисс Ханна Эббот — очень счастливо и заботливо подливает в их полупустые уже стаканы золотистый пузырящийся лимонад, а миссис Лонгботтом-старшая, трогательно утирая глаза платком, поправляет плед на коленях невестки.

— Я думаю, можно начинать, — раздался откуда-то сзади решительный голос… Люциуса Малфоя. Барти подскочил и, резко сев, оглядел ту часть комнаты, что до сей поры оставалась у него за спиной.

И снова подумал, что ему наверняка всё это снится.

Потому что у барной стойке на высоких крутящих стульях расположился в практически полном составе клан Уизли: Артур, Молли, эти жуткие близнецы, которых теперь, впрочем, всё-таки можно было различать по отрезанному у одного из них уху, старший сын Билл с потрясающе красивой блондинкой, секретарь его отца Перси с какой-то смутно знакомой Барти девицей, Рональд, почему-то державший за руку эту ненормальную магглокровку Грейнджер и младшая… Джинни, которую весьма однозначно и достаточно откровенно за руку держал… Гарри Поттер, который даже слегка виновато улыбнулся ему, когда они встретились с ним глазами.

У стены, под хамелеоном, расположились Лестрейнджи — все трое, причём Басти о чём-то всё время перешёптывался с Ремусом Люпином и вид имел весьма заговорщический, а Родольфус, сидя на подлокотнике обитого зелёным велюром кресла, выглядел неестественно виновато.

Малфои сидели чуть поодаль — все трое: младший откинулся на спинку такого же зелёного кресла, а родители устроились на подлокотниках, обнимая сына за плечи.

И, наконец, Тонксы, над которыми на стене синел гипнотический носорог. Андромеда и… как же его… в общем, её магглорождённый супруг-целитель.

Так же Барти с удивлением обнаружил в этом маггловском, как он наконец сообразил, заведении трех эльфов, среди которых с какой-то внутренней теплотой опознал сперва Винки, затем — старого Кричера, и под конец — того странного эльфа Малфоев, которого как-то в детстве Барти напоил найденным у отца в столе зельем, после чего тот стал, как говорил Люциус «излишне неформально общаться со своими хозяевами».

А всё остальное пространство заполняли портреты и призраки.

Финеаса Найджелуса Блэка и миссис Вальбургу Блэк он узнал сразу, а из призраков был знаком только с отцом, беседующим сейчас с высокой коротко стриженной дамой в вычурной мантии и со взглядом, которому отчаянно позавидовала бы распекающая проваливших СОВы по трансфигурации гриффиндорцев МакГонагалл.

Она-то и взяла слово первой.

— Для тех, кто меня не знает, — сказала она, бросив на Барти взгляд, от которого тот поёжился и жалобно поглядел на отца, впервые за много лет снова ища в нём поддержки, — я — Лисандра Блэк, в девичестве Яксли, — сообщила она.

— И мы собрали вас здесь, — подхватил портрет Финеаса Найджелуса, — чтобы сказать: все вы, кто собрался сегодня здесь, в этот Хэллоуин, отчасти Блэки и все… или почти все, — поправился он, неприязненно поглядев на Грейнджер, — мои прямые потомки. И все — все! — преступно пренебрегли вашим основным долгом — долгом перед вашей кровью и Родом. Как заведено исстари у Блэков, в семьях всегда было минимум по три-четыре ребёнка — а во что, я должен спросить, сейчас превратились вы?!

Толпа призраков осуждающей загудела, выражая потомкам своё негодование.

— Предатели крови! — возмущённо возопила Вальбурга, перекрикивая общий шум.

— Это кто тут предатель крови?! — страшно возмутилась Молли Уизли, легко перекрывая гул голосов. — Да я с этим двойным наследием Блэков за всех вас рожала!

— Мало рожала! — хором возмутились сёстры Блэк. — У нас в семье минимум трое было — значит, на четверых детей должно быть не меньше дюжины! А у нас всего девять: твои семеро, Драко и Нимфадора!

— Не тебе возмущаться, Вальбурга! — сурово попенял ей портрет Финеаса Блэка. — У тебя самой всего двое — и ни один, заметь, не удосужился оставить потомства, ваши с Орионом отпрыски даже бастардов и тех не завели!

Вальбурга проглотила очередную порцию оскорблений, смутилась и обиженно смолкла.

Артур Уизли, героический отец семерых детей, скромно потупив глаза, рассматривал валявшийся на полу моток проводов, а вот Малфои, Лестрейнджи и Тонксы виновато переглядывались — подошедшая к мужу и присевшая на второй подлокотник его кресла Беллатрикс возмущённо фыркнула, а Рабастан, покраснев, отошёл от Люпина, чьим вниманием снова завладела молодая жена, и скромно встал за спинкой их почти семейного кресла.

Барти-младший, единственный внук Чарси Блэк, всегда был очень сообразительным и первым, кажется, начал осознавать, чем ему всё это грозит: похоже, теперь от женитьбы не отвертеться. Хотя… он же вообще умер! Ну, или не умер, а как там министерские бюрократы фиксируют обычно обладателей тел, оставшихся после поцелуя с дементором? Обездушен? Казнён? Ну вот — он и казнён и обездушен по документам…

Хотя… Барти с некоторым удивлением понял, что жениться он, кажется, вовсе даже не против, так как не привык жить один. Вот только на ком… ну да этот вопрос пусть решают те, кому от него это понадобилось. Главное — чтобы была чистокровная и поспокойнее Беллатрикс. Он же не Лестрейндж, ему такого счастья не пережить. Хотя почему за него снова кто-то должен решать — внутренне возмутился Барти. Сколько можно пытаться оправдывать ожидания! Он как-нибудь сам этот вопрос решит и торопиться не будет, тем более, память неожиданно подкинула воспоминания об удивительных серебристо-серых глазах той забавной девочки с Рэйвенкло, которая написала ему двенадцатифутовое эссе о недооцененной опасности диких нарглов и прислала валентинку в ярко-синий горох вперемешку с лиловыми звёздами.

Тем временем, все посмотрели за залившихся краской младшую Уизли и Поттера:

— Трое, — быстро ответил Гарри. — Мы обещаем родить троих. Больше мы не потянем, будьте людьми! — обратился он к портретам и призракам, а затем добавил язвительно: — И вообще, мы тут не единственные. Пусть, вон, Хорёк тоже старается, а то как о гордом доме Малфоев через каждое слово — это мы можем, вот и пусть теперь тоже фамильную честь защищает.

— Ну почему не потянем, — ещё сильней покраснев, пробормотала Джинни. — В принципе, конечно... но с другой стороны, — вскинула она голову, — и правда, чего это только мы-то?! Чарли даже пока не женат! И еще Билл есть, и Перси, и... и вообще, — она возмущённо сложила на груди руки. — Действительно. Пусть Хорёк тоже старается. Да.

— У нас традиция, — буркнул не менее красный от смущения Драко. — В каждом поколении всегда один сын!

— Родовое проклятье, — трагическим голосом пояснил Люциус, заслужив полный признательности взгляд сына.

— Так что вам придётся за нас, — покивал головой Драко. — Ты же герой, Поттер! Я верю в тебя, ты сможешь! И вообще, — добавил он грустно, — у меня даже девушки пока нет, кто бы что там про Паркинсон не придумал.

— Ну что ты, милый, — сказала ему с улыбкой Нарцисса, — мы все тебе верим, тем более, семейный кодекс строго предписывает наследнику взять в жёны непременно блондинку, и тебе, вероятно, придётся выбирать между сёстрами Гринграсс, дочерью Ксено Лавгуда и Лавандой Браун — хотя лично я бы, прежде всего, рассмотрела кандидатуры сестёр.

При имени Лаванды Гермиона бросила на наследника Малфоев язвительный взгляд, а в глазах Рона читалось искреннее сочувствие, и, побледнев, Драко быстро ответил:

— Как скажешь, мама. Я тоже думаю, что например, Астория… Ну или в крайнем случае Лавгуд… — Драко осекся, почувствовав на себе острый взгляд младшего Крауча.

— Белла, — смущённо, проговорил Родольфус, с интересом наблюдая за моральными терзаниями племянника. — Но правда же, как-то неловко. А?

— Тебе лишь бы мне под юбку залезть, — почему-то обиженно буркнула Беллатрикс. — Никакой романтики! Надо мне было за Басти замуж идти — он хотя бы весёлый... а ты...

Она жалобно всхлипнула и отвернулась.

— Да Мерлин спаси, — пробормотал себе под нос Рабастан. — Лично я вообще не женюсь. Никогда.

А Невилл Лонгботтом, внук Калидоры Блэк, смущенно сжал под столом ладонь Ханны Эббот и, счастливо посмотрев на своих, кажется, ещё не совсем до конца, но всё же явно пришедших в себя родителей, храбро сказал:

— Мы с Ханной сами всё сделаем! И за себя, и за них!

— Обязательно! — решительно подхватила Ханна. — У нас будет тоже минимум семеро! Как у вас, миссис Уизли, — добавила она, бросив на Молли полный восхищения взгляд.

— Чего стоите? — сурово спросила Августа, смерив их строгим пронзительным взглядом. — Марш домой! И займитесь сначала теорией, а то сколько мне потом, после свадьбы, правнуков ждать, в самом деле?!

— Э-э-э-э, — вклинилась в общий разговор Тонкс, прижимаясь к мужу. — Я всё понимаю — но, может быть, нам всем подумать ещё и над тем, как достать дядю Сириуса из арки? В конце концов, это же и его проблема!

— Подумаем, — согласно кивнул Ремус Люпин, прикусывая мочку её левого уха. — Непременно подумаем... вот соберёмся сегодня... а лучше завтра все вместе ещё раз — и подумаем... Пусть Бродяга, и вправду, тоже старается...

— Романтики? — озадаченно переспросил, тем временем, у жены Родольфус. — Ну... ты бы хоть намекнула поподробнее, — растерянно проговорил он. — Я ж не против... просто… ну, не моё это.

Он глубоко задумался, а потом наколдовал розу — та вышла чёрной, зато большой и на длинном стебле. Он протянул цветок жене, и та, взмахнув палочкой, перекрасила её в алый и со вздохом сказала:

— Красные, Руди. Я люблю красные розы. А чёрные — это только на похороны.

— Да у меня они все почему-то чёрными получаются, — сказал виновато Родольфус. — Прости.

— Да у тебя всё почему-то чёрное получается, — буркнула Белла.

— Главное — чтоб не дети, — не удержался Рабастан — и, получив синхронно от брата с невесткой пару резких тычков под рёбра, обиженно взвыл: — Что?! Я, может, не хочу племянника-негра!

И никто за перепалкой не обратил внимания, что Рон с Гермионой, решительно переглянувшись, скрылись в кладовке и, вместо того, чтобы болтать, перешли, так сказать, непосредственно к делу, по которому сегодня все здесь собрались. С чем-с чем, а с чувством долга у Гермионы Грейнджер всегда был полный порядок, и единственным нерешенным вопросом, который перед ней сейчас остро стоял, был — менять ли свою фамилию или вообще взять двойную.

— Милый, — проворковала Флёр, кладя руки Биллу на плечи, — а ведь действительно... давай заведём хотя бы троих?

— Ты думаешь? — с улыбкой спросил её Билл, а Молли согласно и радостно закивала.

— Дорогой, а я вот подумала, — очень задумчиво произнесла Нарцисса. — Известно, что у Малфоев может быть всего один сын...

— Цисса! — ахнул задетый до глубины души Люциус. — Я всё понимаю: Род, Блэки... но ты... как ты можешь?!

— ...но никто же никогда ничего не говорил о девочках, верно? — закончила она, кокетливо ему улыбнувшись.

Примостившийся под тяжелой рамой портрета Вальбурги старый Кричер, слушая разговоры волшебников, утёр скупую слезу. Блэки были, будут и есть, всегда — пусть и такие разные. Может и ему присмотреть себе домовичку, к конце концов один с таким количеством юных наследников он просто не справится… а там уж и его род продолжится и будет служить, как было заведено.

Джордж Уизли почесал то место, где когда-то росло его ухо, и посмотрел на брата. И они, не сговариваясь, всерьёз задумались, как же им на двоих делить Анжелину Джонсон — раз уж младший Лестрейндж поднял вопрос о неграх-племянниках.

Сам же Рабастан Лестрейндж, тем временем, представил себе, как по их замку будут носиться маленькие копии его невестки — и неожиданно вспомнил о том, что всегда мечтал создать свою группу, а в юности даже начинал петь вместе с «Хобгоблинами». Но потом пришлось выбирать между почётным членством в ближнем круге Тёмного Лорда и андеграундной рок-сценой. О-о-о, какое лицо было тогда у Родольфуса, когда Рабастан сообщил ему, что собирается подписать контракт и отправиться на гастроли, а потом ещё и исполнил ему одну из собственных композиций, которые обычно вызывали такой восторг у слушателей! Вспомнить приятно. Хотя тогда Рабастан испугался, что Родольфуса хватит удар — так он побагровел, и с музыкой пришлось завязать. Но теперь…

Рабастану вдруг стало обидно, что по их дому будут бегать копии исключительно блэковские, а их, лестрейнджевская порода (а в том, что блэкова кровь перебьёт их собственную, он ни секунды даже не сомневался) так и сгинет в безвестности. Нет, это было как-то совершенно неправильно! С чего это он должен уступить весь замок своему братцу с его потомством? Пусть он и младший сын, но по завещанию их отца имеет право на половину имущества!

«В принципе, — решил Рабастан, — для того, чтобы завести детей, разве так уж необходимо жениться? Я тех же троих просто заведу с кем-нибудь — и не обязательно с одной-единственной ненаглядной — а Белла с Руди пусть их и воспитывают, какая им разница, скольких? Хотя… если мне попадётся какая-нибудь девица… э-э… понерпошибаемее, чтобы Белла на неё — Круцио, а она ей р-раз — и чары щитовые, и улыбается так… ласково… может, и женюсь даже!»

Расположившийся с рабочими бумагами в самом углу заведения Корбан Яксли, старавшийся держаться как можно более неприметно, вздрогнул и с досадой вздохнул, когда Лисандра требовательно на него указала:

— А тебе, внучатый племянник, мне в глаза должно быть вообще стыдно смотреть! Тоже мне, самый известный холостяк Министерства Магии! У тебя ровно год на то, чтобы на свет появился наследник! Или наследница, — добавила она милостиво. — А то прокляну! Полным бессилием.

— Половым, что ли? — хохотнул бессовестный Рабастан, тут же собравший возмущённые взгляды и шипение всех присутствующих.

— Хуже, — язвительно усмехнулась Лисандра. — Интеллектуальным! Мне казалось с потомками Креббов у Ирмы получилось наглядно. Так что со своим возможным будущим ты уже знаком лично в двух поколениях. Да, дорогая? — её призрачная кузина кокетливо опустила ресницы и Лисандра сухо ей улыбнулась в ответ.

— Видите ли, — осторожно заметил Яксли, — дорогая… кхм… тётушка. Я, конечно же, всецело разделаю ваше возмущение по поводу грозящего нам всем вырождения — но, смею напомнить, у нас тут наблюдается небольшая проблема в лице, так сказать, Тёмного Лорда. Боюсь, он придерживается несколько… я бы сказал, иных взглядов в этом вопросе. И поскольку он, я должен заметить, похоже, бессмертный…

— Смертный, бессмертный, — подал голос Родольфус, — а, я думаю, если ему голову отрубить — например, этим вашим, Поттер, мечом покойного Годрика Гриффиндора, которым вы так лихо живой хогвартский артефакт несколько лет назад зарубили — то с его бессмертием могут возникнуть вполне конкретные сложности. В прошлый раз он тринадцать лет возрождался — и если бы не некоторые отчаянные гриффиндорцы , — сказал он, укоризненно поглядев на Люпина, — жили бы мы сейчас спокойно и в своё удовольствие.

— Что уж там… — вскинулась Беллатрикс, резко поднимаясь и подходя к так и сидящим на своем уютном синем диване Лонгботтомам — Послушай, Алиса, и ты Фрэнк, — произнесла она виновато накручивая на палочку локон волос, — Моргана свидетель, я обычно такого не говорю, но вы извините нас, так нехорошо вышло… сама не знаю, что тогда на меня нашло, наверное луна была в Скорпионе...

— Бывает, — кивнул Фрэнк задумчиво. — На матушку мою тоже обычно находит осенью и весной, — он неуверенно и неуверенно улыбнулся через весь зал Августе. — Отец, мир его праху, говорил, что, пока я не появился на свет…

— Ребёночка тебе надо, — закончила его мысль Алиса. — Родишь вот — и успокоишься…

— Родишь тут, — вздохнула Беллатрикс, укоризненно посмотрев на мужа. — То Лорд всю душу из меня вынимает, то ауроры на нервы действуют… ну как в такой обстановке рожать?

— Да решим мы с Лордом, решим! — нервно воскликнул Родольфус. — А с аурорами пусть вон Артур договаривается. Или Яксли — зря, что ли, мы, не жалея сил, Министерство брали?

— Вот сначала реши, — Беллатрикс картинно уперла руку в бедро, — с Лордом. А потом уже и. А то розы он дарит. Чёрные, — она фыркнула и нежно покосилась на приколотый к лифу цветок.

— Ну, вот и решили, — подвёл итог собрания Финеас Блэк. — Занимайтесь продолжением рода, дамы и господа!

— Хватит уже воевать, — поддержала его Лисандра. — Пора уже всем любить, плодиться и размножаться.

…Далеко-далеко в Румынии Чарли Уизли, любовавшийся, как заходящее солнце медленно прячется за изломанными хребтами Карпатских гор и раскрашивает в багровый и алый парящих в небе драконов, зябко повел плечами.

Он уже чувствовал, что над ним занесен дамоклов меч семейного долга.

Столько лет ему удавалось скрывать от семьи то, что он не такой, как все… Пожалуй, о его маленькой тайне знал лишь Дамблдор, с которыми он впервые смог честно поговорить на столь откровенные темы, ну и ребята из заповедника, конечно, тоже не могли за столько лет не заметить… но обсуждать подобное было не принято. И вот теперь он должен найти в глубине себя смелость, чтобы остаться верным себе и перестать, наконец таиться от близких. Но что же еще ему оставалось, если его анимагической формой неожиданно оказался дракон, и у него сложились весьма тёплые и доверительные отношения с темпераментной и гордой Норбертой?

С другой стороны... Чарли не был чужд смелым экспериментам и не единожды задавался вопросом, могут ли волшебники, так сказать, размножаться и в своей анимагической ипостаси. И сейчас, похоже, как раз был очень удачный случай проверить эту теорию — в конце концов, прапрабабка ничего не говорила о том, что потомки должны иметь исключительно человеческий облик!