От алефа до тава (джен)

Солар, влекомый своим поводырем Негатом, клонился к горизонту, обещая скоропостижную смерть этого дня. Улицы Чарна бурлили, на них шли бои. Впрочем, боями это назвать было сложно — это была кровавая баня, в которой последних защитников города вырезали, наваливаясь большей массой.

Джадис с прямой, как копье, спиной сидела на троне, одной рукой уперев в камень пола длинный клинок, второй сжимая волшебную палочку. Со стороны можно было подумать, что облаченная в кольчугу и полный доспех великанша залюбовалась на хрустальные грани своего ледяного волшебного оружия. Джадис же размышляла.

Разве она была плохой королевой? Нет, не была. Она была милостива. Даже мужчин брала себе несколько раз в месяц. Между тем от магии ее матери умирало пару любовников в неделю.

Когда-то короли забыли о своих подданных, и начались бунты. Сотни простых людей и десятки королей лишились своих голов в то время. Но вот на трон села Джадис, и последние короли, пожелавшие противостоять Чарну, были повержены. Весь мир стал един и склонил голову перед Чарном.

Сейчас она не слышала, но знала — там, на улицах ее столицы, проливается кровь тех ее подданных, что еще оставались живы. Она чуяла их страдания, и их было слишком много. Больше, чем ей хотелось бы, — много больше. Но за эту боль — за боль подданных Джадис — заплатит Ингрид. Дорого заплатит. И не только она.

Джадис не хотела, чтобы сложилось так. Она хотела править. А не убивать все живое.

Наверное, в этом и была ошибка. Глупо было мечтать, что кровь Лилит будет на троне вечность. Если уж люди Ингрид с такой охотой уничтожали всех колдунов подряд, значит, они могли свергнуть и династию джинний с трона.

Ингрид оказалась мерзавкой. Они действительно вывели армии друг против друга. Битва продолжалась двенадцать дней. А потом Ингрид обрушила на стены Чарна чары, и преимущество, выбитое Джадис и обеспеченное ее чаяниями, исчезло. В ту же секунду, как это произошло, Джадис бросилась за волшебной палочкой.

Как же глупо, как же необдуманно со стратегической точки зрения было оставлять ее во дворце. Но королева так не хотела искушаться, так хотела сыграть и выиграть по-честному. Ведь когда рядом этот длинный изящный кусок хрусталя — практически невозможно удержаться от его использования.

Джадис проскакала через весь город, ощущая ураганы из боли и смертей, поднимающиеся вслед за ней. И когда входила во дворец, уже знала — от магии Ингрид погибло слишком много ее подданных.

Она может уничтожить Ингрид и ее войско. Но к чему теперь торопиться? Править все равно некем.

Когда в этот мир шагнула Лилит и принесла с собой первое дитя Адама — вот тогда мир и погиб. Лилит дала своим потомкам завет — правьте или уничтожайте. Первые короли правили. Последующие уничтожали. Потом вновь пришли правители, которые стали уничтожать всех тех, кто уничтожал Чарн. Один лишь дед Джадис уничтожил около семисот мелких князьков, которые были чем-то недовольны.

Тишина в замке рассеялась, когда ударил колокол на входе. Джадис поджала губы — Ингрид никак не могла не обойтись без нарочитой издевки.

— Что ж, — рассудила королева, — если и следовать моему плану, пусть обставлено это будет как можно драматичней.

Она встретила Ингрид на лестнице, стоя на самой верхней ее ступеньке. Сестра остановилась, улыбаясь.

— Здравствуйте, герцогиня, — ехидно пропела она, — хотя титул вам выдадут посмертно. И, наверное, вы обойдетесь без надела.

«Почему я тебя в детстве не прикончила, маленькая дрянь?» — думалось Джадис, когда она глядела на ехидную улыбку сестры.

— Каким ты запомнишь Чарн, сестрица? — Ингрид норовила влезть в душу, будто победа от этого станет слаще.

«Живым, — хотелось ответить Джадис, но она промолчала, — с воплями рабов, с ветром вокруг, когда ведешь колесницу, огромным и живым».

— Наверное, ты думаешь, что я нарушила слово, — яд и злорадство текли с губ Ингрид. Этим воплощенным цветком лживости и порока нельзя было не залюбоваться. И Джадис любовалась, напитываясь каждой каплей этих эмоций. Для осуществления задуманного ей требовалось много магии. Вся ее магия. — Так вот, — продолжала тем временем Ингрид, видимо, не догадываясь, что единственный разговор, которого достоин побежденный враг, должен быть выкован из прочнейшей стали и знакомить надо не уши, а сердце противника, — лишь ты давала слово не использовать магию. Я такого слова не давала.

«Мерзкая лживая тварь», — совершенно не по-королевски бранясь, подумала Джадис, улыбаясь и глядя, как сестра, воздев свой хрустальный жезл острием к сердцу почти побежденной королевы, поднимается по лестнице. Шевельнется Джадис — и лед ударит прямо в сердце. Но шевелиться она не собиралась.

— Я победила, — произнесла Ингрид, и голос ее дрогнул. Она не была уверена в своей победе. И безмолвие Джадис подпитывало это сомнение.

А потом Джадис, глядя сестре в глаза, сказала Его.

И мир содрогнулся, потому что жизнь вдруг разом иссякла.

Это была тайна королевской династии. Завещанное Лилит Страшное Слово для уничтожения жизни, переданное вместе с ее заветом: «Правьте или уничтожайте».

И жизнь иссякла не только в Чарне, на улицах которого солдаты из армии Ингрид убивали жителей и защитников Чарна. Так же погибли не поддержавшие свою госпожу Фелинда, Брамандин и Сорлоис. И сотни малых деревень и городков, раскиданных между этими столпами империи.

Теперь Джадис, лишенная всей магии до капли, стояла посреди мира, в котором она была единственным живым существом.

— Так победила ли ты, Ингрид? — произнесла она, глядя на мигом высохшее тело сестры. Наверняка Ингрид не думала, что Джадис осмелится использовать слово. Поэтому она и не была дочерью Лилит — лишь человеком дурной адамовой крови, в котором жажда власти оказалась сильней заложенных ценностей Первородной.

Теперь в Чарне остались только земля и камни. Даже река, протекавшая рядом со столицей, высохла. И океан превратился в сухую пропасть. Нет жизни, нет воды, нет ничего. Только Джадис.

А потом…

Зал Королей и Королев освещался пробивающимися в окна последними лучами Солара. Это были просто люди. Красивые люди, сидящие в серебряных креслах. Все они как один источали ауру власти и магии.

— Здравствуй, мама, — Джадис присела в низком реверансе перед троном королевы, — отец…

Колокол для пробуждения висел перед первым рядом королей. Один удар — и последний спящий проснется. Джадис всегда было интересно — зачем колокол в комнате, куда короли и королевы приходили сами, добровольно, просто устав от жизни.

А затем последняя королева Чарна опустилась на кресло, закрывая глаза.

Минут века. Магия в ней накопится. И по следам Лилит придет кто-то и разбудит ее. Прогудит колокол. И она откроет глаза.

В конце концов — Чарн не последний мир, в котором можно править. Но тот, кто не признал ее власть над собой, — будет уничтожен.