Арифмант (джен)

Весь август любуюсь идеально ровным огородом, на котором весной посажу овощи, и пишу программу. Пишу по-русски, хотя и опасаюсь, что мои записи увидит Ирина Кларк. Но я ведь могу отвертеться, что в России была реформа письменности? Вот и я ее придерживаюсь.

Программа вырисовывается нерадостная. На пятый, шестой, седьмой курсы мало надежды. Все, что я могу — дать им кое-какие дополнительные материалы, позволив разнообразить свои знания. Четвертый… четвертый ни туда, ни сюда — ему можно, в принципе, дать основы логики и приемы счета, а с первым-третьим придется работать, как в Гильдии. И с третьим — сложнее всего, ибо у него времени меньше, да и дети мозгами более закостеневшие. Рассчитывать можно на первый-второй. Третий… ладно, третий. Этим курсам решаю дать по пять часов в неделю математики, каждый день. Остальным — по четыре.

Помощников у меня пять, но Бонд-Келли идут парой. И помощников еще надо же обучить, как проводить эти занятия!

Решаю сделать так. Один класс от каждого курса пойдет у меня на два занятия вперед, и на этих занятиях будут сидеть мои помощнички. Тщательно запоминая, как и что я объясняю детям. И уже потом они будут рассказывать программу своим классам. А кто куда пойдет — решу на досуге.

Все-таки семь классов — это не двадцать восемь.

Семь классов — это тридцать один час в неделю. Астрономических. По семь рабочих часов без перерыва на обед. Иногда по шесть.

Если занятия начинаются в девять, то окончатся они в шесть, учитывая двухчасовой перерыв на обед. Интересно, кто у меня сможет учиться в шесть вечера?

А еще у детей свои уроки… И факультативы… Еще вот что любопытно — меня не удавят сами дети? Вроде как в шесть вечера у них начинается свободное время, ужин…

Бли-и-и-ин! Еще ж перерыв на ужин!

Черкаю листы.

Итак. Что у нас вырисовывается.

В полдевятого — завтрак. С девяти до полвторого — учеба. В два — жральня, именуемая обедом. Пожрать требуется до четырех, затем снова учеба до половины шестого. В шесть — ужин и свободное время — уроки, тренировки, факультативы. До девяти. В девять никого уже никуда не выпускают, в десять — отбой. Подъем — с семи до восьми, ибо еще очередь в ванную-душ. Еще утром можно чуть-чуть заняться своими делами, пока одноклассники заняты помывкой.

Урок длится шестьдесят минут, и пять минут дается на «добежать до другого класса». Итого пять уроков до обеда и два урока после. Семь уроков

Это в идеале. В реале пять уроков подряд нередко сбиваются «окнами», а занятия после обеда только у старших курсов.

У младших курсов — первого и второго — четыре-пять уроков в день (без моей Арифмантики), у третьего и четвертого — пять-шесть, у пятого, шестого и седьмого — шесть-семь, ибо дополнительные предметы.

Суббота и воскресенье — выходной.

Думаю.

Впрочем, это решится в начале учебного года, где кому и сколько преподавать математики.

Но первое занятие нужно обговорить с ассистентами. Мне нужно эффектное зрелище, как у Снейпа на Зельеварении. «Закупорить пробкой смерть»… что-то вроде этого.

* * *

Сбор учителей — тридцать первого августа. Вектор, не надеясь на мою дырявую девичью память, прислал мне с напоминанием сову. И это вызывает двоякие чувства — он меня держит за какую-то слабоумную — раз, а второе — что вообще-то он угадал: я забыла про этот сбор.

Хорошо, что прислал он мне это предупреждение загодя.

Ко встрече с будущими коллегами готовлюсь тщательно. Покупаю новую мантию, которая обходится мне в двадцать галеонов — новая, ни разу никем ненадеванная, со вшитыми руническими связками Утепления, Охлаждения, Очищения и еще чего-то полезного.

Мантия длинная, серо-стального цвета. К мантии продавец советует взять кружевной воротник, но я отказываюсь. Не люблю кружева.

Обувь. Обувь тоже магическая, и стоит она аж тридцать восемь галеонов — бешеные деньги. Но сапожник уверяет, что туфли будут носиться едва ли не лет пятьдесят, и я смогу их передать по наследству своим дочерям или даже внучкам.

Туфли простые, с серебряными пряжками. Причем не посеребренными, а именно из серебра, пусть и не очень высокой пробы.

Чем хорош «прикид» — можно и летом ходить, и зимой. В туфлях, правда, будет прохладно…

Сапоги из какой-то драконьей кожи обходятся мне в пятьдесят галеонов. Но сапоги вообще неубиваемые. В них можно и в дождь, и в грязь, и по снегу, и по углям, и вообще по лаве ходить. С подогревом-охлаждением…

Надеюсь, я потратила деньги не зря.

Но под мантию надо что-то надевать. Потому что я, хоть и привыкла к ней, дома все равно хожу в маггловской одежде — штанах и рубашке. Пусть они неудобные, но все же — почему нет? Хотя джинсы и футболка были бы лучше.

Кстати, точно.

Отправляюсь в маггловский Лондон.

Футболки, как выясняется, в этом времени — нижнее белье, вдобавок мужское. Мне везет — я умудряюсь «отхватить» аж десять штук, по четыре шиллинга за каждую. Многовато.

Ежусь, вспоминая, как жила на фунт в неделю в приюте миссис Оутс.

Джинсов, однако, не находится, хотя я посещаю много магазинов самой разнообразной одежды.

Ладно, фиг с ними. Покупаю несколько штанов, предполагая потом подогнать их под свою фигуру, которая не мужская все-таки, а женская.

Со штанами, однако, я пролетаю. Штаны в магическом ателье, в котором я покупала мантии, отказываются переделывать — оказывается, это технически невозможно, хотя они и маги.

Плюю на все, и решаю носить их, как есть. Все же дома, не на улице.

А на улицу я мантию ношу.

* * *

Тридцать первого августа являюсь на «планерку». Точнее, приезжаю на велосипеде. Хоть на меня и смотрят косо, надо же использовать его, а что он зря будет стоять на террасе! Я за него тридцать галеонов отдала, пусть работает.

— Добрый день, — говорю встречающему мне мужчине у ворот. — Я Лина Гонт, преподаватель Арифмантики. Директор Диппет пригласил меня сегодня на собрание учителей.

— Добрый день, миссис Гонт, — здоровается привратник, ни разу не похожий на Хагрида.

— Мисс, — поправляю. — Мисс Гонт. Будьте добры, проводите меня к директору.

Так, Лина, опусти носяру!

— О, простите, мисс Гонт! Я не знал…

Смотрю искоса.

Опусти нос, кому сказала!

Меня ведут до входа в замок, но с велосипедом возникает заминка.

— Можно поставить его вот тут, — мужчина заводит его в каморку у входа. — Я тут швабры храню да ведра, когда дождь — полы протираю. Его никто не возьмет.

— Хорошо, соглашаюсь. А как вас зовут?

— Эм… хозяин Диппет зовет меня Моппи, потому что я тут все убираю, да…

«Моппи»? В смысле… ээ… «Швабрёныш»? Это же имя раба. Он раб? А почему он не черный?

Белокожий раб слегка выбивает из колеи. Видимо, поняв мой взгляд, мужчина поворачивает голову и демонстрирует темное клеймо на шее — четыре каких-то мелких символа на щите.

Блин…

— Ясно, — киваю, собрав эмоции в кулак. — Веди к директору.

Мы идем прямо, затем вверх, затем налево, затем вниз, потом снова наверх…

О, горгулья! Знакомая ты дама, хотя и не похожа на киношную…

— Вот, хозяин Диппет, — говорит Моппи, когда дверь в кабинет открывается без всякого пароля, и на нас взирают глаза полутора десятков магов обоих полов, — госпожа приказала проводить до кабинета, не мог ослушаться.

Чувствую себя очень неловко. Взгляд вылавливает лишь знакомого Флитвика, и это меня несколько ободряет, хотя… мало как-то.

— Брысь! — машет рукой Диппет, и раб, извернувшись, проскальзывает мимо меня назад, не задев. — А вы проходите… мисс Гонт, верно?

— Да, директор Диппет, — говорю. — Здравствуйте.

— Здравствуйте, — с какой-то обреченностью говорит директор. — Проходите.

Прохожу. И кожей чувствую, как мою спину буравят чужие взгляды. Свободное место, увы, у самого директорского стола… Ну и похрен. Сажусь.

— Так. Все собрались, потому начнем, — говорит Диппет. — Представляю вам пополнение в нашем коллективе — профессор Гонт, Арифмант. В этом году получила звание Мастера, до этого была два года Подмастерьем. Мистер Вектор рекомендовал ее как самую лучшую преподавательницу из всех, что есть в Гильдии.

И нафига это, дядя?! Точнее, деда — у Диппета снежно-белая борода до груди.

Любопытство у коллег усиливается.

— Специально для мисс Гонт поясню, что в нашей школе к учителям обращаются «профессор», в том числе и к директору. К студентам положено обращаться «мисс» или «мистер» с добавлением фамилии, хотя в вашей России, возможно, не так.

Так. И это выболтал. Чего еще?!

— Вам отведены апартаменты рядом с классом Арифмантики, он на третьем этаже…

«…в Запретном Коридоре, там, где сидит цербер по имени Пушок…» — продолжает голова.

-…пятая дверь слева, — «разочаровывает» голову Диппет, не ведая о моих мыслях. — С вечера воскресенья и до утра субботы вы обязаны пребывать в школе…

Чего?! Я живу в Хогсмиде, пятнадцать минут педалирования!

— Я живу в Хогсмиде, — перебиваю директора. — Я могу являться на занятия к утру и уходить вечером.

— Несомненно, — Диппет чуть поджимает губы, — но ради вас я не буду менять установленные порядки. К тому же у вас будет очень много уроков, и не резон добираться до дома по темноте, особенно вам.

Та-а-ак. Он что меня тут, за лысую держит?

Но с начальством не спорят. Ночевать, так ночевать. Потом, может быть, и разберусь.

— И да, профессор Гонт, — Диппет произносит «профессор» со слегка иной интонацией, едва заметной, но мне уже хочется его растерзать, причем без палочки — зубами и когтями. Нет когтей? Отрастить и растерзать! — Поскольку мистер Вектор рекомендовал вас как очень талантливого педагога, то вам, несомненно, будет не особо затруднительно взять на себя дополнительную заботу о детях. Вы назначаетесь деканом Гриффиндора.

ЧЕГО?!

— Вы уверены, что я справлюсь, учитывая мою предстоящую нагрузку по учебным часам? — прищуриваюсь.

— Разумеется, у вас же еще будет пять помощников, как меня любезно предупредил Глава вашей Гильдии.

Твою ж…

В ушах от злости начинает звенеть. Сижу, успокаиваясь. Учителя вокруг что-то обсуждают, но я их просто не слышу.

Ненавижу Диппета. Уже ненавижу.

Дайте Дамблдора! Пусть лучше он будет директором!

— …а почему у нас профессор Гонт молчит? — возвращает в реальность голос все того же Диппета.

— А? — вскидываюсь.

— Профессор Гонт, сколько учебных часов вы планируете на ваш предмет? — терпеливо, но с ехидцей повторяет директор.

— Пять часов в неделю на первом, втором и третьем курсах, — говорю. — И по четыре часа на всех остальных.

Мои слова вызывают у остальных преподавателей возмущенный ропот.

— Это же много! Вы что, милочка, думаете, это вам Гильдия Арифмантов, а наши студенты — это ваши Ученики?! — возмущается худая маленькая женщина с острыми чертами лица.

— Возмутительно! — перебивает ее еще один мужчина. — А если у них нет склонности, зачем мучить? Тогда я тоже хочу, чтобы мои Зелья были по пять часов в неделю! Но я такого себе не позволяю.

О, вот ты какой, дядюшка Слагхорн! Или не Слагхорн? Да пофиг.

— В Арифмантике нет никакого толка, — не уступает ему еще одна дама, в которой я с удивлением узнаю Аманду Браун, моего экзаменатора по Трансфигурации. Она совершенно не похожа на себя — похорошела и загорела, — вам, дорогая, я поставила «Выше Ожидаемого» только потому, что вы Пробудившаяся!

Заявление Браун вызывает гробовую тишину. Примерно такую же, под которую я шествовала к свободному стулу. Только там еще бумажки шелестели, а тут…

— Ежели мы из детей будем Арифмантов делать, то представляете, как они будут Трансфигурировать? — заключает Браун.

Ладно, Лина. Бодаться — так бодаться.

Встаю со своего места.

— Разумеется, вы правы, — ледяным голосом говорю Браун и всем остальным. — Из меня не очень хороший Трансфигуратор. Но давайте посмотрим статистику. Сколько ваших учеников, которым вы бы со спокойной душой, без всяких скидок, поставили бы «Выше Ожидаемого»? Нынешних учеников, не посещающих Арифмантику факультативно? Этот же вопрос всем вам, господа. Если вы считаете, что мой предмет лишит ваших студентов каких-либо способностей к вашему предмету — то тоже загляните в статистику, вспомните своих отличников и неудачников, и ответьте без утайки — сколько?

— Слабы в одном, но сильны в другом, — возражает Слагхорн.

— Естественно, — соглашаюсь. — Только вы забыли один фактор, на который нужно смотреть иначе. Я — Пробудившаяся. До первого января 1927 года я полагала себя простой магглой, а первые успешные взмахи палочкой сделала спустя почти год — первого декабря того же 1927 года. За это время, господа, я освоила школьную программу до пятого курса, и, заметьте, у меня «Удовлетворительно» только по Гербологии. Не «Отвратительно», не «Тролль» — а вполне себе приемлемая оценка. Сколько ваших студентов могут похвастаться такими же оценками за СОВ? Те, что проучились пять лет в Хогвартсе и воспитывались в волшебных семьях?

Кидаю взгляд на Диппета. Дедок, походу, наслаждается зрелищем.

— Поэтому, — продолжаю, — я могу возразить совершенно противоположным образом — именно Арифмантика и умение думать позволило мне сдать эти экзамены так скоро практически с нуля. Пусть и не на все «Превосходно», пусть некоторые из моих «Выше Ожидаемого» по сути равны «Удовлетворительно»… Поэтому я скажу за свой предмет. Именно Арифмантика позволит вашим студентам, профессор Слагхорн, — смотрю на зельевара, — варить зелья не на интуиции, которая есть не у всех, а на расчетах, которые смогут выполнить многие, и позволит добиться лучшего качества. Я скажу тому, кто преподает Руны — ваши студенты могут многое — намного больше, чем ждать неделю простеньких расчетов из нашей Гильдии. И изучающие Астрономию смогут взять таблицы и выполнить расчеты за час или два, а не ждать ту же неделю. И это продвинет их еще ближе к качественному результату. И продвинет быстрее.

Обвожу взглядом профессоров. Кряхтение служит мне ответом. Некоторые преподаватели отводят глаза.

— Вы полагаете, я посажу их за скучные цифры? — фыркаю. — Нет. На моих уроках, господа профессоры, они будут учиться применять Арифмантику к вашим предметам. На примере ваших предметов. Именно для этого я здесь. Именно поэтому я назначаю пять часов детям и четыре тем, кто постарше. Чтобы ваши ученики — умели. А не были похожи на глупцов, знающих, что пять плюс пять будет десять, но не в состоянии посчитать, сколько сиклей им дадут на сдачу с галеона. У меня все.

Сажусь на место.

— Хм, я не рассматривал эту проблему с данного ракурса, — признается Диппет, потирая бороду. — И я полагаю, что профессора тоже ее рассмотрят и переосмыслят. И у нас будет целый год для этого.

Собственно, дальше начинается рутина, а именно — составление расписания. Профессора выбирают удобные для них часы, спорят, меняются… И мне приходится включаться в эту работу. Правда, я мало что могу — в итоге мне выдают расписание, где кое-где встречаются уроки по шесть одновременно. Иногда по семь.

Блин!

— Мне нужно не больше пяти часов одновременно, у меня всего четыре помощника! — возмущаюсь. — Шесть — мне не хватит рук!

— У вас их пять, — возражает директор.

— Там два за одного идут, — отмахиваюсь.

— Возьмите шестого.

— Лучше пару классов объединить, — говорю. — Объединяйте шестые и седьмые курсы — пусть сидят по два факультета на одном уроке.

— Сдвоенные занятия? Хорошо, можно попробовать, — Диппет черкает на листе бумаги. — Так?

Кое-как мы «устаканиваем» расписание. Как я и хотела, нигде не идет больше, чем по пять уроков одновременно.

Ну и слава Мерлину.