Приют раненых душ (джен)

Пользуясь суматохой, Айсен прятался за мачтой. Ему было хорошо видно, как знакомый ему лейтенант лежит на палубе весь в крови, а над ним склоняется лекарь. Руки Айсена тряслись. Он ненавидел смерть, она была безжалостна и чудовищна. И ее следовало остановить. Конрад прижался к мачте спиной и сосредоточился, шепча заклинания. Магия должна была подействовать немедленно. Колдуя, он совсем не думал о последствиях. Просто ему слишком не хотелось попасть в чужие руки. Там будет хуже, он это знал.

Айсен понимал, что после побега ничего хорошего его не ждёт. Он бы вернулся в капитанскую каюту, но, на беду свою, совершенно потерялся на корабле, не зная, что где расположено, и никак не смог бы найти дорогу назад. Бродить и искать было тем более опасно: его могли, не разобравшись, убить.

Оглядевшись, неподалёку он заметил открытый люк и, пригнувшись, нырнул туда, спустился по лестнице. Было темно, и он понял, что оказался в трюме. Нужно было сидеть, пока битва не закончится, но как вылезать тогда и показываться на глаза капитану, который к этому времени будет рвать и метать, он не знал.

Айсен не стал забираться далеко в трюм. Он боялся, что в случае, если корабль начнет тонуть, он не сможет выбраться.

Прошло совсем немного времени, и по лестнице застучали шаги. Конрад сжался в своем углу и тут же с ужасом понял, что от входа его прекрасно видно, если немного подождать и присмотреться. Но бежать было уже поздно и некуда. Он был напуган до крайней степени.

— Кто там? — спросил разыскивающий его человек, и Айсен сжался, закрыв голову руками.

Оставалось надеяться, что капитан не зол на него за спасение лейтенанта. Но за побег его точно должны наказать, и от осознания этого хотелось исчезнуть, чтобы никто не нашел, никто не достучался...

Темнота трюма на секунду ослепила мичмана Фейнбрахта, и он непроизвольно прищурился, дожидаясь, пока начнут проступать контуры окружающих его предметов, не желая с размаху налететь на бочку или ящик. Тут сбоку послышался какой-то шорох. «Проклятые крысы! Неужели всех не вывели?» — подумал мичман, оборачиваясь. Но это оказались не крысы. Из-за лестницы на Фейнбрахта смотрел человек.

— Кто вы? — брякнул Фейнбрахт, не сумев придумать ничего более оригинального. Внезапная встреча оказалась не к месту: с одной стороны, вот так оставлять на корабле непонятно кого, не разобравшись, было нельзя, а с другой, вообще-то, ему надо было как можно скорее доставить артиллеристам приказ лейтенанта Гросса.

Человек не ответил, только сжался в комок и прикрыл голову руками. Фейнбрахт вознамерился шагнуть к нему, ведь было надо хоть что-то сделать, как прямо рядом с ним что-то загремело и послышался грохот падения и короткое ругательство. Когда упавший поднялся, Фейнбрахт его узнал — это был матрос артиллерийской палубы Вайс.

— Вайс, немедленно к комендору Сторму, приказ лейтенанта Гросса прекратить огонь.

— Да, мичман, — Вайс развернулся и скрылся из виду. Фейнбрахт про себя порадовался дисциплине на судне — начни матрос приставать к нему с расспросами, ничем хорошим бы это не закончилось.

— Вы слышите меня? — приблизившись к незнакомцу на расстояние вытянутой руки, спросил Фейнбрахт. Отсюда он смог рассмотреть русую макушку и напряженные плечи. Но... Такое поведение никому из матросов было не свойственно, так что, похоже, эта встреча грозила обернуться какими-то проблемами.

Айсен знал, что нужно еще немного — и он в самом деле исчезнет, спрячется, растворится. И никто его больше не тронет, никогда. Он слышал чьи-то голоса, но не понимал смысла слов, и это было правильно.

Фейнбрахт протянул руку, чтобы коснуться плеча, хоть как-то привести в себя, потому что попытки добиться хоть какого-то ответа начинали раздражать. На минуту осекся — а вдруг незнакомец отреагирует... не совсем адекватно? Но, вспомнив, что ни лейтенант, ни капитан его за непонятно кого в трюме по головке не погладят, раздраженно мотнул головой, легко тряхнул незнакомца за плечо и замер, ожидая ответа хоть на этот раз.

Его кто-то касался. Человек, которого за ним послали. Но вряд ли он найдет его здесь. Вряд ли ему что-нибудь сделают.

Айсен продолжал сидеть, не поднимая головы и не шевелясь, надеясь, что человек уйдет и оставит его в покое.

Никакого результата. Ну, Леворукий подери, что же это такое? Сколько можно играть в молчанку?! «Ладно, не выходит мягко — придется грубо», — подумал Фейнбрахт и резко дернул сидящего наверх, пытаясь хотя бы заставить разогнуться и показать лицо.

«Если он так и продолжит изображать статую, то, чего доброго, придется его к капитану на руках нести», — мелькнула мысль, и Фейнбрахт посмешил убрать с лица неуместную улыбку.

Ну вот, случилось то, чего он ждал. И это требовало от него недюжинного усилия воли, чтобы не закричать и не начать вырываться. Он должен был защищаться по-другому, так, как они не привыкли.

Айсен не приложил усилий к тому, чтобы подняться. Пусть тащат куда хотят и делают что хотят. Это будет только его тело, пустое и бесполезное, только со жгучей, еще живой искоркой в груди.

Он никак себя не проявил. Фейнбрахт про себя помянул Леворукого и всех его кошек. Незнакомец распрямился, но только подчиняясь силе — тело болталось, как безвольная тряпичная кукла. Это было не просто плохо, это было отвратительно. В конце-то концов, сам Фейнбрахт, что ли, нанимался разбираться, что там у этого человека в голове?

Короче говоря, надо было доставить незнакомца к капитану — может, тот что-то сможет сделать, потому что у самого Фейнбрахта терпения оставалось от силы на медный грош, а срываться он не любил. Да, к тому же скоро в трюм вернутся матросы, которые могут только усугубить ситуацию.

Тут встала новая проблема — идти незнакомец то ли не мог, то ли не хотел. Оставалось только подхватить его на руки и выбежать на палубу, молясь Создателю, чтобы донести, никуда не уронив. Наверное, закинуть на плечо было бы удобнее, но этого Фейнбрахт избегал — как-то сломал ключицу в юности, вот и опасался лишний раз нагружать, да и не хотелось, чтобы незнакомец пересчитал лицом все острые углы на корабле.

На палубе от зрелища мичмана, несущего кого-то на руках, немного опешили.

— Что, Фейнбрахт, невесту себе нашел? — присвистнул Хольке, привалившийся к бухте каната.

— Иди ты к Леворукому! — огрызнулся Фейнбрахт. Незнакомец, хоть и довольно хрупкий, весил побольше пушинки. — Скажи лучше, где капитан?

— В лазарете. — Хольке знал, что, когда Фейнбрахт начинал кидаться на людей, это обычно было очень и очень всерьез.

— Ага, спасибо, — выдохнул Фейнбрахт. Лазарет, слава Создателю, был рядом.

Решив не размениваться на такие мелочи, как стук в дверь, Фейнбрахт ввалился в лазарет с незнакомцем на руках, самым некуртуазным образом открыв дверь ногой.

Его куда-то несли на руках, Айсен отнесся к этому почти равнодушно. Прикосновения рук к голой, еще больной спине были неприятны. В то же время Айсен отдавал себе отчет, что возможно это ощущение единственное что не дает ему окончательно соскользнуть в одиночество и темноту.

Он уткнулся лицом человеку в грудь. Не хотел так делать, но безвольное тело сделало это само.

Как только Фейнбрахт собрался, войдя в лазарет, сгрузить лекарю и капитану этого незнакомца и наконец-то снять с себя груз ответственности, дверь пинком распахнули с другой стороны. Он едва успел отскочить. Самому-то ему дверью по лбу было получить неприятно, но не смертельно, а вот появления лишних синяков на теле незнакомого человека не хотелось.

— Не лезьте, Фейнбрахт, — буркнул вышедший помощник лекаря, — свободных коек нет, сразу говорю.

— Мне нужно доложить капитану.

— Капитан занят. Выйдет — доложите, а пока не трогайте его, Создателя ради! — с неожиданной горячностью закончил он. «Интересно, что же там происходит, что его так проняло?» — задумался Фейнбрахт.

Найдя рядом пустой ящик, он сел на него, заодно прикидывая, стоит ли пробовать как-то расшевелить незнакомца, который уже изрядно оттягивал руки. Тут Фейнбрахт почувствовал, как тот ткнулся головой ему в грудь. Рука сама потянулась прикоснуться к чужому виску — хоть проверить, есть ли пульс, а то еще труп по кораблю таскать...

— Ну, и что мне с тобой делать? — риторически вопросил у незнакомца Фейнбрахт, непроизвольно заправляя ему за ухо несколько упавших на лицо прядок. Он сидит непонятно с кем на руках, капитан занят и неизвестно, когда освободится... Прекрасно, что уж говорить!

Его больше никуда не несли и даже попытались устроить поудобнее. Странно, он ожидал худшего, а теперь ему постепенно становилось тепло. Его обнимали, и он сам где-то глубоко в укрытии словно поднял голову, прислушиваясь с закрытыми глазами.

Проходившие мимо матросы странно косились на Фейнбрахта и пересмеивались вполголоса, но сказать ничего не решались — знали, что рука у него тяжелая, хоть довести и трудно. Незнакомец все так же лежал головой на его груди, и, кажется, немного расслабился — по крайний мере, дыхание стало спокойней, так что Фейнбрахт, продолжая гладить его по голове, решил попытать счастья еще раз:

— Как тебя зовут? — спросил он, по какому-то наитию понизив голос до шепота. Почему-то панибратское «ты» само прыгнуло на язык, хотя обычно он такого себе не позволял.

У него спрашивали его имя. Странно, что он еще мог понять обращенные к нему слова. Было ли это допросом? Допросы не ведут тихим шепотом. Или он еще чего-то о них не знает?

Странно, что вежливость еще осталась при нем. Вежливость и желание, чтобы от него отстали.

— Конрад, — так же шепотом ответил Айсен.

Там, глубоко внутри себя, он словно стоял один, вслепую прислушиваясь к голосам, что обратит к нему окружающая его темнота, которая его приютила.

— Вальтер. Рад знакомству. — Фейнбрахт чувствовал, сил несет какой-то горячечный бред, но... Он хотя бы добился какого-то отклика на свои действия. Конрад, значит... Из команды Фейнбрахт помнил только Конрада Золле, который на незнакомца не походил ни в коей мере. «Только бы не оказался «зайцем», — взмолился про себя Фейнбрахт. — «А то еще с этим «Птице» проблем не хватало».

Надо было спросить что-то еще... Сомневаясь, что его собеседник сможет или захочет говорить длинными фразами, Фейнбрахт все тем же шепотом спросил:

— Откуда вы? — на этот раз все-таки сумев обуздать порыв к фамильярному “ты“.

Все-таки его решили допросить. Или потихоньку вытянуть из него правду. Тьма сгустилась, оставляя совсем крошечное место, чтобы спрятаться.

— Нет, — ответил Конрад, весь свой протест вложив в это слово. И помня, что даже на корабле не следует трепать языком. Знал капитан, и этого было достаточно.

Внутри было темно, но снаружи он вдруг стал ярче чувствовать происходящее. Под веками плыли светлые пятна. Было холодно без одежды. От человека, который назвался Вальтером, пахло усталостью, гарью и еще чем-то теплым. Айсен с толикой интереса потянул носом воздух.

— Ну, нет так нет, — пожал плечами Фейнбрахт, больше адресуясь себе, чем собеседнику, на которого, кажется, давить было себе дороже. Надо было спросить что-то еще... Не про возраст же его расспрашивать, в самом деле! Тем более, и так видно, что он его ровесник... Ну, плюс-минус год. Чем же там так занят капитан, что никак не покажется?

Рука соскользнула с головы на спину Конрада, и Фейнбрахт почувствовал под пальцами... следы от кошки, что ли? Вдвойне странно: хоть Конрад точно не из команды, но за какие грехи его отходили? Фейнбрахт поспешил убрать руку, зная по собственному опыту, что прикосновения к таким ранам первое время очень болезненны. Не помешало бы что-то с ними сделать, да хоть промыть, но снова вместо более-менее адекватного человека получить впавшую в оцепенение куклу не хотелось.

Назвавшийся Вальтером по незнанию или нарочно, но все же причинил ему боль. Когда было страшно, спина не слишком напоминала о себе, но сейчас любое прикосновение было болезненным.

Вальтер уже убрал руку, но разбуженная боль впилась в тело с новыми силами.

Конрад не выдержал и зашипел.

— Извините, — ответил Вальтер на шипение Конрада. Хорош он, конечно, забыв, что такое кошка. Ему тоже одуряюще больно было, хотя тщедушным и слабым он не был. А такому доходяге, как Конрад, много ли надо?

— Извините, не хотел причинить вам боль, — зачем-то повторил Фейнбрахт и машинально коснулся виска Конрада.

Конрад непроизвольно отшатнулся. Прикосновения нервировали его, вытаскивая из укрытия.

Фейнбрахт едва успел придержать Конрада, чтобы тот из-за своих рывков не свалился с ящика.

— Осторожней, — попросил он, скорее по привычке, чем надеясь, что его услышат.

Открылась дверь лазарета.