Приют раненых душ (джен)

Совершенно растерявшийся Айсен с удивлением посмотрел на незнакомца. Он больше не пытался ничего сделать, он мог только бояться, глядя на происходящее из угла, куда успел отпрыгнуть. Он был никому не нужен и испуган, у него не получилось заслужить ничего спасением капитана, и неудача подавляла его, хотя он вряд ли смог объяснить, на что рассчитывал.

У Айке в глазах стремительно потемнело, а в уши мощным потоком влилась заглушающая всё тишина. Айке окончательно осел на пол, ощупывая стену. Шершавые доски напоминали о том, что он ещё жив, потому что Айке перестал слышать даже себя. Это пройдёт, не сразу, но пройдёт, но и объяснить, что произошло, он пока не сможет. Всё потом. Пока он слеп и глух ― не ушедший скован точно, велика вероятность, что и определённое время после. Работа с неживыми всегда подразумевала жертву, которую приносит заклинатель, и очень много работы было проведено для сведения этих жертв к минимуму. Чтобы не жизнь, а кровь, чтобы не изрядная часть тела, а чувство и на время. Сколько полегло заклинателей в этом поиске баланса... и не пересчитать. Многие говорили, что Айке и сам давно полёг бы, но было что-то в нём, что пересиливало неушедших. Невольно вспоминались рассказы, будто он, будучи младенцем, был покрыт чешуёй и поэтому мать, испугавшись, отдала его монахам. Были ли это байки, была ли это правда ― Айке не знал. Знал лишь, что из-за этого ему приписывали родство со всякими водными созданиями.

Уставившись временно ослепшими глазами куда-то вдаль, Айке приложил палец к губам. Он не знал, зачем он это делал. Просто надо было, чтобы ощущать себя. Кажется, судя по тому, как заходили ходуном доски, происходило какое-то активное шевеление. Молодой священник подобрал полы плаща и прижал руки к себе. В каюте не будут присматриваться, отдавят ему руки или нет.

Пожалуй, сила паразита поражала. Каким образом он сумел настолько раскормиться? Успела ли его картина мира настолько извратиться, или же он изначально был зол? Всё это было бы яснее, если бы было время его рассмотреть. Айке несмело потянул носом. Кажется, пахло кровью и начало заметно отдавать заговором на живое и, кажется, на защиту. Хорошо, должно бы разделить их. Разделённых проще разрывать. Если удастся разорвать нить привязанности, через которую паразит кормился, будет вообще проще простого. Тут извечная голодная злоба этих тварей сыграла против него. Не стоило говорить такие вещи, не стоило ломать привычную картину. Неушедшие изворотливы, но неумны.

Больше не осталось ничего. Ни сил, ни чувств, ни каких бы то ни было слов. Все поглотила пустота, мгновенно затопившая душу, сковавшая сердце. Карл все еще ощущал Экхарта, но тот, казалось, тоже оцепенел: во всяком случае, никаких действий брат не предпринимал. Брат. Это слово, такое родное, такое привычное…имеет ли он теперь право называть его так? Когда вся его жизнь оказалась ложью от и до.

Карл бездумно наблюдал, как капитан Пауль чертит замысловатую вязь знаков на его запястье, так, будто его все это и не касалось вовсе. Кровь, кажется. На секунду сквозь стену безразличия прорвался ужас: он чуть не сделал то, чего так опасался. Но вспышка эта была краткой, и в следующий миг в душе вновь воцарилась тишина. Вот только смотреть на Отто не хотелось, что он увидит, если посмотрит ему в глаза? Когда Бюнц позвал его, лейтенант смог только кивнуть. Ни смотреть на позвавшего, ни что-то говорить сил не было.

― Не сдавайся, парень!.. ― Пауль чуть сжал плечо Леманна, с беспокойством и чуть заметной злостью на недостаток своей силы. ― Борись же, ты можешь, я видел. Тебя здесь ждут.

― Капитан Бюнц. ― Якоб серьезно и обеспокоенно посмотрел на Отто, протягивая стакан. ― Выпейте глоток и напоите лейтенанта. Вы отдадите ему часть своих сил, чтобы он смог сопротивляться призраку... ― Эссер замолчал, опустив глаза. Тихо добавил: ― Этот ритуал может связать вас почти так же сильно, как связан Карл со своим братом. Мы стараемся на время вышибить клин клином, привязать лейтенанта к живым. Это большой груз для вас ― стать щитом и якорем.

― Он готов, ― буркнул Пауль, не оборачиваясь от Карла. ― Правда, брат?..

Капитан поднялся, освобождая место возле Леманна брату, и оглядел каюту. Улыбнулся при взгляде на Айке, с легкой гордостью и восхищением. Из них всех только священник мог связать собой неушедшего ― наложить заговор просто, перенести его последствия ― куда сложнее. Пауль перевел взгляд на Айсена.

― Вы в порядке? ― участливо спросил он. Маг он или не маг, но происходящее явно произвело на молодого человека изрядное впечатление.

За те минуты, которые успели истечь, Конрад немного успокоился. Его помощь была неумелой и бесполезной, но как могло оказаться иначе, если ему еще ни разу не приходилось так близко сталкиваться с магией смерти? Его уделом была жизнь, рождение, творчество, яркие бабочки, порхающие по каюте на радость тем, кто видел. Смерть вселяла ужас и отвращение, а мерзавца, который поработил Карла, хотелось поднять и убить снова. Если бы он мог... но нет, нужно пользоваться тем, что умеешь и не лезть туда, в чем ни кошки не смыслишь.

― Я в порядке, ― кивнул Айсен и не удержался: ― Но ненависть плохой советчик в магии.

Человек, который сумел остановить Экхарта, сидел на полу, подобрав полы плаща, и Айсен, которым двигало больше любопытство, нежели желание помочь, все же подошел, присел рядом на корточки и внаглую провел рукой перед его лицом. Глаза были по-прежнему устремлены прямо, и Айсен догадался.

― Это жертва? ― спросил он, но не дождался ответа. Тогда он осторожно коснулся чужой руки, готовый отпрянуть в любой момент.

Время в таком состоянии тянулось бесконечно. По запаху и внутренним ощущениям можно было сказать, что ритуал почти закончен. Этот. Один из нескольких. Надо будет рассказать о неушедших, чтобы не думал, не смел и не мыслил любить это. Звать братом. Эту нить легче и бескровней всего рвать самому. Брат его умер, а это ― не он. Будет больно, наверняка, но это лучше, чем разрыв при помощи магии. Он всегда больнее, и жертва больше.

Снова продавились доски, кажется, было какое-то движение воздуха рядом. Затем что-то тёплое и живое коснулось руки. Айке невольно коснулся в ответ. Он знал, что такое состояние не навечно, но казалось, что оно никогда не закончится. Что оно длится слишком долго. Наверное, он просто не привык. Молодой священник медленно, довольно осторожно обхватил чужую руку белыми, прохладными пальцами и чуть склонил голову.

Пауль с любопытством посмотрел на Айсена.

― Тут вы правы, хотя я и не совсем понимаю, что навело вас на это замечание. ― ненависти капитан как раз не чувствовал. Ненавидеть мертвых ― бессмысленное дело. Они такие, какими делает их смерть, это ее закон. Капитан покосился на Якоба, усмехнулся. Он тоже это поймет, не сразу, но никуда не денется. ― Им движет не ненависть, а стремление помочь. И это лучший советчик.

Все-таки вздохнув, Пауль растер виски. Надо действительно поесть, и выпить вина с травами. Совсем идеально было бы еще поспать, но пока не время. Потом, после ритуала, когда призрак уйдет туда, где ему и место... Тогда можно будет и отдохнуть. Всем. Пауль покосился на Айке и улыбнулся.

― Да, можно сказать и так, ― ответил он Конраду. ― Это цена. Призрак сейчас парализован и бессилен, он связан волей и душой нашего священника. Но у такого заговора большая цена. Брат Дитмар сейчас ничего не видит и не слышит. Но прикосновения чувствует. Я буду благодарен вам, если вы побудете с ним, пока это не пройдет.

― Я говорил о себе, ― сдержанно возразил Конрад, хотя отвечать, а тем более, возражать, было дико и страшно.

Однако присутствие священника, который оказался беспомощен, вселило в него странную уверенность. Он догадывался, что подобные чувства однажды погубят его, так как он взвалит на себя непосильный груз, но пока можно было просто сидеть, держа за руку мага, который оказался искушеннее его.

Конрад, зная, что потом будет стыдно, кончиками пальцев погладил его раскрытую ладонь, словно приглашал к игре.

Тёплое касание пальцев давало ощущение жизни. Вообще Айке старались не трогать и обходить, когда он был в подобном состоянии. Чтобы не напугать или не навредить. Так что этакий странный диалог был очень в новинку. Бледные, тонкие, обветренные пальцы медленно, очень осторожно коснулись в ответ. Что это могло значить? Поддержку? Или благодарность? А может, любопытство? Айке попытался чуть-чуть повернуть голову в сторону где, как ему казалось, остановился тот, кто касается.

К слову, от тёплых пальцев веяло живой, светлой, очень приятной магией. Это было похоже на маленький такой глоточек свежего воздуха среди морозной магии смерти. Молодой священник выдохнул через приоткрытые губы и тут же приподнял голову, принюхиваясь. Интересно, что умеет этот человек? Можно ли его навыки как-то использовать? Айке всегда и всё стремился хоть как-то приобщить к делу. Иначе просто нельзя.

Конрад слегка сжал ладонь священника в обеих руках. Казалось, что ему холодно, и он едва удержался, чтобы не начать целовать бледные пальцы. Это было бы неприлично, непристойно, да и вообще... Конрад ничего не делал, но уже успел и смутиться, и испугаться. Словно во сне он отнял руку и коснулся щеки брата Дитмара. Этот человек управлялся со страшной магией, так пусть ему будет немного теплее в его теперешнем беспомощном положении.

Теперь руки было две и стало даже чуть теплее. Осторожно, очень несмело, Айке отстранил вторую руку от губ и неуверенно положил её на руку держащего. Кто это? Жаль он не может видеть лица. Хотелось что-то сказать, но это никогда не кончалось хорошо. Не слыша себя, Айке говорил что-то очень невнятное и иногда даже пугающее. Но понять его в любой ситуации было более чем сложно.

Руки его всегда казались холодными. А ещё Айке ощутил, что он голоден. Очень. Это часто бывало после таких заклятий, потому что они съедали почти всю энергию, и её надо было восполнить. Лучше всего с этим справлялись дары моря ― рыба, кальмары, или что там удастся выудить. Порой даже матросы пугались, когда молодой священник, не поведя бровью, употреблял плохо прожаренную рыбу или почти сырого кальмара и чувствовал себя как нельзя более бодро и замечательно. Кто-то даже пошутил, что "небось морской хищник был в твоих предках". И каждый раз в памяти всплывала та байка про белокожего, красноглазого ребёнка в чешуе, отданного перепуганными родителями на воспитание монахам.

Конрад чувствовал себя очень странно. Этого измученного мага хотелось прижать к самому сердцу и согреть, но он сдерживался, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет, только ещё один шрам. В то же время он понимал, что магу плохо, он и так много сделал, и бросить его сейчас было бы преступлением.

Подумав, Конрад притянул мага к себе и прикоснулся щекой к щеке, на мгновение, так, чтобы тот просто понял, что происходит.

Обычно его оставляли в покое ― отходить. И он послушно отходил в сторонке, стараясь не мешать и уверяя себя, что ещё не умер. Что-то подсказывало, что скоро всё спадёт, время-то шло. Сколько осталось? Минут пять? Ну максимум семь-восемь. На это хотелось надеяться. Тем не менее кто-то, пахнущий как нечто живое и приятное, вовсю напоминал, что Айке ещё на этом свете, что он жив и способен хоть что-то чувствовать. Стал бы он отстраняться от этого? Никогда. Он быстро нащупал обветренными бледными ладонями кого-то, кто был рядом, и чуть ли не вцепился в него мёртвой хваткой, прижимаясь сам. Наверное, это стоило бы сдержать, но когда Айке вёл себя, как подобает священнику? Примерно никогда. Перестал с того момента, как в руки попались книги с древними заговорами. Айке, не выдержав, прошептал что-то невнятное, по-прежнему цепляясь за кого-то.

Маг-священник схватился за него, так отчаянно, будто от этого зависела его жизнь. Может, так оно и было? Значит, следовало сделать все, чтобы удержать его на этом свете.

Айсен мягко обхватил ладонями его запрокинутое лицо и прижался губами к губам.