Правила игры (гет)

Уже около полуночи Гермиона возвращается из кабинета Волан-де-Морта в голубую спальню. Основная масса Пожирателей Смерти еще развлекается в гостиных, но шум оттуда не долетает до жилой части дома.

В спальне царит уютный полумрак. Горят три свечи, чтобы хозяевам было удобно. Гермиона волшебной палочкой зажигает остальные и начинает приготовления ко сну. Люциуса нет, но он, скорее всего, еще разговаривает с Драко, после долгой ссоры у них должно было накопиться много тем для разговора.

‒ Вы выглядите усталой! Настоящая мадам Малфой не должна показывать свою усталость! ‒ комментирует зеркало над трюмо.

‒ Значит, я не настоящая мадам Малфой, ‒ огрызается Гермиона и идет в душ. Ей очень хочется очиститься от всего напряжение сегодняшнего дня, всех тревог и сомнений. А еще смыть воспоминания о прикосновениях Волан-де-Морта, хоть она и не отдает себе в этом отчета. Темный Лорд не противен ей, но все-таки и не привлекает.

Гермиона шагает под горячие струи. Как же хорошо! Вода смывает все негативные эмоции, которые успели скопиться. И тут на плечи ложатся тяжелые теплые ладони. Гермиона резко оборачивается. Оказывается, Люциус решил к ней присоединиться! Она улыбается ему мягкой любящей улыбкой.

‒ Как прошел день? ‒ спрашивает он, мягко массируя ее плечи.

‒ Вполне неплохо, а твой? ‒ Гермиона хочет услышать, помирились ли они с Драко или нет, но боится спросить прямо, не зная, стоит ли демонстрировать свою осведомленность.

‒ Я помирился с Драко. Но вы с Северусом об этом знаете, правда?

Гермиона решает не лгать и кивает. Она скользит ладошками по груди мужа и получает от этого удовольствие.

‒ Почему ты решила нас помирить? ‒ Люциус капает на ладонь гель для душа и начинает растирать замершую Гермиону.

‒ Потому что я поняла, что ты страдаешь от вашей ссоры, ‒ она пытается заглянуть мужу в глаза, чтобы понять его реакцию. Оценит ли он такую заботу или решит, что она лезет не в свое дело?

‒ Спасибо, ‒ неожиданно и с чувством произносит Люциус.

‒ Но я же не справилась. Драко убедил профессор Снейп.

‒ Во-первых, это не важно, без тебя Северусу бы и в голову не пришло этим заниматься. А во-вторых, сам Драко говорит, что идти мириться решил уже после твоих слов, до того как появился Северус. Знаю, он тебе этого не сказал, гордость взыграла, но мне он смог в этом признаться.

В душе Гермионы разливается приятное тепло. Значит, она все-таки не бесполезна! И улыбка расцветает шире и ярче.

‒ Знаешь, никто бы другой из знакомых мне женщин не стал так беспокоиться о моем душевном состоянии, не стал тратить силы на то, чтобы его исправить. К тому же, с чисто прагматической точки зрения, моя ссора с Драко была тебе на руку.

‒ Мы с тобой из разных обществ, разного воспитания, ‒ объясняет Гермиона. ‒ Я все еще во многом живу так, как привыкла. А я привыкла, что должна помогать близким, думать о них, а не о своей выгоде. Как можно пытаться извлечь пользу из страданий собственного мужа? Я этого не понимаю!

‒ Ты прекрасна тем, что не понимаешь, ‒ и Люциус крепко обнимает ее под струями воды.

* * *

После примирения отца и сына жизнь Гермионы меняется незначительно. Да, Драко перебирается обратно в родовое поместье, но оно настолько большое, и в нем обитает столько людей, что единственный новый житель просто теряется в этом хаосе. Иногда Гермиона его встречает, они обмениваются сухими вежливыми кивками и расходятся. Никаких проблем это не доставляет.

Зато Люциус заметно расслабляется и словно находит новый источник энергии. Он настолько активизирует свою деятельность по восстановлению разрушенного авторитета Малфоев, что даже Волан-де-Морт отмечает и оценивает его труды. Люциуса начинают приглашать на совещания узкого круга, посвящать в секретные дела.

Сама же Гермиона по-прежнему старается держаться подальше от тайн, она увлеченно учится под руководством Повелителя, который всегда находит на нее время. Помимо этого заметно участились посиделки за чаем в кабинете у Темного Лорда. Гермиона сама не заметила, как начала свободно обсуждать с ним самые разные идеи, без страха спорить и высказывать свою точку зрения. Наедине они могут говорить обо всем: от эксплуатации эльфов-домовиков до влияния глобальных проблем, устроенных магглами, на магическое сообщество, от вопросов демографии до древних тайных магических знаний. И Гермиона чувствует, что эти беседы становятся ей просто необходимыми.

Помимо этого она старается отдать Темному Лорду «долг»: посылает к нему домовиков с ужином, напоминает об отдыхе, укрывает пледом в холодные дни, читает ему вслух донесения, когда у него устают глаза, и делает еще множество мелочей, о которых никому больше и в голову не приходит подумать. Волан-де-Морт отвечает ей благодарностью, при этом не переступая границ личного пространства. Он уважает статус Гермионы, как жены Люциуса.

Все это делает жизнь приятной. Можно забыть о моральных терзаниях и просто наслаждаться новым положением. К тому же Гермиона ни на минуту не забывает о том, что должна думать о ребенке, которого носит под сердцем. Этот малыш дорог им с Люциусом и дорог Темному Лорду, его необходимо сберечь. Волан-де-Морт даже окружил младенца в чреве матери особой магической защитой.

Проходит больше двух недель со сбора Пожирателей Смерти, все идет своим чередом. День не предвещает ничего особенного, пока Гермиона умывается с утра, но вернувшись в спальню, она застает Люциуса, уставившегося в окно совершенно пустым взглядом.

‒ Что случилось? ‒ муж не оборачивается, но поводит плечами.

‒ Ничего, не волнуйся.

Гермиона подходит и садится на кровать рядом с Малфоем, крепко обнимая его. Она хочет его успокоить, но не знает как.

‒ Сегодня пятнадцатое октября, годовщина нашей с Нарциссой свадьбы, ‒ выдыхает Люциус. ‒ Мы всегда отмечали этот день, но теперь она умерла.

Гермиона застывает, как каменная, не убирая однако рук с плеч мужа. Может ли она помочь ему справиться с болью от потери первой жены? Способна ли она вообще понять, что их связывало? Ведь Нарцисса совершенно ей незнакома. И будет ли вообще корректно вмешиваться второй жене в воспоминания о первой?

‒ Так странно, что она больше не со мной, никак не могу привыкнуть, ‒ добавляет Люциус, и сердце Гермионы сжимается. Она одновременно сочувствует мужу и боится конкуренции для себя.

‒ Где она похоронена? ‒ спрашивает Гермиона, и собственный голос кажется ей чужим и далеким.

‒ В фамильном склепе Малфоев, где же еще?! Все мы там когда-нибудь окажемся, ‒ начав удивленно, Люциус быстро опускает голос до минорных нот.

‒ Ты навещал ее?

‒ Нет, не мог. Все так быстро крутится… Да и ее могила будет тяжелым зрелищем. Сейчас я помню ее живой…

‒ Думаю, тебе стоит ее навестить, ‒ выдавливает из себя Гермиона. ‒ Это будет правильно. Тем более сегодня годовщина вашей свадьбы. Может, тебе станет легче, если ты сможешь нормально попрощаться и отпустить ее?

Ревновать к покойнице — глупо и нелогично, но Гермиона ничего не может с собой поделать. Она понимает, что Люциус и Нарцисса долго прожили вместе, вырастили сына. Они были прекрасной парой, гармоничной, правильной. Все ими восхищались. Нарцисса была настоящей миссис Малфой, такой, какую привыкли видеть зеркала и портреты в поместье. Сама Гермиона никогда не дотянет до этого идеала, никогда не сможет соответствовать Люциусу. От этого на душе становится горько.

‒ Пойдем со мной, ‒ неожиданно просит муж. ‒ Может, с тобой будет легче?

Гермиона понятия не имеет, зачем ей идти на могилу покойной миссис Малфой. Ей это кажется чуть ли не противоестественным. Однако серые глаза Люциуса смотрят просяще, и отказаться, глядя в них, просто невозможно.

‒ Если ты этого хочешь, ‒ мямлит Гермиона.

Спустя час супруги подходят к мраморному склепу в дальней части малфоевского парка. Готические заостренные формы, темные потеки времени на камне сразу выдают его глубокую древность. Он расположен в отдалении от всех главных аллей, чтобы гости не набрели на него случайно и не испортили настроение на увеселительной прогулке осознанием скоротечности человеческого века. Здание склепа кажется Гермионе удивительно маленьким, хотя, скорее всего, на него наложены чары незримого расширения, иначе как бы туда уместились все поколения Малфоев. Даже при том, что основная ветвь семейного древа, владеющая поместьем, не отличалась плодовитостью.

Люциус кладет ладонь на массивную дубовую дверь, и та, признавая хозяина, легко открывается внутрь.

‒ Она слушается всех членов семьи, ‒ поясняет Люциус, который выглядит напряженнее и бледнее, чем обычно. ‒ Но если входит не глава рода, то магия сообщает ему о посетителе. Я знал, что Драко навещал мать до того, как он рассказал мне об этом.

Гермиона шагает под свод склепа. Там достаточно светло. Круглые окна с мелкими неровными стеклами под потолком пропускают снопы солнечного света, разбивающиеся о пыльные полы.

Пахнет сыростью, плесенью. Наверно, именно таким запахом обладает смерть. Она и сама взирает на свои жертвы из дальнего угла. Удивительно реалистичная статуя старухи с косой поначалу пугает Гермиону, но потом завораживает гением скульптора. Возвышенность и бренность, мощь и старческая слабость, сожаление об усопших и торжество вечности соединились в сморщенных жилистых руках и складках плаща, отдаленно напоминающих плащ дементора.

Гермиона даже не сразу обращает внимание на длинные ряды каменных саркофагов, чуть заглубленных в землю по христианскому обычаю. На крышке каждого замерла статуя усопшего. В отличие от старухи с косой, которая создана руками умелого мастера, в изваяниях на саркофагах чувствуется дыхание магии. Они запечатлевают своих хозяев в момент погребения. Аккуратно причесанные, в парадных платьях своего времени, с крестами или букетами цветов в сложенных под грудью руках.

Гермиона делает шаг к Люциусу, который замер у совсем нового надгробия. На нем лежит каменная Нарцисса Малфой. Магия настолько живо передала ее образ, что женщина кажется просто спящей. Даже букет нарциссов у нее в руках ничуть не завял. И лицо, которое должно было бы исказиться в предсмертном ужасе, когда Волан-де-Морт заносил палочку, совсем разгладилось после кончины. Нарцисса дышит покоем.

Теперь Гермиона понимает, чего боялся Люциус. Он не хотел видеть свою первую жену именно такой: каменной, холодной, величественной и совершенно недоступной человеческому пониманию. Сейчас Малфой опустился на одно колено перед саркофагом. Он не плачет, он, конечно, вспоминает свое прошлое. Гермиона кладет руку ему на плечо, чтобы поддержать, ведь именно за этим она здесь.

И ее тянет в круговорот его памяти. Не зря Снейп говорил, что порой человек очень громко думает, чтобы попасть в его мысли, даже легилименция не нужна. А сейчас Люциус словно сам зовет Гермиону присоединиться к нему.

Она видит совсем еще юную Нарциссу, легкую и воздушную, идеализированную памятью, с книжкой или дневником на берегу Черного озера или в гостиной Слизерина. Мисс Блэк кажется словно сияющей среди мрачной обстановки. А вот Люциус вальсирует с ней на Рождественском балу в имении. Гермиона сразу узнает парадный зал, вот только она никогда не видела его таким вычищенным, нарядным, полным веселящихся людей. Для нее поместье ассоциируется с Пожирателями Смерти, а не уютным семейным гнездышком. Но Люциус на том балу помнит только Нарциссу, ее стройную талию в руках. Кто бы мог подумать, что он правда так ее любил? Гермиона всегда считала браки в чистокровных семьях навязанными родителями, но оказывается, это не всегда было так.

А вот и свадьба. Гермиона смотрит словно в ускоренной съемке на роскошное празднество. Неожиданно замечает живую еще Адаминну Малфой, которая смахивает шелковым платочком набежавшую слезу. Столько гостей, все радуются за них.

Потом начинается война. И Люциус старается оградить от ее ужасов свою Цисси. Она слишком хрупка, чтобы участвовать в вылазках, слишком невинна, чтобы служить Темному Лорду. Малфой ничуть не сомневается в правильности своих идей, но все-таки хочет уберечь супругу. Оказывается, Пожиратели Смерти тоже защищали своих.

Нарцисса ждет мужа вечерами, делает вид, что не замечает кровь на его мантии или лихорадочный блеск в глазах, просто приносит горячего чаю, сама, вместо Диди, или сворачивается теплым комочком под боком. И Люциус чувствует себя дома, чувствует, что свой уютный теплый мир будет защищать от всего, даже от Повелителя.

А потом Цисси говорит, что беременна. Это луч света во мраке все усугубляющейся войны. Люциус хочет быть отцом, он кружит по гостиной свою любимую жену.

Тяжелые роды. Есть риск гибели и матери, и ребенка. Люциус пьет огневиски в кабинете и как мазохист слушает крики жены из спальни. И, о чудо, живой сын! И с Цисси все хорошо. Приговор врачей о том, что детей больше не будет, слышится словно сквозь вату. Его Люциус осознает уже потом. А пока неважно, главное, что у него сын, и Цисси жива и счастлива!

А потом падение Темного Лорда. Страх, попытки выкрутиться из тупика, не попасть в Азкабан. Потери друзей и уважения, в том числе и уважения к себе. Но ведь он действовал во благо семьи, а что может быть дороже семьи?

Гермиона смотрит дальше, как ее муж и Нарцисса вместе растят маленького Драко, восстанавливают свое имя, подстраиваются. А затем снова спускается тьма, Темный Лорд вернулся. И Люциус больше не может уберечь ни жену, ни сына. Он проваливает миссию в Отделе Тайн, а когда возвращается из Азкабана, узнает о страшных последствиях.

Его это сломило. Его дом, его уютный теплый мир, где смеется Драко и нежно улыбается Цисси, разрушен, раздавлен безжалостной поступью Повелителя.

И Гермиона сама трясет мужа за плечо, вырывая из плена воспоминаний. Ведь он видел смерть своей Нарциссы, но лучше ему о ней не вспоминать. По щекам Люциуса текут слезы, и Гермиона сцеловывает их, опускаясь на колени, чтобы быть одного роста с замершим Малфоем.

‒ Мы справимся с этим, мы преодолеем боль! ‒ шепчет она, сама не зная, как можно залечить такую рану на сердце человека.

Теперь Гермиона понимает мужа лучше. Он действительно любил жену, а ему даже не дали ее оплакать, сразу женили на другой, нежеланной, на грязнокровке.

‒ Я верю, верю, ‒ тихо и хрипло отвечает Люциус, крепко прижимая Гермиону к себе. ‒ Ты помогаешь мне, уже почти излечила. С тобой у меня есть шанс снова иметь такой дом, ‒ и он кладет большую теплую ладонь ей на живот. ‒ Мы с тобой и наш сын ‒ вот что важно теперь, вот за что стоит бороться.

И Гермиона снова крепко его обнимает. Все-таки перед ней очень сильный человек. Да, жизнь не давала ему поблажек, он испил много горя, но, может быть, теперь все наладится.

Объятия перерастают в нежный, напоенный солью слез поцелуй. Гермиона поднимается на ноги и наколдовывает большой венок белых роз на надгробии Нарциссы Малфой.

‒ Она любила белые розы, ‒ тоже поднимается Люциус.

‒ Они на нее похожи, судя по тому, что я увидела в твоей памяти, ‒ признается Гермиона. Малфой отвечает удивленным взглядом, но ничего не говорит.

‒ Я должен благодарить Темного Лорда за ту свадьбу во многих отношениях, и чем дальше, тем больше я вижу мудрости в его решении, ‒ признается Люциус. ‒ Он не только дал мне возможность восстановить свое положение и пересмотреть взгляды на мир. Он дал мне стимул жить дальше, а не похоронить себя рядом с Цисси. Я бы поселился здесь, но у меня есть ты, а теперь наш малыш, это возвращает к жизни.

‒ Я не дам тебе похоронить себя здесь слишком рано! У тебя еще много времени впереди! ‒ горячо восклицает Гермиона.

‒ Я знаю, с тобой я в этом не сомневаюсь.

Выходят из склепа они вместе. Октябрьское небо бросает им в разгоряченные лица мелкую водяную пыль. Идут в обнимку и особенно остро ощущают себя живыми, чувствующими. Им еще рано ложиться в каменные саркофаги, они еще повоюют, даже если воевать придется со всем миром!