Когда Авель взглянул на Каина (джен)

Война казалась вечностью. Такими были обе войны, каждая на свой манер, но прежде, думая о войне, Ксав испытывал такое ощущение, как будто опускает ноющие пальцы в ведро с ледяной водой. Слабая боль оставалась еще на много дней, а вместе с ней — неизменный горький привкус притупленной ярости, не стихавшей ни на минуту. И вот теперь война окончена, а боль осталась.

Сегодня Юрий умрет.

— Скорый полевой трибунал, — предложил Эзар, но Ксав отказался поддержать эту идею, хотя Юрий когда-то и носил генеральское звание. Любые предложения Петра придать этому видимость законности звучали немногим лучше, и Ксав отверг их все.

Ничто не отменяло того факта, что двадцать убийц намерены отплатить за смерть двадцати человек. Вот как это должно быть.

Ксав стоял у парапета, глядел в небо, думал об очевидном — что скоро будет гроза, и вспоминал один день во дворце, совсем незадолго перед цетагандийским вторжением: тогда старший брат загнал его во внутренний дворик, сбил с ног, и они покатились по грязи, а когда Юрий устал от этой игры, Ксав ухитрился хорошенько двинуть ему кулаком и разбить нос. Не очень приятное было ощущение. Он помнил его сейчас сильнее, чем ответный удар Юрия.

Не стоит ли постараться и вспомнить, что у них было хорошего? Разве не таким должно быть милосердие? Призыв к эмоциям, обращение к прошлому. "Некогда, дорогой мой брат, мы были братьями. Ты разве не помнишь?"

— И где было твое милосердие, — спросил Ксав у призрака своего еще живого брата, — когда ты убил их всех?

Но, возможно, это в порядке вещей. Не милосердие, нет. Не понимание. Просто... принятие. Ксав выбирал это прежде и выбрал теперь, но и Юрий тоже сделал свой выбор. Если Ксав хочет скорбеть о своем брате, это скорбь о памяти того, кого уже давно нет на свете.

А, может, это просто скорбь о собственных заблуждениях и о том, что Ксав их лишился. И какой ценой.

Такова цена за мир на Барраяре, настаивал Ксав на военном совете, решавшем судьбу свернутого императора. Это надо сделать публично. Кроваво. Это должно быть страшнее, чем то, что сделали с узурпатором, хуже четвертования Форгоржерина, хуже, чем все, что считает приемлемым Петр. Нужно, чтобы это запомнили.

Чтобы запомнили Ксава, Эзара и Петра, и прочих, и детей. Чтобы запомнили, какую жертву Юрий принес на алтарь своей паранойи и какую цену за это заплатил. Это будут помнить. Ксав устроит им такой великий ужас, какой не забудут никогда.

Если есть урок, который Ксав выучил у своего брата, то вот он. Обдуманно выбирай свой ужас. Тебя будут помнить по нему.

А что до цены, которую за него придется заплатить?

Ксаву придется с этим жить.