Новое Начало – Альтернатива. Часть III. Война на восемь сторон света (гет)

Тьма. Боль. И чувство что ты, сжавшись в комок, тонешь в необозримом океане вечной ночи.

«Тыыыы!!!! Тыы наааашшш!!! Ты никтоооо!!!» — ревели и визжали вокруг бешеные голоса, рвали крючьями острых звуков слух и вонзались зазубренными когтями, такое впечатление, прямо в мозг.

Разум провалившегося в бездонный колодец Гарри вовсе не угас, милосердно даровав ему бессознательно кануть в небытие — наоборот, душа, сущность, суть Гарри Поттера, затянутая в водоворот тьмы и лишившаяся тела, с необычайной ясностью стала способна воспринимать все вокруг.

Он падал в непроглядную бездну, а мрак вокруг, став жестким и колючим, словно стесывал ему кожу, обнажая плоть, а затем безжалостно рвал уже ее. И на запах крови, как почуявшие жертву акулы, сверху, снизу, отовсюду слетались те, кто был не прочь урвать кусок, а то и полностью поглотить брошенную им на съедение душу.

Но Гарри сопротивлялся. Он покорно последовал во тьму, но сдаваться без боя тварям, населяющим ее, Поттер вовсе не собирался. Отгораживаясь, не пуская в разум настойчиво лезущие в него вопли, шепотки, рычание и всхлипы, он, что было сил, пытался сохранить собственное «Я».

Но это было непросто, потому что все это место действовало на Гарри подобно стае дементоров, заставляя против своей воли видеть, как наяву, самое худшее, что было и могло бы произойти.

Мертвые отец и мать в разрушенном доме Годриковой Впадины — и Вольдеморт, торжествующе смеющийся над детской кроваткой, залитой кровью.

Он сам, Гарри Поттер, лежащий с неестественно вывернутой шеей внизу лестницы на второй этаж дома Дурслей, стоящий на верхних ступеньках, недоверчиво смотрящий вниз Дадли, и горестный крик Петуньи: «Вернон! И как мы ИМ это объясним?!»

Гермиона с размозженной дубиной тролля головой, изломанное тело Рона на гигантской шахматной доске, снова он сам, убитый Квиреллом у зеркала Еиналеж, Джинни в Тайной Комнате, превратившаяся в рыжеволосую, высохшую мумию в сгнивших остатках школьной формы.

И тут же — Поттер и Тэцу.

И зарубленные, как скотина на бойне Дурсли, а затем — и вся семья Уизли. Залитые кровью коридоры Хогвартса, с лежащими, рассеченными телами, истошный визг в ужасе разбегающихся учеников — и Гарри, весь забрызганный красным, идущий по замку с безумной улыбкой и мечом в руках.

Обезглавленный в своем кресле инвалид Эдвард Норт.

Истерзанная Гермиона, с криком бьющаяся в руках толпы хохочущих Упивающихся Смертью. Крик «Кончай грязнокровку!» И зеленый всполох «Авады».

Дергающийся на полу, хрипящий, выгибающийся и выплевывающий кровавую слюну, сплошь исколотый Мечом Проклятых, Дамблдор.

Мертвые, остановившиеся глаза Фреда и Джорджа.

Рен, с непониманием и болью глядящая на Поттера, падающая с глубоко разрубленной грудью.

И Гарри в покрове мрака, с сияющим фиолетовой дымкой мечом и сплошь залитыми чернотой глазами, презрительно и надменно произносящий: «Я — истинный Гарри Поттер! Слышишь ты, жалкая фальшивка?!»

Казалось, это никогда не кончится.

Но Гарри каждый раз отрицал, отвергал эти картины, навязываемые ему взамен истинной памяти, как мантру твердя про себя: «Я — Гарри Поттер! Это все ложь!»

Мысли путались, сознание мерцало, как пламя свечи на ветру, сил сопротивляться оставалось все меньше и меньше, но Гарри не сдавался, пока не начал чувствовать, что давление на разум сначала ослабло, а потом и исчезло напрочь.

Вокруг него, продолжающего бесконечное падение в бездну, вскипела настоящая буря, разметавшая по сторонам всех, пожаловавших поживиться нежданным гостем, а самого Гарри охватили и спеленали уже знакомые, покалывающие темные струи, сдавившие его так, что на этот раз сознание Поттера все же погасло.

* * *

Гарри рывком очнулся и, пошатываясь, встал, с трудом разлепляя глаза и осматриваясь вокруг. Это немного походило на то, как он впервые оказался в Даймоне, но на этот раз имелось очень большое отличие. Вокруг не было ничего. Ни неба, ни солнца. Лишь обволакивающий холод, безжизненная каменистая земля под ногами и бесконечная серая хмарь, наплывающая волнами подобно туману, сквозь которую пробивался далекий багряный свет, похожий на отблески бушующих где-то гигантских пожаров.

Почти то же самое, что он видел при полном единении с Мечом Проклятых, но вместо бесконечного снегопада обжигающих искр, с невидимого неба крупным хлопьями валил черный пепел, оседая на волосах, одежде и иссеченных остатках брони.

Отвлекшись от попыток что-либо разглядеть, Гарри осторожно, очень осторожно прислушался к себе. Так воин, получивший гарантированно смертельный удар, но по какой-то непонятной причине все еще живой и не ощущающий боли, начинает с замиранием сердца ощупывать свое тело, не зная, на что наткнется — на всего лишь на вмятину в броне или на развороченную плоть раны и текущую кровь.

Но боли не было. И он отлично помнил и осознавал, кто он есть и что произошло буквально мгновения назад. Он был все тем же Гарри Поттером, который совсем недавно разговаривал со своим отражением, — а возможно, и был отражением и сам, — потом сумел развязать всю, без остатка, темную мощь «Тэцу-Но-Кирай», практически уничтожить обретшего форму ледяного дракона то ли еще Драко Малфоя, то ли уже Истинного Лорда Вольдерихара и, как предполагала плата за это, почти развоплотился, но...

В последний момент что-то пошло не так, и знать бы только, что именно.

Страшное падение в бездну, в которой сама его суть разрушалась и истаивала в стылой тьме, теперь казалась лишь горячечным бредом, жутким видением, вызванным откатом от той чудовищной силы, которую он на короткое время обрел.

«Но почему? Почему Тэцу, дав мне несокрушимую мощь, не сожрал меня, зеркального двойника Поттера, как и предполагалось в том ритуале? Что же произошло? И… где же я сейчас нахожусь?»

Гарри посмотрел на свои пустые руки. Безоружный, без меча и без палочки, с саднящей пустотой внутри, где раньше уживались тепло огненной магии, ощущение простого волшебства и ставшее послушным сосредоточие тьмы, он чувствовал себя голым и беззащитным посреди этой мрачной пустоши, навевавшей мысли о конце света наяву.

«Значит, так и выглядит скопище черных душ моего меча?» — в попытке ободрить самого себя пронеслась мысль. — «А где же кровь, гора трупов, обжигающий ветер, что я видел и осязал еще в самом начале, когда только взял Тэцу в руки? Где целый сонм призрачных голосов Преддверия, пытающихся меня подчинить? Нет, не то что бы я был чем-то недоволен, просто... Просто, что это все такое? Последняя злая шутка «Меча Проклятых», перед тем как кинуть меня в бездну? Или что иное?»

«В любом случае, стоя на месте этого не узнать».

Внезапно серый, клубящийся туман метрах в десяти от него уплотнился, потек, как бьющий из-под земли фонтан и оформился в небольшой расплывчатый силуэт, быстро обретающий форму. И эта форма Гарри совершенно не нравилась — через колышущуюся серо-черную кисею проглядывали неприятные даже на вид то ли щупальца, то ли лапы, а с бесформенной головы на него жадно глядели зеленоватые точки глаз. Поттер, что-то почувствовав, резко обернулся, и, как выяснилось не зря — сзади из тумана возникли и неторопливо приближались еще несколько призраков, от которых настолько сильно веяло не рассуждающей, свирепой злобой, что у Гарри зазвенело в голове.

«И сильно сомневаюсь, что я вообще успею тут что-нибудь узнать…»

Поттер в бессильном гневе сжал кулаки, глядя на порождений темноты, медленно сужающих вокруг него кольцо. Свои шансы против дюжины явно хищных тварей он оценивал вполне реалистично.

Но тут давящий эмоциональный фон окруживших его призраков резко переменился, из злобы и предвкушения пиршества полыхнув страхом и паникой. По мгновению ока они втянулись обратно в серый туман, а из темных клубов за спиной Поттера стремительно выскочило, как касатка из морской волны, большое, длинное сплюснутое тело, пронизанное синими огоньками.

Скользя в тумане, как рыба в воде, оно описало несколько оборотов вокруг напрягшегося Гарри, ну а тот не питал излишних иллюзий. Уж больно это все походило на появление более крупного хищника, отогнавшего от добычи мелких собратьев одним своим появлением.

Но, несмотря на жуткий внешний вид — гигантская тридцатифутовая полурептилия-полунасекомое, чьи многочисленные острейшие конечности пребывали в постоянном движении, а на голове, состоящей из трех разновеликих «лепестков» светилась призрачной, густой синевой целая россыпь глаз, — Поттер, как ни странно, совершенно не ощущал исходящей от нее агрессии.

Как тот выживший Хранитель в Даймоне, что уничтожил ххаргов, но не тронул Гарри, почувствовав в нем носителя части силы Эр-Кхана, так и э_т_о, судя по всему, считало его своим и, похоже… оберегало его?

А неведомый и, что немаловажно, явно не последний по силе обитатель здешних мест, потемнел, посветлел и прямо на лету распался на три смутных облака, быстро набравших плотность.

Два покрупнее, тут же унеслись в окружающую серую муть, а третий, поменьше, уплотнился еще больше, и превратился в силуэт, напоминающий ребенка. Фантом заскользил в сторону пробивающихся через непроглядную мглу мечущихся огней, остановился и повернул расплывшуюся неясным темным облачком голову с двумя завораживающе-синими огоньками зрачков.

Гарри нахмурился, не двигаясь с места.

«Хм… Меня куда-то приглашают? Куда и зачем? Хотя… А что я, собственно, теряю?» — с некоторым фатализмом подумал он и зашагал в его сторону. Но стоило Поттеру приблизится к призраку на пять-шесть футов, как тот исчез, рассыпавшись круговертью вездесущего пепла, и вновь возник еще дальше, словно предлагая следовать за ним.

Гарри хмыкнул, развел руками и принял правила игры — маленький фантом скользил на некотором удалении от него, а он послушно шагал вслед за ним, все глубже погружаясь в плывущий слоями туман.

Продвигаясь таким образом дальше и дальше в неизвестность, Поттер видел вокруг странные картины. Плотная, серая мгла временами истаивала, являя его взору жуткие видения этого непонятного места, в которое он попал.

Из тумана выступали полыхающие пламенем строения с характерными «рогатыми» азиатскими крышами, раздавался топот конницы и вылепленные из текучего дыма всадники на ходу поддевали с криками убегающих от них людей копьями, волочили их по земле, пронзали, прибивая к стенам, и вновь растворялись в этом царстве теней.

Гарри видел обочины дорог, уставленные Х-образными бамбуковыми крестами с корчившимися, распятыми на них людьми, залитыми кровью. Мгла являла то горы отрубленных голов выше человеческого роста, залитые кровью алтари неведомых богов, жуткие пытки пленных, трупы и бесконечную смерть… Из нескончаемых серых клубов доносились вопли умирающих людей и яростный рык их убийц, детские крики, пронзительный женский даже не плач, а вой…

Но кроме сонма теней, воскресавших и воплощавших жуткие картины неведомого прошлого, в этом сером, пронизанном всполохами далекого огня мире, по-прежнему обитали и кое-кто еще, отнюдь не игнорирующий бредущего неизвестно куда Поттера.

Порой из мрака выступали активные сгустки темноты, от которых настолько сильно несло неистовой злобой и жаждой крови, что у Гарри начинало темнеть в глазах, а разум туманился и грозился померкнуть.

Но его неведомые призрачные проводники немедленно возникали между ним и алчущими тварями, и этого хватало, чтобы те, бессильно шипя и источая страх, исчезали, сливаясь обратно с окружающей со всех сторон плывущей, волнующейся мглой.

* * *

Гарри уже потерял счет, сколько времени он брел сквозь понемногу вытягивающих силы холод и туман, следуя за неизвестной маленькой тенью, но внезапно отметил, что вокруг начало понемногу светлеть и стало чуть теплее.

Волнистый серый полог, укрывающий здесь все сущее, то ли поредел, то ли сделался более прозрачным. Бесконечный калейдоскоп видений торжества смерти и разрушения, туманные фигуры, неизвестные хищные сущности и далекие красные отсветы остались где-то позади.

Впереди, с каждым десятком пройденных шагов, все ярче начал пробиваться мягкий свет, а земля понемногу стала покрываться странной, словно седой травой, волнующейся от невидимого и неосязаемого ветра. Поттер наклонился, провел рукой по белесому ковру, и травинки немедленно потянулись к его пальцам, словно желая подпитаться его теплом.

И вот серый сумрак отступил окончательно — его пронизанные темными прочерками языки клубились, не пересекая некую границу уходящего вверх уже другого, светящегося, отливающего перламутром тумана, подойдя к которому, Поттер ощутил словно глоток свежего воздуха.

Сзади послышался тихий шепот и из окружающей пелены вынырнули его призрачные проводники и защитники, на ходу теряя свои рассыпающиеся пеплом покровы.

И Гарри, вздрогнув, резко замер, ибо то, что скрывалось под расплывающимся обликом призраков...

Это были три девочки, но лучше бы они оставались в прежнем виде.

Самая маленькая, лет девяти от силы, была страшно обожжена. Почерневшие остатки традиционной японской одежды едва прикрывали местами до костей обугленное детское тельце, а пальцы рук больше были похожи на полусгоревшие прутики. Правая сторона лица почти не пострадала, но вот левая… Спекшиеся волосы, вытекший глаз без век, проглядывающие через рваную щеку зубы и растрескавшаяся черно-красная плоть…

Другой призрак оказался постарше — лет тринадцати, и если младшая при жизни приняла мучительную смерть от огня, то эту неизвестные изуверы истязали иначе. Сломанная в нескольких местах с торчащими обломками костей правая рука, почти оторванная, висящая на сухожилиях левая, искривленные, перебитые в голенях ноги и синеватое лицо с багровой, вдавленной полосой поперек шеи.

Третья же, уже почти девушка, судя по всему, умирала дольше всех — все ее тело и лицо покрывали многочисленные резаные раны и лоскутья сорванной и вспоротой кожи, а разорванная одежда была густо пропитана еще сочащейся кровью.

«Крылья Наэ-Хомад…» — пронеслась в голове Поттера вспышка понимания, — «Это же…»

Но тут двое старших повернулись, и прошли сквозь светлую пелену, истаяв смутными силуэтами, а самая младшая подошла к нему, взяла хрупкими, обгоревшими пальчиками за руку и потянула вслед за собой, просительно заглядывая в глаза Поттеру своим ужасным ликом.

Гарри послушно сделал шаг, другой, третий и, споткнувшись, провалился сквозь переливающуюся мягким светом грань.

* * *

Поднявшись, Поттер с удивлением осмотрелся вокруг. Он стоял на краю небольшого оазиса, разительно контрастирующего с внешним, призрачным и жутким, пронизанным тьмой и отзвуками невообразимого количества былых смертей миром.

Под ногами была ровная земля, густо поросшая свежей травой и полевыми цветами, видимая по сторонам не более чем на сто метров, а далее все терялось в бело-жемчужной дымке, волнующегося, плывущего волнами полупрозрачного тумана, нерушимой стеной ограждающей этот яркий уголок.

Сбоку, из-под нескольких каменных валунов, обросших ярко-зеленым мхом, журчал ручеек, чье желтеющее песком русло огибало небольшой, пологий холм, расположенный посередине, на вершине которого росла приземистая, могучая и разлапистая сосна, подобно тем, что бывают изображены на старинных японских гравюрах.

Дерево, прикрывающее своими ветвями холм подобно зонтику, давало легкую тень от льющихся откуда-то сверху мягких лучей, похожих на ласковый солнечный свет начала лета — уже теплый, но еще не жгучий. Внизу, у самого подножья ствола, расположились две девочки, сидевшие возле кого-то еще.

А третья, самая маленькая, стояла напротив Гарри, радостно улыбаясь.

В этом месте ее страшный и отталкивающий облик исчез, явив взору Поттера живую и здоровую озорную девчушку лет восьми со слегка раскосыми глазами, черными волосами до плеч, затянутыми в два хвостика с позвякивающими бубенцами. Одетая в короткое бело-синее детское кимоно с поясом, она стояла босыми ногами по щиколотку в траве, держа руки за спиной и, перекатываясь с пятки на носок, глядела на Поттера с нескрываемой радостью и нетерпением.

А потом подошла и вновь, но уже очень уверенно взяла его за руку.

— Ну что же ты встал, нии-сан? Пойдем, пойдем! — ее голос был полон искреннего счастья. — Это так хорошо, что ты смог к нам придти, ведь мы так тебе помогали, прогоняли этих нехороших черных… Но ты же и сам не хотел быть с ними? С нами же лучше! Пойдем, посидим с мамой!

— С мамой? — немного удивленно переспросил Гарри.

— Ага! Я плохо помню, — и девочка наморщила лобик, — но долго, очень-очень долго нам тут было одиноко, страшно и холодно, пока мы не почувствовали, что тут появился кто-то еще, кроме нас и тех, черных… Оказалось, что к нам пришла мама! Правда, она очень устала, пока добиралась и искала нас, и с тех пор отдыхает, но главное — она пришла! Она не забыла нас, она создала нам это место! Мы были так рады…

«Мама? Какая еще мама? Чья?» — тем временем недоуменно размышлял Поттер, машинально шагая за девочкой.

«Эти трое — однозначно дочери Ичиро Акамацу, чьи души или то, что от них осталось, положили начало созданию Тэцу-Но-Кирай. Удивительно, что они — вот такие. Но… их мать? В древних манускриптах о Мече Проклятых ничего не говорилось про их мать; более того, ни жена, ни наложницы князя Ичиро там вообще нигде не упоминались! Тогда... Кто?»

Тем временем они подошли к росшей сосне, две других девочки — постарше и помладше, расступились, и Гарри почувствовал, как к горлу медленно подкатил комок, напрочь перехватив дыхание, а в груди больно и пронзительно защемило.

Полулежа на траве, опершись на шероховатый ствол дерева, под сосной мирно и глубоко дыша, спала укрытая до пояса молодая рыжеволосая женщина.

Он еще никогда не видел ее вживую, своими глазами, хотя этот термин вряд ли подходил к этому странному и нелогичному месту, но потратил очень много времени, рассматривая ее на немногих доставшихся ему колодографиях. И в последний раз увидел лишь в памяти былых событий, переданных ему в тот момент, когда он взял в руки «Лезвие трехсот душ».

— Мама…?

В глазах у Гарри защипало и поплыло, в ушах зашумело, он неуверенно шагнул в сторону и на ослабевших ногах опустился на мягкую траву.

Все, что он знал о «Тэцу-Но-Кирай» — знания из прошлого, и то, что он узнал сам, кружилось сейчас во взбаламученном сознании, словно льдинки на беспокойной темной воде, постепенно собираясь мозаикой в единое, осмысленное целое.

И это озарение, эта истина… она ошеломляла.

Дело было даже не в том, что его проклятый меч, созданный сумрачным гением величайшего мага Даймона, по сути, оказался пусть малым, искусственным, свернутым и замкнутым сам на себя, но еще одним мирком, затерявшимся где-то между «нигде» и «никогда», а в том, что Поттер понял саму суть Лезвия Трехсот Душ, разом осознав всю эволюцию этого клинка.

И он получил ответ, почему он, наперекор самому главному принципу, краеугольному камню «Всех Страхов Мира», все еще существует.

Никто — ни магглы, сочинившие о Тэцу столько страшных преданий, ни японские маги, пытавшиеся его изучать, никто из них не уделил должного внимания этой известной им всем детали, упоминавшейся в любой из немногих уцелевших хроник этого меча. Но именно эта деталь и дала Гарри все то, что он получил с той поры, как коснулся пальцами оплетенной темной кожей рукояти «Тэцу-Но-Кирай».

Основой меча, на которую потом ложились, слой за слоем, как полосы стали при ковке клинков, души убитых магов, бесконечная боль и смерть, были металл пыточных инструментов и останки замученных ими детей.

Трех разновозрастных дочерей Ичиро Акамацу.

Почему-то никто не придал этому значения, но именно эта основа в конечном итоге стала определяющей для Тэцу — души убитых, дико озлобленных, ожесточенных до крайности, исковерканных мучительной смертью, но все же детей. По замыслу Каэр-Ду они, противоестественно слитые с терзавшим и убившим их железом, скованные фокусирующей даймонской магией, должны были стать неиссякаемым, вечным горном ярости, злобы и ненависти, воплощенным в стали, разжигающим темные души попавших в этот черный водоворот, и дающие чудовищную мощь мечу и его владельцу.

Но где-то глубоко внутри они все равно были детьми.

И не было ничего особо странного в том, что добровольная жертва именно чьей-то матери ради своего ребенка — а Тэцу никто и никогда не предлагал свою жизнь взамен за кого-то, — все-таки получила у них отклик.

Душа Лили Поттер не стала очередной пленницей «Лезвия Трехсот», как все его многочисленные жертвы.

Но она и не растворилась в мече без остатка, как изначально ошибочно полагал Гарри. Все произошло иначе — затянутая внутрь темной бездны кошмарного творения Каэр-Ду, ее душа оказалась настолько чужда его внутреннему миру, что свернулась, как капля масла в холодной воде, и закапсулировалась, глубоко уснув посреди безвременья стылого мрака.

Но и это было еще далеко не все, а по сути — всего лишь начало. Даже глубоко уснувшая, душа матери Гарри стала маленьким, но заметным и ярким островком света посреди окрашенного кроваво-багровыми отсветами мира Тэцу, и она, как магнит, как маяк посреди бури, неудержимо притягивала к себе оставшиеся разрозненные крупицы душ трех детей, замученных сотни лет назад.

И со временем — а уж времени, пока все эти годы проклятый меч лежал, замурованный в стену развалин дома Поттеров, прошло достаточно, — все эти стянувшиеся воедино крохи сознаний, фрагменты воспоминаний, отражения пережитой боли и страха, эти лоскутья теней когда-то живых девочек, воплотились в нечто новое, иное, непонятно как существующее, но одушевленное и мыслящее.

И имеющее в этой багряной вселенной, пропитанной силой Первозданной Тьмы и наполненной порабощенными душами сотен темных магов, абсолютную власть на правах первоосновы всего этого иррационального мира.

Эти трое не были возрожденными душами дочерей Ичиро Акамацу в полном смысле этого слова. Это были всего лишь наиболее крупные осколки прежних личностей, пропущенных через чудовищные жернова мучительной смерти и загробного мира, оказавшимся хуже любых земных кошмаров. И которые смогли обрести самосознание, лишь получив ориентир в виде светлой и самоотверженной души чьей-то матери.

Женщины по имени Лили Поттер.

И которую они, умершие в детстве и лишенные материнской любви и ласки, одинокие и брошенные даже после смерти, искренне считали уже матерью своей. Ну а сам Гарри Поттер, вернее, на данный момент о_б_а Гарри Поттера, для них, безо всякого сомнения, были...

— Нии-сан…? Старший братик, тебе плохо? Может, хочешь водички? Вот, я принесла тебе попить… — присела рядом с ним на корточки самая младшая, обеспокоено заглядывая ему в лицо и держа в сложенных лодочкой ладошках набранную холодную, прозрачную воду из ручья.

— Попей, пожалуйста… — жалобно попросила она.

— Нет, спасибо, Сачико, — улыбнулся Гарри, неуверенно поднимаясь и каким-то странным образом вспомнив, или, точнее, восприняв ее имя. — Я просто очень... очень обрадовался, увидев вас всех. Сестрички ведь никогда не бросят братика в беде, да?

— Ятта! — и девочка подпрыгнула, сверкнув голыми, розовыми пятками и обрызгав Гарри расплесканной водой. — Старший братик рад меня видеть! И конечно не бросят! Ну, пойдем, пойдем... — Девочка вновь настойчиво потянула Поттера за рукав, заставляя встать, а потом схватила его руку и, зажмурившись, доверчиво прижалась к ладони теплой щекой. — Пойдем, посидим рядом с мамой! Она, конечно, спит, но все равно будет очень рада! Пойдем!

* * *

«Как жаль, что я не смогу рассказать всего, что узнал, тому, другому Гарри, что остался… с другой стороны. Но он парень смышленый, хех, не хуже меня, и, возможно, рано или поздно догадается обо всем и сам. И вытащит нас всех отсюда. Тем более не исключено, что наши с ним общие «сестрички» смогут сделать так, что мы с ним и встретимся... А пока… Как говорила она знакомая дама: «У нас впереди вечность». Не так ли?»

Гарри сидел под раскидистой сосной, рядом со спокойно дышащей матерью, которая по-прежнему спала, чуть склонив голову набок, полулежа на подушках у основания ствола. Старшая дочь Ичиро Акамацу, четырнадцатилетняя Мидори, присела рядом с ней на колени и аккуратно, с нежностью расчесывая гребнем густые, длинные пряди ее темно-рыжих волос.

С другой стороны к Лили пристроилась средняя, Кана, свернувшись калачиком и положив голову женщине на ноги, заботливо укрытые пестрой накидкой. самая младшая же, Сачико, забралась к Гарри на колени и, замерев, прижалась к его груди. А сам Гарри, приобняв ее, испытывал странное и необычное для него чувство… умиротворения.

Не нужно было никуда бежать, сражаться, продираясь к победе сквозь трупы врагов, плести интриги, балансировать на грани падения во мрак, рвать жилы, переступая через себя, убивать и лить кровь...

Все вообще вышло более чем странно.

Он думал, что осознанно жертвует собой — и взамен получил нечто куда более странное и неожиданное, чем жизнь. Он полагал, что хоть на несколько минут, но обрел брата — и внезапно заимел гораздо больше родственников, чем только мог представить. И мама оказалась не мертва. А уж как вернуть ее к жизни, они придумают. Все вместе, ведь их теперь так много. А пока...

У него тоже будет, чем заняться. Эти три всеми покинутые девочки, внезапно, вопреки смерти, времени и даже воле Каэр-Ду, вопреки всему, получили второй шанс. Они еще могут стать людьми, хотя процесс сбора осколков их личностей и их в_о_п_л_о_щ_е_н_и_е, будет долог и непрост. Но это возможно, действительно возможно, надо просто им помочь. Помочь вниманием, участием и теплом. И это будет нисколько не проще, чем сражение с легионами Лоно Хара.

— Старший братик, расскажи сказку! — Сачико выпрямилась, на какой-то миг расплывшись и показав тот, другой, страшный и отталкивающий облик. Но Гарри не отшатнулся, наоборот, еще крепче прижал к себе худенькое детское тело, вполне материальное и ощутимое.

— Да, да, расскажи! — Кана тоже заинтересовано подняла голову, перекатившись на живот. И даже немногословная Мидори отложила гребень и подсела ближе.

— Конечно, расскажу, — и Поттер дернул мелкую за хвостик на голове, вызвав довольно хихиканье. — А какую хотите — страшную или добрую? Веселую или грустную?

— Добрую! И веселую!

И это правильно, — подумал Гарри. — Потому что страха и грусти, что довелось вам всем испытать, хватит на несколько жизней.

И прокашлявшись, начал рассказ, на ходу вспоминая старую английскую сказку из потрепанной книжки, доставшейся ему в наследство от кузена Дадли, которую он любил перечитывать в детстве, лежа в кладовке под лестницей.

— Давным-давно, предавно, когда свиньи пили вино, мартышки табак жевали, куры его клевали — и от этого жесткими стали, жила-была на свете старая свинья с тремя поросятами...

На секунду прервав рассказ, Поттер поднял глаза верх, где сквозь жемчужно-переливающуюся пелену нет-нет, но проступал угольно-черный, подсвеченный алым, мрак.

«Давай… брат… Только вперед. Я… нет, ВСЕ МЫ надеемся на тебя».