Бандитская солянка (джен)

— Пряности очень хорошие, — серьёзным тоном заверяет смуглый и худой, совершенно небоевого вида, молодой капитан с непонятной улыбкой, пока Орбек, хозяин самого большого ресторана на одном из островков, не подпадавших под протекторат Савано-да-Силва, с подозрением нюхает выуженный из вскрытого ящика спрессованный кусочек. — Их запечатывали и сушили ещё на Охатэ, а мой кок держал их в сухости.

— Верю, — хмурится Орбек: его сильно смущает то, что контрабандист в жёлтом свитере заявился не один, а с угрожающих размеров белым дзойским медведем, который послушно сидит у двери и катает по полу ком папиросной бумаги. — Твой наниматель протелеграфировал мне, что вам можно верить, капитан Торфель… простите?

— Капитан Трафальгар. Он же — корабельный доктор. А фирма веников не вяжет. — Смуглый контрабандист-рейдер грызёт семена маранки. — Что насчёт договорной цены? Тут шесть морских фунтов.

— Пять и пять шестых, часть выпарилась, — безошибочно определяет торговец, — но полтора ганза, так и быть, прощу за то, что мы обошлись без посредника. Портовые перекупщики дерут с нас три шкуры… Ваша цена?

Капитан улыбается.

— Две тысячи.

Орбек морщится так, будто его заставляют жевать лимон.

— Не за всякого преступника столько дают, капитан Тарфельгор!

— Позвольте, я ещё раз напомню: меня зовут капитан Трафальгар. Так и у нас ситуация не из простых. А вообще, — смуглый мужчина сплёвывает в ладонь шелуху последней семечки и намекающе щёлкает пальцами, — я бы продал не меньше, чем за три. У вас же такой чуткий нос! Признайте: так хорошо пряности засушивают не каждый год. Мы везли их лунный месяц в сухости в ящиках и бумаге, а ими пропах весь наш камбуз. Да просто ещё раз понюхайте, хозяин!

Торговец приподнимает бровь: что ж, посмотрим, кто кого — доктор или хозяин ресторана. В том, что доктор, сомнений нет — больно от него лекарствами воняет.

— Конечно, пряности очень хороши. Но я дам за них тысячу семьсот, и ни белли больше. Фунт пряностей, какими бы хорошими они ни были, столько не стоит даже во время кризиса!

Пират кривит губы в ухмылке.

— Три. А иначе перепродам Сильверу, он даст за контрабандный товар ещё больше.

— Тысяча семьсот, — гнёт своё Орбек.

— Три.

— Хорошо. Как насчёт двух тысяч, как вы и просили?

— А я передумал. Четыре, — нахально щурится Трафальгар.

— Вот ведь нахал. Полторы.

— Три пятьсот.

— Тысяча триста.

— Че-ты-ре, — не ведёт ухом капитан.

— Ладно. Может, всё-таки две тысячи?

— Ни в коем разе. Три, и не меньше.

— Две!!! — срывается на крик Орбек.

Жилистый загорелый рейдер пожимает плечами.

— Что ж вы так нервничаете? В вас, поди, фунтов двести… Небось уже и тахикардия, вон как покраснели. Как бы вас удар не хватил!

— Костоправ грёбанный! Две пятьсот!

— Четыре пятьсот.

— Две триста!

Медведь, отвлекшись от попыток прожевать ком бумаги, утробно рычит, щеря чёрные дёсны, и показывает двухдюймовые клыки.

— Бепо, не шали! Простите, — капитан Трафальгар зубасто улыбается вслед медведю со всем очарованием голодной касатки, и теперь торговцу больше всего хочется проредить его белозубую ухмылку, — я вынужден повторить: если мы не сойдёмся в цене, я найду другую клиентуру.

— Я же публику потеряю, если и мы закроем традиционную кухню, — жалобно басит Орбек.

— А тогда раскошеливайтесь, вы не последняя дрань!

Капитан Трафальгар выразительно потирает пальцами, и это окончательно выбешивает ресторанщика.

— Пиратское отродье! Моряцкая требуха! Сынок докторский! Чтоб тебя пустили искать Дейви Джонса, голодранец!!!

— Три пятьсот, господин Орбек.

— Ох. — Ресторанщик, достав платок, вытирает покрасневшие залысины, с опаской косясь на мирно урчащего за спиной пирата медведя. — Ладно. Согласен на три тысячи белли за фунт.

— Вот и чудненько, — поёт радостно Трафальгар.

— Что за поколение выросло… — стонет Орбек, звеня ключами. — Это на вас так эра пиратов повлияла, что ли? Бродяги…

— Такое уж выросло поколение. — Смуглый молодой пиратский капитан дружески треплет медведя за ухом. — Худшее поколение. Верно, Бепо?

Дзойский медведь-альбинос радостно урчит и в знак согласия ударяет лапой по крашеному деревянному полу.