Дикие лебеди (гет)

Джинни

Задыхаясь, она влетает в распахнутое окно дома. Крылья исчезают, превращаясь в руки, и она падает на жесткие доски пола, раздирая коленки в кровь. Рассвет застал ее еще в пути, и теперь розоватыми полосами окрашивает небо за спиной. Кажется странным, что еще пять минут назад она была частью этого неба.

Джинни поднимается на ноги и поправляет смятую красную водолазку, задравшуюся на талию при падении. И тут же замирает.

На нее с изумлением смотрят одинаковые глаза Фреда и Джорджа. А потом они одновременно присвистывают и обходят Джинни по кругу, пристально разглядывая.

— Какого черта вы здесь делаете? — она подходит к шкафу и, вынув пузырек бадьяна, смазывает кровоточащие колени, болезненно морщась.

— Собирались пригласить тебя погонять в квиддич, пока мама не проснулась, — Фред хмурится и переглядывается с братом. — С каких пор ты стала анимагом?

Джинни кидает окровавленную тряпочку в камин и взмахом палочки разводит огонь. Следующий взмах захлопывает окно, и в комнате начинает теплеть.

— С сентября.

— Где ты была? У Билла?

— Нет.

— Если расскажешь нам, мы обещаем не говорить маме, — предлагает Джордж, недовольно хмурясь вслед за братом. Недовольство — такая редкая эмоция на их лицах, что Джинни улыбается.

И сдается. Хоть кто-то должен ее выслушать! И пусть говорят, что она — падшая. Это уже не имеет никакого значения. Она выбрала свой путь давно, точнее, ее сердце выбрало. В ту ночь в вонючей совятне. Она только не знает, как разорвать свое сердце, чтобы оставить одну половину родным.

— Я встречаюсь с Драко Малфоем, — говорит Джинни натянутым голосом, зажмуривает глаза и расставляет руки в стороны, словно летит. Или готовится к распятию. Слова уже не вернуть.

Тихо. Так тихо, что слышно, как в камине огонь лижет поленья, а за окном поет малиновка, радуясь новому весеннему дню.

— Это кто? — Джордж недоуменно приподнимает плечи.

— Ты что, забыл? Такой худой, страшный, с бледным лицом и шилом в заднице, назойливый и приставучий типчик из Слизерина, — Фред закатывает глаза, смотря на брата. — Гарри в курсе?

— Нет. — Джинни открывает глаза и проводит рукой по лицу. — И не должен знать, пока не кончится война. Так… так будет лучше для всех.

Джордж насмешливо фыркает и садится на стул перед камином. Фред с любопытством разглядывает сестру, как будто видит ее впервые, и к этому взгляду Джинни уже привыкла. Она и сама на себя точно так же смотрит. Как интересен человек: думаешь, что знаешь себя, и вдруг раз — и один стук, один толчок сердца изменяет весь твой мир. Как тяжело жить людям с горячими сердцами, с живыми сердцами. Им приходится искать, сражаться, гибнуть в достижении своей мечты. Куда проще живется людям с холодными сердцами. Они всегда уверены во всем, спокойны и рассудительны. А если сердце вдруг начинает теплеть, они убирают его на ночь в холодильник.

— Скажите, что я дура. Что я предательница, что вам стыдно за меня…

— Гарри тебя бросил. Ушел по своим делам, которые поручил ему Дамблдор, и не взял тебя с собой, — Фред зевает. — Ты имеешь право влюбляться в кого угодно. Ты же не с Гойлом встречаешься. И потом, Малфой богат, он может помочь нам открыть парочку филиалов…

— Фред! — Джинни поднимает на него возмущенные глаза и вдруг смеется. Они, разумеется, не понимают ее слов и ее поступка. Но делают вид, что пытаются понять. Это много значит. — Так что, поиграем в квиддич?

Джордж качает головой и поднимается со стула.

— Мама уже проснулась, слышишь? Сейчас позовет помогать по какому-нибудь очередному делу в доме. Джинни, она тебя не поймет. Даже не рассчитывай.

Она кивает и, устало выдохнув, садится на кровать, чувствуя, что иначе уснет стоя, как боевая лошадь.

— Знаю. Передайте, что мне плохо. Спущусь к обеду. Спасибо.

Близнецы снова переглядываются и тихо выходят из комнаты. Джинни забирается под одеяло и закрывает глаза, наслаждаясь теплом и тишиной. Она переворачивается с боку на бок, но уснуть так и не получается: она не может забыть этот лед и ярость в глазах Драко. Он даже не поцеловал ее.

Джинни снова переворачивается и подкладывает ладонь под кажущуюся такой тяжелой голову. Она понимает, что с ним. Драко боится. Сейчас, когда он уже готов сражаться за то, что ему дорого, вдруг появляется Гарри и забирает его палочку. И это не в школе, где придет Снейп и заставит эту палочку вернуть. Все происходит по-настоящему, все слишком серьезно, чтобы ошибаться. На игральном столе — будушее, жизнь, свобода и то призрачное счастье, которое заставляет Драко идти вперед.

Кончики пальцев холодеют, когда Джинни вспоминает, что Гарри забрал ту самую палочку, которая заставила Волан-де-Морта отступить на кладбище, поросшем крапивой. Что Гарри с ней сделает? Выкинет? Сломает? И потом… если он забрал палочку — значит, его собственная все-таки не работает.

Проваливаясь в дремоту, Джинни думает, что встреча в Солсбери может все изменить. Если они узнают, была ли Бузинная палочка в руках Геллерта, как он ее получил, как передается ее сила, возможно, война закончится быстрее. Если, конечно, Дары смерти — не сказка. Теперь — то Джинни знает, что сказки существуют и в реальной жизни, только некоторые из них слишком мрачные.

А еще нужно придумать, как занять время, которое свалилось на нее огромным мешком. Учеба занимала ее мысли, и на душе становилось легче, хотя бы ненадолго. А теперь у нее нет ничего, что может помешать думать все эти вечные часы от пробуждения до сна, что может помешать желать прикосновений того, кто так далеко. Скоро Драко уедет в школу, и они увидятся только летом.

Это кажется Джинни ужасно несправедливым.

Драко

Он поднимает глаза на готические окна собора и на мгновение теряется, вспоминая эти окна, отражающие летнее солнце далекого восьмидесятого года. И сразу же вспоминается нежное лицо Уизли с робкими веснушками, запах цветущих яблонь и выстиранного белья, и какой-то особый аромат недолго счастья.

Сейчас все эти мгновение втоптаны в грязь тяжелыми сапогами, осквернены выкрикнутыми словами, разбившимся хрусталем люстры, ненавистью в глазах. И неудержимой яростью, какая была, наверное, у викингов в древних сагах.

Уизли лебедем парит над самым высоким шпилем и, облетев собор, неуклюже приземляется прямо во вспаханную сотней ног прихожан землю. Драко молча и терпеливо ждет, пока она достанет палочку и, бормоча заклинание, очистит одежду от черной жижи.

Ему хочется поцеловать эти обветрившиеся губы, но после встречи с Поттером что-то внутри его замкнулось и застыло. И сам он застыл, вытянув руки по бокам, как оловянный солдатик, охраняющий королеву.

Джинни быстро подходит к нему и кладет руки на его худые плечи. Ее губы даже не улыбаются, и в глазах — тревога. Слава Мерлину, что она понимает. Слава Мерлину, что не лезет с дурацкими вопросами, не выпрашивает ласку, когда он не может ее подарить. Она умеет быть сильной, и это дает ему надежду, что они справятся. Встречи в туалете Миртл давно позади, а что впереди — никто не знает. Снова они бредут впотьмах, касаясь мира на ошупь.

Драко накидывает цепочку маховика поверх рыжих волосах и нечаянно вдыхает их аромат. От близости Джинни, от ее запаха у него слегка кружится голова. Но он упрямо поворачивает маховик на сорок оборотов.

Открыв глаза, они одновременно морщатся от обрушившегося на них шума. Драко осторожно выглядывает из-за угла какой-то узкой улочки, сохранившейся еще со времен Среднековья, и расслабляет плечи. Получилось.

Джинни вопросительно приподнимает брови, и тогда он шепотом сообщает:

— Мы на месте, в двадцать третьем году. Как раз недалеко от мастерской Грегоровича. Я и не думал, что нам удастся здесь оказаться. Подожди! Нужно как-то трансфигурировать одежду, чтобы не выделяться из толпы.

И он хватает ее за руку, не дав выйти на широкую улицу, полную людей. Ее губы кривятся от боли, но она тихо соглашается:

— Ты прав. Сможешь что-нибудь сделать?

— Легко, — отвечает он надменно, и эта надменность на мгновение возвращает их обратно в Хогвартс. — Нравится?

Джинни оглядывает свое платье, ставшее в два раза длиннее и приобретшее рукава, и почему-то стыдливо краснеет. Драко видоизменяет и ее страенькую мантию, делая ее более просторной, а также форму ее ботинок. В двадцатые таких круглых носов не было. Все любили вычурную обувь.

Драко молча протягивает Джинни согнутую в локте руку, и они медленно выходят на оживленную улицу, смешиваясь с разноцветной толпой. Драко молча смотрит перед собой, гадая, в правильный ли день они попали. Ему казалось, что он все высчитал верно, но время любит сопротивляться, особенно когда речь идет о прошлом. В тридцать третьем году другой была не только одежда. Другими были запахи, лица людей, жесты и даже слова. Они выскальзывали из ртов размеренно, не торопясь быть сказанными. Выходит, людям этой эпохи некуда торопиться.

Джинни тянет его за собой к витрине какого-то женского магазина и останавливается, зачарованно разглядывая платья и юбки.

— Красиво, правда? — шепчет она, поднимая на него свои влажные глаза. — Хотела бы я жить в этом времени!

Драко молча уводит ее за собой. Он тоже хотел бы жить в другом времени, не зная Поттера и Лорда, забыв, что пытал людей и еще наверняка будет пытать. Забыть об унижениях и потерях, перенестись в далекое начало века и жить тихо, в удовольствие себе. Только тот Драко, которым он стал, не может так поступить. Слишком сильно надломлена его душа. Она не выдержит побега, не выдержит мысли, что сбегают только трусы. Нет. Люди всегда говорят: «Мы не выбираем времена, но мы можем решить, как жить во времена, что выбрали нас».

В наступающих сумерках они подходят к мастерской Грегоровича и заглядывают внутрь. Никого. На дверях висит табличка «ЗАКРЫТО», буквы на которой окрашены синей и зеленой краской.

Драко бросает на Джинни встревоженный взгляд и, оглядевшись по сторонам, отпирает дверь заклинанием. Они торопливо заходят внутрь и осматриваются. Пахнет пылью и древесиной, совсем как в старом магазине Олливандера, и Драко вдруг вспоминает тот день, когда ему купили палочку. Самый счастливый день в его жизни. А теперь та палочка — у Поттера! У Поттера! Драко яростно топает ногой, не обращая внимания на удивление на лице Джинни, и подходит к большому письменному столу.

— Он живет здесь, — уверенно заявляет Драко, бегло просмотрев документы. — Пыли на столе нет. И в кружке недопитый чай. Так что он просто ушел по делам и скоро вернется.

— Но колдография с Геллертом была сделана словно со второго этажа, помнишь? — морщит нос Джинни, которой запахи, видимо, не нравятся. — Давай поищем лестницу?

Они находят ее почти сразу же, за стеллажом со старыми энциклопедиями. Узкая и скрипучая, она ведет на мансарду с низким потолком и двумя большими окнами, выходящими во двор.

Тихо. Драко берет с кровати покрывало и кладет его на пол, за большим креслом, и осторожно садится. Джинни следует его примеру, с интересом рассматривая предметы в комнате. Их совсем мало: тумбочка у кровати, книжный шкаф, небольшой стол у окна и возле камина — кресло с низкой спинкой.

— Как думаешь, сколько нам ждать? — шепотом спрашивает Джинни, прислоняясь головой к плечу Драко.

— Не знаю. Часа два или три. Может, меньше.

— Не бойся, — вдруг говорит она и с силой сжимает его руки. — Я рядом.

Драко хочет сказать, что бояться глупо, что в любой момент они могут вернуться в будущее, но потом понимает, о чем она говорит. И сжимает ее руки в ответ, не говоря ни слова. От ее волос по-прежнему слабо пахнет ирисами.

Они ждут час, а, может, и больше, не двигаясь, прижимаясь друг к другу. И когда Драко уже хочет вытянуть вперед затекшие ноги, стекло окна с шумом разбивается, и в комнате раздаются легкие шаги.

— Вот она! Вот он, этот Дар, — голос уже не молодой, но Драко его узнает: голос Грин-де-Вальда. — Какая же ты безупречная… идеальная… моя… Как жаль Альбуса! Ведь мы могли разделить это мгновение вместе…

На лестнице слышатся торопливые грузные шаги, и в комнату влетает мужчина с красным лицом и перекошенным ртом. Драко поспешно вжимается в стену, обнимая Джинни за плечи, и зажимает в ладони маховик.

— Она моя. Я нашел ее. Положи на место, вор!

Геллерт звонко смеется. Он уже не так молод, как в день прощания с Дамблдором, но все еще быстр и ловок. Он знает, что победит с легкостью.

— Я давно охотился именно за этим Даром Смерти и не собираюсь с ним расставаться.

— Тогда тебе придется меня убить, иначе палочка не станет тебя слушаться, — Грегорович краснеет еще сильнее. — Давай же! И тебя будут искать мракоборцы. Поверь мне, они тебя найдут.

Геллерт смеется еще веселее. На фоне льющегося из окна света Драко видит только силуэт худой фигуры и волосы, спадающие до плеч. Ни глаз, ни линии губ не видно.

— Не обязательно убивать прежнего владельца, чтобы заполучить силу палочки и сделать ее своей. Нужно всего лишь победить его. Оглущить. Или отобрать — что угодно. Я лично выбираю… Остолбеней!

Полыхает красным, и Грегорович огромным мешком валится на пол, так и не успев закрыть рот. Грин-де-Вальд стоит в комнате еще несколько мгновений, вертя Бузинную палочку в руках, а потом исчезает.

В комнате снова наступает тищина.

Только Драко эту тишину не слышит. Она заполняется гулом его яростно бьющегося сердца.

Джинни

— Драко! Подожди, — она бежит за ним, спотыкаясь и разбрызгивая грязь салютом в разные стороны. — Слышишь?

Кажется, он не слышит. Он идет стремительно, сжав руки в кулаки, и его зеленый шарф развевается на ветру.

Над собором, словно хищные вороны, кружатся темные низкие тучи, грозящие обрушиться самым настоящим весенним ливнем. Первым ливнем в этом непонятном году.

— Стой! — Джинни хватает его за руку и с силой разворачивает к себе. — Что случилось?

И тут же делает шаг назад, увидев выражение его лица. Это не то лицо, которое она любит, так и не найдя в себе силы в этом признаться, так и сгорая от этой недосказанности. Это лицо — бледное и злое — страшно. Оно полно ярости, смешанной с ненавистью, перечеркнуто искривившимися губами, освещено странным блеском в безумных глазах.

— Ты до сих пор не поняла, да? — его голос такой ледяной, что может заморозить саму весну. — Владелец Бузинной палочки — я. Был.

— Что? Каким образом ты…если Снейп…

— Дамблдор победил Грин-де-Вальда и забрал палочку себе, — Драко слегка повышает голос, сдерживая холодную ярость. — Вот только год назад именно я обезоружил Дамблдора на вершине Астрономической башни. А Северус убил его позже.

Джинни широко распахивает глаза, пытаясь осознать услышанное. Губы у нее почему-то дрожат.

— Но у тебя нет его палочки, она осталась с Дамблдором и после похорон, — говорит она, задыхаясь от страха.

Драко молча смотрит на нее долгим пронзительным взглядом, слегка напоминающим взгляд Гермионы, и Джинни невольно поеживается.

— Суть довлеет над формой. МакГонагалл всегда это твердила. Суть довлеет над формой. У меня может не быть Бузинной палочки в руках, но ее хозяин — я. Только это объясняет, почему я смог сдержать Лорда тогда на кладбище.

Джинни сглатывает. И еще раз. И не понимает, из-за чего Драко так беснуется. А потом слова приходят сами собой. Горькие слова, едкие. Как настой полыни.

— Но позавчера Гарри победил тебя и забрал палочку…

На мгновение ей кажется, что Драко сейчас ее ударит. Наотмашь. Она уже готовится падать в грязь, но он только цедит сквозь сомкнутые зубы:

— Именно. Ублюдок. Он всегда отбирает у меня все самое лучшее! Из-под самого носа! В самое последнее мгновение! Очки за задания! — Драко перестает сдерживаться и кричит так, что у Джинни закладывает уши. — Снитч! Кубок Школы! Дружбу! Отношения с факультетами! Мерзкий Поттер с его чертовым милосердием! Ненавижу его! Не-на-ви-жу! Будь он проклят! А может быть, он отберет и тебя теперь? Золотой мальчик с Бузинной палочкой в золотых руках?

— Хватит! — Джинни вцепляется в его взлетающие и падающие руки, но Драко с бешенством отталкивает ее в сторону, и она падает в грязь, даже не пытаясь удержать равновесие.

Они смотрят друг на друга, задыхаясь и сверкая глазами. Драко не подает ей руки и не извиняется. Он смотрит на нее как человек, который действительно сошел с ума. Как человек, ослепленный жаждой вернуть свою собственность. Все остальное его не трогает и не интересует.

И тогда он поворачивается к ней спиной.

— Что ты собираешься делать? Стой! — Джинни с трудом поднимается на ноги и бежит за ним. — Драко!

Он оборачивается к ней через несколько разъяренных шагов. Лицо у него — искаженное, маска, лицо гоблина, а не то, что она привыкла видеть. Словно его вывернули наизнанку.

— Собираюсь вернуть палочку! Бузинная палочка принадлежит мне! Мне! Мне! Хоть раз что-то действительно стоящее попалось мне в руки, и я не собираюсь это отпускать, пусть хоть мне придется убить самого Поттера!

Ветер треплет ее волосы, загоняет их в ее приоткрытые губы, лезет под одежду, заставляет глаза слезиться.

— Это не ты, Драко! — Джинни изо всех сил сжимает кулаки. — Ты другой! Не поддавайся этому! Ты сильнее этого!

— Я смогу победить самого Лорда!

— Это искушение, Драко, борись с ним! — Джинни пытается схватить его за руку, но он делает шаг назад, смотря на нее словно издалека. — Если палочка ушла от тебя, значит, тебе не суждено ей владеть.

Он бледнеет, потом его лицо покрывается красными пятнами гнева, и голос, полный ярости, кричит:

— Если бы не Поттер, она все еще была бы МОЯ! Ясно тебе?

Вороны, вспорхнув с тонких веток яблонь, растущих в саду собора, взмывают в темно-серое небо. А сердце Джинни, наоборот, стрижом падает вниз. Нет. Все не может закончиться вот так глупо. Это невозможно.

А через мгновение на них обрушивается первый весенний ливень. Он вбивается в грязь, колотит по лицам, мочит волосы, бьет по коре деревьев. Только Джинни его не замечает. Она продолжает смотреть в серые глаза Драко, глаза, полные самых отвратительных чувств. И понимает, что не может сделать ничего, что вернет в эти глаза нежность и свет. Это — его битва, и он должен выбирать. Она бессильна.

— Драко, пожалуйста, — шепчет она, и слезы, хлынувшие из глаз, смешиваются с дождем. — Не пытайся вернуть палочку. Ты погибнешь…

— Я не собираюсь сидеть и ждать, пока мне что-нибудь доверят! Пытки, или рейтинг успеваемости, или матч по квиддичу, или еще черт знает что, что не стоит и кната! — Драко продолжает кричать, но голос с каждой минутой слабеет. — Скажи мне, Уизли: ты со мной? Ты поддерживаешь меня? Ты считаешь, что я достоин этой палочки? Достоин?

— Я считаю, что эта палочка приносит только смерть…

— Отвечай! — он снова надрывно кричит. Его светлые волосы прилипли ко лбу, и глаза покраснели от дождя. — Да или нет?

Джинни понимает, что ради любви она может оставить родных. Она может оставить Гарри. Она может разбить любые зеркала и стекла. Связать сколько угодно рубашек. Обжигаться крапивой годы напролет.

Но оставить саму себя — предать саму себя — она не может. Это там, за гранью. Драко не прав. Ослеплен жаждой власти. Ослеплен желанием показать всем, что и он чего-то стоит. Если она скажет «да» — их будущее разобьется на осколки, разлетится жгущимися листочками в воздухе и растает. Но лгать ради любви, в которой не останется никакой правды, никакого смысла, никакой чистоты — она не смеет. Любовь, созданная на лжи и сомнениях, умирает, ибо это не любовь.

Драко, который достоин этой палочки — это Драко, который от нее отказался. Как и любой другой человек. Как и она сама.

Джинни разжимает холодные губы, хотя сердце ее пылает, и отчетливо произносит, смотря в его ждущие глаза:

— Нет.

Драко не произносит ни слова, просто достает из кармана подаренную ею колдографию и, не переставая смотреть в ее бледное лицо, бросает в раскисшую грязь. Потом поворачивается к ней спиной и идет вперед, вбивая ноги в грязь.

Джинни остается стоять посреди мокрого сада, охваченная каким-то странным равнодушием и в то же время огнем, а потом машинально поднимает из грязи свой снимок и долго рассматривает. Разве могла она когда-то так улыбаться? И для кого?

Джинни поднимает глаза и обводит потерянным взглядом пустой сад.

Она снова одна.

И у нее теперь ничего нет. И никого.

Только костер ее души.

Беллатриса

Сириус смеется, показывая свои желтые зубы, некоторых из которых и вовсе нет — съедены Азкабаном. Смеется и машет рукой, подзывает к себе, предлагает проследовать за собой в Арку.

Беллатриса просыпается и резко садится на постели, вытирая со лба выступивший пот. Потом тянется к часам, стоящим рядом, на маленьком столике и, щурясь, пытается рассмотреть циферблат.

Три часа ночи.

Она поднимается с кровати, зная, что ближайшие пару часов не уснуть, и надевает длинный шелковый халат поверх ночной рубашки. Рудольфус спит, повернувшись на левый бок и подложив руку под щеку. Беллатриса несколько минут смотрит на его лицо, черты которого едва различимы в темноте. Странное чувство, от которого у нее мурашки бегут по коже: человек, которого она знать не знала еще три, четыре месяца назад, не помнила запах и цвет глаз, вкус кожи и тепло пальцев, стал таким близким. Смог стать таким близким. А ведь он ненавидел ее. Пил. Швырял бокалы о стену. Что вдруг случилось с ним?

Беллатриса выходит в темную гостиную и разжигает камин. Нет, не с ним. С ней. Ведь это она отдалялась от господина и каждый раз шла именно в жаркие объятия Рудольфуса, думая, что так можно забыться. Вместо этого она забыла прикосновения господина, но отчетливо знает вкус поцелуев мужа.

Беллатриса не жалеет. Она вообще редко задумывается, почему оказалась в водовороте событий. Она следует своему идеалу и не собирается отступать. Британия — для чистокровных волшебников. Потом она вспоминает, что господин — полукровка, и отчего-то морщится. Господин — полукровка, и это главная причина, по которой некоторые аристократические семьи воротят от Пожирателей свои тонкие носы. Например, Гринграссы. Или Пруэтты. Или Макмилланы.

Беллатриса откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза, вытягивая ноги к камину. Ей сорок восемь, и она ждет ребенка, который не изменит ее жизнь. Она все так же будет сражаться. Пытать людей. Подчиняться господину. Только… только теперь ей есть, куда и к кому возвращаться. И это чувство было не менее странным, чем потребность в Рудольфусе. Беллатриса понимает, что становится более уязвимой, но ее это не пугает. Все, что происходит в ее жизни, она встречает спокойно, с отрешенным лицом и холодными руками.

Она назойливо стучится в дверь спальни Малфоев, наплевав на время. Ей нужно сказать сестре сейчас — или не сказать никогда. Нарцисса появляется в дверях белым призраком с сонными глазами и меланхолично интересуется:

— Что такое?

— Я беременна, — выпаливает Беллатриса сразу, не умея подготавливать собеседника к важной новости. Пленников ведь не угощаешь перед пытками.

Нарцисса становится еще бледнее чем обычно и, схватив большую шаль, выходит вслед за сестрой в гостиную, обитую зеленым шелком.

— Когда ты узнала?

— Недели три назад.

— И все это время молчала? — Нарцисса дрожит и протягивает руки к огню. — Думаешь, мне все равно?

Беллатриса смотрит на нее исподлобья, уже жалея о своей откровенности. Андромеда бы сказала что-нибудь ободряющее, а Нарцисса будет только переживать и растекаться киселем по обеденному столу. Но Андромеда — отрезана и выженна с фамильного древа, так что приходится довольствоваться тем, что есть. И Беллатриса гордится своей неприхотливостью.

— Если бы не Рита, я бы и сама не знала, — замечает она спокойно. — Слишком маленький срок.

Тонкие губы сестры кривятся.

— Рита? Это Скитер-то? Не думала, что ты до сих пор с ней общаешься. Эта мерзкая, продажная бумагомарательница…

Беллатриса закидывает ногу на ногу, усевшись рядом с сестрой, и резко машет рукой, заставляя ее замолчать. И Нарцисса сразу же замолкает.

— Ты ее не знаешь. Хочешь вина?

— Я спать хочу, — сестра обиженно поводит плечом, и в голосе слышится ревность. Подумать только, какая-то Скитер знает такие важные подробности, о которых она даже не догадывалась.

— Брось, — Беллатриса качает ногой, сбрасывая туфлю. — Когда еще можно поговорить? Днем здесь полно народу. Дел полно. И ты все время рядом с Люциусом.

Нарцисса плотнее запахивает пуховую шаль и садится на низкую скамейку у огня. Лицо у нее грустное, каким было с того самого дня, как Лорд обосновался в поместье.

— Драко уехал? — тихо спрашивает она, не оборачиваясь.

— Да, сразу после ужина. С ним что-то не так, тебе так не показалось? — Беллатриса продолжает качать ногой, смотря на прямую спину Нарциссы. — Ты хоть разговаривала с ним вчера?

Нарцисса отрицательно качает головой и поправляет поленья длинной чугунной кочергой.

— Он меня сторонится, а я не знаю, как достучаться до него. Я плохая мать, Белла. В какой-то момент, когда нужно было встать на сторону Драко, выступить против чертовых амбиций Люциуса, я промолчала. Бегала к Снейпу, просила о Непреложном обете. Вместо того чтобы помочь сыну. Поговорить с ним еще до того, как он получил Метку.

Беллатриса зевает, не прикрывая рот. Сон уже возвращается к ней, и жалкео бормотание Нарциссы не трогает ее.

— Слушай, Цисси, но теперь-то ты можешь поговорить с ним. А ты берешь — и отпускаешь его. Разумеется, он уверен, что тебе наплевать. Думает, ты о Люциусе больше переживаешь. А на Поттера он как смотрел — ты видела? И даже не спросила, почему.

Плечи Нарциссы опускаются. Ей нечего возразить. После побега Поттера все предпочитали молчать об этом и тихо зализывали раны, как волки, получившие наказание от вожака.

— Как ваши занятия? Он добился успеха?

— Да. Почти. Но больше он заниматься не хочет, сама не понимаю, почему. Хотя до совершенства оставалось всего пара шагов. Он способный.

— Знаю. Меня пугает то, что он влюблен, — Нарцисса оборачивается к ней. Ее щеки розовые от жара камина, но в глазах — тревога. — Именно влюблен, Белла. Не так, как мы с тобой. Тебе вообще было плевать на Рудольфуса, а Люциус мне нравился, я была им очарована, но я не скажу, что пылала от страсти… Или не спала ночами, думая о нем. Нет… Это был спокойный выбор, и сейчас я его люблю… Но…

— Понимаю.

— Поэтому я не знаю, что делать с Драко, он совсем не такой, как я, он скорее похож на тебя. Или на Сириуса.

При упоминании имени двоюродного брата Беллатриса резко вскидывает голову. Да, пожалуй, что-то такое в Драко есть, что спит в нем очень давно и только теперь пробуждается, постепенно занимая свое место в его душе.

— Что ты будешь делать с ребенком? — тихо интересуется Нарцисса.

— Рожать. Надеюсь, будет мальчик.

— Белла, ты все время подставляешь себя риску. Во всех вылазках, сражениях, где угодно… Может, стоит поберечь себя?

Беллатриса презрительно улыбается. Ничего другого от Нарциссы она и не ожидает услышать. Беречь себя! Ей! Правой руке Лорда, которому она пусть и не нужна — и все-таки без нее он не может.

— Я сражаюсь лучше, чем все в этом чертовом доме, кроме, разумеется, господина. Мне бояться нечего. Не болтай, ладно? Не хочу, чтобы господин об этом узнал. Пока что…

Нарцисса внимательно смотрит в ее сонное лицо.

— Ты отдалилась от Лорда. Меня это радует.

— Мне плевать, — честно отвечает Беллатриса, сама не зная, зачем вообще устроила этот ночной разговор. Не нужно в следующий раз искать общество, когда тебе одиноко. Проще растолкать Рудольфуса. Или спуститься в подземелье и пытать пленников. — Пойду спать.

— Иди, — сестра натянуто улыбается. Она давно уже прячет настоящие чувства и каждый день надевает маску. Как и Люциус, которому сильно досталось от господина за побег Поттера. Его раны на лице и теле до сих пор не заживают. Странно, что Драко на отца даже не взглянул. Что с ним творится? — Я еще посижу.

Натянув одеяло до подбородка, Беллатриса сразу проваливается в сон.До самого утра ей снится смеющийся Сириус.

Драко

Он резко скидывает одеяло и тянется за рубашкой, думая, что чудес не бывает. Глупо было в них верить, глупо было верить в Уизли, которая даже не сказала, что любит его. Это только в сказках обязательно наступает счастливый конец. В жизни ты всегда оказываешься главным героем не своей сказки или чужим в своей собственной. В одно мгновение ты принц, в другое — ничтожество. И рубашки из крапивы вяжутся не для тебя. И на костер восходят не для тебя. Все — не для тебя. Ты всего лишь третий рыцарь в пятом ряду. Или садовник.

Драко торопливо застегивает мелкие, выскальзывающие из пальцев пуговицы и поправляет воротник.

Где-то там, в глубине души Драко смутно понимает, что Джинни права. Но осознание, что он был владельцем Бузинной палочки так долго, не подозревая об этом, не дает ему покоя. Он плохо спит, зато постоянно хочет есть. Словно зверь внутри него, ослепленный желанием мести и славы, постоянно голоден.

Если бы палочку забрал не Поттер, а кто-то другой, Драко и на треть не был бы так зол и взбешен. Но Поттер слишком многое у него отбирал и отбирает, и в этот раз Драко не может справиться с собой, хотя ему казалось, что он давно преодолел свою зависть к этому человеку.

Джинни.

Он только сейчас, спустя неделю после их встречи понимает, что оттолкнул ее, позволил упасть в грязь, бросил ей в лицо ее же колдографию. Он не помнит себя в то мгновение, словно это был не он. Но и сейчас он считает себя правым. Она обещала идти за ним, зная, что он пытает людей, что он — такой, и вдруг — заявила, что он недостоин палочки. Что он не прав. Какого дьявола?

Драко застегивает ремень и мрачно усмехается. Случилось то, чего он боялся: стоило ему впустить в себя эту чертову нежность, и Уизли исчезла из его жизни. Отступилась. Отказалась. Отреклась. Вот и все.

Он вешает на плечо сумку и выходит в гостиную, почему-то чувствуя, что Поттер скоро явится. Несколько гриффиндорцев не вернулось с каникул, исчезли так же когтевранцы и пуффендуйцы. Значит, открытая война совсем близко. Значит, Драко вернет свою палочку, чего бы это ему ни стоило. А потом заставит Уизли понять, что он прав. Из-за того, что ее нет рядом, у него колет сердце. Иногда. Он старается не обращать на это внимания. Он снова один, и это впервые так непривычно. Но это, видимо, его судьба — быть одиноким.

И Драко стискивает зубы и подходит к сидящей на подлокотнике дивана Паркинсон. Волосы у нее тщательно расчесаны и блестят, на щеках — румяна, но она по-прежнему пахнет лавандой, и Драко морщится.

— Я сделал рейтинги, — говорит он вяло. — Когда собрание?

— В пять, — Пэнси довольно улыбается. — Что, прямо все рейтинги сделал?

— Да. И от чернил с запахом ванили меня уже выворачивает, — признается он устало. От ожидания и безысходности он взялся за дела старосты, и теперь Пэнси счастливо сияет. — Надо их запретить. Или разрешать только определенные ароматы. Апельсин. Мята. Но ничего сладкого.

В середине апреля Драко понимает, что с самого дня возвращения с каникул, с самой последней встречи с Уизли жизнь тащится по кругу, медленно и уныло. Дни идут за днями, занятия за занятиями, минуты истекают за минутами, тая в вечности. А Драко ждет. Ждет Поттера. Ждет часа, когда сможет вернуть свое.

И все еще помнит сладковато-резкий запах ириса. Помнит тепло ее рук. И, просыпаясь ночью, с отчаянием хочет прижать ее к себе. Только это уже невозможно. Она — отреклась, а он — выбросил. Разве теперь возможно вернуть все назад? Все, что было между ними с той ночи в совятне до того ливня у собора? Невозможно. Растоптано. Смыто весенним паводком.

Вот только та нежность, что затопила его в поезде, никуда не исчезает. И от ощущения ее, пульсирующей внутри себя, Драко больно. Больно каждый день.

…Сдав Флитвику последнюю работу и отнеся необходимое зелье Слизнорту, Драко спускается по главной лестнице в холл и выходит во двор. До первого экзамена ЖАБА — заклинаний — остается чуть больше недели. Последние апрельские дни радуют теплом и суровым шотландским солнцем, которое ласкает кожу, но не греет замерзшее сердце.

Драко садится на поваленную березу, совсем рядом с блестящей гладью озера, и проводит рукой по волосам, откидывая их назад со лба. Потом закрывает глаза, слушая тихий шелест воды. Точно так же он сидел здесь зимой, смотря на ледяное озеро, а потом заметил Уизли, которая яростно махала руками, словно крыльями. Тогда она коснулась его плеча.

Теперь он один, и Уизли не придет. Не может. И не захочет.

Чья-то маленькая рука касается руки, и Драко машинально произносит:

— Джинни.

Другой, пронзительный и мягкий, но очень печальный голос отвечает:

— Ее здесь нет.

Драко быстро открывает глаза и выдыхает, но не убирает руку. Астория робко улыбается ему, присев рядом на шершавый ствол березы. Ветер играет ее легкими русыми волосами, то кидая их в лицо, то отбрасывая обратно на спину.

— Не получилось?

— Она слишком любит эту чертову правильность.

Астория тихо смеется и поправляет сбившийся набок галстук. Драко про себя отмечает, что этот жест нисколько его не заводит, если перед ним — не Уизли. Чертова Уизли! Драко почему-то именно в эту секунду жалеет, что выбросил ее колдографию. Что, если еще можно что-то сделать?

Нет.

— Я не про Уизли, я про вашу затею изменить прошлое. Ты с самого января меня избегаешь, отчего я сделала вывод, что ничего не вышло.

Драко смотрит на нее искоса, не собираясь оправдываться. Последний месяц он сам себе напоминает даже не ежа, а дикобраза. Если ему что-то не нравится, он просто встает и уходит. Обрывает разговор на полуслове. Ему плевать. Все, что его волнует — это возвращение палочки. И, может быть, слабая надежда на еще одну встречу с Уизли.

— В той реальности мы с тобой долго встречались, — Драко берет ее за руку и рассматривает тонкие пальцы с длинными овальными ногтями. У Уизли они короткие и квадратные. — И мне это нравилось.

Щеки Астории слегка розовеют.

— А сейчас тебе бы хотелось быть со мной?

Драко молча смотрит в ее черничные глаза, такие ясные и блестящие. Мысль ланью проносится в голове: а что, если остаться с Асторией? Она может дать ему многое. Она не будет возражать или отстаивать свое мнение с этим бешеным взглядом. Она просто будет рядом, не задавая лишних вопросов. Не это ли ему нужно? И кто может быть лучше нее? И Драко медленно тянется к ее губам, но в последний момент отстраняется. Лань мелькает и исчезает в чаще сознания.

— У нас ничего не получится, Гринграсс. В другой реальности, в другое время — в это я верю. Но не здесь.

Астория печально улыбается и понимающе кивает.

— Не все сказки заканчиваются хорошо.

— Ты, главное, яблок отравленных не ешь, и все у тебя будет в порядке.

Астория легонько ударяет его по плечу и поднимается на ноги. Им больше нечего сказать друг другу, и Драко снова прикрывает глаза, чтобы избавиться от неуклюжей тишины, упавшей между ними. Пахнет молодой листвой, которая едва успела распуститься, холодной, еще талой водой озера и оттаявшей, ожившей землей.

Когда он открывает глаза, Астории рядом не оказывается. Ее хрупкая фигура поднимается от озера к замку по плоским каменным ступеням. И только неестественно выпрямленная спина говорит, что на душе у нее тяжело.

Драко не может ей помочь. Он и себе-то помочь не может. Посидев некоторое время просто так, наслаждаясь запахами весны, он достает учебник по заклинаниям и сосредоточенно пролистывает до нужного параграфа, потом погружается в повторение уже заученных формул. В отсутствие Грэйнджер и Поттера лучшим студентом на экзамене будет он.

И от этой мысли его губы изгибаются в улыбке.

…Драко скидывает одеяло, на ощупь натягивает ботинки, апатично медленно завязывает жесткие шнурки и идет к Северусу, хотя часы в гостиной показывают половину первого ночи. Он знает, что тот тоже не спит. Последние недели две Северус выглядит еще страшнее и мрачнее, чем обычно. Щеки впали, глаза смотрят в одну точку перед собой, и только волосы остаются в привычном беспорядке. Драко пытается представить себе Северуса с женой и детьми, но уставшее воображение напрочь отказывается рисовать эту картину. Драко мучает воображение картинами танцующей в зале Уизли и сценами прощения, и теперь оно совсем ничего не хочет показывать. Особенно Северуса. А может, некоторым людям суждено быть одним. А другим суждено заключать браки не по любви. И только некоторым везет. За какие-то внутренние заслуги, которые неизвестно, где брать.

Северус внимательно читает толстую книгу в черном переплете и даже не поднимает на него глаз.

— Новый роман? — интересуется Драко, садясь в низкое кресло слева от него.

— Расширенный курс зельеварения для пятого года обучения, — рассеянно отвечает тот, переворачивая страницу. — Только эта книга помогает мне думать.

— Интересно. — Драко равнодушно наливает себе чай, неприятно пахнущий жасмином. — Я последнее время тоже полюбил книги, рейтинги, и библиотеки. Особенно Запретную секцию.

— Куда смотрит мадам Пинс?

— Я наложил на нее Конфундус. — Драко совершенно не чувствует стыд. И потом, семикурсникам не запрещено пользоваться Секцией. А он старается найти там дополнительную информацию о Бузинной палочке, но безуспешно.

— Что с тобой творится? — Северус пытается прочитать его мысли, но Драко сразу выставляет защиту. После занятий с теткой это невероятно просто. — Стоило Уизли исчезнуть, и ты уже копаешься в Темных искусствах?

Драко откидывается на спинку кресла и ослабляет галстук. Галстук — единственное, что он возьмет с собой в любую жизнь, любую реальность. Галстук — как петля дьявола, как удавка предателя. Всегда с собой.

Драко знает, что Северус не злится. Северус такая же вареная морковка, только с червоточиной, не замеченной поварами.

Он берет чашку с недопитым чаем в ладони. Ему нравится горький привкус жасмина — как привкус самой жизни.

Северус вдруг переводит взгляд на большие часы в форме груши, отбивающие вечность.

— Я и не заметил, что уже час ночи. Почему ты не спишь?

— Не спится. — Драко врет уверенно. Он наловчился врать, как охотник — ставить силки. Просто каждый раз он падает в один и тот же сон, где рядом с ним — Уизли, а все вокруг залито солнечным светом. Просыпаться после этих снов — тяжело. Раньше бы он все отдал за них, чтобы не видеть кошмары, а теперь наоборот, эти самые сны стали пыткой. — Закрываю глаза, а передо мной какие-то учебники, конспекты, ужасный почерк первокурсников и второкурсников… А когда я вспоминаю, что завтра собрание старост, мне хочется бегать вокруг замка. Паркинсон считает, что мне очень нравится составлять списки. Не хочется ее разубеждать.

Северус мрачно усмехается и берет со стола печенье. Какими бы черными ни были его мысли и дни, сладкое всегда под рукой. Каждый спасается, как может.

— Лжешь?

— Отчасти, — чем быстрее бегут дни, тем наглее становится Драко. Скоро он снова станет тем самым Малфоем, которого знает весь замок. А потом — наверняка умрет. Спасаться он не собирается, да и спасать его некому.

— Иди спать. Надо каким-то способом вернуть в замок Уизли, или мне придется прятаться от тебя с учебником по всему замку.

Драко не улыбается. Наоборот, хмурится и пристальнее рассматривает желтоватое лицо Снейпа.

— Северус, ты последнее время говоришь так, словно прощаешься.

— А ты ведешь себя так, словно тебе надоело жить. — Северус проводит рукой по усталому лицу. — Кэрроу спят и видят, как бы ударить тебя посильнее. А ты с легкостью им помогаешь. Наступит момент, когда Беллатриса не сможет тебе помочь.

Драко вспоминает перекошенное от ярости лицо тетки. Странно, что такое красивое лицо может быть так обезображено ненавистью. Когда Поттер сбежал, она громила гостиную, опрокидывая мебель и выкрикивая какие-то проклятия, а потом как-то взвыла и вдруг разрыдалась. Драко до сих пор помнит, как тряслись ее плечи и волосы. Он впервые видел ее такой.

— Я тут решил, что жизнь — это пачка Берти Боттс, — сравнение глупое, но слова не удержать. — В начале осени мне не хотелось жить. Потом я встретил эту бешеную Уизли. А теперь… теперь ее нет.

Северус поднимается и высыпает остатки печенья из пакета в зеленую вазочку.

— Тебе рано еще умирать и тем более думать об этом. Хватит носиться с собой. Многих сломала война. Многих еще сломает. Кто-то уснет и никогда не проснется. Просто найди свою дорогу и иди по ней. Чья-то дорога бежит петлей, чья-то прямая, как стрела лука кентавра, чью-то пересекает бездна, а мост — далеко.

— Я пойду. — Драко встает и, пошатнувшись, вцепляется в кресло рукой. — Надоела чужая философия. Вокруг одна сплошная чужая философия.

Снейп приоткрывает губы, чтобы что-то возразить, но тяжелый, гулкий голос Дамблдора вдруг колоколом разбивает тишину.

— Северус, пора.

— Возвращайся в гостиную, Драко. — Снейп быстро накидывает мантию поверх одежды и берет со стола палочку. Усталость мгновенно исчезает с его лица, уступая решимости, какую Драко никогда не видел в его черных глазах. — Постарайся не лезть в ад. Если будет возможность бежать — беги.

Драко быстро переводит взгляд с Северуса на портрет Дамблдора и чувствует, как сердце падает вниз, в бездну.

— Поттер, — цедит он сквозь зубы. — Поттер в замке.

И кончики пальцев у него леденеют, словно он держит мороженое из магазина Фортескью. Поттер здесь. Совсем рядом. Значит, сегодня ночью Драко вернет себе палочку. Плевать, превратится ли замок в ад, по словам Северуса, или нет. Он уже бывал в аду. Раза два точно. Может, три. Там не страшно, только холодно. Это не может убить человека с холодным сердцем.

Северус не отвечает: не опровергает и не отрицает, просто торопливо покидает кабинет. Драко и Дамблдор несколько секунд смотрят друг на друга, а потом Драко, срываясь с места, бежит с быстротой своего отчаянно бьющегося сердца. И удивляется: ведь Малфои не бегают.

Беллатриса

Она с презрением смотрит на гоблина, который корчится в муках перед высокой фигурой господина. Кто-то ограбил Гринготтс… Кто-то забрался в ее сейф… Все знают, кто. Просто боятся произнести это имя вслух. Смешно: раньше все боялись произносить имя господина, а теперь…

— Кто это был? — Лорд повышает голос, не опуская палочку. — Говори!

— М-мальчишка Поттер и двое сообщников.

Беллатриса и стоящий рядом Люциус вздрагивают. Они боятся гнева больше остальных, ведь именно из их слов, из слов Беллатрисы Поттер понял, что в сейфе хранится что-то поистине важное.

— Что они взяли?

— Маленькую золотую чашу…

Лорд испускает звериный вопль. Человек такого издать не может — и Беллатриса это знает, она сама не всегда человек. Лорд обезумевше кричит снова и одним яростным взмахом палочки убивает раненого гоблина, но палочка не опускается. Беллатриса напряженно, с тревогой смотрит на пляшущее пламя свечей и хочет шепнуть Люциусу «беги», но из приоткрытых губ вырывается только крик:

— Скорее!

Она кричит потому, что Люциус важен для Драко. Наверное. Может, племянник не понимает этого сейчас, но поймет потом, а понимания легче добиться, если оба живы. Если жив один — понимание приходит быстрее, но оно превращается в боль.

Оказавшись в спальне, Беллатриса захлопывает за собой дверь и буквально падает в кресло. Почему Лорд так переживает о какой-то чаше? Хмурясь, она тянется к графину с чистой водой и наливает себе целый стакан. И сразу же жадно его выпивает.

Неужели для победы Лорду нужен какой-то артефакт? Какие-то ухищрения? Быть не может. Лорд — великий волшебник именно потому, что ему не нужны никакие хитрости для победы. Если это не так — значит, все ее убеждения — ложь. Вся ее вера — ложь. Она была так горда, что она — лучшая сторонница самого сильного мага в Британии. Что, если теперь это все окажется подделкой?

Беллатриса опрокидывает графин на стол, и вода, заливая гладкую поверхность столешницы, тоскливо капает на пол. Беллатриса остается неподвижно сидеть, слушая звук капель. Проходит час, может — два, прежде чем она слышит размеренные шаги в коридоре.

— Что случилось? — Рудольфус заходит в спальню и прикрывает за собой дверь. В руках у него поднос с едой. — Что за грозовая туча вместо лица?

Беллатриса зло оборачивается к нему, откидывая жесткие волосы за спину. Интуиция редко подводит, и она привыкла ей верить.

— Кажется, нас водили за нос все эти годы.

— Я это понял в то мгновение, когда нас заставили ловить мальчишку. Главный враг -мальчишка? Сама задумайся, Беллатриса. Это же смешно. Настолько смешно, что ухохотаться можно. Понимаю, мы бы сражались против Дамблдора…

— Это личная вражда. Именно из-за Поттера господину пришлось скитаться почти пятнадцать лет...

— Все равно, — Рудольфус закидывает в рот виноградину. — Все равно это смешно.

— Придержи язык, — огрызается Беллатриса и вдруг вскрикивает, хватаясь за предплечье. Рудольфус повторяет ее движение, невольно выпуская виноград из рук. Темно-синие винограды катятся на пол прямо под ноги Беллатрисе. Она приподнимает носок узких туфель и с наслаждением давит спелые ягоды, разбрызгивая сок по паркету.

Беллатриса не помнит, когда в последний раз Метка жгла руку с такой яростью. Лорд по-прежнему в бешенстве, и теперь он призывает к себе всех своих союзников. Ему нужен каждый.

— И куда мы отправляемся?

— В Хогвартс.

Рудольфус не успевает ничего ответить, потому что в комнату вбегает Нарцисса. Лицо у нее бледное, но глаза непривычно блестят. Она на что-то решилась и отступать не собирается. Гордо выпрямляя спину, она заявляет:

— Я иду с вами.

Беллатриса пожимает плечами. Толку от нее в сражении? Она ведь идет, чтобы найти Драко и вывести его за ручку в безопасное место. Черт подери, когда она уже поймет, что ее сын — уже не мальчик, каким был, когда они просили Снейпа дать Непреложный обет. Он уже почти мужчина и вряд ли захочет оставаться в стороне, когда его палочка — у Поттера.

— Только не мешайся, — Беллатриса торопливо накидывает теплую мантию и берет палочку с каминной полки. — И постарайся не умереть. Не хочу оставаться последней живой сестрой.

— Андромеда еще жива, — тихо напоминает Нарцисса, почему-то поеживаясь.

— Для меня — нет, — отрезает Беллатриса. — И уже очень давно.

Джинни

— Гарри в замке! — Фред несется к ним со всех ног, размахивая палочкой в руке словно флагом. — Гарри в замке! Орден Феникса вызывают на бой!

Джинни сглатывает и достает из кармана фальшивый галлеон. На обратной стороне вдруг проступают буквы: «Гарри в замке. Ты нужна». Она вскакивает с дивана, внезапно выпадая из своего сна, который длился больше месяца. Гарри в замке — а значит, в замок пришла война. Кровь бешено стучит в висках, заглушая все остальные звуки.

Гарри в замке.

Значит, Драко обязательно постарается вернуть свою палочку и…. Дальше — что? Попробует убить Лорда?

Джинни нервно сжимает ладони в кулаки. Она должна его остановить, остановить это безумие. Найти его. Сказать ему. Признаться ему в любви — и тогда он отступит. Тогда он не пойдет за Гарри. Ведь он просто ждал ее слов — и не дождался, но если она скажет…

— Я иду с вами! — она выхватывает палочку.

Родители, Фред и Джордж удивленно оборачиваются. Они уже успели собраться и теперь стоят перед камином, собираясь трансгрессировать прямо в «Кабанью голову».

— Ты несовершеннолетняя, — начинает мать, но отец кладет руку на ее плечо. — Хорошо, хорошо… но только до Выручай-комнаты. Соваться в битву я тебе запрещаю! Понятно?

Джинни судорожно кивает, зная, что все равно найдет способ улизнуть. В шуме и ярости битвы всем будет плевать, сражается она или остается в укрытии. Она резко застегивает теплую красную кофту и решительно шагает в камин, оставляя позади себя гостиную и мирно сопящую на диване тетушку Мюриэль. Она еще не знает, что в это самое мгновение оставляет позади все свое прошлое.

Гарри она замечает сразу. Он стоит рядом с Полумной и Гермионой и рассеянно потирает лоб. Ему нехорошо, понимает Джинни. Она понимает это одна, потому что никто из присутствующих этого не замечает. Даже Рон.

Как странно: она до сих пор его чувствует. После стольких месяцев разлуки. После стольких дней молчания.

Гарри поднимает слегка опущенную голову и встречается с ней взглядом. Джинни шумно вдыхает спертый воздух помещения, но не отводит взгляда. Ему хочется коснуться ее. Ему хочется отправить ее обратно. Ему хочется так много всего, чего он не имеет права сказать вслух. Но она понимает. И едва сдерживает слезы стыда и отчаяния.

— Рад тебя видеть, — Невилл обнимает ее за плечи и нервно улыбается. — Всего месяц прошел, а словно целая вечность.

Джинни кивает, соглашаясь. Она тоже рада снова видеть всех, снова оказаться в замке. Она так устала быть взаперти, наедине с книгами, которые никак не заканчивались в шкафу тетушки, наедине с вечно настороженной семьей, горами посуды и продуктами, которые нужно было превращать в бесконечные завтраки, обеды и ужины. А потом время остановилось. И пошло только в тот момент, когда Фред объявил о возвращении Гарри.

— У нас мало времени, — Гарри говорит негромко, но шум моментально смолкает. — Мне нужно найти одну вещь в гостиной Когтеврана…

— Если хочешь, я схожу с тобой, — Чжоу недвусмысленно улыбается, и Джинни сразу приходит в бешенство. Не потому, что ревнует. А потому, что когда всем было тяжело от смерти Седрика, Чжоу только и умела, что заниматься собой и утешать себя. На Гарри ей было плевать. А теперь она мечтает о втором шансе? Черта с два!

— Полумна сходит, — зло и уверенно произносит Джинни, и Чжоу мгновенно отступает, садясь в кресло глубже и скрещивая ноги. По ее круглому лицу с гневно суженными глазами видно, что ей хочется возразить, но ругаться с Джинни на глазах у всего Отряда она не решается и поэтому отступает.

Гарри не успевает уйти, как комната наполняется членами Ордена. Мелькают лица Тонкс, Люпина, Кингсли, Билла и Флер, чуть позже из прохода в стене спрыгивают Вуд, Кэти Белл и Алисия Спиннет, а Фреду широко улыбается Анджелина, зажимая в руке зеленую мантию. Джинни успевает поприветствовать каждого, но собственный голос звучит отстраненно и натянуто, потому что все ее мысли занимает Драко, который так близко — и так далеко. По ту сторону войны. Он уже знает, что Гарри в замке, или еще спит? Джинни с содроганием слышит, как большие часы на башне Гриффиндора гулко бьют час ночи.

— Что происходит, Гарри? — голос Люпина возвращает ее в действительность, и Джинни резко оборачивается. Волосы привычно ударяют по нежному лицу.

— Волан-де-Морт летит сюда, преподаватели баррикадируют школу, — Гарри взъерошивает волосы и удивленно таращится на замолчавшую толпу. — Снейп сбежал. Откуда вы все здесь взялись?

Джинни снова на несколько мгновений уходит в себя, думая, почему же Снейп сбежал. На чьей он все-таки стороне? И что он сейчас расскажет Реддлу?

— Всех совершеннолетних ждут в Большом зале. МакГонагалл велела всем факультетам собраться там через пятнадцать минут.

Джинни лихорадочно вскидывает на него глаза. В Большом зале! Драко обязательно там будет, он не может не быть там. Она должна идти. Никто не помешает ей…

— Ты возвращаешься домой! — мать больно хватает ее за руку и толкает обратно к проходу в «Кабанью голову». — Слышишь? Тебе еще нет семнадцати.

— Мне семнадцать через три месяца, — Джинни закатывает глаза и судорожно сжимает палочку во вспотевших руках. — Я не могу вернуться домой, когда вся моя семья сражается… Это нечестно. Нечестно!

— Молли, — Люпин трогает миссис Уизли за плечо. — Пусть она останется здесь, хорошо? Тогда ей не будет так обидно. Тонкс тоже хочет присоединиться к группе поддержки и присмотрит за ней.

Джинни переводит умоляющий взгляд на Гарри, но он отрицательно качает головой. О да, его безжалостная любовь ко всем и вся. На мгновение Джинни его ненавидит. А потом вдруг понимает: от этого человека, от этого подростка с растрепанными черными волосами зависит судьба, и не только ее или Драко. Судьба всех.

Проводив уходящих членов Ордена отчаянным взглядом, Джинни до боли закусывает губу и со всей силы топает ногой. Нимфадора не может сражаться, потому что она — мать. Так какого черта она придет? Вот ей как раз стоит остаться дома и следить за своим ребенком, не рискуя оставить его полным сиротой…

Джинни зло меряет комнату шагами. Чертов Гарри с его жалостью. Чертов Орден. Когда они летели на фестралах в Министерство сражаться с Пожирателями смерти, ей было четырнадцать, и что-то никто не переживал из-за нее! Боль и желание увидеть Драко и сказать ему — да, сказать — становится почти физическим, почти осязамым. Еще немного — и эта боль станет отдельным человеком.

А потом Выручай-комната превращается в одну сплошную вереницу студентов, исчезающих в тайном проходе. Эта пестрая вереница тянется и не прекращается ни на мгновение. Первые минуты Джинни жадно всматривается в мелькающие лица. Некоторые из них — знакомы ей, другие — совершенно новые, как листы в неначатом блокноте. Уловив приторный запах лаванды, Джинни на мгновение вскакивает на ноги. Нет. Рядом с Паркинсон нет Драко. И не будет. Глупо надеяться, что он решит покинуть школу. Ведь его родители — в числе осаждающих замок. И он сам останется здесь.

На секунду Джинни вспоминает дьявольский взгляд Беллатрисы и ее слова о встрече в сражении. Кажется, этот день настал. Сегодняшняя ночь — это костер. И Джинни, как Эльза, взойдет на костер. Неизвестно только, успеет ли она спастись или сгорит.

Поток студентов иссякает, и Джинни почти воет от отчаяния и нахлынувшего бессилия. Она должна выйти отсюда! Кто ей помешает? Тонкс? Она уже собирается потянуть дверь на себя, когда в комнату врываются запыхавшиеся Рон с Гермионой, и следом за ними появляется усталый, взъерошенный Гарри с перекосившимися очками.

— Нам надо минутку уединения, — извиняющимся тоном произносит но, не отрывая пристального взгляда от Джинни. Она вздрагивает и опускает глаза. — Только на минуту! Спасибо, Тонкс. Спасибо, Джинни.

— Ты видел Ремуса? — странно тонким голосом интересуется Нимфадора, вертя палочку в руках.

— Он хотел увести нескольких человек на территорию замка, — с трудом вспоминает Гарри. — Да, кажется, так. Вы выйдете на минуточку?

Оказавшись за пределами Выручай-комнаты, Тонкс мгновенно исчезает в водовороте пыли. Джинни замирает у дверей, растерянно оглядываясь по сторонам. В комнату она уже не вернется. Это решено. Но где искать Драко? Она зажимает палочку в поднятой руке и нерешительно делает пару шагов. Страх пульсирует в крови, холодным потом выступает на лбу. Умереть можно в любое мгновение — но Джинни все равно это не остановит. Там, впереди — вся ее семья. Там — Драко.

А потом она видит его.

Драко идет прямо на нее, стройным силуэтом появляясь из пыли. Он не один — с ним Крэбб и Гойл. Джинни на мгновение кажется, что она снова на третьем курсе. Или на втором. И на носу экзамены, к которым она даже не начинала готовиться.

Гойл вальяжно поднимает палочку, но тут же опускает ее, перехватив взгляд Драко. И недовольно хрюкает. Крэбб откровенно зевает, обнажая пасть гиппопотама.

Джинни ничего этого не видит. Она смотрит в светло-серые, блестящие одновременно от страха и решимости глаза и снова сглатывает. Все чувства внутри нее переворачиваются. Ей вспоминается ливень, злое лицо Драко с кривыми губами и брошенная в грязь колдография. Его взгляд не изменился с того дня. Такой же безумный и ослепленный желанием славы и мести.

И все слова, которые она так хотела ему сказать — все слова умирают. Вянут, как цветы. Рассыпаются в прах. Застрявшими костями ранят нежное горло. И тишина остается ненарушенной.

Драко

Он успевает только спуститься в спальню и натянуть поверх рубашки джемпер и пиджак, лихорадочно соображая, что еще может понадобиться. Черт его знает. Сумку таскать бессмысленно, лишний груз только.

В гостиной он сталкивается с тяжело дышащим Слизнортом. Его лысина глянцево блестит, и толстые губы дрожат от нетерпения и возбуждения.

— Малфой, будите всех! Поттер в замке… Волан-де-Морт летит сюда… Все обязаны явиться в Большой зал через пятнадцать минут!

Драко смотрит на него холодно, но колотящееся сердце так и не утихает.

— Где Снейп?

— Сбежал, — Слизнорт взволнованно вращает глазами и усердно чешет лысину. — Давайте, Малфой, будите мальчиков, каждая минута на счету! Где мисс Паркинсон?

Драко кивает в сторону спальни для девочек. Ни он, ни Слизнорт зайти туда не могут — и не потому, что не хотят, а потому, что мужчинам вход запрещен и охраняется особыми щитовыми чарами.

— Мисс Паркинсон! — Слизнорт подходит к двери, ведущей в женскую спальню, и повышает голос до крика. — Будите всех! Немедленно! Замок окружен Пожирателями смерти!

Драко не собирается никого будить. Слизнорт и сам способен с этим справиться. Он размашистым, нервным шагом идет в Большой зал, кривя пересохшие губы и чувствуя, как в душе волной поднимается паника.

Некоторое время он сидит за слизеринским столом один, и лишь спустя несколько минут в Большой зал потоками втекают разноцветные массы студентов. Первыми заполняются гриффиндорский и когтевранский столы, дальше появляются заспанные пуффендуйцы — Драко скрипит зубами — и, наконец, рядом с ним на скамью вяло плюхается Паркинсон. Краем глаза Драко замечает Асторию: она садится с краю, рядом с сестрой, зажимает руки между коленями и обводит зал тревожным взглядом.

МакМиллан поднимает руку и задает идиотский вопрос, какой может задать только пуффендуец:

— А если мы хотим сражаться?

— Каждый, кто изъявит желание сражаться — может оставаться, при условии, что он совершеннолетний, — МакГонагалл одобрительно кивает. — Нет, Криви, вы должны уйти…

А потом на замок опускается тяжелый и ледяной голос Лорда. Драко узнает его сразу и не обращает никакого внимания. О да, выдача Поттера — непременное условие сохранения жизни защитникам школы. Только кто же выдаст Поттера добровольно?

— Так вот он! Держите его! Вот Поттер! — истеричный визг напуганной Паркинсон отдается в каменных стенах гулким эхо.

Драко следит за ее дрожащим указательным пальцем. Там, далеко, в самой гуще гриффиндорцев, сидит Поттер. Лицо у него какое-то бледное и потерянное, словно он здесь только телом, а мыслями — совсем в другом месте. Он что-то ищет. Только что? Неужели Дары?

— Малфой, вставайте! — Слизнорт нетерпеливо дергает его за рукав, но Драко раздраженно отмахивается и быстро подходит к Крэббу и Гойлу, которые встали в самый конец черно-зеленой гусеницы. Голова которой, разумеется — Паркинсон.

— Есть дело, — лениво замечает Драко, чтобы не показать свою жажду действовать. Обычно люди все делают наоборот. Говоришь им белое — они отрицают. Веришь им — а они предают. Выбирают не тебя. — За голову Поттера назначен целый мешок золота. Не хотите помочь мне в поимке?

Крэбб сплевывает ему под ноги и морщится.

— Ты не в фаворе, Малфой. С чего мы должны тебе помогать?

Драко резко меняет тактику.

— А если я помогу вам поймать Поттера? Поделите золото пополам.

Гойл меряет его презрительным взглядом и интересуется:

— А тебе какая выгода?

Драко изображает равнодушие, пожимая худыми плечами. До чего же тупые коровьи туши! Куда тупее Кэрроу. Неужели люди действительно могут быть такими?

— Лорд вербует себе только лучших сторонников. Ваши отцы уже давно доказали свою преданность, а вот вы пока не сильно стараетесь. Но стоит вам привести Поттера — и он с радостью примет вас в свои ряды. Вы станете знамениты…

— Уговорил, — Крэбб довольно пыхтит, уже представив себя знаменитым и успешным. Гойл тоже кивает, и его толстые масляные губы расплываются в ухмылке. Свою ухмылку Драко сдерживает с трудом, двигаясь в ногу с шеренгой, словно в военном марше. На несколько секунд он сбивается с ритма, вспомнив о матери. Если Лорд и Пожиратели здесь, значит, тетка тоже здесь. И отец. Мать не может вот так просто остаться в поместье одна. Но ведь у нее нет палочки…

Перед самой Выручай-комнатой Драко и его бывшая охрана прячутся за статуей какого-то горбатого карлика и вжимаются в стену. При желании их можно заметить, но мысли проходящих мимо студентов заняты другим. Сонные первокурсники трут красные глаза, некоторые из них плачут.

А потом они видят Поттера, Уизли и Грэйнджер, которые проходят в двух шагах от них и торопливо заходят в Выручай-комнату. Когда Драко уже собирается последовать за ними, дверь в стене открывается, и в галерее оказываются две женские фигуры. Сквозь завесу пыли Драко не успевает их рассмотреть. Первая фигура вдруг срывается с места и бежит обратно, к главной лестнице, в самую гущу начавшаегося сражения. Другая остается стоять рядом с дверью, вытянув руки вдоль боков.

Драко дает знак Крэббу и Гойлу следовать за ним, и скоро расстояние между ним и девушкой сокращается до нескольких шагов. Девушка поднимает руку с зажатой палочкой и кашляет.

Драко делает еще один отчаянный шаг — и вздрагивает. Ее фигура. Ее волосы. Ее лицо. Только запах ириса не может достичь его обостренного осязания. Откуда-то снизу слышится сильный удар, и с потолка сыпется каменная пыль, покрывая всех вокруг.

Джинни бесстрашно шагает ему навстречу. Ее коралловые губы, плотно сомкнутые, вдруг разжимаются и произносят:

— Давай уйдем.

Но светло-ореховые глаза кричат о чем-то другом, что он не может разобрать в этой тишине.

— Не могу, — глухо отзывается Драко, не сводя с нее взгляда. Он не видел ее слишком долго! Черт, как же она красива… — Ты даже не сказала мне…

Джинни упрямо мотает головой.

— Дай ему покончить с этим, — просящим тоном произносит она. — После он вернет тебе палочку. Она ему не нужна.

Драко сжимает кулаки так, что ногти впиваются в ладони и ранят их.

— Нет! Я не отступлюсь. Ни за что, Джинни. Только не сейчас. Понимаешь?

— Да, — вдруг говорит она устало и делает шаг в сторону. Рука с зажатой в ней палочкой опускается. Волосы рыжей копной беспорядочно разбросаны по плечам. Больше всего Драко хочется сейчас поцеловать ее. Забыть обо всем. Забыть о войне. Взять ее за руку — и уйти. Но он не может. Он не простит себе упущенный шанс вернуть то, что принадлежит ему. Даже если это ошибка.

— Какого дьявола мы треплемся с этой шлюхой? — Гойл поднимает палочку на Джинни. — Ты обещал золото! Ты обещал награду!

Драко не успевает ответить, и Джинни, вдруг сорвавшись с места, исчезает в темноте галереи. Вспышка рыжих волос, как блуждающего огонька на болоте — и все снова обволакивается чернотой и бесконечной пылью.

Драко с трудом заставляет себя повернуться к стене, скрывающей Выручай-комнату. Кровь, еще несколько минут такая холодная и спокойная, бушует внутри него перегретым вином, которое жжет и вызывает непреодолимое желание догнать Уизли. Она бежит навстречу аду и смерти. Навстречу тому самому костру, что разжигается в конце сказки про диких лебедей. Кто спасет ее из этого костра? Кто все-таки ее принц?

Крэбб злобно толкает его в бок, Драко от неожиданности кашляет и судорожно закрывает глаза, прося Комнату открыться.

И в глубине его дрожащей души ему снова кажется, что он совершает ошибку.

Джинни

На мгновение она останавливается в галерее и осторожно выглядывает в окно. На территории замка мечутся фигуры в плащах и капюшонах, с ними сражаются фигуры в мантиях и без, Джинни кажется, что она видит кого-то в гриффиндорской форме. Неужели это Невилл?

Джинни вцепляется в подоконник дрожащими пальцами и с силой, до крови, закусывает губу, чтобы не закричать от отчаяния. Она отпустила Драко, так ничего и не сказав. Из-за Крэбба и Гойла? Почему он снова с ними? Почему не пришел один? И почему, почему она не сказала ему?..

Слова любви огнем горят внутри нее, вызывая неутолимую жажду, но воды нет. Как пережить эту ночь? Когда закончится эта ночь? И увидятся ли они еще с Драко? В следующий раз она обязательно скажет… Или говорить уже слишком поздно? Все, что было между ними, растоптано. Сожжено. Оставлено позади. И Джинни снова — в неизвестности, подвешена в тумане, где не знаешь, в какую сторону шагать.

Приоткрыв окно, она выпускает заклинание в Пожирателя, пытающегося подобраться к защитнику со спины. Он падает на спину в землю и смешно дрыгает ногами. Джинни некоторое время еще смотрит вниз, а потом срывается с места и бежит вперед, к лестнице. Будь что будет — но она примет участие в сражении. Даже если их с Драко дороги навсегда разошлись.

Стена замка вдруг содрогается, и Джинни едва удерживается на ногах.

— Великаны! — слышится чей-то крик, и она инстинктивно прижимается к стене, чувствуя, как пол танцует под ногами.

И снова она замирает, пытаясь унять колотящееся сердце и смотрит огромный проем в стене замка, напротив которого уже выстроились Люпин, Фред и Джордж. Джинни сглатывает. Руки снова потеют от животного страха, который пульсирует где-то внизу живота. Умирать — страшно? Умирать — больно?

Она перепрыгивает через завалы и оказывается рядом с братьями.

— Какого Мерлина ты тут делаешь? — спрашивают они хором. — Уходи отсюда!

Джинни отчаянно качает головой. Здесь — ее братья. Она не уйдет.

— Привет, — Перси неуклюже обнимает ее одной рукой и улыбается. — Что, простишь меня?

— Ты порядочный козел, но, пожалуй, прощу. Только ради мамы. Главное, чтобы Пенелопа простила.

Перси смеется и крепче прижимает ее к себе. Джинни почему-то прикрывает глаза, наслаждаясь теплом его объятий. Ей не хватало этого. Хочется снова оказаться за большим семейным столом и счастливо ковырять макароны в тарелке с голубым ободком. И чтобы мама с папой улыбались.

— Убирай ее! — кричит Люпин и бешено машет руками. — Сейчас начнется!

Несмотря на все ее отчаянное сопротивление, братья оттесняют ее в пустую галерею, ведущую в Большой зал, который хорошо защищен. Джинни покорно идет к массивным дверям, на ходу вытирая предательские слезы, и громко стучит в них маленьким кулачком.

— Ты! — Молли поспешно впускает ее внутрь и закрывает за собой дверь. — Что случилось?

— Пожиратели сейчас будут здесь, — тихо произносит Джинни и садится на скамью, покрытую гербом Когтеврана. — Где Полумна?

— Где-то в замке, — мать обводит присутствующих сосредоточенным взглядом. — Мы идем сражаться, ты остаешься здесь. Вместе с несовершеннолетними, которые зачем-то улизнули от старост во время эвакуации.

Джинни равнодушно приподнимает плечи и выдыхает. Ей нужна передышка, а потом она обязательно будет сражаться. Она уже собирается сказать это матери, но та исчезает в дверях вместе с отцом и оставшимися членами Ордена. Джинни успевает только заметить красные волосы Тонкс.

Полчаса — может, больше, может, меньше, она не знает — Джинни меряет зал неровными, пружинистыми шагами, прислушиваясь к гулу битвы за дверьми. Потом замок снова содрогается с такой силой, что с колонны у стен покрываются трещинами, а потом рушатся, и зал оказывается в пыли. Джинни распахивает дверь и осторожно выглядывает в галерею. Ничего не видно. Только пыль. В нескольких дюймах от нее пролетает заклятие и ударяет в стену.

Сжимая палочку, она выходит в галерею и останавливается. Прятаться — бессмысленно. Война обрушивается на нее яростным снежным штормом, от которого не спрятаться. Борясь со страхом, она бежит вперед, кашляя от стоящей в воздухе пыли. Мелькает спина Билла, взлетающие руки Кингсли, бледное лицо матери… Джинни бежит вперед, отбиваясь от пляшущих заклятий и посылая свои собственные в Пожирателей, чьи лица так и скрыты масками.

— Пауки! — кричит кто-то сверху, и Джинни инстинктивно вжимает голову — в плечи. — Берегись!

Паук выскакивает из ниоткуда так стремительно, словно возомнил себя гепардом.

— Импедимента! Инкарцеро! — кричит она, отступая назад, и паук неуклюже падает на живот и скребет по полу всеми лапами, но за ним появляется следующий. Понимая, что нужно бежать, Джинни карабкается по каменным завалам, кидая заклинания через плечо. Потом оступается и с размаху падает прямо на камни, разбивая колени и руки в кровь. От жвал паука ее спасает метко посланное заклинание Корнера.

— Уходим, скорее, — он хватает ее за руку и вытаскивает на ровный пол. — Их сейчас тьма набежит…

— Чертов Хагрид, — бормочет на бегу Джинни, цепляясь за Майкла, как за тростинку. — Кстати, ты видел Хагрида?

— Да, — Майкл коротко кивает и сворачивает в какую-то узкую галерею. — Я и Малфоя видел.

Тяжело дыша, они взволнованно смотрят друг на друга. Джинни прикладывает липкую ладонь к груди, стараясь удержать рвущееся наружу сердце. Драко жив! Жив…

— Если хочешь, чтобы он выжил, советую найти его, и поскорее, — Корнер с опаской выглядывает из-за угла. — У него нет палочки.

Джинни часто моргает, смотря в его грязное усталое лицо.

— Нет палочки? — растерянно переспрашивает она, не в силах представить, что такое возможно. — Ты шутишь?

Майкл отрицательно качает головой и выходит из укрытия обратно в галерею. Трупы пауков черными кляксами лежат среди обломков на нижнем этаже. Джинни прикладывает руку к горлу, не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями. Она должна его найти! Пусть даже она не нужна ему больше, пусть так, но она… Найдет его. Спасет его. Скажет ему — а потом будь что будет.

— Где ты видел его в последний раз? — она судорожно облизывает губы.

— Недалеко от Большого зала, ровно в другой стороне от той, где мы сейчас находимся, — Майкл ускоряет шаг, чтобы поравняться с ней. — Будь осторожна, слыщишь? Джинни!

Она останавливается, смотря на него, потом робко улыбается. Конечно, она слышит. Но не может ничего обещать. Кивнув друг другу, они разбегаются в разные стороны. Пригибаясь и прыгая, Джинни бежит сквозь группы сражающихся, отчаянным взглядом ища светлое пятно волос. Где же ты, где?

— Бомбарда! — вскрикивает она, и кусок стены, щатаясь, падает сверху на трех Пожирателей. — Вспыхни!

Еще один паук, объятый пламенем, исчезает сквозь темный проем, в который волной хлещет свежий ночной воздух. Перепрыгивая через завал, Джинни сталкивается с кем-то и резко поднимает голову.

— Ты должна уйти! — ревет Джордж, маша перед ней окровавленными руками. — Уйди!

— Не могу! — кричит она в ответ, срывая голос и перекрикивая шум битвы. — Я должна найти…

— Фред мертв! — продолжает орать Джордж, смотря на нее обезумевшими глазами, и это безумие мгновенно передается Джинни. А потом часть ее сердца становится камнем. Фред. Мертв. Нет, нет, нет! Она молотит руками по груди Джорджа, отчаянно мотая головой, и слезы горной рекой текут по ее грязному лицу. — Уйди в укрытие, сейчас же!

— Нет! — она вырывается из его объятий, врезаясь в битву Перси и Руквуда и ударяя в последнего оглушающим проклятием. — Нет!

Мир, каким она его знала, рушится на ее глазах. Люди, которые ей дороги, погибают. Стараясь забыть о Фреде, Джинни мечется среди разноцветных лучей, пригибаясь и отскакивая, попеременно сражаясь с разными Пожирателями. Сначала ей в ноги падает Люпин, разбивая голову в кровь, потом она видит мертвого Криви, сжимающего палочку в руках, а потом — там, на территории замка, мелькают красные волосы Тонкс. Джинни выскакивает на крыльцо, пытаясь выкрикнуть что-то, но все слова разом умирают, когда она видит высокую фигуру Беллатрисы, словно высеченную из черного мрамора. Ее жесткие волосы змеями развевались в воздухе, совсем как у Горгоны. И ее надменные губы смеялись.

Джинни не успевает даже поднять палочку, как Тонкс падает, застигнутая врасплох яростным зеленым лучом. Неподалеку от нее на землю мешком оседает профессор Вектор.

Смотря на приближающуюся Беллатрису, Джинни вдруг понимает, с кем ей придется сражаться. Кто ее палач. Кто поджег дрова на ее костре. Беллатриса. Это ее дьявольский хохот она слышала во снах. Это она — та крайность сущности Джинни.

— Нельзя так стоять! — голос Невилла вырывает ее из размышлений, а его сильные руки подхватывают ее за плечи и тянут за собой в замок. Лицо Беллатрисы исчезает за пыльной завесой.

— Ты не видел Малфоя? — отчаянно спрашивает Джинни, вытирая со лба грязный пот.

— Кого? — Невилл хмурится и тут же сосредоточенно смотрит перед собой. — Нет, а что?

Джинни уже не слышит: там, вдали, она замечает светлые волосы и фигуру в черном пиджаке. Задыхаясь, она бежит вперед, глупо размахивая руками. Она не знает, что скажет ему, не знает, как взглянет ему в глаза. Она просто бежит, потому что больше ничего в этой жизни не остается. Только бежать. Губы шепчут его имя, но воздуха не хватает, чтобы закричать. Несколько раз она спотыкается и падает, больно ударяясь, но потом встает и продолжает свой безумный бег. Светлое пятно волос становится все ближе, и она уже собирается выкрикнуть его имя, но тут замок снова содрогается от удара, и кусок стены, отвалившись от основания, рушится ей под ноги, увлекая за собой.

Свет мгновенно меркнет, а вместе с ним и все чувства, кипящие в груди, как ингредиенты в котле на уроке Слизнорта.

И наступает блаженная тишина.

Беллатриса

Ветка хрустит под ногой и ломается. Беллатриса оглядывается назад, на сестру и мужа и шумно вдыхает ночной воздух. В лесу тихо и приятно пахнет весной. Даже не весной, а прошлогодними умершими травами, которые прели всю зиму и теперь оказались под лучами солнцами. Они пахнут прелостью даже ночью.

— Убивайте всех, кроме Поттера. Всех, кто окажет сопротивление, — господин задумчиво смотрит на замок. — Я буду в Визжащей хижине. Схватите мальчишку — тащите его туда. Даю вам час. После этого я отправлюсь убивать оставшихся, но прежде предложу мальчишке явиться в обмен на жизнь его жалких сторонников.

Беллатриса раздувает ноздри, предчувствуя сражение. Она давно не участвовала ни в чем настолько масштабном, и ей не терпится начать. И, разумеется, найти Драко. Нарцисса уже просила ее отправить Драко сюда, если это возможно. Им с Люциусом Лорд пока что запретил участвовать в битве. Почему?

Беллатриса идет к замку не в первых рядах. Она не хочет пока что соваться в само здание, предоставляя это менее ценным слугам Лорда: Руквуду, Яксли, Долохову и остальным идиотам, которые возомнили себя великими волшебниками. Где-то рядом с ними появляются пауки, пытаясь нападать, но быстро отказываются от своей паучьей затеи. Смотря, как великаны с наслаждением громят каменные, кажущие вечными стены замка, Беллатриса смеется во все горло. О да. Ничто не вечно. Ничто! Все может быть сломано и разбито. Все может быть склеено заново и выстроено заново. Но вечно — нет. Рудольфус почему-то сжимает ее руку в своей, мокрой от пота, и Беллатриса с отвращением освобождается. Она ненавидит потные руки. И сам пот. Это — омерзительно.

— Вперед! — кричит она восторженно, поднимая палочку вверх, словно знамя. — Вперед! На замок!

Первые ряды Пожирателей исчезают в проломах, и мгновения спустя оттуда доносятся крики, и вспышки заклинаний разноцветными пятнами играют на стенах. На мгновение замок плывет перед глазами, и к горлу подступает тошнота. Вцепившись в рукав Рудольфуса, Беллатриса несколько минут смотрит вниз, на непроглядную черноту земли. Потом выпрямляется и ловит ночной воздух ртом.

— Может, останешься с Нарциссой? — хрипло спрашивает Рудольфус. Сам он не в восторге от того, что придется сражаться, но ему оставаться нельзя. Он — мясо для бойни. Он — массовка. Такие необходимы везде.

— Еще чего! — Беллатриса зло вскидывает на него глаза. — Мне? Остаться?

Он не отвечает, только пожимает плечами и встает рядом с ней. Они остаются ждать защитников снаружи.

Разбивая назойливые статуи, явно разбуженные МакГонагалл, Беллатриса откровенно зевает. Когда же начнется самое интересное? То, чего она так ждала эти месяцы, сидя взаперти чертового поместья и от скуки пытая пленников?

— У меня нехорошее предчувствие, — вдруг говорит Рудольфус, прямо смотря в ее покрасневшее лицо.

— Чушь.

— Если что, знай: да, я ненавидел тебя. Может быть, и сейчас ненавижу. Но то, что живет внутри тебя… Это многое меняет. В красках мира.

Беллатриса презрительно фыркает. Откуда столько сентиментальности? И вдруг отталкивает его в сторону, заметив на крыльце стройную женщину с ярко-красными волосами.

Неужели Андромеда настолько глупа, что отпустила свою дочь навстречу смерти?

— А вот и десерт, — цедит она сквозь зубы и поднимает палочку. — А я так изголодалась по десертам.

Драко

В Комнате, забитой всяким разным хламом, пахнет пылью, книгами и прошлым. Прошлым, в котором не было аромата ириса и горячих губ. Кажется, тот год, который он провел здесь, пытаясь починить Исчезательный шкаф, был давно, сотню звездных лет назад, тысячу шагов, сто тысяч вздохов.

Человек должен пройти через черное, чтобы познать, как много в нем белого.

Стараясь не думаьб о Джинни, Драко тихо идет вперед, вглядываясь в просветы между книжными стеллажами. Тихо, словно и нет никакой войны и смерти за этими толстыми стенами. И только сердце колотится от страха. Драко делает еще несколько осторожных шагов и вдруг замечает его. Человека, который призраком стоял перед ним весь год. Человек, у которого есть все. Вернее, было все. Человек, который еще не знает, что его девушка отдавалась другому. Темные, совсем как у Снейпа, волосы Поттера вороньим крылом блестят в просвете между шкафами.

— А вот и наша тварь, — Крэбб проталкивается вперед, и вещи падают с полок, не выдерживая напора его жирного тела.

Поттер реагирует мгновенно. Взмах руки, быстрый взгляд зеленых глаз — и палочка целится Драко в грудь.

— Что тебе надо? — Поттер явно обращается не к тушам, а к нему. К Драко. Судя по раздражению в голосе, Поттеру некогда разговаривать. Ну да, у него ведь есть какое-то поручение от Дамблдора. Неужеди действительно Дары? Драко уже хочет о них спросить, но ярость перевешивает чашу весов, и слова вырываются сами неровным потоком:

— Я хочу вернуть свою палочку. Она у тебя.

— Прости, но я, кажется, забрал ее в честном бою, — Поттер, понятное дело, ощетинивается. Драко на его месте тоже выпустил бы все свои иглы. — Так что она моя. А у кого ты взял ту, что у тебя?

— У матери. — Драко невольно переводит взгляд на палочку в собственной руке и понимает, насколько жалко и нелепо это звучит. Иногда правда — нелепа и глупа.

Поттер смеется, не скрывая удовольствия. Еще бы. Заклятый враг, который издевался и донимал его все школьные года, просит палочку у матери. А там, в поместье, вообще пускал сопли и мямлил что-то себе под нос. Да, Малфой Поттеру в подметки не годится. Ни старший, ни младший. Драко четко представляет себе, как Поттер отрывает их головы, приколачивает огромными блестящими гвоздями к сапогам и недовольно морщится.

— А почему вы не там, за стенами, с армией вашего Лорда? — Поттер явно тянет время, стреляя глазами по сторонам. Ждет помощи. — Или вы шпионите изнутри?

— Мы решили поймать тебя, получить награду, — от предвкушения золота Крэбб пищит голосом тоньше, чем у комара. — За тебя целую кучу обещали.

— Отличная идея, — Поттер продолжает тянуть время и поглядывает на бюст какого-то колдуна с изящным украшением на голове. Драко торопливо приглядывается: что это?

— А тут ты, и говоришь про какую-то диадаму, и падаешь горяченьким в наши руки, — Гойл довольно потирает толстый живот. — Что еще за диадама?

Поттер не успевает ответить, потому что в боковом проеме мелькает вытянутое лицо Грэйнджер, и ее звонкий голос испуганно взывает:

— Гарри, ты с кем разговариваешь?

— Грязнокровка! — взвизгивает Крэбб. — Авада Кедавра!

Но в последнюю секунду Драко незаметно толкает его руку, и заклинание зеленым лучом улетает в потолок. Подумать только, он спас всезнайку от смерти, но об этом никто никогда не узнает. Джинни не узнает. Еще сильнее, чем несколько минут назад, хочется вырваться отсюда, вырваться из плена своих извращенных желаний славы и искать ее в замке.

— Какого хрена ты делаешь? — Гойл поворачивается к нему со злостью, каплями пота блестящей на маслянистом лице. — Мы должны привести Поттера!

Драко хочется задушить его голыми руками, чтобы в мире стало чуточку меньше той самой серой тупости, которую излучает Гойл. Но сил не хватит. Слабак. Как его вообще можно полюбить? Неудивительно, что Джинни так ничего и не сказала о своих чувствах.

— Я не собираюсь слушать твои чертовы приказы, Малфой! — Крэбб успевает выпалить это раньше, чем Драко открывает рот. — Ты и твой папаша сдохнете до рассвета! Мой отец говорил недавно, что Малфои достали господина, и ему не терпится с вами расправиться. Со всеми вами. Включая твою мерзкую мамашу! Неверный шаг любого из вас — и вам всем конец! Ясно тебе?

— Гарри, что там происходит? — голос Уизли раздается из-за стеллажа, стоящего слева от Драко.

— Авада Кедавра! — Гойл машет палочкой в сторону Уизли, но тот ловко уклоняется. — Авада Кедавра!

И Драко снова повисает на его толстой, как молодое дерево, руке. И проклинает свою физическую слабость.

— Не убивайте Поттера, придурки! — кричит он, разрывая легкие. — Не убивайте его, слышите?

— Экспеллиармус! — бледное лицо Грэйнджер возникает прямо перед ним, и палочка, вырвавшись из рук, падает под стеллаж. Драко смотрит на нее зло и беспомощно, не зная, что сделать в ответ. Видимо, всезнайка не забыла его равнодушный взгляд там, в поместье, когда ее пытала Беллатриса. Они смотрят друг на друга, когда за спиной голос Крэбба валторной гремит в пространстве:

— Получи горяченького!

Поттер исчезает за стеллажами вместе с палочкой Драко, а палочка матери лежит где-то под шкафом, и достать ее он точно не успеет. Все надежда на возвращение своего, надежда что-то изменить, выступить против Лорда вместо Поттера, исчезает как дым. Вся ярость, гнев и ненависть тоже исчезают с осознанием своей беспомощности и слабости. И возвращается только жгучая ненависть к самому себе.

Драко зачарованно смотрит на приближающиеся языки Адского пламени как на благословление, посланное несуществующим богом. Джинни протягивала ему руку, предлагая уйти — и нужно было уходить. Крепко сжимая ее руку в своей. И пусть она ничего не сказала о любви, но она хотела быть с ним. А теперь он сгорит в огне, как должна была сгореть та героиня с одиннадцатью братьями, сгореть, представляя, что это огонь Уизли, ее жар, ее горячие губы, касающиеся его тела… Перестать дышать. Перестать существовать. Исчезнуть.

Он закрывает глаза, чувствуя стремительно приближающийся жар. Наверное, так будет лучше. Все равно уже ничего нельзя сделать. Двери — в огне. Наверное, его сердце сейчас наконец-то растает и станет горячим и живым.

Кто-то хватает его за волосы, потом проводит рукой по лицу.

— Залезай!

Драко приоткрывает глаза. Протянутой грязной и влажной ладонью Поттера жизнь дает ему второй шанс. Или какой уже там по счету?

— Залезай! — Поттер надрывно орет где-то над ухом. — Малфой, быстрее!

Драко смотрит на него снизу вверх. Круглый подбородок и две такие же круглые ноздри, а сверху — шапка черных волос.

— Малфой! Ты оглох? Быстрее!

Перед глазами возникает образ смеющейся Джинни. Драко безотчетно протягивает руку и покорно влезает на метлу. Бок о бок с ними несется Уизли, прижимая к себе обмякшего Гойла. Крэбб остается там, внизу, в бушующем пламени, которое он сам и создал. Так погибают многие — от рук своих детей или детищ.

Адское пламя почти настигает их у самого выхода, нестерпимо лижет пятки, дышит жадным огнем в спины — и вдруг ударяется в стены Выручай-комнаты и захлопнувшиеся двери, а Драко с размаху падает с метлы и, больно ударившись, неуклюже катится по полу, как бесформенный сверток с мясом.

Несколько минут в галерее стоит звенящая тишина и столб пыли, и только откуда-то снизу доносятся звуки битвы. Иногда замок сотрясается от страшных ударов.

— Крэбб? — Драко медленно садится и растирает ушибленный локоть, не понимая, что происходит вокруг него.

— Его больше нет, — зло и жестоко замечает Поттер, поднимаясь на ноги и стряхивая пыль с джинсв. — И, знаешь, мне его вообще не жалко. Каков игрок — таков финал.

Драко ничего отвечает, потому что спорить — бесполезно. Поттер первый раз в жизни абсолютно прав. Каков игрок — таков финал, это золотая правда, золотое правило. И из этого правила нет исключений.

— Куда делась Джинни? — Поттер вдруг перестает злиться и растерянно оглядывается по сторонам. — Мы же просили ее подождать здесь…

Грэйнджер тяжело вздыхает и закатывает глаза, откидывая на спину свою спутанную гриву волос.

— Будто ты Джинни не знаешь! Она только этого и ждала! Поздно искать ее, Гарри, у нас остался… последний…

И троица возбужденно переглядывается.

У Драко снова леденеют кончики пальцев. Так всегда происходит, когда ему страшно. Шестой курс — вечно ледяные руки. Хорошо, что они никого не касались. Джинни — в самой гуще войны, в самой гуще смерти, когда там, за стенами — Беллатриса… Замок вздрагивает от очередного дождя заклинаний. И в проеме стены, внизу, появляются черные фигуры Пожирателей.

Он снова совершил ошибку. Может быть, ошибку, которая будет стоить жизни ему и Джинни. Или кому-то одному. Если бы он только справился с этим искушением отобрать у Поттера Бузинную палочку. Если бы он только отказался от своей гордости и навязчивой жажды славы. Власти. Ведь он столько раз на ней обжигался! Почему снова? Почему сейчас, когда у него был шанс все изменить?

И Драко, смотря на сражающихся братьев Уизли, снова понимает: у него не осталось палочки. Сгорела. Как и вся его прошлая жизнь. Нужно найти Джинни. Нужно вытащить ее отсюда, даже если она не захочет с ним разговаривать. Что, если… попросить у нее прощения? Просить прощение — какая странная, неловкая фраза. Никак не сочетается с Малфоями. Но это — искупление.

Перегнувшись через перила, Драко смотрит, не в силах оторваться, как Фред Уизли падает, пришибленный грудой камней, как тряпичная кукла, и по его бледному лицу течет густая кровь. Как в проем, вслед за Пожирателями, откуда-то сверху плюхаются гигантские пауки. Десятки пауков. И Драко снова понимает: без палочки ему не выжить. Но он заставляет себя оторвать руки от перил и идти. Вперед. Туда, где пыль и обломки, где может быть Уизли. Увидеть ее лицо — в последний раз. Коснуться ее. Все, ради чего он бы отдал остаток своей жизни, которая теперь кажется такой бесполезной.

Он бредет вперед наугад, прячась за обломками стены, завалами или гобеленами. Несколько раз он едва успевает спрятаться от несущихся в разные стороны Пожирателей в масках, Ордена Феникса, толпы разъяренных парт и пауков. Несколько раз от ударов его швыряет на пол, а взбесившаяся парта врезается в него со всей силы и впечатывает в стену. Драко с трудом удается вырваться, но ему кажется, что внутри у него что-то лопнуло.

Галерея третьего этажа, второго этажа, первого — Джинни нигде нет. Он продолжает брести вперед, иногда вытирая пыльные руки о пиджак, словно уничтожая в себе аристократа. И когда ему кажется, что он видел вспышку пламени рыжих волос там, вдалеке, — в затылок ему упирается палочка, и он с размаху летит на пол.

— Малфой.

Драко неторопливо приподнимается на локте.. А что он хотел? Пройтись посреди битвы как Белоснежка?

— Лорд будет рад видеть твой труп, — голос под маской знакомый, но Драко его не узнает. Треверс? Долохов? — Может, это поможет твоему папаше действовать поактивнее? А то он снова ведет себя, как слизняк…

Драко отчаянно пытается вспомнить: как он это делал? На третьем курсе, когда изображал боль от трех царапин? На втором, когда врал, что Поттер вызвал его на дуэль?

— Умоляю, не убивайте меня, я же свой, — Драко складывает руки на груди и гадает, плачет по нему театр или нет. Наверное, нет. Успеха сцены в поместье ему не повторить. — Я свой, это же я, Драко, Драко Малфой…

— Остолбеней!

Голос из пустоты возникает так же неожиданно, как неожиданно Пожиратель беспомощно валится Драко в ноги.

— Мы тебе второй раз за ночь жизнь спасли, ублюдок двуличный! — ни с чем не сравнимый рев Уизли доносится откуда-то из пустоты. Ну да. Поттер и его гвардия под мантией-невидимкой.

Драко берет липкую палочку Пожирателя и пытается сотворить самое простое заклинание, но палочка его не слушается.Бросив ее на пол, оон шагает дальше. С трудом добравшись до лестницы, ведущей вниз, в вестибюль, Драко прячется за выскими перилами и оглядывается по сторонам. В Большом зале наверняка устроили лазарет, ведь туда прорваться сложнее всего. А значит, Джинни — там.

Ему не пробраться в зал. Ему нельзя входить, потому что он — по ту сторону войны. Войти в зал — приговорить себя к смерти. Одно дело — умирать от Адского пламени, другое — от людских рук. Сознательно идти на самоубийство непростительно и совершенно глупо.

Драко садится за перилами прямо на усыпанный крошками камней и пылью пол, у самого края лестницы, и смотрит вниз, на мощные двери зала. Однажды Джинни выйдет, и он ее не пропустит. Никогда. Нельзя пропустить пламя.

— Малфой! — голос Перси Уизли раздается из-за спины.

Драко стремительно вскакивает и бросается вниз, петляя, чтобы избежать оглушающего заклинания. Если он упадет — это конец. Или великаны раздавят, или пауки сожрут. Перси отстает, только когда стена напротив вестибюля разлетается вдребезги, и внутрь, сгорбившись, тяжелой поступью входит великан, окруженный Пожирателями смерти. Взрывной волной Драко откидывает к стене, и столб пыли покрывает его серостью с головы до ног. Перед глазами мелькают заклинания, мантии и маски, Долгопупс с какими-то растениями в руках. Дьявольские силки? Цапень?

Что-то колючее и скользкое падает на него сверху и впивается в кожу, больно стискивая грудь. Драко инстинктивно делает глубокий вдох, но растение только сильнее сдавливает ребра. Палочка! Драко мечется взглядом по упавшим Пожирателям: может, повезет найти хоть одну палочку?

Он надрывно кашляет, пытаясь выкашлять всю пыль, попавшую в легкие. Перед глазами пляшут желтые и фиолетовые круги, и силки только сильнее сдавливают его, ломая нижние ребра.

От невыносимой боли Драко громко стонет, не думая, что обращает на себя внимание. Он думает только о том, как бы достать палочку хоть у одного мертвого Пожирателя. Но трупы — далеко, на расстоянии двух или трех вытянутых рук, а у него нет сил тянуться и ползти.

Дьявольские силки вдруг исчезают, и воздух мощной струей врывается в легкие. Драко тихо стонет, проводя рукой поверх сломанных ребер. Ему теперь даже не убежать…

— Наконец, — хмурое лицо дяди с короткой седой бородой возникает перед глазами. — Еще бы немного, и эта тварь задушила бы тебя с концами. Давай руку. Я вытащу тебя отсюда. Где твоя палочка?

— Палочки нет, — отвечает он пересохшими губами, даже не в силах их облизать. — Я не пойду. Я останусь.

Глаза дяди раздраженно блестят.

— Спятил? Беллатриса велела тебя найти и за шкирку тащить к матери.

— Я не пойду. Я должен найти Джинни, — шепчет Драко упрямо. Дышит он осторожно, потому что дышать — безумно тяжело и больно. — Я должен вывести ее отсюда…

Дядя собирается ответить, но за его спиной возникает Кингсли и мадам Стебль и оттесняют к выходу, бросая нескончаемые заклятия. Драко снова остается один посреди битвы. У него нет палочки. Он сломан и пуст. Все, чем он был, превратилось в ноль. Если он выживет, все придется начинать сначала. Одному. Потому что Уизли наверняка не захочет быть с ним. Он оттолкнул ее дважды. Он просто хочет найти ее и вытащить отсюда. А потом — будь что будет. Даже если не будет ничего.

Размазывая рукой грязь по усталому лицу, Драко запрокидывает голову назад, оглушенный болью в теле и яростью сражения. Под ноги ему течет кровь, ручьем бегущая от искореженных тел. Но там, глубоко в сердце, которое все-таки растаяло в Адском пламени и стало горячим, тяжелым и живым, золотым светом сияет надежда.

Драко старается ее не замечать.

Джинни

В горло льется какая-то теплая и горькая жидкость, заставляя ее надрывно закашляться и распахнуть глаза. Лица Слизнорта и матери нависают над ней огромными шарами, заслоняя все вокруг.

— Жива, — облегченно произносит мать, проводя рукой по ее волосам. — Слава Мерлину.

— Фред? — шепотом спрашивает Джинни и по взгляду матери сразу все понимает. Слезы снова капают куда-то вниз, на подбородок и грудь, и горло сжимает спазм боли и удержанного крика.

Брата больше нет. И рубашка из крапивы ему не нужна.

Шатаясь, Джинни идет к телам павших, осторожно положенных на пол зала. Да, все, кого она видела умирающими, здесь. Люпин и Тонкс, Фред, профессор Вектор и Криви. Странно думать, что именно он сделал ее колдографию.

Джинни наклоняется к его мертвому лицу и целует, сама не зная, зачем. Может быть, чтобы отдать дань прошлому, в котором было столько сомнений, но и столько света. А потом она вдруг понимает, что там, под ливнем, в раскисшей грязи у собора, сделала неправильный выбор. Она выбрала то, что было правильно и легче для нее. На самом деле она должна была сказать «да» и помочь Драко справиться с этим искушением вместе. А она разделила их, разбила о скалу своего упрямства и жажды все делать правильно. Но это — не любовь.

Чувствуя, что горит, Джинни оглядывается в поисках воды. Кувшин стоит неподалеку, посередине стола, и она, схватив его в грязные руки, жадно пьет, смывая с губ пыль и кровь. Она выпивает все, не оставив на дне и нескольких капель. На мгновение ей становится стыдно за свою жадность, но стыд быстро уходит, сменяясь жгучим желанием забыть обо всех смертях и искать Драко.

Родители стоят около Фреда, обнимая друг друга. Джинни застывает в двух шагах от них, не смея подойти ближе. Джордж и Перси, касаясь друг друга плечами, стоят неподалеку, не отводя взгляды от умиротворенного лица мертвого брата.

Задыхаясь, Джинни отворачивается и идет куда-то вперед, наугад, беспомощно выставив перед собой руки. Оставаться в зале она просто не может… И вдруг натыкается на Невилла. Лицо у него какое-то холодное и грязное, как у всех, и в глазах — мрак.

— Помоги мне с ранеными, хорошо? Волан-де-Морт дал нам перерыв на час.

— На час? — Джинни растерянно потирает виски, пытаясь сосредоточиться. — Я не слышала. Наверное, была без сознания.

— Да, тебя изрядно закидало обломками, — отзывается Невилл, жестом приглашая ее следовать за собой. — Миссис Уизли кричала так, словно сошла с ума. Слава Мерлину, ты жива.

Джинни сглатывает и, сжав кулаки, молча идет за ним в холл и потом во двор. Она не может отказать в помощи. Не может сказать «извини, мне нужно сначала найти Драко». Раненые — прежде всего. От мысли, что Драко тоже может быть ранен или убит, ее прошибает горячий пот. А холод, который всегда мучал ее пальцы, отступает.

Галереи, холл и территория полны ранеными. Джинни находит Лаванду и Парвати, позже — МакМилана и Симуса, потом замечает раненую девочку, которая лежит посреди едва выросшей травы и тихо стонет. Откуда она здесь? Ведь ей явно едва исполнилось пятнадцать… Джинни мельком замечает герб Пуффендуя и быстро приподнимает раненую за плечи.

— Идти можешь?

— Кажется, могу…

В это мгновение Джинни отчетливо, почти физически ощущает Гарри рядом с собой. Она быстро оглядывается по сторонам, но территория — пуста, и только трава колышется под предрассветным небом.

Они с Невиллом, Дином, Биллом и Полумной ищут и уносят раненых еще целый час. Кровь, раны, разрушенные стены — все мешается в голове Джинни, но мысль найти Драко не исчезает. И когда они приносят в зал последнего раненого, она вытирает руки о кофту и решительно идет к дверям.

С уверенного шага ее сбивает холодный, ледяной голос, заполняющий замок как вода.

— Защитники, я приказываю вам всем выйти из школы и взглянуть мне в лицо.

Кингсли и отец озадаченно переглядываются. Рон, обнимающий Гермиону за плечи, нервно переступает с ноги на ногу. Симус, только что вернувшийся из пролома в стене, тревожно замечает:

— Перед замком стена Пожирателей во главе с Реддлом. Видимо, подошли незаметно… Нужно выходить. Прямо сейчас.

Джинни покорно идет, с трудом переступая через камни и обломки колонн. От усталости ноги заплетаются, поэтому на всякий случай она крепко вцепляется в разорванный рукав Билла.

Защитники замка выстраиваются перед Пожирателями и замирают, держа палочки в руках. Впереди всех стоит Невилл, гордо выпрямив спину.

Реддл, в черной, как мрак, мантии, делает торжествующие шаги им навстречу. За его спиной Джинни вдруг замечает Хагрида. Так вот куда он делся! Его взяли в плен… Вот почему его не было среди убитых и раненых… И на руках у Хагрида — тело… Джинни снова бросает в жар.

— Гарри Поттер мертв… Убит при попытке сбежать с территории замка…

Джинни замечает странный, быстро брошенный на Реддла взгляд Беллатрисы, а потом осознает услышанные слова.

Гарри. Мертв.

Мир в очередной раз рушится и плывет перед глазами, но слезы иссякли, и сердце закаменело настолько, что даже нет сил лишиться чувств. Джинни просто смотрит на безмолвное тело в великанских руках Хагрида и дышит. Дышит. Вдох. Выдох. Больше ей ничего не остается.

Только дышать.

Драко

Он заставляет себя не закрывать глаза, хотя ужасно хочется спать. Но сон — это смерть. От многочисленных падений и ушибов, а, может, от силков, что сломали ребра, Драко кажется, что у него что-то разорвалось внутри. Только крови нет. И палочки нет — чтобы хоть как-то помочь себе. Мадам Помфри его здесь не найдет, а те, кто ищет раненых, несколько раз прошли стороной.

Драко пытается издать хоть какой-нибудь звук, но связки не слушаются. Облизывая губы, он пытается пошевелить ногами. Может, доползти до Большого зала? Не убьют же раненого. Сначала вылечат.

Чувствуя спиной жесткие перила, Драко слышит тяжелый и далекий голос Лорда. Поттер мертв. Неужели правда? Но ведь у Поттера была Бузинная палочка. Как он мог умереть? Вместе с этой новостью приходит страх. Джинни все еще там, в самой сердцевине сражения, как мушка в сердцевине яблока. Если Поттер погиб — им не спастись. Только бегством, но бегство ничего не решит, лишь временно.

Драко берет с пола камешек и бесцельно рисует им кривые линии в пыли. Может, оставить послание? Хочется рассмеяться, но сил нет.

Потом он пытается представить, что будет, если Поттер действительно мертв. Кто-то сбежит за границу, кто-то останется сопротивляться и будет убит. Кто-то сдастся. Интереснее всего, что будет делать сам Лорд. Ведь он столько лет шел к этой цели. Бывает, когда достигаешь чего-то желанного, вдруг не знаешь, что с этим желанным делать.

Ничего не изменится. Только маглорожденные будут убиты или отправлены в Азкабан, в школе останется один факультет, где будут изучать только Темные искусства, зельеварение и трансфигурацию, преподавателей отправят на покой, а Министерство будет подчинено Лорду.

А потом внутри всего этого будет расти сопротивление. И война никогда не закончится. Никогда.

Беззвучно кашляя, Драко прикрывает глаза, впадая в странную, умиротворящую дремоту. Ему отчаянно хочется оказаться рядом с Джинни еще хотя бы раз. Но это — мечта.

Беллатриса

Она не верит до последнего, но Поттер приходит сам. Он стоит, вытянув руки по бокам, и выжидающе смотрит на повелителя. Почему мальчишка не пришел сразу? И где Северус? Она видела его только раз, когда он с господином ушел в Визжащую хижину.

Поттер не сопротивляется. Он покорно ждет своей смерти, и это настораживает Беллатрису. Год скрывался в лесах, так яростно сбегал из поместья — и вдруг пришел сам? Потому, что хочет спасти Хогвартс? Чушь драконья. Кто в это поверит?

Ей хочется остановить занесенную руку Лорда, но она не смеет. Что она скажет? «Доверьтесь моей интуиции»? Смешно. Ей сорок семь, в конце концов.

В глазах Лорда — безумный блеск, а на губах — торжествующая усмешка. Еще бы! Мальчишка пришел к нему сам! Сам! После стольких дней бесполезного ожидания… Беллатриса слышит, как позади нее всхлипывает безмозглый великан, и презрительно фыркает. Быстрая смерть легка. Вот если бы Поттера отдали в ее руки… Беллатриса пытается представить, что бы она с ним сделала, и не может. И смерть красноволосой племянницы тоже не оставляет привычного послевкусия. Почему? Потому, что чертова интуиция буквально вопит внутри: «Все подделка! Лорд — подделка!»

Зеленый свет смерти вспышкой озаряет темный лес, и Поттер падает лицом вперед, в землю. Вместе с ним падает Лорд.

Пожиратели вскрикивают, Беллатриса только сжимает зубы. Какого дьявола происходит? И где все-таки Снейп?

Размашистыми, бесстрашными шагами она подходит к распростертому на земле господину и вглядывается в его лицо с закрытыми глазами. Оно бледно и неподвижно.

— Повелитель? — тихо спрашивает Беллатриса. — Что с вами?

Он приходит в себя спустя несколько минут и ошарашенно поднимается на ноги.

— Повелитель? — снова вопросительно тянет она и оглядывается на Рудольфуса. Тот только разводит руками.

— Кто-нибудь, проверьте, Поттер мертв или жив? — голос у Лорда непривычно дрожит. Дрожит. Беллатриса морщится, слыша эту дрожь, но тут же натягивает почтительную улыбку. Она ненавидит слабость вообще, а в том, за кем следует, особенно.

— Я проверю, повелитель, — Нарцисса вдруг отрывается от Люциуса и делает шаг вперед. — Если позволите.

Лорд раздраженно машет рукой, и она идет к мальчишке своими изящными шажочками. Иначе и не скажешь, черт подери. Смотря, как сестра склоняется над Поттером, Беллатриса с сомнением кривит губы: зачем она вызвалась? Какая-то странная ночь. Все делают то, что никогда не делали, а она сама испытывает то, что никогда раньше не испытывала.

— Мертв, — чеканит Нарцисса и, поднявшись на ноги, вытирает руки о мантию. — Поттер мертв.

Что-то мелькает в ее бледном усталом лице, но в темноте Беллатриса не может разобрать, что именно. Вместе с другими Пожирателями они идут вслед за господином. Треверс и Руквуд хохочут над рыдающим Хагридом, но Беллатриса сосредоточенно смотрит под ноги. Предчувствие беды, о котором говорил Рудольфус, передается и ей.

Защитники замка выходят им навстречу явно поредевшей толпой. Умерших не так и много, больше раненых, и мадам Помфри не успеть за каждым. Впереди всех, выпрямив спину, стоит мальчишка, имя которого она забыла, но фамилию отлично помнит — Долгопупс.

И его взгляд, чистый, упрямый, дерзкий взгляд заставляет ее содрогнуться. Точно такие же глаза были у его матери, которую она запытала до смерти. Но смелость — это дар, который передается каким-то особенным, никому не ведомым путем. И Долгопупс — хранитель этого дара.

Внимание Беллатрисы на мгновение привлекает конопатое лицо девчонки Уизли, но она мгновенно забывает о нем, когда Долгопупс яростно кидает в господина оглушающее заклятие. Смотря, как вспыхивает под Шляпой этот глупец, Беллатриса собирается расхохотаться.

Это — конец. Поттер мертв. Замок сдался. Останется только подавить сопротивление и не умереть в последнем бою, и жизнь снова станет сладкой, какой она была до Азкабана. До Первой магической войны.

Смех застревает в горле комьями земли, которые вдруг взлетают и падают в воздухе под ногами великанов. Беллатриса поспешно направляется в замок, уворачиваясь от гигантских ступней и стрел, сыплющихся с неба.

— Убейте всех, — коротко бросает Лорд и исчезает в толпе сражающихся.

Беллатриса застывает на пороге замка. Нарцисса и Люциус только отбивают обрушивающиеся на них заклятия, но не сражаются сами. Они ищут Драко, и на Лорда им плевать.

Усмехаясь, она идет вперед, раскидывая попадающихся под руку детей и членов Ордена. Все-таки Лорд победил, и ее внутренний голос оказался неправ. Беллатрисе страшно представить, что бы с ней стало, окажись ее смнения в силе Лорда верны. Жить и следовать за подделкой — невыносимо для нее. Лучше — смерть.

Беллатриса почему-то твердо верит: смерть забирает только недостойных. Она гордым шагом вступает в замок, торжествуя и уже смакуя победу как хорошее вино. От жизни, о которой она так мечтала с юности, ее отделяет всего лишь несколько легких сражений. Ощущение разбитости, ощущение себя как треснувшего и помутневшего стакана вдруг проходит. Она — сияет. И нет никого сильнее и искуснее ее в этом чертовом замке. Она радостно поднимает палочку. Сегодня — ее ночь. Пусть смерть племянницы не принесла ей ожидаемого послевкусия, впереди у нее еще много десертов. Хотя бы та дерзкая девчонка Уизли. Если она считает, что достойна Драко — пусть докажет.

А смерть выберет недостойного.

Джинни

Тишина, которая сковала всех тяжелой чугунной цепью, вдруг разбивается о звонкий голос Рона.

— Не верю! Он столько раз тебя бил! Не верю, что он мертв!

— И я не верю! — вторит ему Невилл, выпрямляясь, и бросает оглушающее заклинание в Реддла.

— Ты мог бы стать прекрасным Пожирателем смерти, мой храбрый мальчик, но сейчас, — Волан-де-Морт щелкает пальцами, и на голове Невилла вдруг оказывается Распределяющая шляпа, — я отменяю все факультеты, кроме Слизерина. А потому Шляпа нам больше не нужна. Так?

Пожиратели шумно гогочут, одобряя его слова. Джинни, оцепенев, в ужасом смотрит, как Невилл вспыхивает, и его пронзительный крик разносится над замком. А потом все происходит так быстро, что Джинни не успевает даже понять, когда оно началось: из-за здания вдруг выбегает Грохх и кидается на великанов Волан-де — Морта, топча землю огромными ногами. В них вонзается волна стрел, выпущенная кентаврами, решившими вступить в бой. Джинни мельком видит, что одна из стрел ранит Пожирателя, другая вонзается в предплечье Симуса. В поднявшейся панике вспыхивает новое сражение, и в этот раз во главе Пожирателей идет сам Волан-де-Морт. Защитники отступают внутрь замка, и Джинни бежит среди них, пытаясь выровнять дыхание и уворачиваясь от смертельных заклинаний.

Они умрут. Отступать — бесполезно. Умрут — все. Это видно по лицу Волан-де-Морта. Он не собирается щадить никого. Джинни на мгновение оглядывается на высокую фигуру Хагрида. Почему он не идет в замок? Что он ищет там, среди великанов? И где… тело Гарри, которое он держит в руках?

Только сейчас Джинни понимает, что плачет. Она зло вытирает слезы заодно с пылью и сжимает зубы. Да, она умрет. Пусть. Но перед смертью она должна найти Драко. Сейчас. И вместо того, чтобы присоединиться к сражающимся в холле, она бежит по галерее первого этажа и дальше, иногда спотыкаясь и падая, но каждый раз неизменно поднимаясь каждый раз.

— Драко! — кричит она, глотая неоседающую пыль. — Драко!

Она стремительно пробегает галерею, вторую, третью, попутно кидая заклинания в Пожирателей.

— Драко!

Его нигде нет. Нигде.

— Диффиндо! — Восклицает кто-то из Пожирателей, и она с размаху падает на пол, а на теле проступает кровь от многочисленных царапин.

— Сектумсемпра! — выкрикивает Джинни в ответ, ловко пробив защиту Пожирателя, и, не без наслаждения смотря, как из его тела фонтаном хлещет кровь, поднимается на ноги и бежит дальше. Дышать. Дышать.

Может, это ее удел — бежать по кругу? Бежать, но не суметь его найти? Драко, где же ты?

Его нигде нет.

— Стоять! — еще один Пожиратель бросает в нее заклинание, но она, ловко пригнувшись, сворачивает в боковую галерею.

— Вы не видели Драко Малфоя? — срывая и так сорванный голос, кричит она портретам.

Люди на портретах демонстративно отворачиваются, словно предсказывая будущую реакцию ее родных и друзей. Реакцию Гарри. Джинни в исступлении сжимает кулаки. Гарри мертв, дура ты! Мертв!

Любила ли она Гарри? Да. Но та любовь была слишком детской, нежной, наполненной надеждами и счастьем. Ничего подобного нет в ее любви к Драко.

Плевать. Если она падшая — плевать. Говорят, если женщина падает, она падает безвозвратно. И падает она гораздо ниже, чем мог бы пасть самый худший из мужчин. Даже если она саламандра — плевать. Если она не в сказке про крапиву и диких лебедей, пусть она будет в трагедии про падшую женщину, которая предала свою семья ради любви. Но ведь она никого не предает. Она только любит. Разве это предательство? Любовь — то, чему никогда не дать определения. Ради любви убивают, ради любви рискуют всем, любовь приносит боль и сладость. Самое прекрасное дается нам ценой великих страданий. И любовь — одна из составляющих этого прекрасного. И у каждого — своя. У кого-то она сладкая и нежная, как покрытая росой лесная земляника, у кого-то — быстрая и звенящая, как горная река, выходящая из берегов, у другого — бушующая, как пламя пожара, а ее любовь — отчаянная и пронзительная, как стая диких лебедей, разом взмывающая ввысь.

Любить — значит гореть не для себя.

Любить — значит не отрекаться.

Джинни опрометью бежит вперед, перепрыгивая через завалы, вперед, вперед, вниз, к вестибюлю. Ноги уже плохо слушаются ее, и сердце сейчас не выдержит и разорвется — но она не останавливается.

— Драко! — кричит она так громко, что у самой уши закладывает. — Драко!

И вдруг замечает его. Его бледное лицо — как свет в ее собственном туннеле судьбы. Он сидит, согнувшись, наверху главной лестницы, над вестибюлем, обхватив окровавленными руками перила. Глаза у него совершенно безжизненные и холодные, а лицо застыло, словно маска. И губы искажены болью.

Что с ним? Лицо слишком белое… и эти бескровные губы… А то, как он держится за перила… Он ранен, и, видимо, очень серьезно.

— Драко! — отчаянно кричит она снова. Голос подводит, превращаясь в жалобный стон, но он замечает ее. Если она не скажет — задохнется. Если она не скажет — сгорит. — Я тебя люблю, слышишь? Держись!

И маска оживает, вдруг переставая быть маской. С видимым усилием подавшись вперед, Драко протягивает к ней окровавленные руки, и на его измученном лице появляется такая же измученная улыбка. Он любит ее. Он влюбился в нее нечаянно, сам того не ожидая, сразу, внезапно и без оглядки, в ту самую ночь в совятне.

Джинни бросается вперед, к лестнице, не видя ничего на своем пути, храня в своем сердце только одно желание: поцеловать его. Сказать ему. Взять за руку. Обещать ему. Навсегда. Вместе.

И тогда между ней и Драко, между жизнью и смертью, между словом и молчанием, между любовью и ненавистью, между обещанием и предательством мрачным изваянием смерти вырастает фигура, увенчанная короной смоляных волос. И дьявольский смех, вырвавшись из снов, становится явью. Между прошлым и будущим черной королевой встает Беллатриса.

Джинни яростно поднимает палочку.

В ее глазах — решимость и огонь.

Она не боится костра.