Недосказанность (гет)

Прошёл месяц с тех пор как Зверь затаился. Это вызывало ярость, нестерпимую и бесполезную. Генри Фогг, директор школы Брэйкбиллз, зло ударил кулаком по столу. «И почему я должен нести ответственность за этого несносного мальчишку?» — подумал он, а внутренний голос тут же ехидно ответил: «Потому что ты любил её!»

От размышлений его отвлёк стук в дверь; прозвучал неуверенный голос Колдуотера:

— Я могу войти?

— Да, садись. — Генри практически ничего не видел, но, поскольку знал обстановку собственного кабинета, с уверенностью показал на стул, стоявший напротив.

— О чём вы хотели поговорить?

«А этот мальчишка так же робок, как и в первую нашу встречу. Будто и не было всех этих событий, не погибли все его друзья, не погибла она…»

— Думаю, догадаться несложно. Я хочу дать тебе это. — Генри протянул своему ученику пуговицу, но, прежде чем отдать её в холодные руки, поспешил добавить: — Она последняя.

— Но, сэр… я не хочу отправляться в Филлори. Не после всего, что случилось.

— Никто из нас не делает того, чего хочет. Мы — волшебники, и делаем лишь то, что должно.

Генри не мог видеть реакции Колдуотера, но интуитивно чувствовал, как тот напрягся.

— В таком случае, что я должен сделать?

— Всё просто — тебе нужно только повернуть время вспять… ты всё поймёшь. Элайза оставила тебе послание.

"Остаётся только верить, что он всё поймёт правильно".

— Но как я отправлюсь туда? Я даже не знаю, какая сила мне больше подчиняется. Да и Пенни нет рядом, а ведь он бы обязательно помог.

— Вспомни, что Элайза оставила тебе, когда отказалась стереть твою память?

— Откуда вы знаете? — удивился Квентин. — Медальон с часами. Я что, путешественник во времени?

— Надеюсь, это риторический вопрос, — улыбнулся Генри.

Чувствуя то, как Колдуотер поспешно уходит, он вспомнил Элайзу — самого тёплого человека в своей жизни.

Он вспомнил их встречу в парке, полную официоза, казалось бы, однако, торопливые движения женщины, выдавали неравнодушие ко всему происходящему и непреодолимое чувство волнения, в очередной раз поправив свои волосы, она выронила заколку со стрекозой, которую Генри с лёгкостью поймал, ведь тогда он мог видеть и многое было по-другому. Тогда казалось, что всё ещё можно изменить.

— Ты всегда был таким ловким, — сказала она, и от улыбки у нее на щеках появились милые ямочки.

— Да уж, с твоей-то любовью к неприятностям я скоро стану твоим официальным телохранителем.

Почти по-настоящему весёлая усмешка появилась на его губах — но всё закончилось, когда она сказала:

— Что ж, посмеялись — и хватит. Нам нужно серьёзно поговорить.

— О ком-то конкретно?

— О твоих будущих учениках, — голос Элайзы был строг, и только неловкое движение правой руки, которой она поправляла русые кудри, выдавало некоторую долю волнения.

«Она не должна так переживать. Когда-нибудь я наберусь смелости и обязательно сделаю её счастливой, а пока что буду безмолвно оберегать её…"

— Почему ты так смотришь? — спросила она, а Генри Фогг поймал себя на мысли, что она смотрела своими серо-зелёными глазами прямо в самые потаённые глубины его сознания

«Вот бы сейчас набраться смелости…»

А вслух он лишь произнес:

— Задумался о Джулии — это уже сорок седьмой раз, когда мы её отчислили, — Генри грустно улыбнулся, — Квентин может серьёзно переживать из-за этого.

— Конечно, может. И будет, но иначе его магия не проявит себя полностью, ведь магия — это страдание, мы оба это знаем, — в глазах её погасло что-то важное, когда она спросила:

— Сможешь сделать так, чтобы все твои ученики сначала не приняли Квентина, но только временно, а потом сделали его своим лидером?

— Будет трудно, но ты ведь знаешь, что я не могу тебе отказать?

— Спасибо, — улыбнулась Элайза, — его магия загадочнее, чем у всех остальных, но один он никогда не справился бы, как и я.

Она уходила, не попрощавшись, а он смотрел ей вслед, и сердце его сжималось от вьюги, родившейся из страха. Он защитил её, когда она была маленькой девочкой, сейчас же все стало сложнее: он должен был защищать не только её, но и мальчика, который стал ей как сын за годы слежки. Но он больше не чувствовал себя обязанным, когда она оставила его навсегда, ведь он никогда не отличался совестливостью.

Он достал из своего письменного стола заколку-стрекозу. Элайза забыла забрать, наверное.

«Проклятый символ Филлори», — подумал Генри, рассматривая платиновое насекомое. Он всегда ненавидел стрекоз. Они предвещают беду, которая крадётся тише самой смерти. Он провёл пальцем по заколке — и вдруг услышал голос Элайзы:

— Не злись, Генри. Я знала, как всё сложится, — она запнулась, — в общем, я хотела сказать, что все мы смертны, и в тот день, в парке, я специально обронила эту нелепую заколку. Глупо, правда?

— Вовсе нет, — сказал он вслух, и боль утраты стиснула его грудь.

— Я просто не могла не попрощаться с тобой и не поблагодарить за всё, что ты сделал. До встречи с тобой у меня не было дома, я не знала, что делать со своей чёртовой необузданной магией, и вот спустя годы скитаний я тебя нашла.

Возможно, ты скажешь, что это ты нашёл меня, но… наверное, две одинокие души тянулись друг к другу, и что-то подобное просто обязано было произойти. Я просто хотела сказать спасибо. Я никогда не благодарила раньше, потому что не задумывалась над тем, что смогу причинить кому-то вред.

«Его причинила не ты, а Мартин».

— Что ж, возможно, ты скажешь, что я ошибаюсь, но я несу ответственность за своего брата, чувствую вину перед вами обоими, но перед тобой всё же больше. И знаешь почему? Потому что я люблю тебя. И знаю, что ты тоже меня любишь. Я знаю, по какой причине тебе не хватало сил признаться мне. Ты боялся, что для меня ты — просто друг.

Я тоже боялась. Но не того, что буду отвергнута, а того, что Мартин, для своего отмщения будет действовать через тех, кто мне дорог. Что ж, я не могла так рисковать, ведь ты единственный, кто заботился о моих чувствах. Что же касается Квентина — ты ведь знаешь, он мне как сын. За те восемнадцать лет, что я следила за ним, я видела, как он взрослеет, влюбляется в эту вертихвостку Джулию... С помощью магии, посылала тайные знаки. Шестой том Филлори он нашёл благодаря мне. Ты, конечно, это знаешь и скажешь, что я заигралась, но молчание стало девизом моего выживания.

Надеюсь, ты простишь мне то, что я призналась тебе в чувствах так поздно. Мой милый Генри, ты слеп физически, но не морально. Я же — наоборот. Я стремилась закрыть глаза на всё, чем дорожу, ведь всё, к чему я прикасалась, наполнялось безумием. Кроме моей тайной помощи тебе и Квентину, пожалуйста, докажи мне, что я не ошиблась в тебе. Не вини Квентина в моей смерти. Я сама проложила себе дорогу в ад, когда увидела Филлори в том шкафу.

Если ты поможешь мальчику, моё сердце всегда будет с тобой, а в нём — моя любовь.

Бесконечно твоя Джейн.

Вот маски и сброшены, она открылась ему полностью, пускай и после того, как её не стало, и это ценнее всего. Правда ведь всегда лучше всего остального, какой бы горькой и бескомпромиссной она ни казалась, поэтому и Генри больше не станет врать — он поможет Колдуотеру, как и всегда, пусть внутри него и идёт битва между чувствами и логикой.