Когда б имел златые горы... (гет)

Наутро, когда я продрала глаза, оказалось, что весь дом уже давно занят своими делами. По правде сказать, я не проснулась сама — меня разбудили. Девочка, по виду первоклашка, не больше, мыла пол прямо под скамьей, на которой мне постелили, и ужасно шумно кидала тряпку в деревянное ведро с водой.

— Привет! — я подумала, что некрасиво будет ругать малышку, тем более, я вообще-то у них в гостях. Вроде как.

— Ага, — девчонка явно не была настроена на дружбу со мной и, надув губы, продолжила свою работу.

Ладно, не очень-то и хотелось. Пришлось вставать и на цыпочках проковылять по мокрому полу, переступая через руки, ожесточенно надраивающие деревянный пол. Я дошла до своей одежды, сложенной ночью на другой лавке, и поняла, что никто ее не стирал и даже не отряхнул. Другой одежды мне тоже не предложили. Обидно, но пришлось снова надеть свою порядком перемазанную грязью пижаму, на которой уже с трудом можно было разглядеть каких-то зайцев.

Расчески у меня тоже не было, а на голове образовалось настоящее гнездо. Дома я никогда не ложилась спать с мокрыми волосами, потому что наутро их было не расчесать, но вчера у меня не было выхода. Я даже не помнила, как упала в постель.

Что ж, мне все равно. Я хочу домой, значит, нужно упросить взрослых, чтобы довезли меня до ближайшего участка полиции. Про полицию-то они наверняка должны знать? Все знают.

Я вышла на улицу. Кроме нескольких куриц, во дворе никого не было. Я заглянула в сарай — там тоже было пусто. Ни людей, ни животных. И лошадь пропала.

— Что потеряла?

Я оглянулась. Мойщица полов стояла на пороге дома и, уперев руки в бока, сурово смотрела на меня, точь-в-точь как вчера ее отец.

Вот еще! Какая-то козявка будет так со мной разговаривать!

— Родители твои где? Мне срочно нужно с ними поговорить, — я была вдвое старше и могла разговаривать с этой мелочью как взрослая.

— Отец засветло уехал, а мать в поле, вернется к обеду, — девчонка потерла лоб мокрой ладонью. — Поймай курицу, а щипать вместе будем. Готовить пора, вон уже солнце как высоко.

Мне совсем не хотелось щипать куриц. Я даже не представляла, как это делается. Наверное, так и стоило ответить девчонке, но она уже скрылась в доме. «Что ж, ладно, поймать курицу звучит просто. Это не голуби, а домашние, приученные к человеку животные», — подумала я и двинулась к самой большой птице. Так я не ошибалась с третьего класса, когда пришла к школе с лыжами, а весь класс собирался на занятие в бассейн. Мне полгода потом еще предлагали надеть колготки на голову и изобразить троллейбус. Детские шуточки!

Рыжая курица никак не хотела ловиться. Она бегала быстрее Пашки и точно была изворотливее. Поймав в очередной раз пыль, я решилась на крайние меры: во дворе было достаточно камней, а мне оставалось только положиться на удачу, потому что меткостью я не отличалась и вообще посредственно видела без своих очков. И мне действительно повезло: двадцатый или тридцатый булыжник все-таки попал в беглянку и, кажется, что-то ей сломал. Припадающая на один бок птица попалась уже легко, и с победным видом я внесла ее на кухню.

— Ты зачем ее сюда притащила? — мелкая уже домыла полы и принялась за посуду. — Колун за домом.

Нет, на такое я не подписывалась. Разделать синюю тушку я могла бы, но отрубить живой птице голову — нет, конечно.

— Давай лучше ты?

Девчонка посмотрела на меня со смесью жалости и праведного возмущения. Наверное, в ее глазах я пала ниже плинтуса. Но мне было все равно, сегодня я уеду отсюда.

Черным ходом мы вышли на задний двор. Там стоял здоровенный плоский пень, на который я и положила наш будущий обед.

— За ноги держи, — мелкая на удивление как-то подняла отцовский топор, валявшийся здесь же среди неколотых дров, и почти кинула его на шею курицы.

— Фу! — я отпрыгнула от задергавшейся тушки, но ноги ее не отпустила.

— Держи так — пусть стечет, — по-деловому бросив топор обратно, девчонка прошагала мимо меня. — Я вернусь — щипать будем, в дом не носи.

— Подожди! — остановила я ее. — Как тебя зовут?

— Фрит.

— Оля.

— Отец по-другому сказал, — Фрит вернулась в дом, а я осталась держать на вытянутых руках остывающую тушку. Странно, но мне больше не было противно.

* * *

За ощипом обеда мы с Фрит немного разговорились. Она рассказала, что у нее есть два старших брата, но они уже взрослые и уехали в какой-то город. «Неудивительно, — подумала я, — кто захочет жить здесь, если можно уехать и жить нормально?»

Фрит говорила иногда странные слова, но я старалась не забывать, что она в жизни своей ничего, кроме этого двора и кур, не видела. Как я поняла дальше, отец ее, когда не был занят в какой-то постоянной охране, каждый день гонял на лошади по окрестностям и защищал свои поля от бандитов и каких-то орков. Зачем им были нужны эти поля, я не поняла, но узнала, что с полицией в этих краях очень плохо.

Мать Фрит каждый день выгоняла их собственный табун на выпас и где-то там же косила траву на зиму. Раньше этим занимались ее сыновья, но когда они уехали, Фрит оказалась еще слишком мала для такой работы.

Мелкая даже сказала, как зовут ее родителей: Хэтсвит и Винлинд. Странные имена, но кто их, староверов, знает, как у них заведено. Имена я не запомнила, а переспрашивать было стыдно.

Мать вернулась раньше, чем мы успели начать готовить обед. Виноватая Фрит молча ушла на кухню, мне тоже ничего не сказали, просто выдали метлу — перья на заднем дворе раздувал вредный ветер, и они уже украсили изгородь, будто огромные снежинки. По мне так это было даже красиво, а вот дворником я вообще не обязана у них работать! Было обидно, но я все же ушла подметать двор и ощипывать забор.

Обедали мы втроем. Спросить, где же глава семейства, мне не позволила стеснительность. Наверное, так положено, и он обедает где-то по дороге. Было жаль, что я не смогу договориться об отъезде прямо сейчас. Но, в конце концов, он же сам мне пообещал, что сегодня мы поговорим. И я ждала.

Вспоминать и переспрашивать про то, что мать вчера сказала о моем доме и родителях, мне не хотелось тоже. Я просто сделала вид, что меня это не касается, и уныло ждала вечера. Весь оставшийся день меня направляли, поучали и заставляли работать так, будто я их домработница. Неужели куриный окорочок и тарелка супа здесь стоят так дорого? Я злилась, но перечить духу не хватало. Под конец дня, когда на небе стали проклевываться звезды, а горизонт залило алым, я уже едва могла переставлять ноги и сидела на крыльце, думая о своем: «Родители, наверное, уже с ума сошли. Мама беспрерывно плачет, а папа…» Я не знала, как нервничает мой отец, и терялась в вариантах от истерики до автоматического просмотра телевизора.

Хозяйка вышла из дверей и села рядом, сунув мне в руки щетки и мешок шерсти. Я вопросительно посмотрела на нее, не понимая, что от меня требуется.

— Да откуда ж ты такая!.. — в сердцах воскликнула мать и отняла у меня инструменты.

— Из Томска… — вздохнув, ответила я и стала запоминать, что и как нужно делать. Буду потом в классе рассказывать, что научилась прясть буквально за час. Делов-то!

Мы просидели под звездами не один час. Фрит уже давно уснула, и всю шерсть мы перечесали, не обмолвившись ни словом. И правильно, о чем со мной, обычной школьницей, увлеченной соцсетями, могла поговорить эта женщина? Я посмотрела и поняла, что ее этот вопрос вообще не беспокоит. Она привыкла сидеть вот так одна и ждать своего мужа.

Кстати, где же он? А еще обещал…

Как и вчера, я валилась с ног, и в темноте глаза не различали вообще ничего, кроме смутных очертаний построек. Я в жизни столько не трудилась, как сегодня, и совершенно точно теперь знала, что никакой отдых в деревне мне не нужен. Лучше я буду все лето безвылазно сидеть в городе и читать книжки, заданные на лето.

Как-то незаметно я заснула прямо на крыльце, и от дробного приближающегося топота копыт у меня зашлось сердце, когда я вернулась в реальность. Мне уже начинали сниться танцующие японские девочки с заячьими ушами — и тут такое!

Возвращался Хэтсвит, и он был не один.

* * *

Первым делом — позаботиться о лошадях. Это я усвоила, глядя на то, как суровые и бородатые мужчины — отец и его спутник — проскакав во двор, спешились и повели лошадей в сарай, хотя по ним было видно, что день у обоих не задался и они тоже готовы были упасть где стояли.

Со своими скакунами они возились, наверное, полчаса. А может, и того больше. Винлинд не позволила мне покинуть крыльцо и приставать к ним с расспросами, жестко вцепившись обеими руками в мои плечи:

— Цыц, не мешай.

И я замерла. Подумала, что вот так оно, пожалуй, и правильно — ждать, пока мужчина закончит свое мужское дело. А потом можно и накормить, и расспросить… За этими полусонными мыслями я совсем забыла, что на этой же лошади, которую только что расседлали и отправили отдыхать, меня сегодня должны были отвезти в полицию.

Бородатые и длинноволосые дядьки — теперь уже сразу два — сняли свои куртки и умылись из бочки с дождевой водой. Наконец они зашли в дом и по-прежнему молча уселись на лавку — хозяин во главе стола, гость по правую руку. Мы с Винлинд стояли так же безмолвно. Мать выставила на стол все, что осталось с обеда, и тогда отец, принявшись за ужин, заговорил первым:

— Много тварей порубили сегодня у ручья, завтра еще придут. Эогар поможет мне.

Названный Эогаром кивнул на меня:

— Еще одна приблудилась? Мы с Хельд троих нашли вчера — все не жильцы, — он окинул меня внимательным взглядом. — Как звать?

— Грызлова назвалась. Не в себе девчонка, не трожь, — и прежде, чем я успела что-то пискнуть, мать толкнула меня вон из кухни:

— Спать иди, нечего тебе тут выслушивать.

Я потолкалась еще немного у двери, но взрослые разговаривали так тихо, что я ничего не могла разобрать. Пришлось идти будить Фрит, чтобы отпихнуть ее к стене и освободить себе местечко для сна:

— Фрит? Фри-и-ит, ты спишь?..

— Ага...

Я разделась и легла, натянув одеяло до самого носа. Утром нужно будет постирать, наконец, свои вещи, а то совсем стыдоба.

— Фрит, а кто этот Эогар?

— Брат отца. Чего не спишь? Мешаешь же…

— Сплю, сплю, — я отвернулась и замолкла. В принципе, могла бы и сама догадаться, что они родственники. Хотя по правде, все четверо староверов, включая мелкую, были похожи, как близкая родня, светловолосые и светлоглазые. Да я и сама сошла бы за их родственницу, чего уж там. Я даже похихикала, представив нашу общую фотографию, где мы стоим в этих дурацких длинных юбках, и бородатых мужчин по бокам. Мысленно дорисовала туда же неведомых мне братьев Фрит, тоже непременно длинноволосых и суровых.

А потом вспомнила, что староверы не держат фотоаппаратов. Жаль, ну очень жаль. Красивая семья…