Родная кровь – не водица (джен)

Альбуса Дамблдора разбудил вопль.

Вчера Альбус засиделся за делами допоздна — в ожидании Дингла трудно было сосредоточиться, а тот, как назло, не спешил отчитаться старому другу о порученном деле. Хотя, что уж там, дело-то пустяковое, а Дедалус вполне мог на обратном пути завернуть к Арабелле, заболтаться под легкое вино, а то и под стаканчик Огденского — о прошлых деньках, о том же Гарри, Джеймсе с Лили, былой войне… да просто косточки знакомым поперемывать! А там уж решил, что слишком поздно для еще одного визита, отложил на завтра, да и отправился спать. С него станется.

Так что лег в конце концов и Альбус — далеко за полночь, устав от ожидания и размышлений, и к тому же так и не дописав обещанный Минерве отчет для Попечительского совета. И заснуть удалось не сразу — ох уж эта стариковская бессонница, каким бы ни был ты великим волшебником, а возраст не обманешь…

Удивительно ли, что завтрак он проспал! Впрочем, это Альбус понял позже — как и то, насколько ему повезло, и насколько было бы хуже, явись он в Большой Зал позавтракать в обществе коллег. Впрочем, обедать и ужинать ему тоже придется у себя…

А пока Альбус Дамблдор, великий волшебник и всеми уважаемый наставник, запутавшись спросонок в одеяле и не понимая, что происходит, пытался одной рукой нашарить палочку, второй — очки, а беспалочковой невербальной магией проверить охранные чары.

С чарами все было в порядке. И тем не менее кто-то явно незнакомый вопил чуть ли не на ухо, сыпал заковыристой маггловской руганью пополам с проклятиями, и Альбус решительно не мог выловить из этой слишком эмоциональной речи ни малейшего намека на личность гостя и причину скандала.

В тот самый миг, когда наконец-то нашлась палочка, а очки привычно водрузились на нос, что-то хлопнуло, словно воздушный шарик под иглой, и наступила блаженная тишина. Альбус оглядел спальню, на всякий случай выставив перед собой палочку и удерживая легкий универсальный щит. Спальня была пуста. Лишь кружились, медленно опадая на ковер и на скомканное одеяло, какие-то обгоревшие по краям красные хлопья.

Возможно, уже через пару мгновений после окончательного пробуждения он догадался бы, что именно его разбудило. Но разгадка пришла сама, незваная и крайне неприятная. Альбус едва успел зевнуть, потянуться и выпутать ноги из сбившегося в ком одеяла, как перед его лицом повис красный конверт, откашлялся чуть слышно, словно оратор перед началом публичного выступления — и заорал.

На этот раз голос был вполне узнаваем — искреннее возмущение всегда придавало милой Молли сходство с подраненной баньши.

— Директор, как вы могли?! Бедный малыш, да неужели для него не нашлось бы хорошей семьи?! Андромеда, Августа, да хотя бы и мы с Артуром! А вы! Каким-то магглам! А если бы… — Альбус икнул, махнул палочкой, но вопиллер увернулся от заклятия и продолжал сыпать чисто женскими упреками, густо замешанными на материнском инстинкте и жалости к «бедному малышу». И Альбус даже догадался, о каком малыше речь, но… Почему? С какой стати?! Как она, в конце концов, узнала?!

Наконец Молли выкричалась, вопиллер взорвался, усыпав одеяло красными клочками, а Альбус отмер, вскочил и испепелил следующий конверт на подлете. И следующий. И еще один. Нет, все же в системе доставки важной почты есть грандиознейший недостаток: ее не перекроешь! То ли дело совы, от них всегда можно закрыться, перенаправить, в конце концов, сова может не долететь! Альбус скривился. Именно это параноидальное «может не долететь» заставило его когда-то грубо и откровенно злоупотребить служебным положением и выбить себе канал министерской спецдоставки. Не как директору Хогвартса, разумеется — никакого влияния не хватило бы доказать, что школьная почта обладает важностью уровня «совершенно секретно». Но, к счастью, тогда он уже набирал вес в Визенгамоте, а времена были беспокойные…

И все же, что произошло?! Логика подсказывала, что ответ ждет в свежем «Пророке», но «Пророк», если уже пришел, должен лежать себе спокойно на директорском столе, а до него поди доберись! Вопиллеров все прибывало, Альбус отмахивался палочкой, чувствуя себя, как на поле боя под непрерывным обстрелом десятка противников. В череде хлопков и взрывов прорывались, смешиваясь, возмущенные голоса, знакомые и нет: «Вопиющее пренебрежение традициями», «Наследник Поттеров заслуживает самого лучшего», «Даже целителям ребенка не показать, что за самоуверенность», «Спасибо, что у какой-то магглы хватило ума»…

Наконец Альбус, шаг за шагом пробираясь сквозь алую круговерть из ошметков взорванных конвертов, пепла сожженных и глянцевого пергамента новоприбывших, вывалился из спальни в кабинет. «Пророк» лежал на столе, почти погребенный под грудой писем — чего и следовало ожидать, вздохнул Альбус, та же Августа ни при каких обстоятельствах не опустится до вопиллера, но и промолчать ее ничто не заставит. Как и Минерву, кстати… Ох, наверняка его еще ждет веское «А я же говорила!»

Отмахнуться от этих слегка панических мыслей оказалось не легче, чем от вопиллеров. Но все же Альбус заставил себя сосредоточиться на деле. Выставил звуконепроницаемый щит и развернул газету.

Прочитанное его не обрадовало. И даже не в том беда, что репутацию великого светлого волшебника, главы Визенгамота и к тому же директора школы, не красит такое пренебрежение судьбой ребенка, кем бы этот ребенок ни был! Неприятно, конечно. Однако не вопиллеры от обывателей делают политику, а рычагов влияния в Министерстве и Визенгамоте Альбуса Дамблдора так просто не лишить. Но то, что целители позволили обнародовать сведения о здоровье мальчика! По всем законам, писаным и неписанным, эта информация должна была сохраняться в тайне! Пусть большинство не поймет глубины проблемы, сочтя «незамеченное» проклятие всего лишь еще одним доказательством недосмотра… но меньшинство, которое понимает! Теперь в опасности и мальчик, и с таким трудом составленный план. А Волдеморт рано или поздно вернется… Но не станешь же кричать об этом на каждом углу, объясняя, что заставило выстраивать судьбу маленького Гарри именно так! Есть информация, знать которую опасно, и даже самым близким своим соратникам Альбус Дамблдор не может доверить лишних знаний. Но как объяснишь это, не раскрыв того, чего раскрывать нельзя?!

Однако уверенное: «Мы вылечим мальчика», — настораживало. Похоже, Сметвик и Смоллет не все доверили прессе. Но что они поняли? Правду? Исключено, такое не лечится! Может ли быть, что ошибся Альбус? Нет, тоже исключено! Он столько раз все проверил. Как ни печально, судьба мальчика предрешена. А обещания целителей — или ошибка, или неуместная самоуверенность, или, что вероятней, хорошая мина при неважной игре, специально для встревоженных обывателей. Встретиться с ними, расспросить? Нет, пожалуй, разговора не получится, слишком явно сквозит осуждение в каждой строчке. Оправдываться перед целителями ниже достоинства Альбуса Дамблдора, а они вряд ли откроют ему то, что сочли неподходящим для страниц «Пророка». Прикроются врачебной тайной.

Чужие тайны Альбус не любил. Временами даже считал их личным оскорблением. Но в этот раз, увы, ничего не сделаешь. Требовать сведений от целителей Мунго может только аврорат, и то — подкрепив законность требований бумажкой с добрым десятком подписей. Нет, Альбус Дамблдор мог бы раздобыть такую бумажку, но это значило — привлечь к маленькому Гарри Поттеру еще больше внимания.

Что ж, Мерлин с ними, с целителями. Гораздо важнее подумать, как теперь быть с мальчиком. Такая, казалось бы, предсказуемая Петунья оказалась дамой с сюрпризами, и каким вырастет теперь Гарри — совершенно не ясно!

Погрузившись в размышления, Альбус уже не замечал ни вопиллеров, ни появившегося на столе завтрака, ни падающих на стол новых и новых писем. Однако появления Минервы не заметить не мог. Возмущение честной гриффиндорки вполне могло потягаться по силе воздействия с десятком вопиллеров Молли.

— Альбус, это правда?! — Минерва потрясала смятым «Пророком», как будто не она когда-то целый день наблюдала за домом Дурслей, как будто не ее Альбус однажды уже убедил в необходимости отдать Гарри таким неподходящим магглам. Впрочем, тогда она не знала всего. Да и сейчас ей рано знать…

— Минерва, дорогая, — Альбус встал и успокаивающе погладил гостью по плечу. — Зачем же так волноваться. Для мальчика все обернулось не так уж плохо, верно? А сейчас, прости, — прервал он готовую вырваться возмущенную тираду, — мне нужно в аврорат. Не дело бросать Дедалуса в неприятностях, ведь он не хотел ничего дурного.

Несколько быстрых шагов к камину, пока Минерва вновь готовится возмутиться, горсть летучего пороха — и прочь, прочь, подальше от переставшего быть твердыней кабинета, от вопиллеров, Минервы, даже от собственных мыслей! После, все — после! У него еще будет время подумать, проанализировать изменившуюся ситуацию и решить, как действовать дальше.

И только в приемной аврората, уже уладив все формальности и ожидая, пока к нему выведут наверняка измученного заключением Дедалуса, Альбус вдруг понял, что еще царапало его мозг предчувствием неприятностей. Мальчик на фотографии, черноволосый славный малыш, прижавшийся к Петунье. Тот самый мальчик, которого видел он в воспоминаниях Дедалуса.

Парселтанг.

— Этого следовал ожидать, — пробормотал Альбус. — Я был прав. Что бы там ни обещали господа целители, а прав все-таки я… Но так рано?! Ах, Том, Том…

Между тем на имя Петуньи Дурсль, семьи Дурсль и даже Гарри Поттера тоже шли и обычные письма, и вопиллеры. Но, в отличие от Дамблдора, Дурсли не пользовались привилегиями спецдоставки, и совы, озадаченные чарами ненаходимости на Поттер-хаусе, сворачивали и несли письма в ящик до востребования, арендованный Верноном по совету Кристофера Вуда. Там почту разбирал сотрудник все того же Криса — проверял на проклятья, обезвреживал вопиллеры, а оставшееся сортировал эльф: возмущенные, удивленные, одобрительные, и отдельно — требующие ответа. Предложения сотрудничества для Вернона и помощи для Гарри, приглашения в гости, игрушки для детей и советы для Петуньи… Волшебники все еще помнили о том, как многим они обязаны Мальчику, Который Выжил.