Вслед за солнцем (Chasing The Sun) (гет)

See the man with the lonely eyes

Take his hand, you'll be surprised".

— Supertramp, 'Give A Little Bit'

От Приветственного пира Северус ничего необычного не ожидал. Однако Сортировочная шляпа, затянув ежегодную песню, продемонстрировала непривычную драматичность. Ей определенно удалось привлечь внимание публики.

Снейп несколько раздраженно слушал болтовню Шляпы. Та вещала о раздорах между факультетами и необходимости объединиться в эти тяжкие времена, а Северус старался подавить горечь. Подумаешь, песня опоздала на каких-то несколько десятков лет. Начинать искать решение следовало давным-давно. А теперь они вряд ли могли на что-то повлиять. Снейп мрачно оглядел центральный стол и встретил грустный взгляд Дамблдора. Северус хмуро зыркнул в ответ и продолжил следить за сортировкой.

Встав и произнеся речь, Долорес Амбридж в очередной раз доказала полное отсутствие такта и дипломатических навыков. Северус слушал вполуха. Гораздо любопытнее оказалась реакция окружающих. Коллеги с тем или иным успехом старались изобразить вежливый интерес. К примеру, Минерва сидела со сжатыми губами, раздувая ноздри, — известный признак опасности. Несколько развеселившись, Снейп перевел взгляд на учеников.

Ну конечно, большинство хихикали и шептались, развлекаясь насмешками над новым преподавателем и не обращая внимания на то, что она говорила.

“Да уж, — подумал Северус, — они и впрямь сожрут ее заживо”.

Примерно половина стола Равенкло, в основном старшие, вроде бы слушали. Они хмурились и щурили глаза — похоже, поняли, что на самом деле происходит.

Из Хаффлпаффа внимала всего пара человек, остальные вообще не обращали внимания. Северус отметил, что в центре стола осталось свободное место. Кажется, там обычно сидел Седрик Диггори.

Слизерин, к вящему неудовольствию Снейпа, вообще не игнорировал речь Амбридж. Северус так и знал: в этом году его ждут проблемы. Отвлекся даже Драко. Зельевар оглядел стол — слишком много сыновей и дочерей Пожирателей смерти. У доброй четверти учеников отцы носили Темную метку, а большинство остальных были тесно связаны с последователями Лорда.

Северус надеялся, что в смутные времена они прислушаются к своему декану, но отчего-то в этом сомневался.

Он перевел взгляд на гриффиндорцев. Из всего факультета слушал лишь один человек, и зельевар нисколько не удивился. Оперевшись подбородком на руку, мисс Грейнджер с прищуром уставилась на Амбридж. Выражение лица всезнайки было самое мрачное. Похоже, во всей треклятой школе лишь она оказалась способна использовать серое вещество между ушами по назначению.

Поморщившись, Северус вспомнил, что теперь Грейнджер примется отравлять ему жизнь и во внеурочное время. Что ж, может, узнав, что на самом деле происходит, она сумеет держать своих твердолобых приятелей под контролем. Впрочем, на это Снейп мало надеялся. Гриффиндорка и раньше с ними плохо справлялась.

* * *

Семестр для Гермионы начался не слишком удачно. Обязанности старосты отнимали больше времени, чем она рассчитывала, деятельность Амбридж внушала опасения, характер Гарри испортился, а сама Грейнджер уже начала ссориться с Роном. Обычно это случалось позже.

Военное время в Хогвартсе не слишком отличалось от мирного. Хотя, если приглядеться, некоторые учителя казались более уставшими или напряженными. Ученики вели себя как прежде — они просто не верили в произошедшее. Даже Снейп, казалось, не изменился, что Гермиону немного разочаровало. Она надеялась заметить какой-нибудь признак его деятельности, но зельевар просто стал еще злее. Без всякой видимой причины на первом же уроке зельеварения он макнул Гарри мордой в грязь. Это не сулило ничего хорошего грядущей работе ученика целителя. Теперь Гермиона стала переживать и об этом.

Первый же урок Защиты полностью провалился. Стоило Гермионе увидеть формулировку целей предмета, как она раскусила планы Министерства. Мало того, что новая профессорша стремилась пошатнуть всё обучение, но и относилась к ученикам, словно к трехлеткам.

Гермиона клокотала от злости уже через двадцать минут. Как правило, чтобы окончательно разочароваться в преподавателе и поставить на нем крест, у нее уходило куда больше времени. Прошли долгие месяцы, прежде чем, подобно друзьям, Грейнджер начала подозревать Снейпа. Вплоть до прошлого года она даже не испытывала к нему ненависти. Неудивительно, что Гарри сорвался. Однако Гермиона встревожилась. Ясное дело, Амбридж послали его скомпрометировать и Гарри только облегчил ей задачу.

Слухи, как всегда, разлетелись мгновенно. Через час уже гудела вся школа. За обедом Гермиона огляделась, пытаясь понять, как отреагировали однокашники. Большинство Гарри не поверило, но похоже, главным образом потому, что просто не хотели верить. Некоторые отрицали слишком пылко, слишком громко, а под внешней бравадой скрывался испуг. Плевать: в конце концов Гарри и раньше пытались оклеветать, а в итоге он обычно оказывался прав. Гермиона отмахнулась от своих подозрений и решила сказать мальчикам, что все поверили во вранье “Ежедневного пророка”. Если честно, она и так была достаточно напугана.

Грейнджер покосилась на центральный стол. Амбридж сидела между Макгонагалл и Снейпом. Оба ее игнорировали. Жаба выглядела надменной и самодовольной, что ужасно раздражало. Макгонагалл, почти не разжимая губ, шепталась с Дамблдором. Снейп, на первый взгляд, не обращал ни на кого внимания. Он воззрился на свою тарелку, будто та нанесла ему личное оскорбление. Свой стул зельевар отодвинул как можно дальше от Амбридж. Очевидно, среди профессоров она была популярна не более, чем среди школьников.

Гермиона недоуменно уставилась на директора и покачала головой. Как он позволил такому случиться? Дамблдор так могуществен, но Министерство умудрилось заставить его участвовать в подобном идиотизме. Школьникам ведь важно научиться защищаться, а вместо этого вышел чистый фарс.

Разозлившись, Гермиона отодвинула тарелку и вместе с друзьями вылетела в коридор.

* * *

Всего через несколько дней в полпервого ночи Гермиону вытащил из постели домовый эльф. Он сообщил, что ее вызывают в Больничное крыло. Зевая, протирая мутные со сна глаза, почти дрожа от нервного возбуждения, она помчалась через пустынный замок. Немного погодя ее нагнал портрет Дайлис, через рамы следовавший за ней по пятам.

— Начинается, — тихо сказала Дайлис. — Предупреждаю, Гермиона, сегодня все будет плохо.

Та сглотнула:

— Насколько плохо?

— Ну, кровотечения нет, — подчеркнула Дайлис, — так что могло быть и хуже. Но сейчас ты собственными глазами увидишь результат Круциатуса. Северусу сильно досталось. Не спрашивай почему, понятия не имею. Вообще никогда ни о чем не спрашивай, это не наше дело. Он отчитывается перед другими, мы лишь должны помочь ему поправиться, и только. Говорить он сейчас все равно не может. Не уверена, осознает ли он твое присутствие. Мы с Поппи знакомы с ним с одиннадцати лет, но так и не понимаем до конца, на что он способен, где предел его возможностей.

Гермиона снова сглотнула и ускорила шаг.

— Так что мне делать?

— Сегодня ничего. Просто смотри. Однажды, когда Поппи будет занята, проделаешь все сама. Есть заклинание, помогающее стабилизировать нервную систему и снять гипервозбуждение, вызванное проклятием. Другое — для уменьшения боли. Скорее всего, он будет дико потеть, поэтому пригодятся мягкие заклинания охлаждения и очищения. Вот и все, больше ты ничем не поможешь, пока действие проклятия не ослабнет. Гляди в оба и запоминай все, что сможешь. Завтра мы с Поппи обсудим с тобой ситуацию и научим заклинаниям.

— Хорошо.

— Кстати, попробуй достать где-нибудь раму — может, Минерва подскажет, где хранятся запасные, — и повесь недалеко от своей кровати. Тогда я смогу тебя сразу позвать, когда понадобится, не тратя время на домовых эльфов.

Гермиона рассеянно кивнула, более озабоченная нервным ожиданием предстоящего. Когда она добежала до Больничного крыла, ее широко открытым глазам предстала пугающая сцена. На одной из коек без мантии, ботинок и сюртука, с закатанными до локтей рукавами рубашки лежал Снейп. Несмотря на закрытые глаза, он был в сознании. Его спина на мгновение выгнулась, из горла вырвался хрип, а лицо исказилось. Мадам Помфри быстро водила волшебной палочкой вдоль тела профессора. Она быстро оглянулась, кивком указала Гермионе на место в сторонке и продолжила манипуляции.

— Ты узнала, какой уровень? — деловито поинтересовалась Дайлис.

Мадам Помфри рассеянно кивнула.

— Говорит, седьмой. Я думаю, семь с половиной или восемь.

Гермиона растерянно наблюдала, как целительница хлопотала вокруг безмолвно корчившейся фигуры. Похоже, мадам Помфри проделывала подобное множество раз. Происходящее странным образом напоминало сериал “Катастрофа”⁽¹⁾, но кое-что радикально отличалось, не считая, конечно, отсутствия электричества и присутствия магии.

В итоге Гермиона осознала, в чем дело, когда спохватилась, что игнорирует пациента, и упрекнула себя за это. Она тут же поняла, что старая медсестра также, в общем, обходит его самого вниманием. Помфри суетилась вокруг Снейпа, накладывая чары и пытаясь стабилизировать нервную систему, но не говорила с ним и, более того, не прикасалась к зельевару. Гермиона ее не осуждала — в конце концов, это же Снейп — но для целительницы такое пренебрежение выглядело как-то странно.

Гермиона решила уточнить у портрета Дайлис. Бывшая директриса смерила ее удивленным взглядом, постепенно сменившимся задумчивым и оценивающим.

— Ему это не нужно. Шпионажем профессор занялся еще до твоего рождения, он почти патологически независим.

— Но ведь участие и прикосновения помогают, не так ли? Психология в медицине играет огромную роль…

Гермиона с обычным для нее пылом окунулась в целительство и магловскую медицину. Она начала рьяно поглощать все книги, которые только могла отыскать, еще до того, как получила согласие мадам Помфри.

Грейнджер заработала еще один задумчивый оценивающий взгляд.

— Помогают, конечно, — наконец произнесла Дайлис, — если только их принимают. Этот человек скалу переупрямит.

Гермиона сглотнула и подошла ближе к койке, не отрывая глаз от Мастера зелий. Тот почти потерял сознание. Его лоснящаяся, побледневшая сильнее обычного кожа истекала потом, сальные пряди волос прилипли к тонкому лицу. Челюсти судорожно сжались, и на щеке дергались мускулы. Глаза плотно закрыты. Все его тело сотрясалось от боли, а перенапряженные нервы дрожали и горели. Снейпа колотили дикие спазмы. Побелевшими руками он вцепился в простыни.

“Мне все равно”, — твердила про себя Гермиона.

Снейп ей никогда не нравился, да и не доверяла она ему, и не уважала, как других учителей. С другой стороны, в отличие от Гарри и Рона, она не питала к зельевару ненависти до прошлого года. Жестокое унижение, которому после заклятия Малфоя Снейп подверг ее у всех на глазах, причинило ей ужасные страдания. Гермиона всегда стеснялась своих больших зубов. Даже само упоминание вслух было болезненным, а уж безжалостная злоба и насмешка на лице преподавателя и вовсе подлили масла в огонь. “Не мог посмеяться над зубами кого-нибудь другого?” — подумала Гермиона с горечью, не в первый и не в последний раз.

Она ненавидела Снейпа как никого больше в целом мире. Но сейчас, глядя на распростертое тело, не могла бросить его лежать вот так — одиноким, в корчах безмолвной агонии. Редкие стоны, прорывавшиеся вопреки усилиям сквозь плотно стиснутые кривые зубы… Да любой другой на его месте истошно орал бы.

Очень осторожно, в полной уверенности, что совершает ошибку и что Снейп совершенно не заслуживает её помощи, Гермиона протянула руку и взяла его за левую кисть.

Ответной реакции Грейнджер не ожидала. Все его тело напряглось, долю секунды она думала, что сейчас он на нее бросится или отдернется и заорет. Ничего подобного не произошло. Напротив, пальцы Снейпа судорожно сжали ее руку, почти причиняя боль, а затем профессор повернул голову и приоткрыл глаза.

Как-то лет в семь или восемь на прогулке с родителями Гермиона наткнулась на сбитую машиной лису. Всё её тело было переломано, дорога вокруг залита кровью, одна из задних лап практически оторвана, а челюсть раскрошена. Несмотря на травмы, лиса еще жила. Несколько бесконечных мгновений Гермиона наблюдала безмолвное страдание в ее глазах. Оно потом месяцами снилось Гермионе в кошмарах.

Сначала, увидев, кто к нему прикоснулся, Снейп изумился, а потом взгляд черных глаз профессора стал таким же, как у умирающей лисы. Гермиона думала, он молчит из чистого упрямства и нежелания демонстрировать слабость, но сейчас, глядя на него, осознала, что он просто не в состоянии кричать: слишком, слишком много боли. Затем глаза Снейпа снова закрылись, а пожатие усилилось, он до боли стиснул руку Гермионы, пока его тело сотрясали жуткие судороги. Гермиона ощутила дрожь профессора и рефлекторно сжала его кисть, пытаясь отвлечь и утешить, а заодно и уберечь собственные пальцы от перелома. Однако Грейнджер все еще сомневалась: ведь это был ненавистный Снейп, да вдобавок еще и Пожиратель, мало ли на чьей он стороне.

Какая странная дилемма! Гермиона с сомнением уставилась на лицо зельевара, словно впервые его увидела. Левую бровь рассекал небольшой шрам, через щеку тянулся очень тонкий, почти невидимый, белесый след другого. Глубокие борозды врезались между ртом и искривленным носом, глубокие морщины залегли в уголках глаз, обведенных темными кругами, на челюсти темнела щетина. Гермиона раньше не разглядывала профессора или не обращала внимания.

Спазмы ослабели, Снейп неровно выдохнул, открыл глаза и взглянул на нее с отчаянной и почти душераздирающей благодарностью. Гермиона мрачно осознала, что больше не может его ненавидеть. Снейп лишил ее даже этого. Кем бы ни был профессор, он — человек, страдающий от боли. Грейнджер отвела глаза, не желая знать, что еще скрывает его взгляд.

Хватка снова болезненно усилилась, а судороги еще сильнее сотрясли все тело зельевара. Гермиона вспомнила о Пожирателях смерти и невольно посмотрела на предплечье Снейпа. На бледной коже четко темнела Метка. Гермиона впервые видела знак Тьмы вот так, на ком-то. Смеющийся череп со змеей заставили ее содрогнуться от отвращения и изумления: что заставило Снейпа сделать этот выбор и преклониться перед Волдемортом?

С усилием отводя глаза от зловещего пятна, Грейнджер оглядела всю руку профессора, старательно избегая его взгляда. Та оказалась удивительно худой, костлявое запястье легко охватывалось двумя пальцами. В то же время он так крепко цеплялся за Гермиону — похоже, профессор был куда сильнее, чем могло показаться на вид. Он уже всерьез причинял ей боль.

Гермиона отметила обилие шрамов. В крохотных порезах и мозолях на руках от зелий не было ничего странного, как и в некоторых других отметинах, ведь, в конце концов, Снейп — Пожиратель смерти. Но небольшие точки на сгибе руки пониже закатанных рукавов и побледневшие следы на запястьях смотрелись парадоксально.

Внезапно Гермиона вынырнула из своих мыслей, когда профессор что-то нечетко пробормотал, заговорив впервые с того момента, когда мадам Помфри спросила его об уровне.

И чуть громче снова повторил:

— Поппи...

Целительница подняла глаза, остановила свои манипуляции и поспешила наклониться. Они обменялись понимающими взглядами, и Поппи кивнула:

— Хорошо. Давай, Северус. Я готова.

Гермиона непонимающе наблюдала, как Снейп кивнул и закрыл глаза, дрожа и стуча зубами. Через секунду он издал агонизирующий вопль, выгнулся дугой, его тело сотрясла судорога припадка. Мадам Помфри наклонилась над ним, Гермиона откинулась назад, пытаясь не мешать, но Снейп, отчаянно вцепившийся ей в руку, не разжал пальцы даже на пике конвульсий, удерживая на месте.

По телевизору судороги никогда не выглядели так страшно. Врачи суетились вокруг пациента, старались, чтобы он не прокусил язык и всё такое, но затем наступало облегчение. Через несколько минут Гермиона поняла, что в реальности конвульсии не собираются ослабляться или прекращаться. Зельевара трясло, его конечности спазматически дергались, а тело так корчило, что, казалось, кости не выдержат и сломаются. Он истекал потом и бессвязно мычал от боли. Затем, к ужасу Гермионы, он потерял контроль над сфинктерами, кашляя и задыхаясь от рвоты, истекая мочой, слюной и слезами, смешивающимися с кровью из носа.

На происходящее было страшно смотреть. Самоконтроль уже не помогал, не спасало и упрямство. Мадам Помфри наложила очищающие чары, смрад блевотины крови и мочи ослабел, но все попытки утихомирить нервную систему оказались тщетны.

— Неужели вы больше ничего не можете сделать? — дрожащим голосом спросила Гермиона, и целительница печально покачала головой.

— Нет, пока припадок не прекратится. Северусу придется справиться самому. Уходите, если желаете, мисс Грейнджер, вы еще слишком мало знаете, чтобы участвовать.

Гермиона отрицательно покачала головой. Пусть помочь она не в состоянии, но вполне в состоянии набраться смелости наблюдать за происходящим. Кроме того, она не была уверена, что сможет уйти: Снейп явно не контролировал свое тело, но мертвая хватка его пальцев, скользких от пота, не ослабевала.

— И каждый раз вот так? — спросила Гермиона больше для того, чтобы отвлечься от тошнотворно-увлекательного зрелища.

— Нет. До припадков доходит крайне редко. — Мадам Помфри запнулась. — Но бывают другие травмы. То, что вы видите сейчас, — исключительно последствия Круциатуса.

— А о каких уровнях вы говорили?

— А... — Лицо целительницы смягчилось. — Это личная шкала боли профессора Снейпа. Он оценивает уровень страданий по шкале от одного до десяти. — Полуулыбка погасла. — В лазарет он приходит при уровне больше шести. Уровень между семь и восемь средний, больше бывает редко. Как только боль падает до четырех и ниже, он способен, по его собственному утверждению, преподавать, — добавила она, глядя на корчащуюся фигуру взглядом, полным крайнего неодобрения. — Но лучше, если нам удается снизить муки хотя бы до второго уровня.

— То есть не обезболить полностью?

Помфри устало фыркнула:

— Обычно у нас нет на это времени, мисс Грейнджер, — прямо ответствовала она. — Припадок, который вы наблюдаете, продлится еще очень долго. Нервы профессора более-менее успокоятся в лучшем случае к завтрашнему дню, и Северус начнет восстанавливаться. А боль пройдет ближе к понедельнику, если раньше его снова не призовут.

Гермиона печально обдумала услышанное.

— Как часто это происходит? — наконец, спросила она.

— Это продолжается лишь пару месяцев, — пояснила медсестра. — А во время учебного года его не призывают столь часто. Сами-знаете-кто понимает, что профессор не всегда может с легкостью покинуть замок. Летом Северуса призывали каждые два-три дня. Если всё будет так же, как во время первой войны, то стоит ожидать призыва примерно раз в неделю.

— И ему приходится всегда проходить через подобное?

— Нет. Такого не выдержит даже профессор Снейп. Его не всегда наказывают. На самом деле, пока что наказывают реже, чем во время первой войны. И зачастую он сам может себя подлечить. Серьезное взыскание, как сегодня, случается где-то через четыре раза на пятый, и результат не всегда столь ужасен. Вам не повезло, мисс Грейнджер, вы сразу окунулись в омут. Ситуация редко бывает хуже сегодняшней.

— Гарри проклинали когда-то, но он не упоминал ни о чем подобном.

— Гарри Поттера ни разу так не проклинали, он бы не выжил, — хмыкнула Дайлис. — Это не единичное проклятие и даже не парочка. Это последствия длительных, целенаправленных, безжалостных пыток. Судя по силе реакции и последовавшему припадку, вероятно, Северуса пытали по меньшей мере полчаса практически без перерыва.

— Но почему? — ужаснулась Грейнджер.

— Кто знает, — тихо ответил портрет. — Может, отказался повиноваться Сама-знаешь-кому по приказу Дамблдора, может, не выполнил требование Сами-знаете кого, не знал ответа на некий вопрос. Или просто у Сами-знаете-кого было мерзкое настроение. Северус немногое рассказывал, но нам известно, что Сами-знаете-кто сильно изменился со времени первой войны: стал агрессивнее и непредсказуемее.

Гермионе показалось, что прошли часы, прежде чем Снейп внезапно потерял сознание, то есть кризис закончился, и хватка профессора ослабла. Гермиона медленно отпустила его руку, тщательно вытерла ладонь о мантию и сжала пальцы, морщась от боли. Затем, отступив от кровати, стала наблюдать, как целительница наводит порядок.

— Ну вот, — тихо произнесла Помфри через несколько минут, — это и есть военные будни, мисс Грейнджер, вот чем занимаются целители Ордена. Что думаете о своем крещении огнем?

— Просто варварство, — отозвалась Гермиона.

Снейпа низвели до животного уровня. Никто не заслуживает подобного, и она не могла понять, какой извращенный ум способен сотворить такое с человеком. Потирая руку, Грейнджер поколебалась, а потом посмотрела Поппи Помфри в глаза.

— Когда профессор Снейп пытался расстаться с жизнью? — тихо спросила она.

Мадам Помфри застыла.

— Не понимаю, о чем вы, мисс Грейнджер, — после долгой паузы, наконец, произнесла целительница.

Гермиона невесело улыбнулась.

— Я же говорила, что дома просмотрела множество медицинских передач. Я узнала шрамы на его запястье. Они слишком глубоки для самоповреждений и слишком точны для нечаянного ранения. Попытка самоубийства, верно? — Осознав свои слова, Гермиона сглотнула. — Простите. Это не мое дело.

К счастью, Снейп все еще лежал без сознания. По крайней мере, Гермиона очень на этой надеялась, ведь если зельевар притворялся, она в дерьме по самые уши.

Немного подумав, Поппи кивнула:

— Это было очень давно, в его юности. — Последовала еще одна пауза, и Гермиона снова ощутила на себе оценивающий взгляд, казалось, целительница серьезно что-то обдумывает. — Ты можешь еще что-нибудь сказать о его шрамах?

— Ну… следы на сгибе руки, — неуверенно начала Гермиона.

Взгляд мадам Помфри вспыхнул неожиданным интересом.

— Да?

— Это… маглы называют их “дорогами”. Это следы иглы, регулярных инъекций шприцем. Может, профессор Снейп диабетик или что-то вроде этого?

— Нет. Он не принимает медикаменты подобного рода.

— Но тогда… — Грейнджер заколебалась.

— Продолжай.

— “Дороги” часто бывают признаком наркотической зависимости, — неуверенно продолжила Гермиона, — как правило, героиновой.

Неожиданно целительница вздохнула с невероятно усталым видом.

— Ох, Северус, — тоскливо пробормотала она, глядя на неподвижное тело. — Да. Иногда он употребляет героин и другие наркотики. Хочется верить, что несколько лет он их не принимал, хоть следы и остались. Если он снова начал, то разве что в последние несколько недель, после последнего медосмотра. Я спрошу его позже.

Гермиона недоверчиво на нее уставилась. Снейп — героиновый наркоман?

Поппи продолжила:

— Не смотри на меня так. Он более-менее знает, что делает. — Ведьма проницательно посмотрела на Гермиону. — А почему вы переживаете, мисс Грейнджер? — мягко спросила она, не агрессивно, не обвиняюще, но что-то давало понять, что вопрос этот куда важнее, чем кажется. — Разве вы не ненавидите профессор Снейпа, как многие из ваших товарищей?

— Ну, в общем, да, — нервно ерзая, признала Гермиона. — Но… всё же… никто не должен так страдать. — Она беспомощно кивнула в сторону койки, вспоминая животную боль в глазах зельевара и отчаянную благодарность. — Думаю, я не смогу его больше ненавидеть. Не сейчас.

— Я говорила тебе, — пробормотала Дайлис из рамы.

Целительница и портрет обменялись долгими обеспокоенными взглядами. Гермиона непонимающе за ними наблюдала.

“Говорила что? Что я не такая сука, чтобы продолжать ненавидеть человека, который прошел через такую боль?”

Наконец, мадам Помфри вздохнула, почти смиренно кивнула и повернулась к Грейнджер.

— У меня для вас поручение, Гермиона, — без экивоков сказала она. — Даже несколько. Во-первых, вы никому не должны даже намеком дать понять, о чем я вас попрошу. То есть вообще никому. Ни родителям, ни друзьям, ни моим коллегам. Даже профессор Макгонагалл не должна знать, что вы занимаетесь чем-то помимо изучения целительства. Ни директор, ни Гарри, ни Рон. Я понятно выразилась?

Настойчивость в голосе Поппи не оставляла сомнений: что бы ни происходило, это крайне важно.

— Обещаю, — озадаченно кивнула Гермиона.

Колдунья еще мгновение посверлила ее взглядом и продолжила:

— В равной степени не намекайте ни об этой, ни о какой другой из подобных ночей профессору Снейпу. Он был в беде и нуждался в помощи. Вне лазарета он не пациент, а ваш учитель. Понимаете?

— Да, — снова кивнула Гермиона.

В предупреждении не было нужды, она не собиралась обсуждать увиденное. Сегодня профессор нуждался в помощи, но утром будет с горечью вспоминать эту ночь, а заодно и свою ученицу. На следующих уроках зельеварения Гермиона намеревалась вести себя, как мышка, не привлекая никакого внимания.

— Далее, что касается профессора Снейпа. Буду крайне признательна, если вы сообщите обо всем необычном, что заметите. Например, странные шрамы или другие необычные повреждения.

— Хотите, чтобы я за ним шпионила? — недоверчиво спросила Гермиона.

Дайлис рассмеялась.

— Мерлин, деточка, разумеется, нет, — заверил портрет, — он тебя тут же раскроет и убьет. Нет, может, случайно заметишь что-нибудь на уроке. Если у тебя не получится заглянуть в Больничное крыло, я сама передам Поппи, меня любой портрет пустит в раму.

— Хорошо.

Мадам Помфри мотнула головой, снова бросая быстрый взгляд на неподвижную фигуру на койке.

— Отлично. Теперь поручение. Идем сюда.

Она отвела Гермиону в свой кабинет и подошла к одному из ряда выстроившихся вдоль дальней стены шкафов, где содержались медицинские карты всех ныне здравствующих нынешних и бывших студентов Хогвартса. Вытаскивая толстенную папку, целительница посмотрела на нее, вздохнула и протянула Гермионе.

— По-хорошему, не стоит этого делать, но доверюсь инстинктам, — несколько загадочно сказала ведьма, придерживая папку. — Возьмите ее и, ради Мерлина, все время держите при себе. Ни в коем случае не потеряйте! Никто не должен знать, что она у вас, никто не должен прикасаться к ней или даже ее видеть. Храните папку в тайне и читайте только в одиночестве. Прочтите от корки до корки, затем вернете. — Она поколебалась и добавила: — Это будет неприятное занятие.

Озадаченная и сбитая с толку такой таинственностью, Гермиона кивнула и взяла папку, недоуменно ее рассматривая. Ей хотелось спать, а завтра предстояли уроки. Похоже, все выходные пройдут за чтением. Уменьшив папку волшебной палочкой, она аккуратно сунула ее во внутренний карман и повернулась к улыбающейся медсестре.

— Скоро все поймете, дорогая. Пока волноваться не о чем. Поспите немного, вы сегодня держались молодцом.

— Спасибо.

— Не благодарите. — Мадам Помфри грустно улыбнулась и взглянула на портрет Дайлис. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

* * *

К утру кисть Гермионы распухла, на тыльной стороне проступили синяки и отпечатки пальцев. К счастью, это была левая рука — легко спрятать, не привлекая внимания. Гермиона пользовалась только правой рукой до самого урока зельеварения. К этому времени она уже совсем вымоталась — с трудом заснула после увиденного.

А вот Снейп не походил на человека, который провел полночи в мучительной агонии. И на героинщика он тоже не походил, решила Гермиона, исподтишка за ним наблюдая. Профессор выглядел, как обычно, с привычной отталкивающей физиономией расхаживал по классу и разносил старания учеников в пух и прах. Какое-то время постоял возле Гермионы — возможно, ждал, что она на него посмотрит или как-нибудь намекнет (жестом или словом) на происходившее прошлой ночью. Но Грейнджер низко пригнула голову, притворившись, что крайне увлечена смешиванием ингредиентов. Тогда зельевар снял абсолютно ни за что по пять очков с Рона и Гарри и удалился в кладовую, оставив троицу обмениваться озадаченными и возмущенными взглядами.

— Вечно он так! — скривился Гарри, возвращаясь к растиранию засушенных листьев.

— Угу, — философски согласился Рон, помешивая зелье. — Есть кое-что неизменное в мире: вода мокрая, огонь горячий, а Снейп — скотина.

Гермиона, сдерживаясь, прикусила губу, хотя в душе согласилась с друзьями. Но злиться не могла: тут же накатывали воспоминания о хриплом дыхании зельевара и попытках сдержать крик.

К концу урока она снова обнаружила рядом с собой Снейпа, наблюдающего за работой Невилла. Профессор, очевидно, караулил, когда гриффиндорец, как на каждом уроке, совершит неизбежную ошибку. Долго ждать не пришлось: под взглядом Снейпа Невилл всегда нервничал, собственно, потому профессор на него и уставился. Наконец повалил дым, и Снейп с почти непристойно злобным ликованием на лице принялся распекать Лонгботтома.

Подходя ближе к своей жертве, профессор вытащил что-то из кармана мантии и уронил это в сумку Гермионы. Пока все наблюдали, как Невилла размазывают в пух и прах, — кто с сочувствием, кто со смехом, кто с явным облегчением, что досталось не им, — Гермиона сунула руку в сумку и порылась среди учебников. Пальцы нащупали маленькую керамическую баночку. Вытащив находку наружу, Гермиона с удивлением ее осмотрела. На этикетке знакомым остроконечным почерком, который Грейнджер неоднократно наблюдала внизу своих эссе с ехидными комментариями, было кратко нацарапано: “От синяков”.

Уставившись на спину Снейпа, продолжавшего ядовито распекать Невилла, Гермиона изумленно покачала головой и опустила баночку во внутренний карман к уменьшенной папке, до которой так пока и не добралась. Происходящее внезапно стало сюрреалистичным.

Сославшись после ужина на незавершенную домашнюю работу, Гермиона оставила Гарри и Рона в общей комнате сражаться в шахматы, а сама сбежала в спальню. Вечер был ранний, и комната еще пустовала. Задернув полог кровати, Гермиона аккуратно наложила вокруг всевозможные охранные чары. Она уселась, скрестив ноги, и принялась изучать загадочную папку. Рядом примостился Крукшанкс. Потянувшись погладить кота, Гермиона поморщилась от неприятных ощущений в кисти и вспомнила о маленькой баночке. Вытащила ее, открыла и с интересом понюхала жирную густую мазь.

— Как думаешь, Крукс, он хочет меня отравить? — вопросила Грейнджер. Честно говоря, она удивилась, что Снейп заметил синяки на ее руке, да еще и предложил помощь.

“Боюсь, я недостаточно тщательно почистила стручки кислолиста”, — уныло решила она. Несомненно, профессор убьет ее за подобное пренебрежение зельем, хоть и сам явился тому причиной. Пожав плечами, Гермиона набрала немного мази и стала осторожно втирать ее в руку.

Мазь приятно холодила кожу, пульсирующая боль тут же ослабла. Гермиона расслабилась, а мазь продолжала охлаждаться. Согнув пальцы, Гермиона шикнула от ощущения холода, казалось, в руку проникает лед. Кот фыркнул на баночку и негромко мяукнул, всей своей плоской мордой выражая одобрение. Мнению Крукшанкса Грейнджер доверяла с конца третьего класса и не поддалась порыву стереть мазь, не дав той впитаться.

Через несколько минут холод полностью притупил ощущения, и стало даже приятно. Поудобнее устроившись на подушках и открыв загадочную папку, Гермиона приступила к чтению.

Сначала она разочаровалась: внутри оказалась обычная медицинская карта ученика. Но заголовок все объяснил.

"Имя учащегося: Северус Тобиас Снейп".

Гермиона с трудом перевела дыхание, осознав, что держит в руках.

— Ну, теперь понятно, почему я должна это скрывать, — пробормотала она Крукшанксу.

Медицинская история Снейпа… Боже, что там за тайны? Прежде всего бросалось в глаза, что папка была куда толще обычного. Гермионе не следовало читать карту… Узнай Снейп, он ее просто придушит, такие записи должны оставаться строго конфиденциальными. Но, видимо, мадам Помфри имела серьезные основания передать ей эти материалы. К тому же, Гермиону просто раздирало любопытство. Из всех учителей Снейп был самым загадочным. Да, он состоял в Ордене, но о самом зельеваре Гермиона ничего не знала, помимо того, что профессор, как заметил Рон, вел себя как скотина.

Гермиона продолжила читать.

"Пол: Мужской

Дата рождения: 09.01.1960".

Это тоже стало неожиданностью. Гермиона знала, что зельевар учился в школе с Сириусом и Люпином, то есть ему за тридцать, но выглядел он куда старше. Вспоминая первый класс, Гермиона поняла, что за эти несколько лет он резко постарел. Неудивительно — он все время находился под жутким давлением.

"Факультет: Слизерин

Даты обучения: сентябрь 1971 — июнь 1978

Ближайшие родственники: Тобиас Снейп, магл; Эйлин Принц Снейп, чистокровная".

Гермиона чуть не уронила карту. “Снейп — полукровка?” — воскликнула она, лишь потом сообразив, что произнесла это вслух. Грейнджер с признательностью посмотрела на волшебную палочку: слава богу, догадалась наложить Силенцио.

Она всегда считала, что профессор — чистокровный маг, хотя, если подумать, никто не утверждал подобного. Грейнджер даже представить не могла, что полукровку допустят на Слизерин. “Как странно… Интересно, кто еще об этом знает?” Учителя, конечно, в курсе, но догадываются ли слизеринцы о статусе крови главы своего факультета?

Гермиона прервалась, чтобы проверить наложенные заклятия и убедиться, что никто ее не увидит и не услышит, а потом перевернула страницу. Первая запись датировалась началом сентября семьдесят первого. В начале учебного года все ученики проходили плановый медосмотр. Записывали их рост, вес, проводили базовую диагностику. Мадам Помфри также добавляла от себя несколько пометок по каждому студенту, свое первое впечатление о новичках. Гермиона как раз дошла до такой записи.

“Комментарии: Рост — нижняя граница среднего уровня, в рамках нормы. Вес значительно ниже положенного, гигиену не соблюдает. Следы старых травм, большей частью шрамы на руках, спине и ребрах. Ничего серьезного, но в комплексе с другими признаками может означать возможное домашнее насилие. Серьезных заболеваний не переносил. Выглядит тихим, одиноким, вежливым мальчиком, хорошо развитым, но несколько замкнутым. Наблюдать”.

Гермиона вздохнула.

— Ну, Крукс, до сих пор я узнала только, что Снейп — полукровка, в детстве был коротышкой и асоциальным грязнулей стал с младых ногтей. Веселенькое предстоит чтиво.

Она снова перевернула страницу.

Первый задокументированный визит в Больничное крыло случился меньше, чем через неделю после первой записи. Сломанная рука. Комментарий мадам Помфри звучал стандартно: тщательно зафиксированное описание травмы, назначенного лечения, а затем мнение о причине и прочих наблюдениях.

“Перелом объяснил результатом падения. Нет явных признаков лжи, но звучит неправдоподобно. Пришел в сопровождении подруги, мисс Эванс из Гриффиндора, которая явно смущалась, подтверждая слова мальчика. Похоже, над новичком издеваются — вечная проблема слизеринских полукровок. Подозреваю, это первый из множества визитов”.

Грейнджер уставилась на краткую заметку.

— Снейп дружил с гриффиндоркой? Очень странно, — пробормотала она, — ну ладно, посмотрим, что дальше.

Дальше последовал еще ряд травм, довольно незначительных. Мадам Помфри трактовала большую часть как результат драки или травли, но прямых доказательств не было, а Снейп, похоже, уже в одиннадцать умело врал. Его первая подруга, Эванс, еще несколько раз фигурировала в записях, обычно в роли сконфуженного свидетеля падения или несчастного случая. Пару раз она защищала Снейпа, когда отмечалось, что еще несколько учеников посетили Больничное крыло с ушибами, нанесенными юным слизеринцем.

К концу первого года здоровье Снейпа несколько поправилось. Веса ему все еще недоставало, но был уже в рамках нормы, к тому же мальчик немного подрос. Поведение его почти не изменилось, он вел себя тихо, вежливо и замкнуто.

Гермиона перешла к записям следующего года.

“Вес значительно снизился, много синяков, отказ соблюдать гигиену. Домашнее насилие заметно невооруженным глазом, отправила директору запрос на проверку”.

— Мадам Помфри предупреждала, что чтение окажется малоприятным, — пробормотала Гермиона, переворачивая страницу.

На втором курсе стычки с другими учениками умножились. Грейнджер удивилась, увидев, как часто среди жертв и обидчиков Снейпа встречаются имена Мародеров. Мадам Помфри в основном только документировала повреждения, но она не преминула отметить участившиеся взыскания Снейпа. Большая часть описанных случаев казалась несерьезной банальщиной: ушибы, синяки, иногда слабые заклинания, но одно происшествие выделялось.

Снейпа принесли без сознания, ужасно раненого: сломанная нога, трещина черепа и множественные внутренние кровотечения.

“Комментарии: Инцидент во время отборочных соревнований по квиддичу. Упал с метлы, примерно с двадцати футов, судья отвлекся и не замедлил падение. Отказывается объяснять случившееся — стесняется? Злится? Не уверена…” — далее неразборчиво.

Ниже шла еще одна запись, очевидно, добавленная позже.

“Визит мисс Эванс. Сказала мне: “Это не был несчастный случай, Сев отлично летает”. На отборочных матчах полно болельщиков, однако свидетелей не нашлось. Полагаю, мисс Эванс права, но нет доказательств, что падение не случайно”.

Остаток года прошел без существенных изменений, а к началу третьего курса Снейп снова вернулся из дома похудевшим и израненным. О результатах расследования директора не говорилось ни слова. В коротких комментариях мадам Помфри отметила: “Гормональный фон изменился, начинает ломаться голос”.

Грейнджер не очень-то хотелось знать о вступлении в пубертат собственного преподавателя, но она взяла себя в руки.

Третий год протекал подобно второму. Только заклинания, используемые и Снейпом (в основном против Джеймса и Сириуса), и против него становились все мощнее и враждебнее. Единственным исключением из привычного течения дел стала запись о том, что голос Снейпа сломался перед Пасхой, а рост его ускорился.

Дочитав записи четвертого курса, которые отличались от предыдущих только пометками о растущей агрессии, Гермиона поняла, что уже далеко за полночь. Закрыв папку, она сунула ее под подушку и потрогала руку. Холод почти ушел, но синяки значительно побледнели. Сняв с полога заклинания, Гермиона соскользнула с кровати и отправилась чистить зубы и переодеваться.

Наконец она свернулась клубочком в обнимку с Крукшанксом и принялась размышлять над прочитанным. Похоже, Снейпу приходилось несладко. Мадам Помфри подозревала, что дома он подвергался насилию, в школе его травили, а еще он часто воевал с Мародерами, и это только подливало масла в огонь. В папке скрупулезно описывалась медицинская сторона, поэтому судить, что происходило на самом деле, было тяжело. Гермиона решила — когда дочитает, обязательно обсудит записи с мадам Помфри. Решив, что домашнюю работу лучше оставить на завтра, а выходные посвятить чтению фолианта и разговору с целительницей, Грейнджер закрыла глаза и провалилась в глубокий сон, перед тем лениво подумав, кто же такая эта Эванс? Имя звучало смутно знакомо.

1) Драматический британский сериал о рабочих буднях отделения неотложной помощи.

Вернуться к тексту