Знакомьтесь, Джо Блэк (гет)

— Я не знаю, как меня звали раньше. Ты знала меня? Поэтому подошла тогда, на улице? — он был обеспокоен и даже, кажется, немного боялся. И не думал этого скрывать.

— Мне показалось, что ты похож на одного человека. Но мы не были знакомы близко.

— А теперь?

— Теперь я не уверена, что ты — это он.

— Кем он был? — Джо встал, прошелся по комнате.

— Может быть ты расскажешь, как…

— Нет, — перебил он ее резко, — нет.

— Хорошо, — Гермиона тоже встала, подошла к окну, из которого открывался прекрасный вид на Лондон. — Он был моим учителем.

— Учителем? — он встал рядом. — Это точно не я. Не представляю себя в этой роли.

— Ну, учителем он был так себе, если честно, — сказала Гермиона, улыбаясь, — но… — она повернулась к нему. — У нас в школе случилось кое-что, один… маньяк напал и… в общем, многие погибли — и ученики, и учителя. Я могла бы спасти тебя… его и не спасла.

— Вот как, — он смотрел на нее задумчиво. — История, мало напоминающая правду.

— Другой нет.

— А что если, — он сжал ее подбородок, заставляя смотреть в глаза, — а что если мои криминальные дружки из прошлой жизни нашли меня и подослали тебя? Мне кажется, это более правдоподобно.

Гермиона резко высвободилась, с трудом удерживаясь от желания вмазать ему по носу изо всей силы.

— Никто меня не посылал! Да, я думала, что ты — это он, но не могла понять, почему ты меня не узнаешь!

Про магию говорить было не ко времени.

— Прости, — он снова сел на диван, сцепляя руки в замок и не глядя на нее, — прости. Я очнулся в больнице, раненый, отравленный какой-то дурью. Меня еле откачали, врач, повезло, попался въедливый, он меня с того света вытянул просто на упрямстве. Жизнь вернулась, а память — нет. Я надеялся, что однажды все прояснится, но… Ни документов, ни телефона, ничего. Татуировка на руке и шрамы на шее, вот и все…

— Татуировка и шрамы, — эхом повторила Гермиона.

— Я, видимо, был удачлив до определенного момента — не было отпечатков в базе данных, никто меня не искал, или плохо искал... Потом я смылся из больницы, выживал как-то. Это длинная и достаточно унылая история…

— Я могу помочь тебе вспомнить, — Гермиона села рядом с ним, — это немного неприятно, но зато действенно.

— Нет, — он помотал головой, — если бы ты соврала мне, что в той жизни мы были вместе, я бы еще подумал, но — нет. Мой акцент говорит о том, что я вырос не в самых респектабельных районах. Меня никто не искал, значит — я был никому не нужен, татуировки и то, что я был почти что убит, тоже наводит на не очень веселые мысли. Я не хочу вспоминать.

Гермиона подозревала, что Снейп был упрям, и, видимо, Джо мог поспорить с профессором своей упертостью. Применять же Легилименс насильно она хотела меньше всего, если он — просто магл, то неизвестно, как на него, потерявшего память, подействует это заклинание, а если — профессор Снейп, потерявший каким-то образом память, то надо быть аккуратнее вдвойне.

— Хорошо, — она встала и направилась к двери. — Наверное, нам не стоит больше встречаться?

— Ты мне не перестанешь нравиться, даже если ко мне внезапно вернется память… И я буду ждать тебя, ну, например — через два дня, тут, как обычно в одиннадцать. Ты придешь?

Стоило приходить? Была ли возможность не приходить, когда уверенность в том, что перед нею чудом спасшийся Снейп, росла?

— Я приду, — сказала она, с печалью замечая, как просветлело его лицо.

Дома, наскоро перекусив и заставив посуду мыться самостоятельно, а белье — стираться, Гермиона села за обеденный стол и взяла чистую тетрадку из стопки таких же. Написала на обложке: «Джо Блэк (Северус Снейп???)» и несколькими пассами волшебной палочки зачаровала тетрадь так, чтобы никто, кроме нее, ее прочитать не смог. Обычная практика, Белинда приучила — частная жизнь пациента свята.

Надо было записать все, что она знала на сегодня, но Гермиона медлила, составляя в голове примерный план. Ей не хотелось признаваться себе: она не хотела писать об этой истории сухим языком историй болезней. «Пациент Дж.Блэк рассказал, что не помнит никаких событий, которые предшествовали его ранению. Он не помнит никаких значимых событий своей жизни. Отказывается верить в магию. Привычки значительно отличаются от привычек С.Снейпа…» От таких фраз Гермиону передергивало. Она закрыла тетрадь и отложила ее в сторону. Она успеет еще записать…

Гермиона прошла по дому, взмахивая палочкой, словно дирижируя оркестром. Она наводила порядок: отправила грязные вещи в стирку, расставила по местам разбросанные книги, поменяла белье в спальне на хрустяще-свежее. Она распахнула все окна, впуская в дом теплый ветер, смешанный с ароматом азалий, цветущих в саду. Метелка следовала за ней по пятам, аккуратно заметая в скользящий следом совок мусор. Через полчаса дом засиял чистотой и не осталось уловок, которые бы позволили не возвращаться к истории болезни Джо.

Открывая тетрадь, Гермиона спросила себя, хотела бы она, чтобы Джо оказался Снейпом, но отвечать не стала. Неважно — Снейп он или нет, теперь ее обязанностью было максимально быстро разобраться с ситуацией и передать ее (и Джо тоже) тем, кто был более компетентен.

Она стала быстро писать:

Джо Блэк (Северус Снейп?) потеря памяти. Если предположить, что Дж.Б. — магл, то возможно, диагноз поставлен верно — диссоциативная фуга. Однако, наблюдался спонтанный выброс магии (поймал упавшую бутылку, при этом остальные предметы, находящиеся рядом спонтанно левитировались Дж.Б.) Есть вероятность (внешнее сходство, спонтанная магия), что Джо Блэк — Северус Снейп, считающийся до настоящего времени умершим в 1998 году. Возможно, использовав порт-ключ (?), он перенесся в магловский Лондон, в больницу, однако комплекс причин (яд Нагайны, плюс медицинская магловская, а не магическая помощь, плюс окклюменция) привели к тому, что воспоминания оказались заблокированы.

Однако, как и при магловской диссоциативной фуге, первоначальная личность оказалась полностью поглощена новой.

Гермиона отложила в сторону перо. Надо было максимально подробно описать все встречи, но ей не хотелось не только описывать, а даже вспоминать, как она вела пальцем по его руке, как он перехватил ее ладонь, как одновременно угрожающе и беспомощно потребовал остановиться. Было ли в Джо хоть что-то от Снейпа? Гермиона не слишком хорошо помнила нелюбимого гриффиндорцами профессора, ни разу в школьные годы не рассматривала его пристально и уж тем более не задумывалась о том, каков он вне школьных стен, наедине с женщиной. Даже сейчас, только недавно расставшись с Джо, она не могла представить Снейпа в роли соблазнителя. Сколько бы разумных доводов ни приводила она сама себе в пользу того, что Джо может быть Снейпом, Гермиона не могла в это поверить. Потому что — ну не мог ей понравиться Снейп, никак не мог!

Снейп был, конечно, гениальным волшебником (по некоторым данным, останься он жив, считался бы самым сильным), выдающимся зельеваром и настоящим героем, но при этом он был желчным, злобным и, что было тоже важно — неопрятным. Он мог быть сто раз некрасивым, но что мешало ему быть аккуратным? Или это вечная нехватка времени и сил? Тяжелое детство, когда просто никто не научил следить за собой, юность, когда все усилия на этом поприще кажутся напрасными? Ну а потом, в относительно тихие, спокойные времена? Привычка? Видимо, теперь Джо отдувался за все годы неопрятности — он был даже чересчур аккуратным и брезгливым чистюлей. Снейп, как мужчина, не понравился бы ей никогда, но Джо… Мог ли Снейп так смешить, быть таким предупредительным и веселым, мог очаровывать, откровенно заявляя о своей симпатии? Был ли он так умел в приготовлении зелий, как Джо — в приготовлении соусов? Было бы так же интересно наблюдать за тем, как он разделывает ингредиенты для Веритасерума, как Джо — свеклу для салата? Было ли в Снейпе хоть что-то привлекательное? Гермиона не знала и знать не хотела, потому что ей нравился Джо. Оставалось только повторять себе, что от искренней симпатии до более глубоких чувств — пропасть.

Гермиона не стала писать дневник наблюдений, ругая себя за малодушие и обещая исправиться прямо завтра. Но следующий день оказался тяжелее обычного: в Лютном, прямо посреди улицы, какой-то последователь дела Наземникуса умудрился устроить взрыв. От незадачливого торговца краденым даже и мизинца не осталось, погибших никого, кроме него, не было, но взрывом зацепило многих.

— Когда же наведут порядок, и Лютный навсегда исчезнет? — один из целителей с трудом оторвал от скамейки вцепившегося в неё волшебника. Тот смотрел на мир расфокусированным взором и ни за что не хотел покидать своего места. — Вот что с ним такое?

— Никогда Лютный не исчезнет, — Белинда подошла к несчастному, пару раз провела над его головой палочкой. — Вас что, не учили диагностику проводить? Что не ясно?

Целитель кивнул и занялся лечением прямо на месте.

Через пару часов «тяжелые» были отправлены в нужные отделения, большинство — в отделение Белинды Кэррол, остальные отпущены по домам с обязательством прийти на повторный осмотр.

— А публика та еще, — заметила Белинда, когда она и Гермиона вместе возвращались на отделение, — ты заметила того, рябого? Ему бы у нас полежать, но как прытко он смылся, как только полегчало.

— Вельмина Вайс, белокурая, такая пышечка… У нее проблемы с памятью?

— Надеюсь, это ненадолго. «Приближение» должно помочь.

«Приближение» было зельем, появившимся случайно в ходе наблюдения и лечения Алисы. Гермиона вздохнула. Надо было назвать зелье именем Алисы, но тогда это казалось ненужным. А теперь было поздно что-то менять.

— Ты все еще ходишь унылая, — Белинда резко остановилась, — вздыхаешь. На тебя это не похоже. И ты пропустила две супервизии. Не говори, что ты была загружена. Супервизия — часть твоей работы. Я жду тебя сегодня в семь вечера.

У кабинета Белинды Гермиона остановилась, чтобы собраться с духом. Надо же, еще недавно она шла на супервизию, точно зная, что после ей станет легче, а вопросы, которые тяготили, найдут свое решение. Сегодня идти к Белинде не хотелось: из-за Алисы, из-за Джо и из-за тех чувств, которые вызывали в ней обе истории.

Белинда, посмотрев на стоявшую на пороге Гермиону, кивнула в сторону удобного кресла (специально трансформированного из стула) и встала, чтобы заварить чай. Белинда готовила чай только сама. На небольшой спиртовке стоял стеклянный чайничек, в котором уже закипала вода, рядом располагалась шкатулка с заваркой. Шкатулка была волшебной: в зависимости от того, кто ее открывал, в ней менялся сорт чая. Гермионе сегодня попался Ройбуш, кисловато-сладкий, с успокаивающим ароматом. Чаинки танцевали, складываясь в рисунок и пробуждая сожаления о том, что она не верит в предсказания.

— Мы можем сидеть хоть до полуночи, Гермиона, но я все-таки питаю надежду оказаться дома еще сегодня. Итак... Алиса Лонгботтом. Мне кажется, эта ситуация снова требует разбора. И я надеюсь, ты сама сможешь мне показать, где твое поведение было непрофессиональным, а вместе мы разберемся с тем, почему так случилось.

Подумать только — раньше такая привычка Белинды тут же обозначать болевые точки и намечать план по решению вопросов восхищала Гермиону, но сегодня она почувствовала только глухое раздражение.

— Может быть, ты просто устала? Не стоит гореть на работе, никому на пользу такое горение не идет… — Белинда заговорила чуть мягче.

— Я виновата в том, что случилось с Алисой. Я взялась, и у меня не вышло. Надо было проявить больше старания, больше… нельзя было отвлекаться на другое!

— На что?

— Это личное, — Гермиона спокойно встретила сканирующий взгляд Белинды. — Это не только моя тайна. Я расскажу, но потом…

— Что же мне делать с тобой, Гермиона? — Белинда смотрела на нее без осуждения, скорее сочувственно, и если бы Гермиона не знала, какой жесткой она может быть, ни за что бы не поверила — столько теплоты было в ее голубых глазах.

— Понимаю, что последнее время я вела себя не совсем правильно. Но я уже обдумала это и обещаю не взваливать на себя больше, чем могу потянуть. И обещаю, что в стенах клиники буду вести себя… профессионально и… корректно.

— Тебе тут тесно, Гермиона. Тебе кажется, что мелкие задачи — не для тебя? Возможно, так и есть. Ты мне очень напоминаешь одну девушку, которая… которая когда-то считала так же, но и из нее вышел толк. Я верю в то, что ты сможешь найти баланс, и я помогу тебе. Я сейчас тоже веду себя не совсем правильно, — Белинда отпила из чашки. — Но давай прекратим это и все же проведем супервизию. Итак, начнем сначала…

И все же Гермиона решила не рассказывать о Джо, боясь, что Белинда убедит ее как минимум познакомить их. Нет, для этого было еще рано.

Прощаясь на пороге клиники, Гермиона как бы невзначай спросила Белинду:

— Что бывает, если маг потеряет память где-нибудь, где никто его не знает и никто не может помочь? В смысле — не будет магической помощи?

— Не сталкивалась с такими случаями, — Белинда с интересом посмотрела на Гермиону. — Могу только предположить. Потерявший память маг будет думать, что он обычный человек. Но в определенных ситуациях, если случится что-то, то, скорее всего, будет спонтанный выброс такой силы, что убьет мага. Зависит от того, насколько сильным был маг, почему потерял память. Если способности незначительные, то, может, и жив будет, а окружающие решат, что он... — Белинда щелкнула пальцами, вспоминая нужное слово, — экстрасенс. В средневековье могли бы и сжечь. Впрочем, все это — почти голая теория.

— Спасибо, — Гермиона задумалась и едва кивнула в ответ на слова прощания Белинды.

Она еще пару минут постояла в переулке, после чего аппарировала к дому.

"Неизвестно, — думала Гермиона, — что проще — научить Джо магии или вернуть ему память. А главное — что лучше для него?"

Через несколько дней она аппарировала на задний двор дома, в котором жил Джо. Огляделась и вышла на улицу, где сразу же заметила его. Джо ждал ее у подъезда, подняв воротник пиджака и сдвинув солнечные очки на лоб, и выглядел немного нелепым и — Мерлин, помоги! — милым.

— Хочу гулять. День классный, не сидеть же нам все время дома? И суп ты не любишь, а поэтому — к черту суп, — он протянул ей руку. — Привет?

— Привет.

Не выпуская ее руки он пошел вдоль по улице.

— Ты же не возражаешь? Или, — он резко остановился, — ты боишься, что нас увидят вместе?

— Все в порядке. Я с радостью погуляю, — ответила она, но стоило ему отвлечься на звонок мобильного, как Гермиона тут же наложила на них чары, рассеивающие постороннее внимание.

— Я покажу тебе мой Лондон. Нет, вру, это только часть моего Лондона. Ты хотела, чтобы я рассказал о себе? Что ж…

Они зашагали рядом, но встречная толпа разделила их — Гермионе пришлось пропускать степенных матрон, и тогда Джо поймал ее, приобнял за плечи, так легко и спокойно вламываясь в ее личные границы, как когда-то Снейп в сознание Гарри. Он сразу заговорил, не давая ей времени возразить, держал крепко, не давая вывернуться, а ей, по правде говоря, не очень-то и хотелось. Он был друг, просто друг и только друг, особенно если не вспоминать про случайный поцелуй.

Они шагали в такт по улицам, и он рассказывал ей о Лондоне, о том, как узнавал этот город — возможно заново, а может быть — впервые. Он рассказывал, как ходил по этим улицам, как несколько раз заблудился, как не мог понять равнодушия прохожих, не замечавших красоту, среди которой они жили.

Он завел ее в маленький магазин — сама бы она его никогда и не заметила. В нем торговали индийскими товарами, в том числе — специями. Джо растирал между пальцами кумин и рассказывал, как познакомился с хозяином этой лавочки, а тот уже спешил к ним с небольшим подносом, на котором стояли чашки с самым вкусным в мире чаем.

И дальше, дальше, дальше...

Они запрыгнули на площадку туристического автобуса, поднялись наверх. Ветер растрепал ее прическу, он отвел волосы от ее лица и посмотрел так серьезно, что у нее дух захватило. Это переходило все границы и следовало это все остановить.

— Джо, что ты делаешь? — спросила она тихо.

— Рассказываю о себе, — он пожал плечами, пряча глаза за темными очками, — я решил, что не буду от тебя ничего скрывать. Кем бы ты ни была и чем бы это для меня ни кончилось. Понадеюсь на удачу. Смотри-смотри, сейчас будет отличный вид…

Он видел красоту деталей, и Гермиона стала понимать, почему он ходил в небольшую галерею, где и началось их знакомство. Ему нравилось искать необычное в обычном, его душа жаждала волшебства и магии, чего-то удивительного, мистического, как бы он ни пытался убедить себя в обратном…

— А ты расскажешь о себе? — они опять шли пешком, вдоль Темзы.

— В другой раз. Джо… подумай о том, чтобы все-таки попытаться вспомнить свое прошлое. Если это диссоциативная фуга, то однажды ты проснешься и не поймешь, где ты и как ты тут оказался, забудешь все, что было за эти годы, и не вспомнишь об мне. Если ты читал, то знаешь — конец стадии фуги означает стирание всех воспоминаний новой личности, наряду с восстановлением прежней личности. Если ты только захочешь, я помогу тебе сохранить воспоминания о том, что было… что было все эти годы.

Он смотрел на нее, хмурясь.

— Я прочитал про фугу все, что возможно, и решил, что у меня что-то другое. Я не уезжал, хотя... черт его знает. Я привык думать, что та жизнь кончилась навсегда и теперь у меня — иная жизнь.

— Если бы я могла оставить все как есть, я бы оставила, — сказа она серьезно, — но так нельзя. Это опасно и для тебя.

— Опасно?

— Плохо, нехорошо.

— Что ты знаешь обо мне такого, чего не хочешь говорить? Мне не верится, что дело только в том, что однажды фуга внезапно закончится, хотя мне лестно было бы думать, что ты боишься стать для меня никем. Но я так не думаю. Дело в другом. Я все-таки не был твоим учителем? Было что-то иное, так? Я прав?

— Нет, ты был учителем, и я подумать не могла, что однажды буду гулять с тобой вот так, как сейчас. Ты не совсем обычный человек. У тебя есть способности…

— Сейчас ты мне скажешь, что мир полон людей Икс и я один из них? — он поморщился.

— Люди Икс? Это кто?

— О, боги, ты что, фильмы совсем не смотришь? Ты кроме работы что-то видишь?

— Очень редко и очень мало. Не уводи тему в сторону, я все равно…

— Тогда… я не понимаю. Зачем ты пришла сегодня? — он снова резко остановился и снова резко опустил очки на глаза. — Зачем? Если я тебе не нравлюсь, то для чего ты приходишь? Только из-за того, твоего учителя? В нем все дело? Но ты говорила, что вы не были ни близки, ни дружны. Загладить вину перед почти чужим человеком?

— Мои друзья, да и я… мы были несправедливы к нему, правда, и мы не знали всего и…

— Это неважно теперь. Его нет, я — не он в любом случае, даже если по какому-то фантастическому стечению обстоятельств был им когда-то. Я не хочу возвращаться в ту жизнь.

— Неужели тебе не интересно, кем ты был, каким ты был? Какой была твоя жизнь?

— Я был счастлив?

— Я не знаю…

— Да ладно, Гермиона. Был?

— Я не могу судить.

— Значит не был. Семья? Любимая женщина? Лучшая в мире работа? Хотя ты говорила — учитель, ужас просто. Что было там такого, ради чего стоило бы туда возвращаться?

— Это очень сложно объяснить. И не здесь, посреди улицы.

— Значит, у меня есть шанс увидеть тебя снова. Давай сегодня не будем о моей памяти. Я чертовски проголодался. Тут рядом есть итальянский ресторан. Никогда никому бы не признался, но тебе можно — там отличная паста. Пойдем?

Если бы не то, что он — возможно — Снейп, если бы не то, что он может быть опасен для себя и окружающих, если бы не Рон, которого она любит, если бы… Если бы они встретились в иных обстоятельствах, что было бы тогда? Он же не мог ей нравиться, не мог и все же — он ей нравился.

Просто нравился, как нравились многие мужчины. В это же не было ничего угрожающего для ее брака. Симпатия — одно, любовь — совсем иное. Симпатия необходима для того, чтобы общение было приятным, но слишком много ее надо, чтобы она переросла в любовь. И уж точно это не случится со Снейпом. К этому нет никаких предпосылок. А то, что она думала о нем часто, объяснялось просто: он ее пациент, пусть пока сам об этом не знает…

Права Белинда, нельзя уходить в работу с головой.

Если бы он был просто Джо Блэком! Вот если бы он был просто Джо.

Она размышляла об этом, сидя в ординаторской и делая записи в документах для выписки, рассеяно скользила глазами по страницам, перечитывала по нескольку раз. Ей казалось, что в воздухе до сих пор витает запах базилика и фоном звучит тихая грустная песня на итальянском. Гермиона захлопнула очередную историю болезни и уронила голову на руки.

Надо было уйти сразу, не позволять ему снова вести ее за собой, снова бродить с ним по улицам. И нельзя было позволять ему снова целовать ее. Они уже попрощались, договорившись, что Гермиона позвонит на днях, он задержал ее руку в своей, а потом коснулся губами ее губ. Легко, почти случайно.

— Тебя не смущает, что я — замужем?

— А тебя? Ты приносила клятвы верности, не я. Тебе и решать — выполнять их или нарушать.

— Я люблю Рона.

Он развернулся к ней, упираясь в стену так, чтобы не дать ей ускользнуть. Пристальный, почти немигающий взгляд завораживал, ей снова почудилось — он врет, он все помнит и сейчас произнесет: "Легилименс!" и узнает все ее тайны. Гермиона отвела взгляд.

— Ты так настойчиво пытаешься вернуть мне воспоминания. Зачем? Что тебе надо от меня, Гермиона? Или кому-то другому? Что такого важного я должен вспомнить?

— Я хочу помочь тебе как другу. Можешь считать, что я дура, но я верю в дружбу между женщиной и мужчиной. У меня есть друг, он...

— Да, — он прижал пальцы к ее губам, и у нее перехватило дыхание от этого интимного жеста больше, чем от поцелуя. — Конечно, дружба между женщиной и мужчиной возможна, но я сказал — дружба между нами. Между мной и тобой. Ты действительно веришь в это?

Она вполне владела собой, своими эмоциями, но тело ее предавало. Сердце колотилось так громко, что его было слышно, наверное, на соседней улице. Горло пересохло, а колени подгибались. Если бы он не стоял так близко, она бы наплевала на все и аппарировала прямо у него под носом и пусть будет, что будет. И все же она не решалась пошевелиться — любое, даже незначительное движение уменьшило бы и так минимальное расстояние между ними. Воздух вибрировал, загустевал вокруг них, становился горячее и суше. Гермиона слышала, как хрустят ветки над ее головой: будто дерево в ужасе пыталось отодвинуться от них.

— Отпусти меня, Джо, — голос звучал неестественно высоко. Мерлин, да что ж такое! Как взять себя в руки?

— Не я тебя держу, Гермиона, — он оттолкнулся от стены и сложил руки на груди. А вот ехидная улыбка— знакома, разве что злобы в ней меньше, чем в школе. И стоило ему отодвинуться от нее, как все встало на места: утих ветер, пропала жара и дерево с едва заметным шелестом опустило свои ветви…

Надо было что-то сказать, обидное, хлесткое, сломать ход беседы, надо было сделать хоть что-то!

— Я же тебе не нужна. Тебе просто надо поставить галочку в каком-то своем длинном списке? Модный шеф-повар, завидный холостяк, мечта девушек и вдруг встретил отказ? Ты хочешь уложить меня в койку просто ради спортивного интереса?

Он рассмеялся:

— Списки? Никто и ничто не зставит меня общаться с женщиной, если она мне не нравится. Я всегда говорю прямо, я ненавижу эти пиздострадания и попытки обмануть себя. Ты мне нравишься и это все.

— Ну что за глупости, — вот теперь она действительно рассердилась.

— Хорошо, — он рассмеялся, — я влюбился в тебя.

— Еще лучше! Чтобы влюбиться, сперва надо узнать человека и…

— Ты же так не считаешь, правда? Не прячься за банальностями. Когда влюбляешься, тогда и хочется узнать человека лучше, иначе не бывает, хотя… ты у нас психиатр, тебе виднее.

— Ну что ты нашел интересного во мне?

— Может быть, мне интересно, почему запах твоих волос напоминает о Рождестве? Мне интересно, какого цвета твои глаза в сумраке осени. Они у тебя меняют цвет, ты знаешь? И почему, когда ты грустишь или сердишься, как сейчас, то все равно кажется — ты вот-вот улыбнешься. Мне интересно это и еще много чего, — он легонько коснулся пальцем ее лба. — И мне интересно, о чем ты думаешь и что чувствуешь, как без этого?

— Послушай, Джо, — она стала говорить с ним, как с ничего не понимающем с первого раза Локхартом, — мы взрослые люди, так? И мы вполне можем остаться в рамках дружеских отношений, потому что…

— О, боги! Ты будто в своей клинике! Все проще. Просто давай проведем эксперимент, — он резко развернулся, поймал ее подбородок пальцами, дернул вверх. И снова взгляд глаза в глаза. — Один поцелуй. А потом решим, что делать. Возможно, мне после твоих слов уже и не понравится, и вот тогда-то мы будем дружить.

Она даже не успела кивнуть или оттолкнуть его.

Как же хорошо, как правильно это было! Это был поцелуй, который мог заменить собой все — еду, сон, отдых и, кажется, даже воздух, его хотелось длить и длить до бесконечности. Джо тихо застонал, резко прерывая поцелуй:

— И ты предлагаешь мне дружить? Мне не восемнадцать, и я был уверен, что с легкостью контролирую свое тело, но, черт возьми, не с тобой. — Он положил руку ей на затылок, прижался лбом к ее лбу. Его дыхание было тяжелым, таким же, как у нее. — Ну! Значит, дружба? Отвечай!

Да. Дружба. Не более того. Она скажет ему это, но сейчас... Сейчас она не хотела говорить ни о чем. Один поцелуй. Еще всего один, ей хватит этого впрок, хватит, чтобы не сожалеть.

Она провела ладонью по его лицу от виска к подбородку, изумляясь, до чего трясутся у нее руки, и сама поцеловала его.

Он вжимал ее в стену, словно хотел слиться с ней воедино, вобрать ее, чтобы не приходилось расставаться.

— Нет, нет. Нет, — она вывернулась из его объятий, сорвалась с места, завернула за угол, не позволяя себе оглянуться и, убедившись, что на улице никого нет, аппарировала.

Зря она все это затеяла. И зря продолжала. Жаль, даже маховик времени не поможет ничего исправить, а как было бы заманчиво отмотать время обратно и никогда не узнавать, что есть такой — Джо Блэк. Никакой это не Снейп! Еще ни разу так отчетливо не было видно — Джо совсем, совсем другой! Он один из миллиона простых людей. Никаких мук совести за убийства, за то, что все равно не в силах был изменить. Он так органично вписан в этот мир, а теперь — тащить его в магический? Мерлин, помоги! Скажет ли он ей спасибо? Не возненавидит ли, и не разойдутся ли их дороги? Хотя... они конечно же должны разойтись, так должно быть в любом случае, даже если он все-таки — не Снейп. Тогда, выходит, она создаст ему кучу проблем и оставит в магловском мире? Но его выбросы магии — как с ними быть? У нее своя жизнь, у него — будет своя, та, которую он выберет. И, наверное, они смогут встречаться, как друзья, если он ее не убьет за все то, что она сделала.

Гермиона закрыла глаза, с ужасом понимая, что она не переживет, если им придется расстаться навсегда.