Трихартс (джен)

— Герцогова печать — вот что нужно двум странствующим. С ней никакие войты, никакие алхимики не страшны!

— Откуда ты знаешь? — спросила Эмеральд.

— От дедушки. Он был астроном — я говорил? — и, хоть жил на землях Кадабрафилда, сумел устроиться под крылышком славного герцога Атбатского. Никто дедушку тронуть не посмел!

— И как раздобыть печать?

Удушающая серость мастера Лецтмедцина осталась позади, и прилив бодрости окатил Эмеральд. Раскрасневшаяся и уже привыкшая к езде, она смотрела на каменные домики с островерхими черепитчатыми крышами, запорошенные чистым снежком. Снегопад окутывал этот город завесой сказочности — совсем как на открытках мастера Траумсона.

— Поедем в особое место и возьмём разрешение на демонстрацию фокусов, — деловито заговорил Польдо. — Смотри, стойла для лошадей. Оставим Алмаза здесь?

— Нужны деньги, — ответила Эмеральд, наблюдая, как толстяк купец расплачивается с хозяином временных конюшен.

— Пока есть.

Под суровым взглядом Эмеральд Польдо пояснил:

— В той деревне, что рядом с устроителем, крестьяне прямо-таки не знают, куда деваться от богатства. Их распирает! А я немножко помог. Чуть-чуть тому, чуть-чуть другому. Нам ведь нужно купить тёплые вещи. С зимой не шутят.

Эмеральд не возражала. Они оставили белоснежного Алмаза в стойле и пошли куда глаза глядят. То есть, это для Эмеральд — куда глаза глядят, а Польдо, по-видимому, пункт назначения был прекрасно известен.

— Я читал дедушкин дневник, — бормотал Леопольд, пока они слонялись от одной узкой улочки к другой (Эмеральд касалась заледенелых камней на стенах и испытывала от этого неизъяснимое удовольствие). — Высокая башня, флюгер-гномик, под крышей — огромные часы. Как же она называлась-то? Башня правосудия?

Над ними трескотня, точно от телеграфа, — стайка грачей промелькнула стрелой. Леопольд остановился, поглядел в небо, сбился с мысли. Снежинки попадали ему в глаза, заставляя часто моргать — смешно.

— Ярмарка! — вскрикнула Эмеральд, когда они вышли на просторную чистую площадь.

Разноцветные шатры, прилавки ломятся — сыр, колбаса, с пылу с жару лепёшки (рядом — походные печки), краснощёкие торговки, улыбающиеся мальчики со съехавшими набок шапками, балалаечники в нелепых костюмах (одна большая заплатка из сотен маленьких), шуты в пёстрых колпаках чуть не до земли, и где-то вдали — бубен, и задорный свист, распугивающий птиц, и громкие хмельные выкрики. У Эмеральд глаза разгорелись: вспомнила беззаботные деньки у фрау Гесс, когда сама стояла за прилавком.

— Побудешь здесь? — спросил Леопольд, глядя на её сияющее лицо. — Я сам найду дорогу к башне. Вон она, кажется, видна.

— Ага.

Ноги уже сами несли Эмеральд к бубенцам, дуракам и запаху пышных булочек.

— Может, тут шубы да шапки продаются, — крикнул ей вдогонку Леопольд, — присмотри нам что-нибудь!

Она помахала мешочком со смолгольдами, который немного ранее был оставлен ей на хранение.

* * *

Эмеральд бродила меж торговых рядов и вдруг наткнулась на прелесть невиданной красы: на зелёной бархатной ткани сияли драгоценные каменья, да какие! Изумрудная брошка-лягушка с рубиновыми глазами, серебряная подвеска — ни дать ни взять свет луны безоблачной ночью, браслет с кошачьим глазом, прекрасная камея на белом агате с филигранно вылепленной женской головкой. У Эмеральд дух захватило от всего этого. И сразу — по ассоциации со всем прекрасным — воспоминание о мастере Траумсоне и его гостинице, сказках о далёких путешествиях и потрясающих всякое воображение землях. Эмеральд с трудом подняла глаза, чтобы полюбоваться не только украшениями, но и тем, кто их создал. (То, без сомнения, человек-солнце, человек-полубог, затмевающий собой всё сущее, ползающее, бегающее и летающее).

Молодой ювелир, державший в руке прекрасные часы на цепочке, встретил улыбку Эмеральд ясным, добрым, искренним взором. Худоват, прыщеват, но в целом миленький — темнобровый шатен с глубокими карими глазами.

Только разве это творец?

Эмеральд продолжала улыбаться. Не слишком красив, но его сияющие дети полностью прощают ему эту вину. Неловок — его серебряные кольца — чистейшая грация. Смущается — его топазовые перстни кричат за него.

— Выбрали что-то? — спросил он вежливо.

Эмеральд вздохнула.

— Я, к сожалению, за другим пришла, — сказала она (и в мыслях отметила его голос — такой певучий и звонкий, как хорошо натянутая струна).

Ювелир продолжал улыбаться.

— Это...это же вы сделали? — спросила Эмеральд, снова не в силах оторвать взгляда от сверкающих совершенств.

— Да, всё я, — ответил он, слегка наклонив голову (ваш покорный слуга).

— Очень красиво, — прошептала она.

— Благодарю.

Эмеральд до смерти хотелось продолжить разговор. Видимо, единственный способ — купить что-нибудь.

— Вот эта лягушка, — протянула указательный пальчик Эмеральд. — Она по какой цене?

— Двенадцать смолгольдов.

"У меня только семь", — подумала Эмеральд и покраснела.

— Прекрасно подходит к платьям на выход, — начал ювелир, видя нерешительность покупательницы (и только усугубляя её смущение). — Видели бы вы, как она сияет под лучами солнца! И, конечно, особенно подходит рождённым в год изумруда. И вообще всем, конечно. А на такой прелестной мадемуазель, как вы, брошь будет смотреться шикарно, дорогая...

— Эмеральд, — поспешила ответить "дорогая".

— Так вы изумрудного года! — всплеснул руками ювелир. — Знаете, а ведь я тоже. Потому делал эту брошку с особенным трепетом. Вложил в неё себя, очень много себя...

Ювелир запнулся, взглянул на Эмеральд, кашлянул и сказал:

— А знаете что? Я уступлю вам её за полцены. Если... Если вы согласитесь прогуляться со мной. Кхм.

"Кажется, я понравилась ему", — подумалось Эмеральд.

Ещё ни разу не замечала она внимания со стороны противоположного пола.

— Да, — сказала она, — давайте. Я приезжая и... Может быть, вы покажете мне город?

Вроде бы, так заигрывали курортные красотки с красивыми постояльцами пышных отелей (в детстве Эмеральд тайком от родителей читала брошенные на чердаке амурные романы).

— Вы не здешняя? — почему-то обрадованно переспросил ювелир. — Уже нашли, где остановиться? Просто... В доме, где я снимаю квартиру, пустует прелестная светлая комнатка.

— О, — сказала Эмеральд, — это очень хорошая новость. Я поговорю с моим попутчиком.

При слове "попутчик" молодой ювелир будто уменьшился в росте.

— Моим товарищем, — добавила Эмеральд. — И будущим коллегой.

— Думаю, у нас найдётся место и для него, — сказал парень.

Эмеральд постаралась очаровательно улыбнуться ему.

— Встретимся у входа через час? — немного воспрянув, предложил ювелир.

Эмеральд кивнула.

— Забыл представиться, — смущённо произнёс ювелир. — Вермонтр.

— Очень приятно.

— И мне! — воскликнул тот и отвёл глаза. — Вы мне сразу понравились. Простите.

— До встречи, — сказала Эмеральд, так и сияя.

* * *

— Ты купила, что нужно?

— Нет, я иду на свидание!

Леопольд слегка нахмурился и спросил:

— Это как-нибудь поможет нам добраться до Цинамон Циркуса, прекраснейшего из строений земных?

Эмеральд обиделась.

— Ты можешь думать только об этом, да? О своей великой цели?

— А о чём же ещё? — пожал плечами Польдо.

— Надо наслаждаться мгновением! — выпалила Эмеральд, покраснев.

Эту фразу она подцепила из всё тех же чердачных книжек — большая часть её образования.

— Я вот... Меня раньше никогда не звали на свидания, — сказала она и покраснела ещё гуще. — Пока делать нечего, я хочу любоваться синим небом, и этим вот снегопадом, и музыкой, и солнышком, которое скоро выглянет!

По лицу Польдо было видно, что тот ничего не понял.

— Нечего делать? Это ещё что значит? У тебя было задание!

Эмеральд хотела было ответить погромче да позадиристей, но вдруг передумала и сказала спокойно:

— А ты не в духе.

— Это верно, — сказал Леопольд и тут же сник. — Разрешение так просто не даётся. Нужно прилюдно продемонстрировать свой талант. Я записался на завтра, на три часа пополудни.

— Ну и прекрасно, — ответила Эмеральд. — Потому что я нашла нам приют.

* * *

Свидание проходило не так интересно, как она рассчитывала. Они гуляли по городу, и Вермонтр показывал то то, то это. Только Эмеральд не интересовало, при каком герцоге была построена молельня или сколько камней и рабов ушло на замок князя Бизарского, троюродного дяди герцога Атбатского и сколько-то юродного дедушки герцога Кадабрского. Она хотела смотреть на Вермонтра и сравнивать творца с его творениями. Поэтому очень обрадовалась, когда юноша предложил выпить чаю в своей комнате: как известно, в уюте и тепле шанс узнать человека получше вырастает во много раз.

Леопольд уже занял одну из комнаток зелёненького домика вдовы Лайтбрайтер, а заодно успел купить тёплых вещей и провизии. Когда внизу послышались голоса (один из которых, звонкий и, кажется, счастливый, принадлежал Эмеральд), Леопольд вышел на лестничную площапдку, желая столкнуться с новоприбывшими.

— А вот и вы! — сказал он.

Ярко-жёлтые глаза блестели в темноте — настоящий кот.

— Польдо, — сказала Эмеральд, шедшая впереди, — это Вермонтр. Ювелир и хороший человек.

— Приятно, — сказал Леопольд и протянул руку невысокому юноше, прыщеватому и смущённому.

— Взаимно, — ответил Вермонтр, нежно пожав протянутую руку.

"Изящные повадки", — отметил Леопольд.

Вермонтр топтался на месте и поглядывал в сторону выбеленной недавно двери.

— Мы идём пить чай! — провозгласила Эмеральд.

Она казалась гораздо моложе своих лет — маленькая девочка, беззаботная и капризная.

— Хотите с нами, Леопольд? — спросил Вермонтр, надеясь на отрицательный ответ.

— Буду очень рад, — сказал Польдо, улыбаясь до ушей.

— Можно называть вас Лео? — поинтересовался Вермонтр, разливая гостям чай.

— Если хотите кратко, зовите меня Польдо. И нам стоит перейти на "ты", конечно же. Ни к чему церемонии.

Комнатка была совсем небольшая, ничем не загромождённая (Вермонтр снимал два помещения: спальню и мастерскую, ибо не мог отдыхать в пыли и беспорядке), с чистой скатертью на столе, салатовыми салфеточками и тарелочками на стенах. За окном начался снегопад, а здесь, внутри, было светло и уютно — словно Леопольд и Эмеральд попали в обитель чистоплотной старушки.

— Смелые вы люди, — начал Вермонтр подходящую для непринуждённого общения беседу. — Отправляться в столь трудное путешествие, да ещё в такое время! Я не смог бы, даже за мечтой всей жизни.

— Какое время? — спросила Эмеральд.

Она пила чёрный горячий чай мелкими глотками, наслаждаясь тем, что сидит между двумя интересными людьми и слушает интересный разговор. И, поскольку она единственная девушка, всё в этой комнате происходит исключительно ради неё, ведь так? И фарфоровая чашка, и сахарно-песочные печенюшки, и сосновый лес настенной тарелочки — все кричат: "Мы здесь ради тебя, милая, только ради тебя!" Отрадно было думать о таком.

— В опасное, — ответил Вермонтр на её вопрос. — Скоро будет война, это решено. Наш герцог идёт на Кадабрафилд.

Лицо Леопольда вытянулось.

— Война? — переспросил он. — Ты это наверняка знаешь?

И сожмурился, точно долька лимона в его чашке была кислее всех цитрусовых, какие он только пробовал.

— В будущем месяце, — уверенно сказал Вермонтр. — Границы закроют, провизию будут поставлять исключительно из Шарль-Лотского княжества.

— И привилегии от герцога Атбатского перестанут действовать на кадабрафилдских землях, — грустно-грустно сказал Леопольд.

Эмеральд стало жаль его.

— Мы ведь успеем до войны, да, Польдо?

— Постараемся. Всё равно я достану разрешение, — сказал Леопольд и ободряюще улыбнулся ей.

Вермонтр поразился тому, как филигранно играет эмоциями этот бродяга и шарлатан: от вселенской скорби до лучезарного солнца.

— Хотите посмотреть мастерскую? — спросил ювелир, когда третья чашка чая была выпита.

Эмеральд и Леопольд в такт кивнули. Вермонтр открыл маленькую дверь, находившуюся рядом с его кроватью, и галантным жестом пригласил войти в новую комнату. Тут уж царил сплошной хаос, такой, что мать Эмеральд непременно бы сравнила мастерскую с "хлевом свинячьим", Блювелль неподражаемо наморщила бы носик, а отчим соединил в одной фразе слова "скотина" и "блевотина", скрепив их смачным ругательством.

Шкатулки погребены под жемчужными морями, волны янтаря скрывали грубый деревянный стол, ноги запросто наступали на горстки зелёных и красных камней, разбросанных, по полу, как детские кубики. У противоположной от двери стены стоял стол с интсрументами, устеленный эскизами и неоконченными работами: бусами, браслетами, брошками. Круглое окошко да ещё керосинка на столе дарили тысячам неживых жучков-светлячков пронзительное сияние.

— Это ж сколько богатства! — прохрипела Эмеральд.

— Я не бедствую, — улыбнулся Вермонтр. — Обычно делаю работу на заказ. А заказывают люди, мягко говоря, не нищие.

Эмеральд подумала, что Польдо наверняка стащит что-нибудь, и задалась вопросом: а не сделать ли ей то же?

— На ярмарку я редко хожу, — продолжал Вермонтр, поглядывая на Эмеральд. — Не люблю шум и толкотню, да и кому я нужен там со своими побрякушками? Люди хлеба хотят. А я так иду, развеяться. Но я очень рад, что сегодня там побывал. Ведь я встретил тебя.

Он смотрел на Эмеральд, и та улыбнулась в ответ. И сказала:

— Да, сегодня очень хороший день.

Красть она не будет. Когда перед тобой краснеет от смущения молодой ювелир, хочется казаться порядочной. Ах, если бы он ещё сказал, что она красивее всех этих огней, вместе взятых!

— Смотрите! — сказал Леопольд, подняв с пола маленький прозрачный камушек. — Джиразоль! Это мой камень.

— Можешь забрать себе, — просто сказал Вермонтр.

— Да, — резюмировал Леопольд, когда они пришли в свою полупустую чердачную комнатку, — с правильными мужчинами знакомишься. Я проникся к нему таким уважением, что даже не стащил ничего. Может, передумаю. Брошку твою мы продадим в три раза дороже. Да и камешку применение найдётся.

Они улеглись на голом полу и накрылись одеялом, которое купил Леопольд.

— А ты ему понравилась, — раздался в темноте его голос. — Не хочешь остаться? Выйдешь замуж. Партия-то ох какая выгодная.

— Не сейчас, — сказала Эмеральд, у которой глаза слипались. — Вот погляжу на Циннамон Циркус, а там как пойдёт.

* * *

На другой день Леопольд отправился на выступление, взяв Эмеральд и Вермонтра с собой. Агат летел над ними, и хлопанье крыльев в морозной тишине звучало почему-то задорно.

Башня правосудия высилась над городом — круглое здание из тёмного кирпича. Снаружи — суровая и неприступная, словно само правосудие. А внутри — раскрепощённая, наполненная сладкими курениями, облаками лёгкого дыма, зависающими в воздухе, от которых кружится голова и глаза слипаются.

— Мода такая нынче, — пояснил Вермонтр, предусмотрительно запасшийся чистым носовым платком. — Вся знать курит благовония.

Они прорезали толпу, состоявшую как из разодетых аристократов и аристократок, так и из простых просителей. Была и третья группа людей: военные в сине-чёрной форме. По двое и по трое чётким армейским шагом проходили они из залы в залу. Вермонтр, видимо, был прав, что скоро начнётся война.

Из фойе троица (Агат остался снаружи) попала в залу выступлений. Здесь Леопольд должен был показать фокус, здесь стоял трон для наместника герцога, здесь шумели любопытные и негодовали выступающие, если кто-то нарушал порядок очереди. Леопольд оказался за чревовещателем с чёрным вороном в клетке и перед гадалкой, облачённой в пёстрые лохмотья.

Помещение было большим, с высоким потолком, летящими в небо колоннами и круглыми витражными окнами. Эмеральд здесь очень понравилось. Несмотря на обволакивающие со всех сторон курения, что мешали дышать и смотреть, Эмеральд сумела разглядеть и растительный узор на колоннах, и орнаментальную лепку на стенах. Но наместник и его трон оставались трудно различимыми пятнами — мешали дым и спины впереди стоящих.

— До чего же душно, — тихо сказала сама себе Эмеральд.

— Прогуляемся немного? — тут же с участием предложил Вермонтр.

Эмеральд без колебаний оставила Леопольда, пообещав вернуться к его выступлению.

Они с Вермонтром неспешно плыли вокруг башни, наслаждаясь пронзительной свежестью воздуха без удушливых ароматов.

Эмеральд рассказывала о Циннамон Циркусе, прекраснейшем в мире, и о Стране однокрылой бабочки, воздушной и тёплой, и о том, как будет она продавать воздушные шарики, а Польдо...

— Извини, пожалуйста, — перебил тут Вермонтр. — Я хотел бы уточнить. Все эти мечты — твои? Или ты идёшь за Леопольдом?

— Мои, конечно! — воскликнула Эмеральд. — Я четыре года думала обо всём этом. У нас... У нас с Польдо общие мечты.

— И ничто не может изменить твои планы?

— Ничто!

— А если бы я сказал, что ты мне очень понравилась и я хочу провести с тобой как можно больше времени?

Эмеральд задохнулась от неожиданности.

— Ну...я...освоюсь в Циннамон Циркусе и приеду к тебе. Или ты можешь идти с нами.

Вермонтр смотрел себе под ноги.

— Я не могу с вами, — пробормотал он. — Пойду добровольцем на войну.

— Тогда встретимся в мирное время, — подумав, сказала Эмеральд. — Если захочешь.

— Захочу, конечно! Ты мне очень понравилась, — повторил молодой человек.

Эмеральд неловко было гулять с ним наедине. Вскоре они вернулись к Леопольду.

Наместник, видимо, выдавал разрешения всем, кто выступал. Воздух казался ещё более приторным. Людей прибавилось, по большей части за счёт бездельников-зевак. Временами в поле зрения возникали военные. Иногда к трону герцога подходил маршал — седой статный мужчина с золотой брошью на левой стороне пронзительно-синего мундира. Брошь — миниатюрное копьё — символизировала меткость решений и точность действий атбатской армии.

— Мой наставник делал эту брошь, — сказал Вермонтр, который и обратил внимание своих спутников на форму маршала. — А потом погиб в военном походе. Геройски. Знаете, кто был его врагом? Портретист герцога Кадабрского.

— А ты себе кого хочешь во враги? — спросила Эмеральд.

— Музыканта или поэта. Хочу посмотреть, каковы они в бою.

Леопольд их не понимал.

— Разве ты сражаешься с кем-то конкретным? Я думал, война — это стихийное убийство.

— Да ты словно из позапрошлого века! — оживился вдруг Вермонтр. — Сейчас война — это большая дуэль. Наш герцог сам придумал это. Он обожает всякие новшества. Хорошо, что герцог Кадабрский принял новые правила. Беспорядочное кровавое месиво не нравится им обоим.

— Потому что это скучно и некрасиво? — догадалась Эмеральд.

— Именно. Дуэль — это эстетично.

— И можно самому выбирать врага? — удивлялся Леопольд.

Выступления длились недолго, он начинал нервничать, ведь никогда ещё не доводилось ему выступать перед кем-то значительнее бюргера. Разговор о дуэли был спасительным омутом, в который Польдо и бросился. Так думала Эмеральд, не спуская со спутника глаз.

— Можно так, но имей в виду: враг может отказаться. Лучше всего подать прошение о дуэли отделу Чара Атбатского. Они там и занимаются подборкой врагов. Хотите посмотреть на моё? — Вермонтр извлёк из внутреннего кармана пальто сложённую вчетверо бумажку. — Раз уж мы здесь, я решил воспользоваться случаем и сходить в отдел. Он на втором этаже.

Прошение было написано фиолетовыми чернилами, без клякс, но почерк оказался не ахти: буквы расползлись и перемешались.

"Полковнику Чару Атбатскому. Фидельклостер, зима, 3-й год от взятия Кадабрвилля (нынешнего Атбатвилля).

Я, Вермонтр Атбатский, ювелир двадцати четырёх лет от роду, покорнейше прошу о позволении вступить в ряды атбатской несокрушимой армии. Вижу себя аккуратным, исполнительным, отвественным. Клянусь бесстрашно исполнить долг воина. Клянусь ненавидеть врага всем сердцем и служить Атбатству до самой смерти. Да выживет на дуэли только один!"

— У тебя в слове "ответственный" пропущена буква "т", — сказал Леопольд.

— А ты пошёл бы на дуэль? — спросила его Эмеральд.

Ей стало обидно за ошибку Вермонтра, но приятно, что Польдо победил в каком-то неведомом состязании между ними.

— Конечно, — глаза Леопольда полыхнули красным пламенем. — Это ух как весело!

— И кого бы хотел себе врагом? Бэббита?

— Нет, конечно. Бэббит — мелкая сошка. Пойди я на войну, я стал бы напротив герцога Кадабрского!

Эмеральд искоса глянула на него: не слишком ли заврался?

— Это невозможно, — ответил Вермонтр. — Герцоги и маршалы не участвут в дуэлях. Иначе война кончилась бы слишком быстро. А чем им ещё развлекаться?

— Алхимией, например, — осторожно произнесла Эмеральд.

— Разве от неё есть толк? Это временная игра в величие, она быстро наскучит вашему герцогу. А войну можно вести вечно, она не надоест.

— Алхимия даёт плоды, — сказал Леопольд. Ворон чревовещателя уже вовсю голосил. Леопольду выступать следующим. — Просто не все могут собрать урожай.

Тут он отвернулся от Эмеральд с Вермонтром, чтобы собраться с силами. Собеседники поняли это. Минута перед выступлением прошла в похоронном молчании. Сердце Эмеральд билось равномерно и быстро. Она не боялась за Польдо: провал не по его части. И всё же, и всё же, публика, тысячи глаз...

Чревовещатель поклонился, раздались жидкие аплодисменты. Тут же, безо всяких объявлений, вышел Леопольд. Стал перед троном, вытянувшись стрункой, поклонился чуть не до земли, гибко, грациозно и уверенно.

"Откуда такие манеры?" — конечно, подумалось Эмеральд.

Трюки были все ей знакомы. Карты, пёстрые платочки, монетки, верный Агат, эффектно влетевший в залу через приоткрытое окно. Тучный жирноволосый мужчина, кажется, подрёмывал на своём наместническеом троне, а его статная стареющая супруга глядела куда-то в толпу зевак. Эмеральд проследила за её взглядом: ничего интересного. Разве что из простолюдского моря вдруг высунулась светленькая головка хорошенькой молодой девушки. Незнакомка, радостно и мило улыбаясь, помахала Вермонтру. В ответ тот улыбнулся и слегка пошевелил рукой.

— Знакомая? — спросила Эмеральд.

— Да-а, — сказал Вермонтр. — Эншант, моя одна... Дочь моего наставника, в общем.

Леопольд сиял, освещая залу. Аплодисментов ему досталось гораздо больше, чем чревовещателю, и это было справедливо, разумеется.

Сердце немного успокоилось, но его кольнуло, а потом и защемило. Эмеральд старалась не смотреть влево, где обитала Эншант.

— Печать у нас в кармане! — объявил довольный Польдо.

Улыбка до ушей, красно-жёлтые глаза сверкают безумием успеха.

— Куда теперь? — спросила Эмеральд, улыбаясь (улыбка получилась кривой и пугающей).

— В отдел выдачи печатей на втором этаже. А потом — прочь отсюда!

— Так быстро уезжаете? — спросил сникший Вермонтр, пока они в туманном озере плыли на второй этаж.

— Быстрее уедем — быстрее приедем, — не очень уверенно отозвалась Эмеральд.

— Мы ведь ещё увидимся, правда?

Леопольд резко затормозил, и вопрос остался без ответа.

Из клубов благовоний вырисовался стол, а за ним — похожая на жабу женщина.

— Дату выступления и род представления, — сказала она.

— Сегодня и фокусы, — ответил Леопольд. — Только что. Две минуты назад.

Эмеральд думала, сейчас жаба скажет, что так быстро печати не выдаются. Но Леопольд уже заполучил заветный свиточек с сочным ярко-жёлтым штампом.

— Вы ведь в курсе?.. Начнётся война — печать станет бесполезной, — предупредила жаба.

Голос у неё был скрипучий и низкий.

— Да-да, благодарю вас тысячу раз, прекрасная фройляйн, то есть, мадемуазель, — сказал Польдо, и они поспешили убраться из этой обители тумана.

* * *

— Пойду за Агатом. А ты, пожалуйста, забери наши скудные пожитки. Встречаемся у выхода в город. Вермонтр, ты ведь поможешь ей дотащить чемодан? Вот и славно. Не задерживайся.

Польдо сдуло вихрем, и Эмеральд осталась наедине с Вермонтром.

Тот не счёл нужным прятать свою грусть.

— Ты не ответила, увидимся мы или нет, — сказал он.

— А как же Эншант?

— Кто? Я разлюбил её давным-давно...

— Любил, — отозвалась Эмеральд.

— Когда-то. Ни грамма чувства не осталось к ней, клянусь! Я ведь повстречал тебя. Прости, пожалуйста.

— За что?

— Я ревную тебя к Леопольду. Очень сильно. Если бы ты знала, как!

— Леопольд — мой спутник, — отрезала Эмеральд. — У нас с ним общая цель. И всё.

Некоторое время Вермонтр шёл молча, насупившись и опустив голову. Эмеральд дышала глубоко и ровно. Она прощалась со сказочным городом из белого кружева.

— Пообещай мне, пожалуйста, что мы ещё увидимся, — сказал Вермонтр, когда до дома было рукой подать. — У нас может что-нибудь получиться, я чувствую. Когда устроишься в цирке, пришли весточку, хорошо? Если я не умру на войне, сразу примчусь к тебе.

— Хорошо.

— А может, останешься? — спросил Вермонтр, с яростной надеждой вглядываясь в её лицо (захлёбываясь в её глазах, щеках, губах — так чувствовал он).

— Я очень скоро напишу, — ласково произнесла Эмеральд. — Исполнится моя мечта, и тогда я могу остаться с тобой...хоть на всю жизнь.

Вермонтр снова сник.

— Я приготовил для вас с Леопольдом рюкзачки с провизией, — сказал он у дверей зелёного домика, рассматривая заснеженный пол крыльца. — И ещё. У меня была где-то складная палатка. Может, возьмёшь?

Вместо ответа Эмеральд одарила его улыбкой и вдруг нежно чмокнула в щёку.

* * *

Вермонтр проводил её до самых ворот, где уже ждали Леопольд, Агат и отдохнувший довольный Алмаз.

Польдо, едва завидев их, стал приплясывать на месте от нетерпения.

— Вперёд! — задорно крикнул он.

Раскраснелся на морозе. Рыжие волосы пылали. И весь был яркий, сочный, ослепительный.

— Попрощаемся? — сказал Вермонтр.

Они остановились, и Эмеральд неожиданно оказалась в объятиях ювелира.

Он обнимал нежно, осторожно и ласково. Не как Польдо — порывисто и жёстко, словно резанул.

— Ещё увидимся, — сказала Эмеральд.

Вермонтр молча кивнул, опустив глаза.

— Очень надеюсь, что ты идёшь за своей мечтой.

Эмеральд рассмеялась, махнула рукой и отошла к лошади. Вермонтр хотел помочь с погрузкой, но Леопольд управился сам.

— Ну, пока! — сказала Эмеральд и пошла рядом с Леопольдом, ведущим под уздцы Алмаза. Агат летел впереди них.

Они скрылись за резными воротами, а Вермонтр остался в сказке. Развернулся и пошёл домой, посеребрённый снегом.

* * *

— Видишь, у нас есть море еды и целая палатка! — довольно сказала Эмеральд, подпрыгивая и хлопая в ладоши. — А всё благодаря мне!

Через пару часов стемнело, и они решили сделать привал.

— Да, — согласился Леопольд. — Ты умеешь привлекать мужчин. Не думала заняться ремеслом любви?

Эмеральд показалось, что последний прыжок был слишком высоким — так больно и тяжело грохнулась она оземь.

— Да ни за что! — отрезала она, отдышавшись.

— Подумай, — спокойно сказал Леопольд. — Это сначала жутко даже представлять. А потом притерпишься. Тоже способ существования.

Эмеральд решила, что оглохла и собственные странные мысли зазвучали в её голове, пока Польдо молчал. Ни разу за время путешествия (и за всю жизнь, конечно, тоже) не думала она о своём теле как о предмете торговли.

Огорошенная дубинными словами, Эмеральд втянула голову в плечи и стала вспоминать Вермонтра. Он ей такое не сказал бы. Никогда. Он не отдал бы её никому. Не обжёг бы, а упрятал и согрел в уюте домашнего очага.

— Эй, ты плачешь? — спросил Леопольд, услышав нервное хлюпанье около правого плеча. — Прости, напугал тебя, да? Пока у нас всего хватает. Милая моя спутница, не горюй.

Он остановился и прижал к себе Эмеральд — впервые после того, как обнимал её в полицейском участке Квиткапиталя.

— Мы протянем и так. Пройдём дедушкину обсерваторию, а оттуда, может, и на поезде поедем. Начнётся война, сумятица, до беглых преступников вроде меня никому и дела не будет. Я тебя сегодня и в коем случае не буду заставлять. Ну-ну, перестань. Сейчас покушаешь — и всё как рукой снимет.

Ночью, в палатке, Эмеральд думала о том, что ради цели она должна быть готова на всё. Добраться до Циннамон Циркуса. Любой ценой. Главное — не робеть. Да.