Трихартс (джен)

В часе езды от замка Трихартс их ждала торжественная процессия: человек двадцать в фиолетово-жёлтых плащах, высокие и стройные, застыли, глядя в серо-голубое небо. Карета остановилась. Вайолов вышла, к ней тут же подскочил один из сопровождающих. Прошептал пару слов на ушко. Вайолов покивала, слегка улыбнулась. Отвернулась от солдата и подошла к карете.

— Здесь Бэббит, — прошелестела она в окно.

Леопольда подбросило на месте. Дверь кареты открылась.

— Ему не терпится поглядеть на добычу, — равнодушно произнесла Вайолов, давая пленникам пройти.

Эмеральд и Леопольд сделали несколько шагов, их быстро остановили.

Солдаты в фиолетово-жёлтых плащах расступились. За ними оказалась ещё одна карета, гораздо красивее, чем та, в которой везли арестантов. Огромные позолоченные колёса, витражное стекло (лиловые и песочные стёклышки) и ручка двери в форме волны, выделанная изящнее, чем во дворце Атбатства. На крыше красовалась огромная чёрно-фиолетовая корона.

— Ишь ты, — пробормотал Леопольд. — Важная шишка. Даже карета персональная.

Глаза у Польдо были ярко-жёлтые. Страшнее, чем во время их с Эмеральд ссоры у костра. Чистое пламя ярости.

Если карета персональная, значит, камень Бэббита — чароит. Иначе зачем бы лепить наверх эту фиолетовую корону.

Нехороший камень чароит. У отчима Эмеральд — чароит, и у одной из её бывших соседок, которая занималась тем, что ссорила своих домочадцев между собой, чароит.

— Ну же, Бэббит, выходи! — крикнул Польдо.

Такой громкий и резкий голос. Непривычный.

С минуту стояла тишина, потом один из солдат повернул ручку каретной двери.

Вылез высокий человек, кутавшийся в фиолетовую мантию. На голове его возвышался огромный нелепый цилиндр с малюсенькими полями. На руках — разноцветные перстни. На глазах — круглые очки из зеленоватого стекла.

И ещё у него — длинные изогнутые усы и широченная борода, коричневая, но с какими-то рыжими и лиловыми вкраплениями.

Он был изумителен. Эмеральд трудиться не надо было, чтобы представить, как он режет горло девушкам: хохоча на всю степь, широким цирковым жестом доставая какое-то причудливое изогнутое оружие, забрызгивая себя и жертву фонтаном крови.

— Добрый день, Бэббит, — спокойно сказала Вайолов и дружелюбно улыбнулась. — Я выполнила задание.

Бэббит оскалился. От уха до уха. Зелёные очки смотрели точно в лицо Леопольда.

— Благодарю тебя, о лучшая из женщин! Наслаждение земное, я слышу, уже тихонько поднимается на крыльцо наших душ.

Он медленно склонил голову на бок, продолжая улыбаться:

— Лео, о Лео! Давай забудем все распри, молю тебя! Ты не пленник, ты гость, дорогой и желанный гость для всего Кадабрафилда!

— Ты обещал повесить меня на дереве вниз головой, привязав моими же кишками, — сказал Польдо.

— Прости меня, любезный, я был зол, я шипел, как раскалённая сковорода! — Бэббит вытянул вперёд руки и молитвенно сложил перед собой ладони. — Ох, как стыдно, стыдно, стыдно! Мы помиримся с тобой, ведь правда, Лео?

— Моё имя — Леопольд.

— О, конечно, как пожелаешь, — Бэббит слегка поклонился. — Только вот что же мы стоим? К столу, к столу, скорее к столу!

Никто не переспросил: "Куда?", хотя всем хотелось.

— Его Светлейшество герцог Кадабрский приготовил для нас незабываемый пир! Непревзойдённый! Ручаюсь собственной бородой!

Конферансье из него вышел бы лучше, нежели фокусник-убийца, решила Эмеральд.

— Пора в путь, дорогие мои! Леопольд Трихартс, торжественно приглашаю вас проследовать за мной в персональную карету! Дадим красавицам возможность потрещать о своём о девичьем!

Тут он с удивлением поглядел на Эмеральд.

— Вайолов Серпенартморте нашла себе очаровательную помощницу?

— Это моя помощница, — сказал Польдо.

— О, прошу прощения! Хороший вкус, Леопольд, хороший вкус! А знаете что? В моей карете места хватит на всех! Не составите мне компанию, прекрасные дамы?

— Обязательно составим, — мягко улыбнулась Вайолов.

И взяла Эмеральд под руку.

* * *

В карете было душно и пахло сладко — это напомнило Эмеральд дворец в Фидельклостере.

Они подпрыгивали на каждой кочке. Пару раз Эмеральд стукнулась темечком о потолок.

Леопольд молчал и отводил взгляд от сидящего напротив Бэббита. Вайолов порой усмехалась чему-то своему. Бэббит поглаживал усы. С его лица не сходила улыбка безумного клоуна.

— Почему ты стал убивать? — спросил вдруг Леопольд и уставился на Бэббита.

Глаза — ровное жёлтое мерцание.

Бэббит словно и ждал вопроса. Откинулся на спинку сиденья, в мягкие подушки, и начал рассказывать подробно и со вкусом (иногда аж причмокивал).

— Помнишь нашу гадалку-шарлатанку? Ей было, кажется, лет под сто. Кого она только не облапошивала своими россказнями, да ещё и шулер отменный, хоть и почти ослепла от старости. Как-то забавы ради и после трёх пинт пива предложил я ей предсказать мне судьбу. Догадываешься, что она наплела?

— Что-то о даме пик, — сказал Леопольд.

Эмеральд вспомнились деревенские сплетни о девушках с картой в окровавленных юных горлышках. Говорили, что убийца ни дать ни взять высшее зло, при этом спятившее, как герцог Кадабрский.

— Эта милейшая карга, распрекраснейшая из старых кошёлок, сказала, что всю жизнь я буду искать некую даму пик и много раз обманусь. Так и было. Я бежал из Цитрус Циркуса за девушкой с точёным профилем и волосами чёрными, как воронова ночь. Три счастливых недели были в нашем распоряжении, пока я провожал её до родной деревни. А там выясняется, что она помолвлена! Моя дама пик разбилась о землю и была растерзана на мелкие клочки сапожищами вонючих простолюдинов!

— Убивая, он очищал поруганную красоту девушек, что лишь казались дамами пик, — объяснила Вайолов.

— Я многих видел, таких роскошных и утончённых, таких суровых, словно само возмездие! Но всякий раз они оказывались или замужем, или на пороге замужества. Только я видел всю их красоту и только я мог вернуть её им. Безумец, скажете вы.

— Безумец, такой, как герцог, — уточнила Вайолов.

— Однажды я встретил Зеркондюка, и мы поняли, что ищем одно и то же! Ему нужны были свет и тьма — то есть дама пик и белый кролик, он же солнечный зайчик. С тех пор я дышу Надеждой!

— Надеждой на обретение вечного земного наслаждения, — вполголоса проговорил Польдо. — Я наслушался от него этой дребедени ещё в Цитрус Циркусе.

— Даму пик мы в скором времени нашли, — Бэббит одарил безумно очаровательной (или очаровательно безумной) улыбкой женщину-змею.

Вайолов приподняла уголки губ в ответ.

— Но без белого кролика мы не смогли бы загустить вечное земное наслаждение, — сказал Бэббит. И после паузы эффектно завершил свою исповедь: — Я тьма, Зеркондюк — свет, ты — свет, она — тьма. Я чароит, Зеркондюк — янтарь, ты — джиразоль, она — чароит. Какое сочетание, о, какое сочетание. Круг света и тьмы замкнулся! У нас будет всё!

И он застыл, раскинув руки, готовый упасть в разверзающуюся перед ним бездну вечного земного наслаждения.

Сидящей рядом с ним Вайолов досталось по носу.

* * *

Владения герцога начинались с указательного столба — фиолетовые буквы на золотом фоне: "Преклонись. Зеркондюк Кадабрский, владыка Кадабрафилда". Потом, как полагается, поля, луга и леса. Деревья голые, жёлтая трава местами припорошена инеем. Попалась одна иссыхающая речушка.

Здесь было гораздо теплее, чем на востоке. В карете даже жарко.

Замок Кадабрский — десять башен. Десять узких и очень острых башен с вытянутыми окнами. Эмеральд показалось, что это целый город, а может быть и маленький, закрытый от ветров и бурь мир.

Но привезли их не в замок, а в деревянное одноэтажное строение, похожее на сарай. Окна маленькие и квадратные, крыша покосилась.

— Добро пожаловать на пир! — провозгласил Бэббит, выскочив из кареты и воздев руки к небесам.

На этот раз без торжественных встреч. Вообще никого.

Леопольда и Эмеральд конвой отвёл внутрь. Вся хижинка-сарай состояла из одной комнаты. Длинный узкий стол от стены до стены препятствовал свободному передвижению. В центре стола, лицом к входящим, сидел герцог.

Как они поняли, что это владыка Кадабрский? На голове его небрежно красовался тяжёлый золотистый обруч, а на теле — мягкая жёлто-фиолетовая мантия (немного похожая на банный халат). Да и мужчина сам по себе видный: молодой, широкоплечий, черноволосый. Крупные губы, крупный нос с горбинкой, брови вразлёт — одним словом, Вайолов определённо наслаждалась его обществом.

На столе перед герцогом заманчиво сверкали до краёв наполненные тарелки и кувшины. Эмеральд вспомнила выражение "стол ломится от кушаний" — теперь оно пришлось как нельзя кстати.

Бэббит сел по правую руку от герцога, Вайолов — по левую. Леопольда и Эмеральд усадили напротив. Герцог несколько секунд пристально глядел на Эмеральд, потом отвернулся: получил все необходимые сведения, и Эмеральд его больше не интересует.

— Да начнётся пир, — серьёзно и спокойно произнёс владыка Кадабрский. — И да станет он вратами в край вечного блаженства.

* * *

Звон вилок и стаканов и хруст еды вскоре прервал герцогский голос.

— Мастер Трихартс, рады приветствовать вас. Позвольте задать вопрос: вы знаете, где находитесь?

— Само собой, — ответил Польдо. — В самом главном сарае Кадабрафилда.

Бэббит громогласно захохотал и со всего размаху хлопнул ладонью по столу.

— Ох и шутник!

Эмеральд вздрогнула. Вайолов одарила гостей своей особой полуулыбкой.

Герцог потянулся к мисочке с грибами. Бэббит, глядя на него, схватил кусок зайчатины. Пир продолжался.

И снова наступил момент, когда жевание прекратилось. Глубокая тишина.

— Леопольд Трихартс, — герцог поднял бокал,выдержал паузу и продолжил: — Праздник жизни великолепен, не так ли? Словно один большой цирк.

Леопольд ничего не сказал. Эмеральд показалось, что он чуть подпрыгивает в своём бархатном кресле, будто знает весь диалог наперёд и ему не терпится обставить противника.

— Мы не желаем зла ни одному из живых существ, — продолжил герцог.

Рокочущий, грудной, усыпляющий голос. — Мы создадим вечное и прекрасное бытие. Когда Атбатство и графство Шарля Лотта соединятся с Кадабрафилдом, мы сотворим братство молодости и наслаждения.

— Графство не захочет вступать в войну, — сказал Леопольд. — Шарль Лотт откупится от вас, вот и всё.

— Деньги не имеют значения, когда речь о грядущем всеобщем счастье.

— Кстати о графстве, — продолжил Леопольд. — Народ там мирный, трудится по мере сил, любит танцы и карусели. Чем не край наслаждений?

— Смерть настигает их, — без тени улыбки сказал герцог. — А прямо под нашими ногами кипит чистое счастье. Без болезней, страха и увядания.

— Ты в это разве веришь? Чушь собачья! Не бывает чистого счастья, — Леопольд закатил глаза. — Точно так и дедушка мой сказал бы, а он был лучшим звездочётом и алхимиком в обоих герцогствах и в графстве!

Герцог не спеша осушил свой бокал.

— Он и говорил. Твой дед, Блауконунг Трихартс, был умерщвлён в этом подземелье.

Молния. Не в окно, а в душу Эмеральд.

Польдо говорил, что несколько лет назад дедушка исчез, не оставив следов.

— Он единственный, кому было под силу разрушить мою хрупкую идею. Он отказался ткать жизнь из запахов, вкусов и звуков. Твои родители, Лемонлорд Трихартс и Оранжина Трихартс, урождённая Мастерсоле, провели в моей лаборатории несколько месяцев, были допущены ко всем таинствам моей алхимии и предприняли три неудачные попытки бегства, прежде чем признались, что не владеют достаточными сведениями, чтобы взрастить мою хрупкую идею. Огонь наказал их за обман, пожрав их.

— Это ложь, — громко сказал Леопольд. — Мама и папа сейчас в Стране однокрылой бабочки. Они радуют честной народ в Циннамон Циркусе, восхитительнейшем из всех цирков!

— Значит, в смерть Блауконунга ты веришь? — уточнил герцог.

— Нет. Это грубый блеф.

— Я мог бы предъявить доказательства. Например, твой дед носил топазовый перстень на мизинце левой руки. И перстень, и мизинец остались в моей лаборатории. Разумеется, я не буду демонстрировать их сейчас.

Глаза у Польдо заметно покраснели.

— Ты угрожаешь и одновременно пытаешься заманить меня в подземелье? Пф! Не сработает ни то, ни другое.

Герцог помолчал немного.

— Я владею достаточной силой, чтобы заставить тебя. Но я мечтаю о твоём согласии. Назови причины, кроме неверия и ненависти, из-за которых ты отказываешься причаститься к величайшему акту творения?

Ответ последовал незамедлительно.

— "Моей алхимии", — кривясь, громко произнёс Леопольд. — Ты, герцог, так сказал. Не бывает "твоей" алхимии. Она одна, а коль ты этого не знал, значит, ты самая ничтожная бездарь, хуже последнего слабоумного подмастерья!

— Моя алхимия — единственная. Я прочёл много книг и расшифровал много текстов, древних, как вечность. Подмастерьям нужны правила, чтобы клепать свои...зельица. Владыки же эти правила создают, вращая солнце и звёзды и преобразуя саму жизнь, — герцог помолчал. — Впрочем, я не настаиваю на твоей помощи.

— Премного благодарен, — тут же отозвался Польдо.

— Меня интересует не столько талант к алхимии, гипотетически доставшийся от деда, сколько его обладатель.

— Чего? — грубо переспросил Леопольд и почесал вилкой голову.

— Моя алхимия — это свет и тьма. Мне нужен белый кролик, символизирующий исполнение заветной мечты.

— А, да. Это же я. Запамятовал, прости.

Леопольд улыбнулся. Эмеральд заметила, как потемнело в комнате: это была улыбка чёрного солнца.

— Взгляни на свою прядь, малец! — крикнул Бэббит. — Белая как алмаз в молоке!

— Блауконунг не единственный алхимик в роду Трихартсов, — сказал герцог.

— Также все без исключения Мастерсоло сияли, ибо были опытные книжники. Обе династии хотели владычить в мире элементов и, как все, искали вечного счастья. В конце концов их потомок стал воплощением идеи о вечном блаженстве. Знак этого — цвета пустоты и невинности волос.

— Бред какой. Я впервые покрасил её в Циркусе Цитрус, лет в пятнадцать. Мне понравилось.

— Скажешь, для яркого образа ты это сделал? Нет, Леопольд Трихартс, тобою управляла идея, о которой ты не знал, но которую впитал с материнским молоком и отцовской заботой. И неважно, когда эта прядь появилась. Важно, что она была, когда мне стало известно о тебе.

— Рад, что вокруг тебя вращается мир, Зеркондюк Кадабрский! Что, принесёшь меня в жертву?

— Мне нужна белая прядь волос. После он твой, — герцог обращался к Бэббиту.

— О Зеркондюк, владыка и творец, позволь тысячекратно восхититься твоей щедростью и справедливостью! — начал было Бэббит, сверкая глазками и перстнями, но герцог на мгновение сжал ладонь в кулак, и Бэббит замерх и стих.

— Мило, конечно, но в мои планы не входят ни стрижка, ни разборки с психами, — сказал Леопольд.

После этих слов Эмеральд ожидала ловкость рук и яркий трюк, а также помощь верного друга. Но Польдо не пошевелился.

— Ты борешься из последних сил, милый мальчик. Весть о гибели родных слишком сильно уязвила тебя. Ты больше не сможешь светить.

Эмеральд испуганно взглянула на Леопольда. Тот казался бледнее пустого стакана перед ним.

— Как думаете, что там, за пределами Кадабрафилда? — герцог указал левой рукой на окно.

— Ясное дело, — сказал Леопольд. — Страна однокрылой бабочки. Земля, где небо безоблачно-лазурное и напитки пьют прохладительные, а не согревающие.

— Нет, — сказал герцог и причмокнул. — Там пустыня. Страна однокрылой бабочки — это сказка о рае. Нет ни её, ни рая.

— Нам не нужен рай, — ответил Леопольд. — Нам нужен лишь восхитительный Циннамон Циркус, творение из творений, король тортов, цирк цирков!

— И его нет тоже, — раздельно произнёс герцог и чуть-чуть улыбнулся. — Раньше был Цеппелин Циркус, но он сгорел. Его развалины я распорядился назвать Циннамон Циркусом, а земли вокруг него — Страной однокрылой бабочки. Одно крыло, понимаешь? Символ утраченной мечты.

Герцог подумал и добавил:

— Моим крестьянам нужна мечта. Для них я облёк её в плоть. Мне же мечты не осталось никакой, кроме края вечного блаженства. Может быть, ты всё же поможешь мне построить цирк своими руками?

Леопольд молчал. Глаза карие с красноватым оттенком — угасают.

— Алхимия — дело тёмное, — спустя тысячелетия произнёс он. — Она погубила родителей. Она погубила дедушку. Отпустите меня в пустыню, к лучшим развалинам в мире.

— Что ты будешь делать там? — с искренним любопытством спросила Вайолов.

— Стану отшельником. Буду показывать фокусы скорпионам.

Голос у Польдо надломлен. Эмеральд боялась, что он и правда потухнет, ведь мечта, которая кормила пламя в нём, испарилась навсегда.

— Хорошо, — ответил герцог, не раздумывая. — Я отпущу тебя и твою прислугу. Лишь только получу белую прядь с твоей головы.

— Без проблем, — сказал Леопольд тихо. — Идёмте хоть прямо сейчас.

— О, как мы ждали этих слов! — заорал Бэббит и стукнул кулаком по столу.

Пир был окончен.

* * *

Через отверстие в полу, до этого скрытое дорогой тканью, по чугунной лестнице спустились в подземелье. Герцог шёл последним, крышку прохода за ним захлопнул один из солдат.

— Отстаёте в развитии лет на семьдесят, — было первое, что сказал Леопольд. — Что это за факелы? Что за каменные стены? Сыро и мох растёт. Во-первых, тут всё вышло из моды, а во-вторых, творить чудеса в этой вонючей дыре невозможно.

— Прекрати тявкать, шавка, — прогремел Бэббит.

Его тон резко изменился. Эмеральд съёжилась: здесь, на своей территории, враг начнёт зверствовать.

А само подземелье ей понравилось. Она не видела лабораторию дедушки Польдо, но представляла её похожей на то, что было перед ней: тяжёлые деревянные столы, на них — непонятные аппараты с кучей трубочек и пробирок. Колбы, травы, женские волосы, по-видимому, принадлежавшие Вайолов, окровавленный зуб, вилка, нога автоматона (сто лет их Эмеральд не видела) и вертящаяся синяя лампа. Последняя напомнила волшебный фонарь мастера Траумсона. В гостинице Эмеральд любовалась им и тенями, что он отбрасывал. И в какой-то момент тени становились настоящими, а всё вокруг — выдуманным.

— Фу, человеческое! — сказал Леопольд. — Дряхлое старьё, "моя алхимия", а теперь ещё и части тела! Это заходит даже за самые широкие рамки невежества.

— Закройте ему пасть, — кивнул Бэббит парочке солдат, спустившихся вместе с ними.

Эмеральд схватили сзади за локоть, и спустя мгновение на обоих запястьях щёлкнули наручники.

— Девушку можете взять себе, — сказал герцог солдатам.

Его лицо при нынешнем освещении выглядело измождённым.

Леопольду и в самом деле засунули в рот кляп (наручники, разумеется, тоже надели).

— Зуб к делу не относится, — сказал герцог Леопольду. — У Бэббита он разболелся, вот мы и вырвали. Убери, — обратился он к Бирдроттену.

Тот бросил зуб в неярко горящий камин.

— Мы не используем окровавленные языки, вырванные глаза и тому подобную мерзость, — герцог вновь заговорил с Леопольдом. — Волосы — лучшее, что есть у человека. Мягкие, лёгкие, гладкие, — он взял лежащий на столе локон и нежно потёр его о щёку. — Эти — тьма. А твои — свет. Не дёргайся. Сейчас владыка Кадабрский собственноручно отрежет прядь у белого кролика.

Бэббит за спиной Леопольда захихикал и, приблизив губы к уху пленника, прошипел:

— А потом я убью тебя, Трихартс. Я поклялся на крови моей восьмой дамы, что вскрою тебе брюхо! Очень медленно, очень аккуратно, так, что ты часами будешь извиваться издыхающей змеёй!

Глаза у Бэббита, казалось, вот-вот вылетят из орбит и стукнутся о герцога, стоящего напротив Леопольда. В правой руке герцог держал ножницы.

Это были очень красивые и длинные ножницы. Изогнутые лезвия, на которых выгравирован растительный узор. Фиолетовые с позолотой колечки в форме шестерён.

Острый, острый конец. Вроде бы герцог намеревался отстричь прядь, только и всего, но Эмеральд на всякий случай зажмурилась. Заодно избавилась от недвусмысленных зырков солдата перед ней.

Щёлк-щёлк — и никаких криков или стонов. Эмеральд приоткрыла один глаз.

В правой руке герцога были ножницы, в левой — Леопольдова прядь, и лицо его — маска полнейшего блаженства вкупе с абсолютным довольством собой. Он смотрел поверх голов, сквозь стену, не на мир, а в мир, в его самую суть.

"Он ведь и правда добьётся своего", — решила Эмеральд.

Леопольд казался растерянным. Как только герцог отрезал прядь, кляп и наручники исчезли. Польдо откашлялся и не смог сдержаться:

— И ради этого вы гонялись за мной по всему Кадабрафилду?

— Ты — последний шаг к величайшему акту творения, — ответил герцог. — Ради тебя стоило потратить время и силы.

— Очень лестно. Ну а...теперь расходимся, да? Я ж вам больше не нужен, да? Хотите фокус на прощанье?

— Фокус покажу я, — проревел Бирдроттен и схватил со стола длинный изогнутый нож.

— Тебя отныне покинули удача и всякий свет, — торжественно и грустно произнёс Зеркондюк Кадабрский, жестом велев Бэббиту остановиться. — Ты не увидишь моей идеи, облачённой в свет и тьму. С другой стороны, если ты умрёшь сейчас, то не сможешь в скором будущем вкусить наслаждение рая. А я хочу встретиться с тобой вновь. В краю вечного блаженства.

Все помолчали, раздумывая, хорошо или плохо то, что сейчас было сказано.

— Но, Зеркондюк, — заискивающе проговорил Бирдроттен, — а как же моя клятва?

Герцог даже не взглянул в его сторону.

— Я знаю, что ты опасен, Бэббит, — сказал он, рассматривая Леопольда. — Ты несдержан в своём безумии и можешь легко убить всех, кто здесь присутствует. Не вынуждай меня просить солдат о помощи (подчинённые вытянулись по струнке). Когда моя идея воплотится в край вечного блаженства, я отдам тебе белого кролика.

— Но тогда-то зачем! Ты не понимаешь, Зеркондюк, я хочу стереть его, испепелить, разодрать на клочки!

Герцог легонько кивнул начальнику стражи, и через секунду Бэббита держали трое крепких парней.

— Что это? Это предательство? Ты предал меня, Зеркондюк, да? Ты же творец, ты создатель счастья! Не делай мне больно, Зеркондюк! Ты не должен!

Из глаз Бэббита текли слёзы.

— В краю вечного блаженства ты сможешь убить его. Специально для тебя я сотворю напиток небытия. После того как поговорю с ним. Он собственными глазами увидит то, во что не смог поверить. Это будет триумф над Трихартсами! Рассыпятся в прах их надменность и неверие! — герцог наконец-то повернулся к всхлипывающему союзнику. — Договорились, Бэббит?

— Да. Да. С-с-спасибо, Зеркондюк. Прости, прости. Прости, что усомнился в тебе! О Зеркондюк!

— Всё хорошо.

— Ты обещаешь? — капризно переспросил Бэббит.

— Обещаю.

— И мы не позволим ему уйти?

— Позволим. Он далеко не убежит.

— Нет, Зеркондюк, нет.

— Послушай...

— Нет, Зеркондюк! Нет, прошу, нет...

— Посмотри на него! — повысил голос герцог. — Он вскоре сгорит.

Эмеральд очень боялась, что это правда.

— Иди, Леопольд Трихартс. Иди куда хочешь. Иди в пустоту, — Зеркондюк Кадабрский величественно поднял руку вверх. — Иди и до встречи.

— Благодарю, конечно, — тихо отозвался Польдо, — но можно мне забрать мою ассистентку? Она будет помогать с фокусами. Верный друг, знаете ли.

— Ловкость рук, яркий трюк, — хором продолжили Бэббит и Вайолов.

Все трое усмехнулись: Леопольд — грустно, Бэббит — безумно, Вайолов — загадочно.

— Я обещал солдатам девушку, — произнёс герцог. — Что ж, всем вольная на вечер и бесплатные напитки в Кадабрском доме любви.

— И пусть вернут вещи. Две котомки, — сказала Вайолов.

* * *

Эмеральд не знала наверняка, куда они идут, но Леопольд шагал уверенно. В чёрном небе не было видно ни звёзд, ни луны.

Она очень устала, да и Польдо пошатывался.

В конце концов он почти рухнул под корень какого-то чахлого дерева.

Эмеральд присела рядом.

— У него ведь не выйдет, да? Ты говорил, нет азарта.

— Есть в нём, — помолчав, сказал Польдо, — кое-что мощное. Он влюблён в идею. У него нет азарта, зато есть убийственная уверенность. Может быть, он способен создавать миры.

— Он невежда в алхимии?

— В той, которой учил меня дедушка, — да. Но я теперь думаю, что есть иная алхимия. Более...

Он замолчал, и Эмеральд не просила продолжать.

— Куда мы идём? — спросила она через несколько минут.

— Куда и всегда, — он поворочался, уютнее зарываясь в плащ. — В Циннамон Циркус, лучший из несуществующих цирков. Будем идти, пока не придём. Я знаю дорогу, не бойся. Я помню карту. До границы Кадабрафилда не больше полудня пути.

Они сидели в молчании, и Эмеральд, укрывшись тёплой шубкой, начала засыпать. Пару раз её дрёма прерывалась: рядом, дрожа всем телом, шмыгал носом Леопольд.