C17H19NO3

Тут из-за угла вынырнула первая полицейская машина, и из нее выскочили двое копов с револьвером и дробовиком.
– Стой, где стоишь! – рявкнул парень с револьвером.
Бо озадаченно посмотрел на него, и я подумал, что никогда еще не видел такой глупой физиономии, будь то монстр или кто угодно.
– Это вы мне? – поинтересовался он тоненьким голоском.
Подлетела еще одна машина, и какой-то идиот принялся снимать нас на видеокамеру.
– Отпусти даму! – заорал полицейский.
Бо удивленно посмотрел на рыжую, как будто видел ее впервые.
– Бог мой, мисс, – сказал он. – Прошу простить меня, я, видно, слегка не в себе. Понесло меня, знаете ли…
– Это меня понесло! – возмутилась она. – Точнее, понесли!
Я решил, что пора вмешаться, и положил руку на плечо Бо.
– Стоять! – крикнул полицейский, и я замер.
– Руки вверх! – крикнул его коллега.
Я поднял руки и сказал: – Офицер, да все в порядке, он же совершенно безобиден.
Бо тоже поднял щупальца. Это выглядело так, как будто он не сдается, а, напротив, собирается наброситься на копов, но им, по счастью, так не показалось.
– Леди, с вами все в порядке? – спросил один из них.
– Все нормально, – сказала она и попыталась направиться обратно к бару.
– Стойте! – скомандовал полицейский, и она удивленно остановилась.
Тут понабежало еще дюжины три копов, и нас всех погрузили в фургон и отвезли в участок. На меня надели наручники, пытались надеть их и на Бо, но они все время сползали со щупалец.
Один полицейский пытался надеть наручники на рыжую.
– Я жертва, придурок, – сказала она, и он оставил ее в покое.

She stepped aside to make room for Shaeine, who knelt, reached in with both hands, and pulled out a pair of matched scimitars.

“Heh, not bothering to defy the cliché, are we?” Zaruda asked, grinning.

“You used that word at lunch, as well,” replied the drow, tilting her head inquisitively. “I am not able to infer the meaning from context.”

“What, cliché? That’s, uh… You know how a phrase or idea or something is really awesome when it’s first invented, but gets repeated so often everybody gets sick of it and it loses all meaning?”

“Ah, yes.” Shaeine nodded in understanding. “We call that a drizzt.”

“Sir, requesting permission to keep suspect as a pet.”

His subordinate’s bizarre question made Edward’s scheming grind to a halt. The black-haired woman was gently stroking the unconscious Mimic’s imitation wood surface with a tiny smile on her face.

“Really, Zone? This again?”

“Affirmative.”

“Haah. Alright, I’ll bite. Why?”

“I have determined it is quite cute.”

This problem child always had a twisted sense of aesthetics. This wasn’t the first time she made the ludicrous request of keeping a murderous monster around as a pet, either.

“Also, there is a high chance that it likes me,” she added.

“I highly doubt that. It just tried to take you hostage, you know.”

“It did? When?”

“You know, when it wrapped those tentacles around you?”

He wiggled his fingers for emphasis. His subordinate tilted her head in confusion.

“That wasn’t a hug? But it was so squishy and warm...”

Работал он нечасто, а если и приходилось ему, то редко этим зарабатывал, а если даже что и зарабатывал, то привык вкладывать одну монету в сапог на черный день, а остальное мигом просаживал. Когда б еще он тратил все на девок и вино, как прочие художники, то хотя бы пользовался известного рода славой. Однако Эрнесто Д’Ларно делал с деньгами вещи, которые удивляли одновременно как суровых мещан, так и серивских жаков.

Например, порой он раскладывал на серивской улице серебряные реалы, а потом садился где-нибудь неподалеку и смотрел, как ведут себя люди, когда находят деньги, – и при этом внимательно изучал черты их лиц. Мог заплатить старому гончару, чтобы тот оставил работу, вышел из мастерской и весь день сидел на солнце – в то время как сам он зарисовывал старика с десятка ракурсов. Когда он имел деньги, то раздавал хлеб голодным, сахарные фигурки детям, баклаги вина – матросам. Порой же совершал и более странные поступки, как тогда, когда заплатил обитателям одного переулка в Сериве, чтобы семь ночей подряд те выставляли в своих окнах ряды сальных свечей.

Все это не добавляло ему любви простых людей, поскольку им было понятней другое зло, вроде бросающих камни жаков, а не эти странности, разрушающие привычный уклад жизни Серивы.

Когда же у Д’Ларно не было работы, целыми днями он бродил по городу, как он это называл, коллекционируя. Однако это была особенная коллекция, доступ к которой имел исключительно сам Эрнесто, поскольку она находилась у него в голове.

Например, с сегодняшней прогулки он принес три ноты песенки, которую пела молодая девушка, продающая рыбу, какую-то завиральную сплетню, невероятную историю, услышанную от старого морехода, запах разлитой туши в магазинчике с чернилами, полет альбатроса в сером небе. И одно необычное наблюдение, которым он хотел поделиться.

Девочка толкает двери. Створки не шевелятся. Девочка толкает сильнее, ещё сильнее, под конец пытается сдвинуть их плечом – безрезультатно. Девочка не производит впечатление силачки, но она сама видела, как только что эту дверь открывали безо всякого заклинания и даже одной рукой.

Из-за двери доносятся еле различимые шёпот и смешки.

Девочка стучит по двери. Девочка громко говорит "Эй!". Девочка просит открыть дверь.

За дверью уже открыто смеются.

Девочка закипает.

На лице явно отражаются переполняющие её возмущение и злоба – того рода, который поэтично описывается фразами вроде "...и скрежет зубовный вызывал эхо в окрестных горах". Девочка машинальным жестом разминает пальцы правой руки о шею – с хрустом, наводящим на мысль о грядущих проблемах с суставами – и, полуразвернувшись, протягивает руку вперёд, будто бы пытаясь встать в наиболее эффектную позу.

- АЛЛАХАКБАР!

Трёхметровые дубовые двери распахиваются. Страшный удар створок отдаётся по всему корпусу, перекашивая картины в массивных рамах и опрокидывая цветочные горшки на подоконниках. Где-то с печальным звоном осыпаются витражи. Стоявшую за дверьми парочку второкурсниц уносит вдаль по коридору.

<...>

- Зачем ты вообще раскрывала рот?

Хороший вопрос. Ещё бы знать ответ на него.

- Ну, мне почему-то казалось, что нужно что-то сказать... Произнести заклинание... Вы же сами говорили, что нужно произвести впечатление...

- Впечатление? Зачем для этого трепать языком? - Дворф был внешне невозмутим, его состояние можно понять только по формулировкам. - Ты – будущий рунмейстер. Твои инструменты – интерпретатор и сигилы. Концентрация и отработанность движений. Какие, мать твою, вопли? Телевизора насмотрелась? Лунная призма, дай мне силу? Сенбонзакура кагеёши? О тот, кто темнее сумерек, о тот, кто багряней текущей крови?..

- Драгу Слейв... - я машинально взмахнула рукой. - Ой...

Дворф внимательно осмотрел меня сверху до низу. Демонстративно. Представляю, насколько глупо я выглядела, закрыв рот ладонью...

- Это, по крайней мере, смотрелось бы просто глупо. Фанатка "Little Witch Academia" или "My Little Pony", поздно открывшая свои реальные возможности. Но такое...

The goblin lieutenant was openly dubious but managed to rally valiantly. “So we now have a zombie goat. This is… progress?”

“You’re going to carve it up,” I told her. “And put munitions in it.”

There was a moment of silence until Robber’s convulsive laughter filled it.

“Oh Gods,” he gasped. “Juniper’s got a fortress and our answer is suicide goats.”

“I’m not sure if that’s technically accurate,” I frowned. “I mean, they’re already dead.”

Another burst of laughter. “Undead suicide goats,” he corrected himself breathlessly. “Very sorry, Captain. For the record, I don’t care whether we lose this one anymore. This is already a victory in every way that matters.”

- И что же вы видели, позвольте полюбопытствовать? - спросил библиотекарь. Его внучка тоже отложила вилку и теперь напряжённо смотрела на собеседников. Ей очень не нравился разговор и всё меньше нравился гость.

- Я стажировался в полиции Центра. Мы раскрыли банду похитителей людей. Так называемый "Живой анатомический театр". Вивисекция как зрелище. - Герой говорил короткими рублеными фразами. - Девять патрициев Центра из десяти были в этом театре. Ни один не признался. Магистрат покрывал. Я видел... видел то, что оставалось от представлений.

- Очень интересно, - спокойно сказал старик. - Продолжайте.

- Адвокат утверждал: смерть как следствие занятия свободным искусством, а не прямое убийство. Но суд всё равно приговорил к смертной казни. Дань традиции, сами знаете.

- Конечно, я слышал, - согласился старик. - Отправляют на рудники, но церемония проходит как обычно...

- Да. Только на этот раз, когда огласили помилование, родственники убитых возмутились, они требовали казнить живодёров. На помост вышел покупной адвокат и много говорил о ценности человеческой жизни, но люди всё кричали: в театре растерзали примерно полтораста человек; конечно, не богатых и не влиятельных...

- Однако родственники собрались на площади и возмущались так, что не обратить на них внимания было бы... неправильно, - сказал старик. Герой кивнул:

- Тогда вышел старший городской судья и сказал, что закон превыше всего, но жизнь человеческая - отражение высшего закона, или как-то так, не помню. А если кто-то сам готов стать палачом и убийцей, пусть выходит на помост и берёт топор.

- Разумеется, никто не согласился, - спокойно и гордо сказал библиотекарь. - Век Света, молодой человек, Век Света.

- Век Света, - повторил герой. - Чтобы облегчить душонку, незачем больше подставляться под мечи и стрелы. Достаточно купить билет и смотреть, как убивают других. Безопасно и потешно.

- Вы делаете слишком опрометчивое утверждение... - начал было старик, но герой резко взмахнул рукой, заставив собеседника замолчать.

- Нет. Этот театр очень нравился благодарным зрителям. Я уверен, что всю "труппу" анонимно выкупили бы с каторги через полгода.

- Выкупили бы? - спросил библиотекарь, сделав ударение на "бы". - Что вы хотите ска...

- Я стоял в оцеплении. Видел, как смешались родственники. Видел, как эти... прикрученные к чурбакам... улыбались. Ну... вышел и взял топор.

Внучка библиотекаря вскочила, опрокинув ветхий стул, и выбежала из комнаты, зажав рот ладонью. Хлопнула дверь.

- Очень хорошо, - ровным голосом произнёс старик. - После такого вам одна дорога - в герои.

Когда капитан, постучав, вошёл в кабинет, Настя читала у окна - облокотившись о высокий подоконник и подперев щёку ладонью. Видимо, от окна дуло, так как она накинула на плечи свою любимую курточку. Книгу девушка держала на коленях - маленькую, в чёрном переплёте, с пожелтевшими страницами. Николай попытался разглядеть, что в ней написано, однако сыщица тут же захлопнула томик.

- Ты припозднился. - Заметила она, вставая и кладя книгу на стол. Стала видна обложка, украшенная вычурным заголовком на арабском. Вязь побледнела, местами стёрлась, но спутать её с чем-то ещё едва ли было возможно.

- Пока не темнеет. - Парировал Дронов. - Если ты хотела, чтобы я пришёл ни свет, ни заря - так бы и сказала.

- Я думала - тебя гложет любопытство. В любом случае... - Настя присела на край столешницы и, усмехнувшись, сложила руки на груди. Кивком указала в угол комнаты:

- Сними с вешалки вот эту штуку.

Гадать, что госпожа агент имеет в виду под "этой штукой", не пришлось - кроме Настиной шляпы на крючках висела лишь странного фасона тёмно-синяя куртка. Капитан взял её в руки, встряхнул, помял. Оглянулся на девушку:

- Откуда она?

- Из каравана, на который напали хокандцы, выжил лишь один человек. Он тяжело ранен в голову, и всё ещё без сознания. Куртка была на нём.

- И?

- Как она тебе? - Улыбка сыщицы, и без того пугающая, сделалась совсем уж жуткой. Прищуренные глаза за линзами очков блестели... азартом?

- Ну... - Николай снова внимательно осмотрел куртку, держа её за воротник. - Раньше я подобного не встречал. На Востоке такую одежду не носят, покрой скорее европейский. И что это за материал? На ощупь скользкий...

- Не знаю. - Качнула головой Настя, перестав улыбаться. - Более того. Смею тебя заверить, что во всём мире не найдётся ткача или химика, способного указать точный состав этой материи. В нашем мире.

- Погоди... - Капитану показалось, что его огрели по голове мешком с ватой. - Ты хочешь сказать...

- На рукаве куртки вышито слово. Латинскими буквами. Прочти.

- "Adidas"?

- На моей памяти так было промаркировано несколько предметов одежды, поступивших в специальное хранилище Особой экспедиции. - Медленно произнесла сыщица, глядя в пол. Лицо её из жёсткого сделалось задумчивым. - То самое, куда не имеют доступа даже сотрудники других отделов охранки. Кроме того, это слово я не раз встречала в архивах. - Она подняла взгляд. - Эта одежда из другого мира, Коля. Как и её хозяин, полагаю.

- Ох... Чёрт... - Дронов со свистом втянул воздух сквозь зубы, потёр лоб. Новость не то, чтобы шокировала... Он ведь знал, давно знал... Именно об этом они с Настей говорили на берегу пруда. Полтора года назад, в самый разгар войны с Хокандским ханством, Николай нашёл и передал в штаб необычную вещь - серый кирпичик с кнопками и полупрозрачным окошком. Тоже изготовленный из странного вещества. А спустя две недели на фронт прибыла Анастасия Егоровна, ищущая хозяина кирпичика.

вдогонку уходящему #фемфесту

Состав включал в себя восемь вагонов, влекомых паровозом нового образца - каплевидной формы, в обтекателе, скрывающем корпус от крыши до колес. Четыре вагона из восьми несли драгоценный груз, если только к их пассажирам было применимо это грубое, маргинальное слово - 'груз'. Дети и подростки из лучших семей Центральной Европы. Не 'бриллиантовая тысяча' из повелевающих всем миром семей, но самые настоящие представители 'платинового миллиона'.

В начале карьеры стюарда на элитных железных дорогах девятнадцатый долго не мог привыкнуть к этим детям... Он тщательно скрывал эмоции, неизменно храня на лице маску безликого автомата из обслуживающего персонала, но глубоко внутри недоумевал - дети ли это вообще? Они были одеты как взрослые - в обязательные костюмы строгих цветов и не менее строгие платья. Вели себя степенно, с подчеркиваемой сдержанностью, как взрослые. Даже в играх и разговорах подражали старшим из своего круга. Не дети, но чинные и благовоспитанные наследники несметных состояний и невообразимых активов, с юных лет сознающие свое положение, готовые со временем достойно представить свой класс.

Девятнадцатый скользил по составу, легко удерживая на весу серебряный поднос, переходя из вагона в вагон. Прохладительные напитки - лимонад, минеральная вода, китайский чай, русский 'таежный' отвар, безумно модный благодаря Великому Князю... Дети даже пили, как степенные personnes Socit. На каждом переходе через очередной тамбур разносчика остро кололи взгляды охраны. Безликие, как и обслуга, молодые люди, гладко выбритые, с одинаковыми лицами и пустыми глазами. У каждого кобура под хорошо сшитым серым пиджаком. Время от времени навстречу попадались другие стюарды, в этом случае представители персонала, не меняя выражения лица, обтекали друг друга, как ветер, словно неодушевленную преграду.

Девятнадцатый миновал 'библиотечный' вагон, с длинными диванами, обитыми бледно-зеленым бархатом. Здесь размещались фильмотека, несколько специальных столов-парт со встроенными проекторами и зелеными лампами для чтения, а также новейший телевизионный приемник с механической 'коробкой'. Обычно в этом вагоне собиралось немало юных пассажиров, но сейчас только одинокая пара просматривала какой-то диафильм. Маленькая девочка в необычном, слишком легкомысленном розовом платье и ее гувернантка - высокая девушка в пиджачном костюме. Длинные, очень густые рыжие волосы тяжелыми волнами обрамляли точеное бледное лицо. Проходя мимо, стюард машинально стиснул зубы, ожидая неизбежного. Гувернантка проводила его взглядом ярких зеленых глаз... но промолчала.

Список пассажиров этого рейса менялся крайне редко. Девочку - откуда-то из Германии - уже два года сопровождала рыжая дрянь. 'Дрянь', потому что она никогда не упускала возможности уколоть девятнадцатого. Воткнуть словесную шпильку, указать на выдуманную оплошность, поставить в дурацкое двусмысленное положение. Зеленоглазая стерва явно наслаждалась этим. Может быть, вымещала обиду за свое положение на ком-то более низкого статуса. Девушка явно была тренирована как телохранитель высокого класса, но сопровождала всего лишь мелкую козявку, наверное, это было для нее унизительно. А может быть ей просто нравилось унижать людей... Кто знает.

Девятнадцатый прошел мимо, ожидая, что обидное слово полетит в спину. Но не дождался. Проход в один конец закончился, впереди оставался только вагон охраны и связи, туда вход запрещен. Девятнадцатый перехватил поднос в левую руку и слегка размял пальцы правой кисти. Походка должна быть элегантной и быстрой, но ни в коем случае не торопливой. Недаром искусству передвижения с яствами и напитками учат столь же тщательно, как телохранителей-корпоратов - джиу-джитсу и боксу. Пластика, координация движений, здесь важно все и персонал даже проходит обучение на особых курсах при венской 'Школе психоанализа', постигая азы психологии. Стюард должен появляться в ту же секунду, как потребуются его услуги, и не досаждать своим присутствием ни единого лишнего мгновения после.

У стюарда не было часов, вообще ничего, что могло бы напомнить пассажирам о времени. Но он и не нуждался в них - тренированное зрение и опыт позволяли ориентироваться по наручным хронометрам встречных, в первую очередь - охранников.

Девятнадцатый замер на несколько секунд, повернувшись спиной к салону. Закашлялся, прикрыл рот рукой, под пристальным и неодобрительным взглядом очередного парня в сером пиджаке, чуть топорщащемся на левом боку. Крошечная таблетка выскользнула из пальцев стюарда и замерла на языке. Девятнадцатому стоило немалых трудов сохранить на лице бесстрастное доброжелательное выражение - рот сразу наполнился густой слюной и вяжущей горечью. Еще одно легкое покашливание, движение рукой, маскирующее движение кадыка. И вот пилюля скользнула по пищеводу в желудок.

Теперь обратного пути не было. Купленный за огромные деньги продукт передовой франко-немецкой фармакологии начал свое действие, выверенное по секундам, с учетом индивидуального метаболизма.

Поворот, на лице снова маска вежливого андроида из постановки 'Метрополис'. Снова 'библиотека'. Розовая подопечная уже закончила смотреть диафильм, ее гувернантка-телохранитель встала из-за парты. Женщина была высока, вровень с девятнадцатым, который проходил по самой верхней планке допустимого для персонала роста - пассажиры не должны чувствовать подавленность при общении с обслугой, хоть в чем-то превосходящей их.

Девятнадцатый поймал знакомый взгляд зеленых глаз, увидел движение губ, готовых высказать очередную колкость, формально вполне невинную, но с очевидным подтекстом. Стюарда бросало в жар и холод, попеременно и очень быстро, уши горели, низ живота будто кололи длинными иголками. Химия действовала, как и рассчитывалось. Время истекало.

Была тому виной адская пилюля, растворившаяся в желудке и наполнившая тело коктейлем сложных соединений, или девятнадцатый наконец сбросил оковы жесточайшей дисциплины, которой повиновался годами без единого сбоя... Кто знает?.. Он поставил поднос на ближайший стол и улыбнулся молодой женщине, широко и добродушно. А затем шагнул навстречу, обнял и поцеловал. Позади всхлипнул, втягивая воздух, охранник, окаменевший от такого ненормального, немыслимого нарушения устава. Но девятнадцатому было уже все равно.

Секунды остановились, встали в очередь, позволяя испить до дна именно этот момент. Миг торжества, когда все уже предопределено и ничего нельзя изменить. И взгляд близких зрачков изумрудно зеленого цвета неуловимо изменился. Удивление, безбрежное и бездонное, сменилось чем-то совершенно иным. Радостью?.. Узнаванием?..

Ее узкие, но сильные ладони легли ему на плечи. Прохладные губы ответили на поцелуй. Девятнадцатый понял, с ослепительной ясностью понял, как глуп и слеп был прежде. Как превратно и ошибочно толковал ее язвительность и насмешки.

Прежде.

Но наступило 'сейчас'.

И ничего уже нельзя изменить.

Они стояли между диваном и столом с проектором, обнимая друг друга так, как будто отпустить - значило потерять смысл жизни навсегда. Ее голова лежала у него на плече, а густые волосы цвета расплавленной меди согревали ему шею. Плечи под дамским пиджаком дрогнули, похоже, она беззвучно плакала. Но дьявольский огонь допинга растекался по жилам мужчины, опаляя каждый нерв, убивая страх, инстинкт самосохранения, любые чувства, кроме яростной готовности.

- Прости, - прошептал он, балансируя на тончайшей грани, что еще разделяла пробужденного демона и крошечный островок оставшейся человечности. Она молча кивнула, вряд ли понимая, что происходит сейчас. И чему суждено произойти.

Выстрел хлопнул очень тихо, словно пальцами щелкнули. Стюард первой смены номер девятнадцать, он же номер три в боевой секции группы 'Морлок', выпустил враз обмякшее тело женщины. Убитая гувернантка еще не успела осесть на паркетный пол, когда террорист развернулся всем корпусом и прострелил голову охраннику, сунувшему ладонь под пиджак. Девятнадцатый оскалился в безумной усмешке и шагнул дальше, вытянув руку, крепко сжав рукоять URE, обманчиво 'дамского' на вид и опасного, как армейский 'кольт'.