Я жгу остатки праздничных одежд, я струны рву, освобождаясь от дурмана... 3.
О мистике.
Первые книги цикла приятно удивили меня тем, что в отличии от прочих произведений в жанре фэнтези магия не является чем-то обыденным, привычным инструментом взаимодействия с миром. Как в хорошем готическом романе или мистическом триллере сверхъестественное остается непознанным, таинственным, ужасающим, чуждым реальности. Даже сами эории не знают, кем были их предки - Богами ли, демонами, или просто родоначальниками, которых возвеличили потомки. Магию не принимают в учет, не классифицируют, не используют, о ней сохранились смутные предания, детские сказки, суеверия. Ее проявление это нарушение естественного хода вещей, оно пугает своей неправильностью. Даже безобидное шествие в Лаик оказывается сильнейшее эмоциональное воздействие на свидетелей. Унары ощущает вторжение того, что совершенно чуждо материальному миру. Наиболее яркие проявления сверхъестественных сил - выходцы и Пегая Кобыла - своим присутствием отрицают привычную реальность. Там, где появились они, все уже не так: гниль и плесень, безумие. И тот, кто встретился с ними, уже не будет прежним. Встреча с потусторонним не проходит бесследно, оставляет свой отпечаток. Спасение Робера от Пегой Кобылы, преследующего его небытия, настоящее чудо. Добровольное упокоение Юстиниана - событие экстраординарное. Выходец это не прежний человек в ином агрегатном состоянии, нечто другое, ведомое чужой волей или неким Законом Возмездия, или слепым инстинктом, требующим обратить в себе подобное живых людей. Тем ярче подвиг Юстиниана, сумевшего удержать ускользающие воспоминания своего "Я", понять и объяснить грозящую опасность. Рассказ Валентина о последней встрече с братом приоткрывает настоящую бездну ужаса, отчаяния, любви и самопожертвования. Становится понятной и его отчужденность в Лаик и преждевременная взрослость.
Однако все меняется. Постепенно. Выходцы становятся все привычней, встречи с ними обыденней. Живые уже спокойно общаются с ними, ходят тропами мертвых, прикидывают возможность вернуться после смерти. Сверхъестественное спокойно используется в прагматических целях. Очарование тайны исчезает. Пегая кобыла наводила жуть, бесноватых можно просто перебить. Цилла приводила в отчаяние, Гизелла только раздражает. Клятвы кровью начинают давать направо и налево, причем еще и в шутливой форме. Отблески Этерны скатываются на тот уровень, где толпами шляются команды демонов, орков, вампиров и всевозможных гибридов, магия огня используется для приготовления яичницы, порталы перемещают в любую точку пространства, а смерть - временное неудобство. Так кажется на первый взгляд. Но возможно, все гораздо серьезнее. Потустороннее проникает на ЭТУ сторону. Не потому ли что границы истончаются, защита рушится, сама реальность аннигилируется? И чем больше на этой стороне выходцев, чем чаще эориям приходится пускать себе кровь, тем менее она реальна. Персонажам ОЭ все проще общаться с нелюдью, быть может, они сами постепенно перестают быть людьми? Мир, который описан в Рассвете, это уже не тот мир, который мы видели в первых книгах. скорее он напоминает Рубеж. Тот самый Рубеж, который защищали Стражи.