Свежий ветер дует Таньке в лицо, развевает рыжие волосы, щекочет ими чуть вздернутые уши. А раз уши у сиды приподняты – значит, она определенно чему-то радуется. Это знают и сама Танька, и Орли, и Санни, а теперь, кажется, выучили уже и все остальные. Вот и Гвен бросила на сиду взгляд и разулыбалась, даже песенку веселую запела. А всё почему? Да потому что больная пошла на поправку!
Добытое Робином и Санни мясо, и правда, помогло. К утру у Таньки спал жар и прошло онемение ног. Да и голова у нее, хоть и продолжала немного кружиться, больше не болела. Новость эта обрадовала всех. Светился от гордости Робин. Смущенно прятала сияющие глаза Санни. Безуспешно старалась сдержать бурное ликование Орли. Эрк – тот и вовсе удивил: преподнес сиде специально сочиненную к ее выздоровлению шуточную оду – и когда только успел? А Гвен лишь скромно улыбалась – хотя именно она-то, ведавшая запасами нужных в лицедейском деле вещей, и снабдила Робина и Санни всем необходимым для вылазки в Стоуи.
С таким радостным настроением и пустились в путь. Планов не поменяли: по-прежнему направлялись в Керниу. Танька этим была довольна. Стоило только отступить болезни, и в ней с новой силой вспыхнуло любопытство. Впереди – Думнония, таинственная, волшебная!..
И вот Танька сидит на облучке рядом с Гвен. Та, мурлыча под нос смешную, хотя и чуточку грубоватую песенку, правит лошадьми. Чавкают по раскисшей дороге копыта. Лицедейский фургончик движется медленно, раскачивается, наклоняясь из стороны в сторону, скрипит деревянными ребрами. Чутким сидовским ушам слышно, как Эрк, устроившийся, как всегда, у задней стенки, то и дело тяжко вздыхает: жалеет и лошадей, и повозку. А ведь совсем неподалеку, всего в каких-то нескольких километрах, тянется вымощенный булыжником римский тракт – по крайней мере, так учили Таньку на уроках географии. Но перебраться на него нельзя: опасно. Кто знает, какие встречи могут там приключиться? Остановил же когда-то их возле Бата витан-изменник Лудека – и это ведь было еще мирное время! Впрочем, Лудека обошелся с ними, в общем-то, по-доброму – теперь, побывав в плену у Кудды, Танька вспоминает его даже с теплотой. Да и изменник ли он на самом деле – попробуй разберись! А вот опять повстречаться со злобным Фиском или с приторно-елейным отцом Хризостомом – бр-р...
Однако надолго дурные мысли у Таньки не задерживаются. Из-за туч выглядывает луч солнца – и тут же настроение у сиды опять становится радостным. Она жмурится от яркого света – но все равно блаженствует. Эх, жаль нет с собой очков – с ними было бы еще лучше! Но очки, должно быть, так и остались в «Золотом Козероге» в далеком Кер-Леоне. Зато Орли и Робин спасли ее полевой дневник, все ее записи, все наблюдения – это ли не счастье? Какие же они все-таки молодцы!
Дорога вьется меж холмов, бежит то по буроватым, отцветшим вересковым пустошам, то среди колючих зарослей сплошь увешанных сизыми плодиками терновых кустов, иногда ненадолго ныряет под сень дубовых рощиц. То и дело Таньке хочется попросить Гвен остановить фургон, чтобы полюбоваться на особенно живописный известковый холм или речную долину, а заодно насобирать растений и насекомых для коллекции. Только вот нет при ней сейчас ни гербарной папки, ни баночек, ни коробочек. Вот и остаются интересные места позади – одно за другим…

* * *
Солнце вновь спряталось за тучу, как раз когда фургон вынырнул из очередной дубравы. Вот только что сквозь просветы между дубовыми ветвями виднелось голубое небо – а теперь уже принялся накрапывать, застучал по полотняной крыше противный осенний дождик. А вместе с солнцем ушло и радостное настроение – и не только у одной Таньки. Притихли, перестали весело перешептываться за пологом Орли и Санни. Как-то особенно тяжко вздохнул Эрк. А Гвен вдруг оборвала песню на полуслове. Спросила, заботливо поправив на Таньке плед:
– Не боитесь промокнуть, леди? Хотите – перебирайтесь внутрь. А то еще простудитесь, чего доброго.
Танька покачала головой, попыталась улыбнуться:
– Что вы, госпожа Гвен! Мы же почти никогда не болеем. – и, тут же почувствовав вдруг легкий тычок «цензора» под ребро, исправилась: – Ну, то есть не простужаемся.
«Цензор» удовлетворенно притих. А Гвен, похоже, все-таки заметила совсем недолгую Танькину заминку – потому что вдруг, ни с того ни сего, спросила:
– Простите, леди, за дерзкий вопрос. Но верно ли то, что рассказывают про волшебный народ, – что вы будто бы всегда говорите только правду?
Танька в ответ снова мотнула головой. Ответила, как думала:
– Нет, госпожа Гвен. Нам ложь дается труднее, чем другим, – намного труднее. Но... ведь бывает по-всякому. Иногда сказать правду еще хуже, чем солгать. Но вам я никогда не лгала, правда! – и зачем-то твердо добавила: – И ни за что лгать не буду, обещаю!
Гвен задумчиво кивнула. А потом вдруг шепотом спросила:
– Скажите, леди, а болезнь Эрка очень опасна?
Танька ответила не сразу. Она долго сидела молча – вспоминала, что отвечали на такие вопросы отец и тетушка Бриана, что рассказывала на своих занятиях мэтресса Анна Ивановна. Утешительного получалось мало. Но ведь госпожа Гвен хочет правды!
Вздохнув, Танька заговорила – тоже шепотом. Сообразила: не нужно, чтобы Эрк сейчас ее слышал.
– Я не знаю, госпожа Гвен. Но вообще любая болезнь – это плохо: обязательно чем-нибудь да мешает в жизни. А у господина Эрка она, скорее всего, еще и наследственная. Вы не знаете, у него среди родственников нет никого с таким ростом?
Ответила – и почувствовала, как щеки ее заливает краска. Ну вот зачем она спросила про родственников – как будто это чем-нибудь могло помочь господину Эрку? Получается, просто из любопытства?
Гвен печально кивнула. И вымолвила чуть слышно:
– Кери, дочурка наша. Крохотная была совсем… И семи лет не прожила, не уберегли мы ее. Заснула однажды в дороге – а утром и не проснулась.
– Простите, госпожа Гвен. Я не знала... – Танька смутилась, запнулась.
– Ничего, – Гвен мягко улыбнулась. – Давно это было, мы уже пережили. А вам спасибо, леди – за правду!
Потом они долго молчали. Поникшая Гвен сосредоточенно смотрела на дорогу. Танька тоже больше не вертела головой, не разглядывала окрестностей. Прикрыв глаза, она тихо сидела рядом и вспоминала казавшиеся теперь такими давними события в Кер-Сиди: лекцию о наследственности, обморок мэтрессы Изангильды, разговор с тетушкой Брианой в ее кабинете... Какими же нелепыми казались сейчас Таньке ее тогдашние страхи! Подумаешь, путать зеленый цвет с красным! Вот отцу же это никак в жизни не мешает – ни управлять своим факультетом, ни учить студентов, ни лечить больных. А сэр Кэррадок? Разве помешала ему цветовая слепота стать прославленным героем, легендой Думнонии? Да ведь и при куда худших болезнях можно быть и счастливым, и нужным для других. Вот, скажем, господин Эрк – маленький, беспомощный, почти калека. А как его любит Гвен, как боится потерять! И какой же он все-таки талантливый, большой поэт – и разве маленький рост и короткие ноги ему в этом препятствие? Танька вспомнила несколько строк из его «оды к выздоровлению» – и невольно улыбнулась.
А потом обернулась к Гвен – и увидела, что та вопросительно и задумчиво смотрит на нее. Смутилась, торопливо пояснила:
– Я господина Эрка вспомнила – он такой славный!
И Гвен тут же оживилась, улыбнулась в ответ:
– Да, Эрк – он замечательный!