– А со стулом с тем что стало? – вдруг спросила немного оживившаяся Орли.
– Со стулом-то? – Гвен махнула рукой. – Так разве у лицедея богатство надолго задержится? С Гервоном они награду поделили честно, да только опомниться Эрк не успел, как уж все серебро у него и утекло. Сначала он моему отцу помог старый долг выплатить, потом мы все вместе собирали приданое нашей Дероуэн: к ней как раз один бедный фермер присватался, а она возьми и согласись... А бард свою долю в Гвент унес – и вроде бы даже добрался благополучно. Да только не помню я, чтобы среди гвентских Вилис-Нейринов богачи завелись – видать, то ли спустил он всё серебро на пустяки, то ли тоже с долгами им рассчитался. А может, просто как память половину стула хранит – со старого Гервона такое станется, да ведь и честь велика!
– Королевские награды берегут, это правда, – согласно кивнула Санни. – У отца... – и вдруг, не договорив, запнулась и помрачнела.

* * *

Дальше разговор совсем не клеился. Орли и Санни уже не косились друг на друга, но так до конца и не оттаяли. А Таньке, ко всему еще, упорно лезла в голову мучительная, неприятная мысль: вот если бы не она, не случилось бы ни того дурацкого спора о гейсах, ни размолвки между подругами! Поэтому когда в фургон вскарабкался наконец господин Эрк и отвлек сиду от невеселых дум, она искренне обрадовалась. А тот вразвалку добрел до своей лежанки, с размаху уселся на нее и, утерев пот со лба, благодушно заявил, явно не подозревая о бушевавшей недавно ссоре:
– Всё, девочки, убедил я Робина! До рассвета живем спокойно, никуда не едем!
Сидевшая напротив Таньки Гвен задумчиво кивнула, потом спохватилась:
– А сам-то Робин где?
– Так он опять караулить остался – мне не доверил, – обиженно отозвался Эрк.
Подумав, Гвен покачала головой:
– Так не годится: он же, поди, на ногах еле держится! Мне́ идти надо! – и тут же встала.
Эрк встрепенулся, беспокойно всплеснул руками:
– Тебе-то зачем, Гвеног? Очередь-то моя, как ни посмотри. Значит, я и пойду. Скажу вот ему, что мы тут все так решили!..
– Не пойдешь! Ты, если что, от кэрлов не убежишь! – тут же твердо ответила Гвен. – И даже не спорь!
Эрк вздрогнул, нахохлился. И, маленький, круглощекий, с недовольной гримасой на лице, стал вдруг удивительно похож на обиженного и готового расплакаться ребенка.
Вот только не хватало еще одной ссоры! Танька решительно вскочила на ноги.
– Господин Эрк, госпожа Гвен! Не спорьте, пожалуйста! А следить за дорогой пойду я!
На мгновение воцарилось молчание. Затем Гвен мотнула головой:
– Не выдумывайте, леди!
– Я не выдумываю! – твердо произнесла Танька. – Я сида. Я вижу ночью не хуже, чем вы днем. Я слышу шум каждой веточки на вершине самого высокого дуба. Я умею ходить бесшумно. Я совсем поправилась, у меня больше не кружится голова. А еще я сейчас совершенно не хочу спать. Видите, как много причин идти в дозор именно мне!
И, подумав, тихо добавила: – Не обижайте меня, госпожа Гвен, ну пожалуйста...

* * *

Костер совсем догорел, а небо покрылось плотными тучами, надежно спрятавшими звезды, так что темно оказалось даже для сидовских глаз. В довершение всего, накрапывал мелкий холодный дождь. Завернувшись в Робинов плащ и натянув капюшон, Танька бродила среди чахлых кустов орешника, то и дело поглядывая на видневшуюся сквозь прорехи ветвей пустынную дорогу. Делала она это скорее для очистки совести: ничьи шаги не нарушали ночную тишину, никакого подозрительного шума не было слышно за многие сотни шагов, и только лишь изредка пофыркивали пасшиеся поблизости лошадки.
Потом вдруг где-то совсем далеко крикнула неясыть – может быть, та же самая, что недавно напугала Орли. И этот крик неожиданно развернул мысли сиды в новом направлении. Как же легко она рассказала тогда подруге про хитрую Блодьювед, сумевшую обойти проклятье! А ведь Блодьювед той наверняка и не было-то никогда, и уж точно в сову ее не превращали, что бы там старинная легенда ни рассказывала! Но «цензор» тогда смолчал – вот только почему? Может, это как раз и была та самая «не правда, но и не ложь», о которой говорила Гвен? А может, потому-то и удавалось Таньке так легко пересказывать выдуманные истории, хоть свои, хоть чужие? Вот взять хотя бы повесть о Берене и Лютиэн! Не возмущался же ее извечный спутник-«цензор» ни когда она перекладывала рассказанную мамой историю в стихи, ни когда заменяла в ней средиземских героев на бриттских и на ирландских, ни когда пела эту балладу друзьям на новоселье. Ну, так она ведь и не пыталась никого убедить в правдивости той истории, в том, что она случилась где-то когда-то на самом деле – пусть даже сама почти верила в нее!
И от этой догадки Таньке стало легко и радостно.