* * *

До обещанной Тави они добрались к полудню. Та оказалась вовсе не деревней, как Танька думала поначалу, а рекой – узкой, мелкой, но очень быстрой. Берега ее, действительно, были сплошь покрыты деревьями – где зарослями высокой ольхи, где ясеневым лесом. Кроны нависали над руслом, то тут, то там смыкались ажурными арками. А под деревьями повсюду лежали громадные камни: по берегам – зеленые от покрывавшего их мха, в воде – темные, почти черные. Вода, налетая на них, бурлила, пенилась, шумела.
Никакого моста через Тави не оказалось. Колея долго тянулась вдоль берега, а потом вдруг повернула прямиком к воде. Как раз в этом месте река резко меняла направление, расширялась и становилась спокойнее. Судя по всему, дальше предполагалось перебираться вброд.
Не доехав до воды совсем немного, Гвен вдруг натянула вожжи, обернулась назад.
– Робин! – позвала она.
В ответ послышался кашель, потом откликнулся хриплый голос – Танька даже не сразу узнала Робина:
– Что, уже Тави?
Не дожидаясь ответа, Робин выглянул из-за полога, осмотрелся вокруг, кивнул.
– Поможешь? – спросила Гвен и, тут же спохватившись, поспешно продолжила: – Да ты никак простыл?
– Пустое, – отмахнулся тот, – сейчас, обожди.
Голос у Робина был по-прежнему хриплым, однако наружу он выбрался вполне бодро, так что забеспокоившаяся было о его здоровье Танька сразу успокоилась.
Между тем погода, и правда, стояла умиротворяющая. Тучи исчезли, сквозь кроны ясеней пробивалось яркое полуденное солнце – как раз настолько, чтобы уже согревать воздух, но еще не обжигать чувствительные Танькины глаза. Было тепло и безветренно, на реке плескалась какая-то крупная рыба, а над прибрежной травой, совсем как летом, неторопливо порхали синие металлически-блестящие стрекозы.
Увы, долго любоваться видом местной природы у Таньки не получилось: вскоре пришлось уступить место Робину, а самой перебраться внутрь фургона.