Женщина оказалась кем-то вроде годи – служительницей здешнего бога. Так, по крайней мере, Бейю позже объяснила Беорну. Из путаного рассказа сестры тот сумел понять, что такие женщины не только молятся и приносят жертвы, но еще и заботятся о бедных и бездомных. Беорну стало тогда очень обидно. Какие же они бедные, какие бездомные? У них ведь есть самый настоящий дом на болоте, а в доме – немерено сколько отцовской военной добычи!
Но тот разговор случился уже потом. А тогда Бейю бухнулась перед женщиной в буром платье на колени и отчаянно взмолилась о помощи. Та сначала испуганно отпрянула, но все-таки не сбежала, прислушалась. Осенила плачущую Бейю знаком своего бога, вздохнула:
– Это с матерью-настоятельницей говорить надо, не со мной.
А потом все-таки объяснила, как добраться до их то ли капища, то ли жилища, называвшегося «монастырь».
До монастыря – высокого серого дома с окнами в два ряда – они дошли втроем. Внутрь зашли только Бейю и Блис: брать с собой мальчика в жилище строгих целомудренных жриц сестра не решилась. А обратно Бейю вышла одна. Вышла – и сразу же принялась успокаивать недоумевавшего Беорна, объяснять, что добрые жрицы взяли Блис к себе на воспитание, что всё с ней будет хорошо и что в жертву своему богу они ее точно не принесут. Рассказывая всё это, Бейю пыталась улыбаться – а у самой из глаз катились крупные слезы.