Но ведь это все равно был ее родной клан – совсем маленький, почти выбитый на саксонской войне, так и не оправившийся от потерь, зато ставший как никогда сплоченным. «Пусть нас мало, пусть мы бедны, но зато мы, слава богу, Плант-Гурги», – то и дело слышала Гвен в детстве от родственников. Оттого и верила она, хоть и числилась давным-давно уже не в Плант-Гурги, а в Вилис-Румонах, что не отвернется клан от своей отпавшей веточки, что поможет найти хотя бы временное пристанище ее нынешней маленькой семье. Да и просто хотелось после долгих лет разлуки очутиться на улочках родного городка, полюбоваться с высокого холма на тучи, клубящиеся над темной бугристой вершиной Бронн-Веннели – и непременно хотя бы украдкой бросить взгляд на дом своего детства.
Вспомнив родные места, Гвен тихонько вздохнула. Каким-то стал ее город за столько лет разлуки? Может, и не отыщет она в нем своего дома, и вообще не узнает Босвены, как не узнала уже ни Кер-Уска, ни Кер-Тамара – вроде бы, похорошевших, разросшихся, но ставших совсем другими, совсем чужими. Эх, прав был, похоже, Эрк, рассуждая о всё время меняющихся городах и вечных, неизменных дорогах. Впрочем, кажется, теперь в Керниу даже дороги изменились – стали шире, прямее, оживленнее. Неужели из прежнего здесь остались лишь холмы да вересковые пустоши?
А потом Гвен посмотрела на прикорнувшего у нее на коленях Беорна, – и вдруг улыбнулась. Вот же оно, счастье, посапывает доверчиво рядом – что тебе еще надо, Гвеног? А всяким дурацким мечтам о родных местах и правда лучше не предаваться – чтобы не разочароваться потом. И вообще, кто будет следить за дорогой? Не ровен час, начнутся ухабы – а ну как колесо застрянет или, того хуже, лошадь ногу повредит!
Несмотря на многие годы кочевой жизни, долгих путешествий Гвен не любила. А уж нынешняя дорога выдалась для нее если не самым трудной, то уж точно самой беспокойной. Все эти дни Гвен только и делала, что тревожилась – сначала за слегшую от странной сидовской болезни Этайн, а теперь вот сразу и за Робина, и за Беорна.